Послышались восхищенные возгласы, опять раздались аплодисменты.
— Пуск был произведен двумя тридцать пятыми “сушками”. Для движущихся целей мощность может быть вдвое меньше. Время жизни техники противника на поле боя определяется только временем подлета авиации, — объяснял генерал, довольно щурясь. — Параметры цели задаются автоматически без участия человека. Компьютер через телекамеру распознает “противника” и наводит ракету. Сейчас для обезвреживания неразорвавшихся боекомплектов целей на полигон будет послана группа саперов. Мы с вами, товарищи, можем пока плотненько пообедать, согреться, так сказать, чтобы не простыть по такой погоде, а потом предлагаю подъехать на полигон и осмотреть, что осталось от техники.
— Да ни хрена там не осталось! Металлолом! Железо! Потрясающая эффективность! — загалдели генералы. Александра Антоновича окружили со всех сторон, стали расспрашивать о системах.
— Да я не специалист. Это все наши разработчики, цеховики. Они скоро подъедут. Мое дело — наука, — отмахивался Александр Антонович.
— Видите, как может быть эффективна наука, стоящая на страже интересов государства, — наставительно сказал генерал, дружески похлопав Александра Антоновича по плечу.
За столами сидели поступающие в аспирантуру, что-то быстро строчили на больших проштампованных листах. Митя нервничал и грыз ручку. Все происходило в кабинете философии, заставленном шкафами с потрепанными книгами. А где еще можно сдавать философию? Впрочем, Залесову сейчас никакие философские книги не могли помочь — он не знал оба вопроса.
— Господа поступающие, я выйду, а вы посидите, пожалуйста, тихо, — попросила экзаменаторша — толстая пожилая женщина в очках, вставая из-за стола. — Через двадцать минут придет комиссия, и мы начнем, — она направилась к двери. — Кстати, тут за шкафами у нас сидит лаборантка, она за вами проследит, так что списывать и не пытайтесь. Людочка, пожалуйста.
— Да-да, Маргарита Львовна, — раздался из-за шкафа писклявый голос Людочки.
Но как только тетка вышла из кабинета, все тут же зашуршали “шпорами”. Митя кинулся к подоконнику, на котором у него стояла большая дорожная сумка, вытащил “Большой философский энциклопедический словарь”, быстро сунул его в стол. Потом оглянулся и стал лихорадочно перелистывать страницы. Нашел статью о Камю, стал торопливо читать…
Специальность прошла на ура. Он, как автомат, тараторил ответы, выказывая необыкновенно глубокие знания в области синтаксиса и семантики. Ему даже показалось, что Крошка Цахес с Найденовым его не слушают — пока он отвечал, они о чем-то перешептывались. Игонина задала только один дополнительный вопрос, касающийся темы его диссертации, после чего его отправили “погулять”, пока сдадут остальные. Найденов сказал, что у него блестящие знания, и он надеется скоро оказаться на Митином банкете по случаю защиты. Если уж Найденов сказал!…
Английский тоже прошел более-менее благополучно. Правда, в переводе по грамматике Митя грубейшим образом нарушил согласование времен и еще несколько раз забывал про артикли — у него с этим всегда было неважно, — но комиссия была очень лояльна, и он получил “добротную” четверку.
Философия еще со студенческой скамьи была для него камнем преткновения. Он ничего не понимал в этой зауми, да и не пытался понять, предпочитая перекатывать у соседей конспекты и готовить “флаги”, совсем не вникая в смысл написанного.
Переписав статью о философских взглядах Камю, Митя снова принялся листать словарь. Ему нужна была статья об эмпирическом опыте. Он, конечно, примерно догадывался, что это такое, но вот как сказать об этом, чтобы получилось умно?…
Митя зашел на кафедру. Таня оторвалась от компьютера, Рашид от контрольных работ, которые всегда стопками лежали на его столе.
— Сдал? — спросили они в голос.
Митя выкинул вперед пятерню с растопыренными пальцами.
— Молоток! А говорил, что ничего не знал! — язвительно заметила Татьяна.
— И не знал, и не знаю, и не буду знать, — улыбнулся Митя. — Я им всего минут пять отвечал. Как только начинаю ерунду лепить, сразу руками машут, чтоб замолк и не позорился перед другими. Это все Крошка Цахес, дай бог ей здоровья! Человек печется о будущем кафедры. И с экзаменами помогла, и с халтурой… — Митя прикусил язык — с радости он чуть не проговорился насчет корейцев.
— Что за халтура? — сразу заинтересовался Рашид. — Мне нельзя пристроиться? А то в начале года вообще полный голяк!
— Да нет, там курсы в Твери, уже набрали состав, — начал завирать Митя. — Я в последнюю минуту втиснулся.
— Ну ладно, аспирант, с тебя бутылка, правда Танюха? — подмигнул лаборантке Рашид.
— Конечно, вина какого-нибудь сухенького, — предложила Таня.
Митя полез по карманам. После падения “травяного” канала дела шли из рук вон плохо. Отдохнув в Испании, Вика вдруг решила обновлять мебель в гостиной, мол, неприлично с родительским старьем жить, и все сбережения, конечно, грохнули на эту “обновку”. В начале года никаких “пеньков” на горизонте не наблюдалось — будущие абитуриенты еще гоняли в футбол или таскались по дискотекам, откладывая на завтра то, что можно сделать сегодня. Поэтому Крошкино предложение насчет корейцев оказалось как нельзя кстати, и теперь, до начала занятий в аспирантуре, он опять возьмет львиную часть нагрузки на себя. Спасибо, конечно, Маркуше за то, что помог, подхватил, но… Зачем же ему свое кровное отдавать, самой заведующей предложенное? Он наскреб деньги на бутылку.
— Ладно, будет вам сухое. Бегите за бутербродами.
Митя зашел в общежитие, поздоровался с вахтершей на вертушке.
— А ваш товарищ сегодня тоже проходил. Часа четыре с ними занимается, — доверительно сообщила вахтерша.
Митя нахмурился. Маркуша не должен был сегодня заниматься с корейцами. Сегодня был Митин день. Всему происходящему было только одно объяснение…
Митя поднялся на третий этаж, где жили иностранцы, позвонил в дверь. Кто-то глянул в глазок, послышался шорох, какая-то возня, корейцы между собой о чем-то тихонько переговаривались за дверью.
— Да откройте же преподавателю! — попросил Митя.
Ему открыл Чанг. Он был в майке и шортах, жевал резинку. Даже еще не ощутив спиртной запах, перебиваемый жвачкой, по глазам, Митя понял, что кореец изрядно пьян.
— Здравствуйте, — сказал Чанг, с трудом ворочая языком. — Мы не хотим… учить… сегодня…
— Вы не можете сегодня заниматься, потому что пьяные, — поправил его Митя. — Это безобразие! — он решительно вошел в прихожую, направился в комнату, где они всегда занимались.
На кровати Чанга поверх покрывала мирно спал пьяный в дым Маркуша. Чанг развел руками и виновато улыбнулся, мол, я ничего не мог поделать.
— А где Пак и Ян? — поинтересовался Митя.
Чанг жестом показал, что они спят в своих комнатах. Ну да, он только что слышал, как они спят, стоя под дверью! Трусят, сволочи! Митя заговорил с Чангом по-английски — так было проще. Выяснилось, что Маркуша приперся к ним сегодня утром с похмелья и предложил провести занятия в неформальной обстановке — за бутылкой — познакомиться поближе, узнать много новых слов. Денег у него, конечно, не было. Наивные корейцы, мало что понимающие в российской жизни, восприняли его предложение серьезно — тут же побежали в магазин за водкой и закусками. Маркуше, конечно, не хватило. Он послал их еще раз…
Пока Чанг рассказывал о случившемся, Митя потихоньку закипал. Он вдруг почувствовал ненависть к этому сытому и пьяному здоровяку, храпящему на кровати бедного корейца.
— Что же он делает, скотина? — пробормотал Митя. Он подошел к Маркуше и стал его трясти за плечо. Маркуша застонал, но не проснулся. Тогда Митя сдавил ему пальцами нос. Маркуша отчаянно замахал руками и открыл глаза.
— О, Борменталь, нам тебя не хватало! — обрадовался он и потянулся, чтобы обнять нежданно явившегося друга, но Митя отстранился.
— Маркуша, что ты себе позволяешь?! Что они подумают? Ты сорвал мое занятие! Вставай немедленно! — закричал Митя.
Маркуша удивленно захлопал глазами. Сел на кровати. Испуганный Чанг торопливо вышел, предоставив русским возможность разбираться без него.
— Чего ты орешь, Борменталь?! Думаешь, крутой препод, иностранцам русский язык месяц втюхиваешь? Да я, между прочим, четыре года таких пеньков учил! Они у меня потом, как на родном, болтали! Я знаю, как с ними заниматься! А ты, говнюк, только пришел, а туда же! — прооравшись, Маркуша слегка успокоился. — Ну ладно-ладно, пошумели и хватит. Мы ведь Крошке про сегодняшнюю пьянку ничего не скажем, правда? Заработали мы с тобой по десять “баксов”, Борменталь?
— Не заработали! — строго сказал Митя. — Ты должен перед ними извиниться за такое поведение, понял?
— А вот на тебе! — Маркуша показал Мите кукиш. — Извиняться я буду перед всяким говном!
— В таком случае я пожалуюсь на тебя Игониной.
— Да-да, иди, беги, стучи Крошке! Она это любит! Давай-давай, говнюк!
— И не смей называть меня говнюком! — взвился Митя.
— А кто ты еще есть? Эй, мистер Чанг! — закричал Маркуша.
В дверях возник кореец.
— Ну что, еще по бутылочке вмажем для полного счастья? — Маркуша щелкнул себя пальцами по горлу и рассмеялся.
— Вма-жэм! — улыбаясь, произнес кореец. Он достал из кармана шорт кошелек.
— Борменталю отдай, он сходит, — приказал Маркуша.
— Я никуда не пойду. А вот ты сейчас отсюда немедленно уйдешь! — сказал Митя.
— Да ладно ты, говнюк, не кипятись! Завтра позанимаешься!
Митя, больше не в силах сдерживаться, подскочил к Маркуше, ткнул кулаком в подбородок, схватил за ворот рубахи, сдавливая горло. Маркуша на секунду оторопел, но потом перехватил его руки и сжал их так, что у Мити потемнело в глазах.
— Ты со мной не тягайся, говнюк! Я тебя зарою, если надо будет! — Митя увидел, как сузились до размеров точки Маркушины зрачки. — Не мешай мне жить! — Маркуша оттолкнул его от себя, и Митя полетел на пол.
Очумевший от всего происходящего Чанг бросился поднимать преподавателя, но Митя поднялся сам, выбежал из комнаты, хлопнул входной дверью.
Он шел по коридору, не видя ничего перед собой. Глаза налились кровью, в висках стучало. Он хотел немедленно позвонить Крошке и доложить о случившемся, но, пока спускался до вахты, подумал, что в таком состоянии ничего не сможет толком рассказать — гнев душил его. Митя посмотрел на запястья со следами Маркушиных пальцев. Наверняка будут синяки. Ничего, он потерпит до завтра. А завтра покажет ему небо в алмазах! Еще посмотрим, кто кого!
Домой Митя в таком состоянии ехать не решился — еще напугает ребенка своими бешеным видом! Поехал к Насте. Маркушу она знает, как облупленного, как никак у ее мамы диссертацию делал, целыми днями в кабинете штаны просиживал, под диктовку за Зоей Павловной писал. У самого-то мозгов только на выпивку хватает! А Настене поплакаться в жилетку не грех…
Когда на следующий день Митя зашел на кафедру, Маркуша был уже там. Он сидел за своим столом, опустив голову, и делал вид, что читает какую-то брошюру. Митя глянул на него и понял, что он успел наябедничать первым. Тем хуже для него! Кроме Маркуши на кафедре были также Рашид, Таня и Анечка.
— Ольга Геннадьевна, я хотел бы с вами поговорить, — начал Митя. — Вчера у нас произошло ЧП с корейскими студентами.
— Знаю — знаю, — закивала Крошка Цахес. — Мне Георгий Васильевич уже все доложил. У корейцев была пьянка, в которой вы с Марковым приняли непосредственное участие. Пьянка закончилась безобразной дракой на глазах у студентов.
— Ольга Геннадьевна, я вчера с ними не пил! — возмутился Митя. Но Крошка Цахес его словно не слышала.
— Знаете что, Залесов, если уж и выгонять с кафедры Маркова, так и вас заодно. Сколько раз вы были замечены в совместном распитии на кафедре? Хотя и я, и Зоя Павловна, в свое время, строго-настрого запретили какие-либо пьяные сборища! Здесь вам не распивочная, Залесов! Здесь технический университет, в котором учатся иностранцы! На первый раз получите по выговору без занесения. Свободны!
— Ольга Геннадьевна, да я же!… — начал было Митя.
— Свободны! — повторила Крошка, и так зыркнула на Митю, что он понял, какие-либо оправдания бесполезны.
— Нет, Ольга Геннадьевна, что значит без занесения? — взвился со своего места Маркуша. — Я с Залесовым работать не могу! Он меня оскорбил рукоприкладством! Давайте поставим вопрос ребром: или я, или он!
— Георгий Васильевич, ну зачем же так обострять? — слегка смягчилась Игонина.
— Работать с Залесовым я не буду! — твердо сказал Маркуша.
— Залесов зачислен в аспирантуру и останется на кафедре только на полставки. Вторую половину я хотела поделить между вами и Рашидом Бектемировичем. Помочь, так сказать. Может, вы как-нибудь договоритесь?
Маркуша упрямо мотнул головой, достал из ящика стола лист бумаги и стал писать заявление. Воцарилась тишина, все смотрели на пишущего Маркушу. Он поставил размашистую подпись и положил лист на стол Игониной. Ольга Геннадьевна прочитала заявление и отложила бумагу в сторону.
— Я попрошу выйти всех, кроме Маркова, — сказала она громко.
В коридоре Рашид ободряюще хлопнул расстроенного Митю по плечу.
— А ты молодец, Дмитрий, — сказал он. — Кто-то должен был это сделать.
— Ну да, сделал! И что теперь? — вздохнул Митя. — Как работать?
— Ты не бойся, — Рашид отвел Митю в сторону, чтобы не слышали девицы, сказал тихо: — Вот увидишь, она ему мозги вправит. Думаешь, Крошка не понимает, кто во вчерашнем виноват? Все она прекрасно понимает. Справедливую строгость проявляет. Колбасится дамочка. А Маркуша прекрасно знает, что заявление она ему никогда не подпишет. Он этих заявлений уже штук пять писал. Как только она на него наедет, он сразу писать, а потом оба делают вид, будто ничего и не было. Так что ты не суетись и позиций не сдавай.
— Постараюсь, а все равно — как теперь работать?
— Ничего, стерпится — слюбится. Я тут все-таки не первый год задницей трясу.
С кафедры вышел Маркуша, лицо его было красным. Он подошел к Мите и сказал скороговоркой, не глядя ему в глаза.
— Ладно, Дмитрий Алексеевич, извините. Нам еще с вами работать, и нечего из избы хлам выносить. Перед студентами я извинюсь, — он протянул руку. Митя помедлил несколько секунд, колеблясь, вяло пожал ее.
Маркуша кивнул всем на прощание и пошел, втянув голову в плечи.
— Опохмеляться пошел, — вздохнула Анечка.
Митя с уважением посмотрел на Рашида, пожал ему руку.
— Ты пока на глаза Крошке не попадайся, пускай поостынет, — посоветовал Рашид. — Она тебе попозже сама всю нагрузку по корейцам отдаст, вот увидишь, — на минуту он о чем-то задумался, глядя в пространство. — Что ты сегодня делаешь?
— Я? Ничего, — пожал плечами Митя. — Домой иду, к жене.
— Дома опять грузанешься. Пошли в гости к одной женщине? Посидим, чайку попьем. Развеешься, заведешь новое знакомство. Хорошая женщина, умная. У нее двое детей.
— А зачем мне это? — спросил Митя.
— Да так, узнаешь кое-что из нашей универовской жизни. Не все же тебе в невинных девушках ходить, — Рашид по-доброму улыбнулся. — То, что с тобой вчера случилось, Залесов, выеденного яйца не стоит. Маркуша хоть и сволочь, но правильно сказал: “Хлам не выноси.” Пускай лежит — авось сгодится.
По дороге Рашид купил большой торт и бутылку сладкого вина. Они ехали на “Бабушкинскую”, и хотя Митя жил совсем в другом конце города, теперь он уже втайне радовался тому, что не лежит на диване ни у Настены, ни дома, страдая по поводу вчерашней драки и сегодняшнего крутого разговора с Крошкой. “Тонкий психолог, этот мусульманин, — думал Митя. — Все-то он на свете знает: и про баб, и про наркотики. И чего я раньше его не замечал? Ну да, друг Маркуша настроил. Гнилой говорит. А сам-то он не гнилой? Фрукт!”
Им открыла миловидная светловолосая женщина лет тридцати. Видно было, ждала гостей — на ней было закрытое вечернее платье, на голове — пышная прическа.
— Вера, — представилась она Мите, протягивая руку тыльной стороной ладони вверх.
Митя растерялся и руку поцеловать не решился — только пожал легонько. Рашид отдал ей коробку с тортом и какой-то сверток, который извлек из портфеля, она пригласила их в комнату. Стол был накрыт человек на десять. Но других гостей пока не было видно. Они сели на диван, а Вера исчезла на кухне.
— Ну вот, а говорил к женщине! — шепнул Рашиду Митя. — Тут намечается большая тусовка. День рождения?
— Да, — кивнул Рашид. — Помнишь Эдгара Рахимовича?
Митя пожал плечами.
— Кто это?
— А, ну да! Мимо тебя скандал прошел — ты тогда еще только устраивался. Проректор по АХЧ. Хороший дядька, его летом повязали его на взятке. Не взятка — так, мелочь. И ведь не для себя брал, для других. А те, для кого брал, его и подставили. Помешал он кому-то. Ну, я-то знаю, кому, — Рашид многозначительно замолчал.
— Кому? — полюбопытствовал Митя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31