Мы не можем все это так оставить.
Эдвард вздохнул.
– Единственный способ покончить со сплетней – это предать дело гласности. Полиция сможет быстро установить, кто написал анонимку… Но тогда неизбежен судебный процесс, а ведь Квентин и слышать об этом не хочет.
– Но когда он узнает об анонимке…
– Труди, это ничего не изменит. Мы придем к тому, на чем остановились в субботу. Я предлагаю другой вариант. Почему бы тебе не уехать? Совсем ненадолго… Я уверен, что тетушка Мюриел будет счастлива, если ты ее навестишь.
Труди взглянула на него с изумлением.
– Как? Оставить тебя одного? Папа, ты понимаешь, что говоришь?…
– Со мной ничего не случится, и ты прекрасно об этом знаешь. Мне не впервой самому о себе заботиться. Думаешь, легко наблюдать, как ты терзаешься день за днем? Честно, Труди, я был бы гораздо счастливей, если бы избавил тебя от всего.
Слезы хлынули градом.
– Как же ты глуп, старина! Ведь ты же знаешь – я ни за что не уеду! Если ты сможешь все это выдержать, то, значит, и я буду рядом. Мне только больно выслушивать всякие гадости, которые говорят про тебя. Папа, я так страдаю!
Эдвард сжал кулаки, начав сомневаться в том, что выиграет битву.
– Перестань плакать, Труди. Я что-нибудь непременно придумаю.
– Может, нам вместе уехать? Именно это советовал Квентин, и мне кажется, он был прав.
– Как? Оставив позади эти сплетни? Нет, моя дорогая! Я не могу убежать, как преступник.
– Папа, я прекрасно тебя понимаю… И я восхищаюсь тобой. Но если ты не сможешь оправдаться публично, какой же смысл оставаться здесь? Ты будешь думать и думать об этом, пока не сойдешь с ума.
– Со мной ничего не случится, – безжизненным голосом сказал Эдвард.
– Нет, папа, ты не прав. И ты прекрасно знаешь об этом. Ты выглядишь очень усталым и почти ничего не ел со вчерашнего дня. Признайся, нервы у тебя на пределе… Сначала мне тоже казалось, что все как-нибудь обойдется, но ты здорово изменился, начав получать эти письма. Если так и дальше пойдет, ты действительно заболеешь. Тебе необходимо сменить обстановку – просто немного отвлечься… Не могли бы мы вместе ненадолго уехать?…
– Бегство есть бегство. Неважно, на месяц или вообще навсегда.
– По мне так лучше бы навсегда. Оставшись здесь, мы только будем терзать себя. Но на переезд ведь нужны деньги?
– Нужны. Но дело не в деньгах… Мы сможем заложить наш дом – теперь он стоит гораздо больше, чем когда я его купил… Да и сад у меня на диво… – он замолчал, глядя поверх посаженных им деревьев на ухоженную траву, на маленький летний домик, построенный на опушке леса, на склоны холма с цветущими бледно-лимонными примулами… Сколько труда и любви вложено в эти несколько акров!
– Есть и другие сады, дорогой, – утешила его Труди, проследив за его взглядом. – Я знаю, для тебя это будет ударом, но признайся, сейчас это все – удовольствие маленькое… Никто не требует немедленного решения. Почему бы нам не отправиться в путешествие, совсем ненадолго, всего, быть может, на месяц? Помнишь, ты когда-то мне обещал? А когда мы вернемся, возможно, все уже образуется… Если же нет, мы всегда найдем хорошее местечко где-нибудь подальше отсюда.
Эдвард поднялся.
– Я подумаю, Труди. Это все, что я могу пока обещать. Я слишком стар, чтобы сразу вот так обрубить свои корни.
Он прошел в небольшую комнату, которая служила ему кабинетом, опустился в старое обитое кожей кресло с чувством, близким к отчаянию. Возможно, он слишком устал, и то философское настроение, на котором он держался всю жизнь, теперь уже не спасало. Он был в ужасе от того, что в его душе поселился гнев – чувство, которого он всегда избегал. Он почти ненавидел девушку, ставшую причиной его несчастий. Зло, исходившее от нее, отравило его.
Он постарался не думать об этом и трезво взглянуть на вещи. Его положение хуже, гораздо хуже, чем он раньше предполагал. Здравый смысл диктовал немедленно покинуть поселок. Здравый смысл его любящей и простоватой дочери Труди… Долг по отношению к ней перевешивал его стариковские чувства, его боязнь бросить все, к чему успел привязаться. Долг и холодный, рассудочный здравый смысл, присущий Квентину, для которого стремление к истине не что иное, как донкихотство. Так или иначе Труди, безусловно, права, продолжая настаивать на своем. Он ничего не добьется.,. Всему виной его проклятая гордость! Но если решиться уехать, достигнет ли он равновесия и покоя? Разве что Труди станет полегче… И как начать снова писать, смирившись с несправедливостью? Без дома, без привычных интересов, отказавшись полностью от борьбы? Сделать тот единственный шаг, против которого так восстает его сердце? Позорное бегство! Неужто настолько бесславно пройдут его последние дни?…
Эдвард беспокойно вскочил, и ноги сами понесли его на лужайку. Разворошить бы сено в оранжерее, да лень! Он присел на траву и взглянул на Бродуотер, как глядел все эти годы. Он будет тосковать по нему и по всему остальному… И где взять средства на жизнь? Как же решиться?
Внезапно в кустах послышался шорох и из них показалась знакомая розовая мордашка.
– Хэлло, мистер Лэтимер!
– Хэлло, Кэрол Энн, – ответил Эдвард, заставив себя улыбнуться. – Я что-то давненько тебя не видел.
Девчушка хитровато прищурилась.
– Я больше с тобой не играю.
– Ничего, дорогая… Мне тоже что-то не хочется…
– Мама мне запретила.
Эдвард вздрогнул, как от удара, и в ту же секунду из соседнего дома позвали:
– Кэрол Энн! Сейчас же иди сюда!
Девчушка вспорхнула, бросившись к дому. Эдвард вновь услыхал сердитый голос няньки:
– Ах, противная ты девчонка! Мама запретила тебе там бывать.
Раздался шлепок и затем отчаянный рев.
Эдвард нахмурился, не в силах сдвинуться с места, но через мгновение нетвердой походкой направился к дому. Труди, выглянув из окна, поспешила навстречу.
– Что случилось, отец? Опять что-нибудь нехорошее? Лэтимер застонал.
– Я изгой, Труди! Даже детям запрещают ко мне подходить.
– Какой ужас! В самом деле?…
– В это трудно поверить, не так ли? В глазах окружающих я – старый пакостник, которого следует остерегаться. Подумать только, что всему виной эта женщина!
Таким мрачным Труди еще никогда его не видела.
– Ну что ж, тогда решено! – резко сказала она. – Мы с тобой уезжаем. Теперь-то, папа, и ты понимаешь…
– Конечно, Труди, конечно… – Эдвард слишком устал, чтобы спорить. – Мы уедем и никогда не вернемся. Какой же смысл, когда связаны руки. Наверное, я прямо сейчас позвоню Квентину и все ему сообщу.
В этот вечер они почти не говорили о будущем. Труди, считая, что отдых превыше всего, предлагала поехать в Швейцарию, где в прошлом году одна из ее старых школьных подруг провела замечательный отпуск. Она откровенно радовалась, а Эдвард все больше мрачнел. Сказалась усталость, и ровно в десять он отправился спать. Когда Труди, которая любила поспать утром, спустилась вниз на следующий день, то с удивлением обнаружила, что Эдвард позавтракал и, заметно повеселев, наливал кофе в термос.
– Собираюсь поохотиться в солончаках, – сказал он. – Ты, надеюсь, не против?
– Конечно, папа, делай, что хочешь, – Труди с беспокойством оглядела его. – Сегодня жаркий денек, ты не слишком устанешь?
– Мне это пойдет лишь на пользу, – уверенно ответил Эдвард.
– Хорошо, дорогой, только не задерживайся там слишком долго, а то я начну волноваться. Мне самой нужно в Рэмсфорд, но к чаю я постараюсь вернуться.
Эдвард уехал, а Труди, облегченно вздохнув, вернулась к обычным делам. Теперь-то все обойдется, казалось ей. Добравшись на автобусе до города, она перекусила в кафе, побродила по магазинам и вернулась домой, совершенно раскисшая от жары.
К пяти возвратился Эдвард, и Труди, взглянув на него, пожалела, что утром позволила ему уйти. Он выглядел больным, был бледен как полотно и сказал, что у него болит голова. Вдобавок Эдвард посеял где-то панаму. Он что-то еще бормотал, пытаясь описать этот день, и Труди совсем испугалась. Эдвард улегся в постель у себя на втором этаже, а Труди послала за доктором.
Доктор Скотт, моложавый и привлекательный, не замедлил приехать к старому пациенту. Спустившись вниз после небольшого осмотра, он поспешил успокоить Труди.
– Не стоит так волноваться. С ним ничего серьезного. Просто после прошлогоднего удара ему нельзя ходить без панамы. Нервы… Реакция на то, что случилось.
Труди кивнула.
– Мы хотим ненадолго уехать. Как вы считаете, пойдет это нам на пользу?
– Самое лучшее, что можно придумать. Только постарайтесь избегать переутомлений. Но для начала нужен полный покой. Пару дней подержите его в постели… – Скотт усмехнулся. – Если, конечно, вам это удастся!
Он считал Эдварда самым непослушным из своих пациентов.
Труди позвонила Хью, попросив отложить приезд на уикенд, и сообщила Квентину. Головные боли держались еще пару дней, сопровождаясь температурой. Нарушился сон, несмотря на снотворные, и Труди слышала, как Эдвард в забытьи ворчал и ругался. В основном он бредил этой девчонкой по имени Хелен Фэрли, употребляя слова, которых, как думала Труди, он никогда и не знал.
К воскресенью Эдварду стало получше, и он встал с постели вопреки настояниям Труди. В полдень приехал Квентин.
Труди встретила его у калитки, подробно обрисовав ситуацию.
– Теперь ему лучше, – уверяла она, – но я сходила с ума. Вид у него был просто ужасный. Ему так досталось за эту неделю, Квентин, ты просто не представляешь… Но, слава Богу, мы, кажется, уезжаем.
Квентин серьезно кивнул головой.
– Это единственная возможность – я ведь так и советовал, но он и слушать меня не хотел. Он должен был сам прийти к этой мысли, бедняга! Ну что ж, у меня для него неплохое известие. Давай-ка посмотрим на инвалида…
Эдвард находился в гостиной и выглядел довольно бодро, раскладывая бумаги по множеству маленьких папок, валявшихся рядом.
– Здравствуй, отец! – приветствовал его Квентин, легонько погладив его по плечу. – Ну что же, вид неплохой… Ты что, уезжаешь?
– Да нет, я просто подумал, что снова примусь за книгу. Стоит лишь отдохнуть и осесть на новом месте.
– Книгу? А… «Дикая жизнь на болотах Эссекса». А почему бы и нет? У тебя ведь огромное количество материала. Между прочим, отец, тут продается один дом…
– Вот как?
– Да. На окраине Вудбриджа в графстве Суффолк. По размеру такой же, как наш, и с хорошеньким садиком. Освободится он через месяц. Хозяин – один из моих клиентов.
– Вудбридж? Это ведь на реке?
– Да, на Дебене. Это не совсем обычная местность, но мне сказали, что там достаточно дико, и ты сможешь наблюдать за природой. До города ходит поезд, и потом… – он замолчал, не в силах продолжить.
Эдвард слегка улыбнулся.
– И потом, не слишком близко от Стиплфорда?
– Именно это и нужно. Ведь так? Впрочем, и все остальное выглядит вполне привлекательно. Я думаю, нам подойдет.
– А сколько он стоит?
– С деньгами тоже все будет в порядке. Когда ты продашь этот дом, то даже немного разбогатеешь. Вудбридж – замечательный городок. Хью и Цинтия с удовольствием навестят тебя здесь в выходные, и если ты хочешь, съездим все вместе туда на уикенд. Труди тоже поедет. Ничего, гляди веселей! У нас все будет прекрасно!!
К лужайке подкатила машина, и к домику вверх по тропинке направились двое мужчин.
Глава 6
Квентин подошел к двери.
– Добрый день, сэр, – произнес тот, что был пониже, джентльмен лет пятидесяти, седоватый, с глубокими морщинами у глаз. – Скажите, дома мистер Лэтимер?
– Да, конечно, – ответил Квентин, встревоженно вглядываясь в их лица.
– Меня зовут инспектор Хольт, отдел уголовного розыска. Я бы хотел его видеть.
Квентин нахмурился.
– Папа себя неважно чувствует, должен я вам сообщить. Что случилось, инспектор? Что-то связанное с поездом? Разве вы не покончили с этим?
– Не совсем, сэр, – Хольт, по всей вероятности, был прекрасно осведомлен. – Возникли кое-какие последствия. Я постараюсь быть кратким.
– Ну что ж, ваше право, – Квентин неохотно открыл им дверь. – Идите за мной.
Он первым вошел в гостиную, за ним инспектор с небольшим чемоданчиком. Сержант замыкал шествие. При виде гостей Эдвард ахнул от удивления.
– Привет, инспектор! Какими судьбами? – воскликнул он и неожиданно покраснел. – Вы по работе? Я ведь слегка не у дел, вы, наверное, в курсе?
– Да, сэр, так точно, – смущенно кашлянул Хольт. – Весьма неприятное дельце… Я сильно расстроился, когда узнал обо всем. А это – сержант Фэрроу.
Эдвард учтиво кивнул.
– Мы, кажется, встречались в суде. Присаживайтесь, пожалуйста.
Оба сконфуженно замолчали. Хольт начал первым:
– Простите, что мы ворвались к вам в воскресенье, дорогой мистер Лэтимер, но другой возможности нет. Речь идет все о той же особе, с которой вы возвращались.
– Да что вы? – с любопытством произнес Эдвард.
– Ее обнаружили мертвой.
В комнате стало тихо. Первой вскрикнула от ужаса Труди. Квентин воскликнул: «О Боже!»
Эдвард недоверчиво уставился на инспектора.
– Что же случилось?
– Сэр, ее задушили.
– Где?
– Неподалеку отсюда. Знаете поселок Кауфлит, вверх по реке? Милях в двух от поселка в солончаках рядом с маленькой бухтой валяется остов брошенной баржи. Труп обнаружил один из яхтсменов вчера во время соревнований.
– Понятно… – медленно протянул Эдвард. – Когда же это случилось?
– Два или три дня назад.
– Полиция вышла на след убийцы?
– Нет, сэр. Пока еще нет.
Лэтимер помрачнел и откинулся в кресле.
– В это трудно поверить!
– Так вы явились сюда сообщить это нам, дорогой инспектор? – поинтересовался Квентин.
Хольт почувствовал себя неуютно. За тридцать лет своей службы в полиции ему пришлось заниматься убийствами всего дважды, и оба случая были очень простые. Еще ни разу он не допрашивал мирового судью, да еще такого, которого уважал с давних лет. Он вновь сконфуженно кашлянул.
– Дело в том, мистер Лэтимер, – сказал он, обращаясь к Эдварду, – что в сумочке у покойной обнаружили странную вещь. Вот мы и решили поинтересоваться у вас, – он достал портмоне и вытащил из него обрывок бумаги. Эдвард взял бумажку в руки и показал Квентину, стоявшему сзади. Обрывок был верхней половиной листа из блокнота Эдварда с его телефоном и адресом. В левом верхнем углу карандашом была нацарапана карта окрестностей Кауфлита и на ней несколько названий печатными буквами. Весь текст, очевидно, остался на второй половинке, за исключением фразы «Дорогая мисс Фэрли!», написанной почерком Лэтимера.
– Папа! Ты что, ей писал? – с гневом воскликнул Квентин. – И не сказал мне об этом?
Эдвард смутился…
– Я уже отправил это письмо, Квентин. Еще до того, как вышел спор. Ты был так отчаянно против контактов с ней, что мне показалось неловко что-либо тебе сообщать. Вернуть его я не мог.
Квентин недовольно присвистнул.
– Правый Боже! И что же там было?
– Я написал, что если она не откажется от своего дикого обвинения, с моей жизнью в поселке будет покончено. И я воззвал к ее совести, умоляя рассказать суду правду. Вот и все…
– Когда, вы говорите, вы написали это письмо, мистер Лэтимер? – спросил Хольт, разглаживая обрывок. – Как вы могли разглядеть, дата отсутствует.
– Неделю назад, инспектор, – я отправил его с вечерней почтой.
– Вы писали ей только однажды или несколько раз?
– Только однажды. Это письмо перед вами. Вернее, его обрывок.
– Сэр, для чего была предназначена карта?
– Я ничего не знаю об этом. Рисунок не мой, – Эдвард почувствовал раздражение. – Вы, видимо, склонны предположить, что это часть письма, в котором я назначаю ей встречу, и что именно я рисовал эту карту?
– Папа! – закричал Квентин. – Ты думаешь, что ты сейчас говоришь?
Эдвард успокаивающе похлопал его по плечу.
– Квентин, ты даже не знаешь, насколько я вовлечен в это дело… Должен вам сказать, мой милый инспектор, что все обстояло иначе. Я действительно собирался встретиться с мисс Фэрли на прошлой неделе, но это она выбирала место для встречи, и, как можно предположить, нацарапала карту на обрывке письма.
Квентин с яростью посмотрел на него.
– Ты собирался с ней встретиться?!…
– Я даже ходил к месту встречи, – признался Эдвард. Все замолчали… Хольт размеренно произнес:
– Мне бы очень хотелось добраться до истины, дорогой мистер Лэтимер. Однако, имея в виду все, что вы здесь рассказали,, мне, очевидно, придется уведомить вас, что вы отнюдь не обязаны…
– Все в порядке, инспектор, я знаю законы. Но мне нечего скрывать…
– Папа, послушай! – настойчиво прервал его Квентин. – Перестань городить эту чушь! Вот послушай меня…
– Квентин, не нужно. Мой долг – рассказать инспектору все, что я знаю. Мне слишком долго мешали… С этого момента решать буду я… – Лэтимер побледнел и решительно взглянул в глаза Хольту. – Вот что на самом деле случилось, мой милый инспектор: в прошлую пятницу я получаю письмо от Хелен. В нем она утверждает, что хочет видеть меня одного и по очень важному делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Эдвард вздохнул.
– Единственный способ покончить со сплетней – это предать дело гласности. Полиция сможет быстро установить, кто написал анонимку… Но тогда неизбежен судебный процесс, а ведь Квентин и слышать об этом не хочет.
– Но когда он узнает об анонимке…
– Труди, это ничего не изменит. Мы придем к тому, на чем остановились в субботу. Я предлагаю другой вариант. Почему бы тебе не уехать? Совсем ненадолго… Я уверен, что тетушка Мюриел будет счастлива, если ты ее навестишь.
Труди взглянула на него с изумлением.
– Как? Оставить тебя одного? Папа, ты понимаешь, что говоришь?…
– Со мной ничего не случится, и ты прекрасно об этом знаешь. Мне не впервой самому о себе заботиться. Думаешь, легко наблюдать, как ты терзаешься день за днем? Честно, Труди, я был бы гораздо счастливей, если бы избавил тебя от всего.
Слезы хлынули градом.
– Как же ты глуп, старина! Ведь ты же знаешь – я ни за что не уеду! Если ты сможешь все это выдержать, то, значит, и я буду рядом. Мне только больно выслушивать всякие гадости, которые говорят про тебя. Папа, я так страдаю!
Эдвард сжал кулаки, начав сомневаться в том, что выиграет битву.
– Перестань плакать, Труди. Я что-нибудь непременно придумаю.
– Может, нам вместе уехать? Именно это советовал Квентин, и мне кажется, он был прав.
– Как? Оставив позади эти сплетни? Нет, моя дорогая! Я не могу убежать, как преступник.
– Папа, я прекрасно тебя понимаю… И я восхищаюсь тобой. Но если ты не сможешь оправдаться публично, какой же смысл оставаться здесь? Ты будешь думать и думать об этом, пока не сойдешь с ума.
– Со мной ничего не случится, – безжизненным голосом сказал Эдвард.
– Нет, папа, ты не прав. И ты прекрасно знаешь об этом. Ты выглядишь очень усталым и почти ничего не ел со вчерашнего дня. Признайся, нервы у тебя на пределе… Сначала мне тоже казалось, что все как-нибудь обойдется, но ты здорово изменился, начав получать эти письма. Если так и дальше пойдет, ты действительно заболеешь. Тебе необходимо сменить обстановку – просто немного отвлечься… Не могли бы мы вместе ненадолго уехать?…
– Бегство есть бегство. Неважно, на месяц или вообще навсегда.
– По мне так лучше бы навсегда. Оставшись здесь, мы только будем терзать себя. Но на переезд ведь нужны деньги?
– Нужны. Но дело не в деньгах… Мы сможем заложить наш дом – теперь он стоит гораздо больше, чем когда я его купил… Да и сад у меня на диво… – он замолчал, глядя поверх посаженных им деревьев на ухоженную траву, на маленький летний домик, построенный на опушке леса, на склоны холма с цветущими бледно-лимонными примулами… Сколько труда и любви вложено в эти несколько акров!
– Есть и другие сады, дорогой, – утешила его Труди, проследив за его взглядом. – Я знаю, для тебя это будет ударом, но признайся, сейчас это все – удовольствие маленькое… Никто не требует немедленного решения. Почему бы нам не отправиться в путешествие, совсем ненадолго, всего, быть может, на месяц? Помнишь, ты когда-то мне обещал? А когда мы вернемся, возможно, все уже образуется… Если же нет, мы всегда найдем хорошее местечко где-нибудь подальше отсюда.
Эдвард поднялся.
– Я подумаю, Труди. Это все, что я могу пока обещать. Я слишком стар, чтобы сразу вот так обрубить свои корни.
Он прошел в небольшую комнату, которая служила ему кабинетом, опустился в старое обитое кожей кресло с чувством, близким к отчаянию. Возможно, он слишком устал, и то философское настроение, на котором он держался всю жизнь, теперь уже не спасало. Он был в ужасе от того, что в его душе поселился гнев – чувство, которого он всегда избегал. Он почти ненавидел девушку, ставшую причиной его несчастий. Зло, исходившее от нее, отравило его.
Он постарался не думать об этом и трезво взглянуть на вещи. Его положение хуже, гораздо хуже, чем он раньше предполагал. Здравый смысл диктовал немедленно покинуть поселок. Здравый смысл его любящей и простоватой дочери Труди… Долг по отношению к ней перевешивал его стариковские чувства, его боязнь бросить все, к чему успел привязаться. Долг и холодный, рассудочный здравый смысл, присущий Квентину, для которого стремление к истине не что иное, как донкихотство. Так или иначе Труди, безусловно, права, продолжая настаивать на своем. Он ничего не добьется.,. Всему виной его проклятая гордость! Но если решиться уехать, достигнет ли он равновесия и покоя? Разве что Труди станет полегче… И как начать снова писать, смирившись с несправедливостью? Без дома, без привычных интересов, отказавшись полностью от борьбы? Сделать тот единственный шаг, против которого так восстает его сердце? Позорное бегство! Неужто настолько бесславно пройдут его последние дни?…
Эдвард беспокойно вскочил, и ноги сами понесли его на лужайку. Разворошить бы сено в оранжерее, да лень! Он присел на траву и взглянул на Бродуотер, как глядел все эти годы. Он будет тосковать по нему и по всему остальному… И где взять средства на жизнь? Как же решиться?
Внезапно в кустах послышался шорох и из них показалась знакомая розовая мордашка.
– Хэлло, мистер Лэтимер!
– Хэлло, Кэрол Энн, – ответил Эдвард, заставив себя улыбнуться. – Я что-то давненько тебя не видел.
Девчушка хитровато прищурилась.
– Я больше с тобой не играю.
– Ничего, дорогая… Мне тоже что-то не хочется…
– Мама мне запретила.
Эдвард вздрогнул, как от удара, и в ту же секунду из соседнего дома позвали:
– Кэрол Энн! Сейчас же иди сюда!
Девчушка вспорхнула, бросившись к дому. Эдвард вновь услыхал сердитый голос няньки:
– Ах, противная ты девчонка! Мама запретила тебе там бывать.
Раздался шлепок и затем отчаянный рев.
Эдвард нахмурился, не в силах сдвинуться с места, но через мгновение нетвердой походкой направился к дому. Труди, выглянув из окна, поспешила навстречу.
– Что случилось, отец? Опять что-нибудь нехорошее? Лэтимер застонал.
– Я изгой, Труди! Даже детям запрещают ко мне подходить.
– Какой ужас! В самом деле?…
– В это трудно поверить, не так ли? В глазах окружающих я – старый пакостник, которого следует остерегаться. Подумать только, что всему виной эта женщина!
Таким мрачным Труди еще никогда его не видела.
– Ну что ж, тогда решено! – резко сказала она. – Мы с тобой уезжаем. Теперь-то, папа, и ты понимаешь…
– Конечно, Труди, конечно… – Эдвард слишком устал, чтобы спорить. – Мы уедем и никогда не вернемся. Какой же смысл, когда связаны руки. Наверное, я прямо сейчас позвоню Квентину и все ему сообщу.
В этот вечер они почти не говорили о будущем. Труди, считая, что отдых превыше всего, предлагала поехать в Швейцарию, где в прошлом году одна из ее старых школьных подруг провела замечательный отпуск. Она откровенно радовалась, а Эдвард все больше мрачнел. Сказалась усталость, и ровно в десять он отправился спать. Когда Труди, которая любила поспать утром, спустилась вниз на следующий день, то с удивлением обнаружила, что Эдвард позавтракал и, заметно повеселев, наливал кофе в термос.
– Собираюсь поохотиться в солончаках, – сказал он. – Ты, надеюсь, не против?
– Конечно, папа, делай, что хочешь, – Труди с беспокойством оглядела его. – Сегодня жаркий денек, ты не слишком устанешь?
– Мне это пойдет лишь на пользу, – уверенно ответил Эдвард.
– Хорошо, дорогой, только не задерживайся там слишком долго, а то я начну волноваться. Мне самой нужно в Рэмсфорд, но к чаю я постараюсь вернуться.
Эдвард уехал, а Труди, облегченно вздохнув, вернулась к обычным делам. Теперь-то все обойдется, казалось ей. Добравшись на автобусе до города, она перекусила в кафе, побродила по магазинам и вернулась домой, совершенно раскисшая от жары.
К пяти возвратился Эдвард, и Труди, взглянув на него, пожалела, что утром позволила ему уйти. Он выглядел больным, был бледен как полотно и сказал, что у него болит голова. Вдобавок Эдвард посеял где-то панаму. Он что-то еще бормотал, пытаясь описать этот день, и Труди совсем испугалась. Эдвард улегся в постель у себя на втором этаже, а Труди послала за доктором.
Доктор Скотт, моложавый и привлекательный, не замедлил приехать к старому пациенту. Спустившись вниз после небольшого осмотра, он поспешил успокоить Труди.
– Не стоит так волноваться. С ним ничего серьезного. Просто после прошлогоднего удара ему нельзя ходить без панамы. Нервы… Реакция на то, что случилось.
Труди кивнула.
– Мы хотим ненадолго уехать. Как вы считаете, пойдет это нам на пользу?
– Самое лучшее, что можно придумать. Только постарайтесь избегать переутомлений. Но для начала нужен полный покой. Пару дней подержите его в постели… – Скотт усмехнулся. – Если, конечно, вам это удастся!
Он считал Эдварда самым непослушным из своих пациентов.
Труди позвонила Хью, попросив отложить приезд на уикенд, и сообщила Квентину. Головные боли держались еще пару дней, сопровождаясь температурой. Нарушился сон, несмотря на снотворные, и Труди слышала, как Эдвард в забытьи ворчал и ругался. В основном он бредил этой девчонкой по имени Хелен Фэрли, употребляя слова, которых, как думала Труди, он никогда и не знал.
К воскресенью Эдварду стало получше, и он встал с постели вопреки настояниям Труди. В полдень приехал Квентин.
Труди встретила его у калитки, подробно обрисовав ситуацию.
– Теперь ему лучше, – уверяла она, – но я сходила с ума. Вид у него был просто ужасный. Ему так досталось за эту неделю, Квентин, ты просто не представляешь… Но, слава Богу, мы, кажется, уезжаем.
Квентин серьезно кивнул головой.
– Это единственная возможность – я ведь так и советовал, но он и слушать меня не хотел. Он должен был сам прийти к этой мысли, бедняга! Ну что ж, у меня для него неплохое известие. Давай-ка посмотрим на инвалида…
Эдвард находился в гостиной и выглядел довольно бодро, раскладывая бумаги по множеству маленьких папок, валявшихся рядом.
– Здравствуй, отец! – приветствовал его Квентин, легонько погладив его по плечу. – Ну что же, вид неплохой… Ты что, уезжаешь?
– Да нет, я просто подумал, что снова примусь за книгу. Стоит лишь отдохнуть и осесть на новом месте.
– Книгу? А… «Дикая жизнь на болотах Эссекса». А почему бы и нет? У тебя ведь огромное количество материала. Между прочим, отец, тут продается один дом…
– Вот как?
– Да. На окраине Вудбриджа в графстве Суффолк. По размеру такой же, как наш, и с хорошеньким садиком. Освободится он через месяц. Хозяин – один из моих клиентов.
– Вудбридж? Это ведь на реке?
– Да, на Дебене. Это не совсем обычная местность, но мне сказали, что там достаточно дико, и ты сможешь наблюдать за природой. До города ходит поезд, и потом… – он замолчал, не в силах продолжить.
Эдвард слегка улыбнулся.
– И потом, не слишком близко от Стиплфорда?
– Именно это и нужно. Ведь так? Впрочем, и все остальное выглядит вполне привлекательно. Я думаю, нам подойдет.
– А сколько он стоит?
– С деньгами тоже все будет в порядке. Когда ты продашь этот дом, то даже немного разбогатеешь. Вудбридж – замечательный городок. Хью и Цинтия с удовольствием навестят тебя здесь в выходные, и если ты хочешь, съездим все вместе туда на уикенд. Труди тоже поедет. Ничего, гляди веселей! У нас все будет прекрасно!!
К лужайке подкатила машина, и к домику вверх по тропинке направились двое мужчин.
Глава 6
Квентин подошел к двери.
– Добрый день, сэр, – произнес тот, что был пониже, джентльмен лет пятидесяти, седоватый, с глубокими морщинами у глаз. – Скажите, дома мистер Лэтимер?
– Да, конечно, – ответил Квентин, встревоженно вглядываясь в их лица.
– Меня зовут инспектор Хольт, отдел уголовного розыска. Я бы хотел его видеть.
Квентин нахмурился.
– Папа себя неважно чувствует, должен я вам сообщить. Что случилось, инспектор? Что-то связанное с поездом? Разве вы не покончили с этим?
– Не совсем, сэр, – Хольт, по всей вероятности, был прекрасно осведомлен. – Возникли кое-какие последствия. Я постараюсь быть кратким.
– Ну что ж, ваше право, – Квентин неохотно открыл им дверь. – Идите за мной.
Он первым вошел в гостиную, за ним инспектор с небольшим чемоданчиком. Сержант замыкал шествие. При виде гостей Эдвард ахнул от удивления.
– Привет, инспектор! Какими судьбами? – воскликнул он и неожиданно покраснел. – Вы по работе? Я ведь слегка не у дел, вы, наверное, в курсе?
– Да, сэр, так точно, – смущенно кашлянул Хольт. – Весьма неприятное дельце… Я сильно расстроился, когда узнал обо всем. А это – сержант Фэрроу.
Эдвард учтиво кивнул.
– Мы, кажется, встречались в суде. Присаживайтесь, пожалуйста.
Оба сконфуженно замолчали. Хольт начал первым:
– Простите, что мы ворвались к вам в воскресенье, дорогой мистер Лэтимер, но другой возможности нет. Речь идет все о той же особе, с которой вы возвращались.
– Да что вы? – с любопытством произнес Эдвард.
– Ее обнаружили мертвой.
В комнате стало тихо. Первой вскрикнула от ужаса Труди. Квентин воскликнул: «О Боже!»
Эдвард недоверчиво уставился на инспектора.
– Что же случилось?
– Сэр, ее задушили.
– Где?
– Неподалеку отсюда. Знаете поселок Кауфлит, вверх по реке? Милях в двух от поселка в солончаках рядом с маленькой бухтой валяется остов брошенной баржи. Труп обнаружил один из яхтсменов вчера во время соревнований.
– Понятно… – медленно протянул Эдвард. – Когда же это случилось?
– Два или три дня назад.
– Полиция вышла на след убийцы?
– Нет, сэр. Пока еще нет.
Лэтимер помрачнел и откинулся в кресле.
– В это трудно поверить!
– Так вы явились сюда сообщить это нам, дорогой инспектор? – поинтересовался Квентин.
Хольт почувствовал себя неуютно. За тридцать лет своей службы в полиции ему пришлось заниматься убийствами всего дважды, и оба случая были очень простые. Еще ни разу он не допрашивал мирового судью, да еще такого, которого уважал с давних лет. Он вновь сконфуженно кашлянул.
– Дело в том, мистер Лэтимер, – сказал он, обращаясь к Эдварду, – что в сумочке у покойной обнаружили странную вещь. Вот мы и решили поинтересоваться у вас, – он достал портмоне и вытащил из него обрывок бумаги. Эдвард взял бумажку в руки и показал Квентину, стоявшему сзади. Обрывок был верхней половиной листа из блокнота Эдварда с его телефоном и адресом. В левом верхнем углу карандашом была нацарапана карта окрестностей Кауфлита и на ней несколько названий печатными буквами. Весь текст, очевидно, остался на второй половинке, за исключением фразы «Дорогая мисс Фэрли!», написанной почерком Лэтимера.
– Папа! Ты что, ей писал? – с гневом воскликнул Квентин. – И не сказал мне об этом?
Эдвард смутился…
– Я уже отправил это письмо, Квентин. Еще до того, как вышел спор. Ты был так отчаянно против контактов с ней, что мне показалось неловко что-либо тебе сообщать. Вернуть его я не мог.
Квентин недовольно присвистнул.
– Правый Боже! И что же там было?
– Я написал, что если она не откажется от своего дикого обвинения, с моей жизнью в поселке будет покончено. И я воззвал к ее совести, умоляя рассказать суду правду. Вот и все…
– Когда, вы говорите, вы написали это письмо, мистер Лэтимер? – спросил Хольт, разглаживая обрывок. – Как вы могли разглядеть, дата отсутствует.
– Неделю назад, инспектор, – я отправил его с вечерней почтой.
– Вы писали ей только однажды или несколько раз?
– Только однажды. Это письмо перед вами. Вернее, его обрывок.
– Сэр, для чего была предназначена карта?
– Я ничего не знаю об этом. Рисунок не мой, – Эдвард почувствовал раздражение. – Вы, видимо, склонны предположить, что это часть письма, в котором я назначаю ей встречу, и что именно я рисовал эту карту?
– Папа! – закричал Квентин. – Ты думаешь, что ты сейчас говоришь?
Эдвард успокаивающе похлопал его по плечу.
– Квентин, ты даже не знаешь, насколько я вовлечен в это дело… Должен вам сказать, мой милый инспектор, что все обстояло иначе. Я действительно собирался встретиться с мисс Фэрли на прошлой неделе, но это она выбирала место для встречи, и, как можно предположить, нацарапала карту на обрывке письма.
Квентин с яростью посмотрел на него.
– Ты собирался с ней встретиться?!…
– Я даже ходил к месту встречи, – признался Эдвард. Все замолчали… Хольт размеренно произнес:
– Мне бы очень хотелось добраться до истины, дорогой мистер Лэтимер. Однако, имея в виду все, что вы здесь рассказали,, мне, очевидно, придется уведомить вас, что вы отнюдь не обязаны…
– Все в порядке, инспектор, я знаю законы. Но мне нечего скрывать…
– Папа, послушай! – настойчиво прервал его Квентин. – Перестань городить эту чушь! Вот послушай меня…
– Квентин, не нужно. Мой долг – рассказать инспектору все, что я знаю. Мне слишком долго мешали… С этого момента решать буду я… – Лэтимер побледнел и решительно взглянул в глаза Хольту. – Вот что на самом деле случилось, мой милый инспектор: в прошлую пятницу я получаю письмо от Хелен. В нем она утверждает, что хочет видеть меня одного и по очень важному делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22