Он, и в этом я твердо убежден, абсолютно сознательно сделал выбор между добром и злом в пользу последнего.
Некоторое время мысли Вильями блуждали где-то далеко.
– Наверное, главное его несчастье заключается в том, что ему были даны богатые дарования, которые он использовал во вред ближним, – сказал он, прервав молчание. – Он необычайно умен, но пользуется своим умом лишь для обмана и безнаказанного жульничества. Он красив собой и обаятелен, но использует свое обаяние для обольщения и предательства. Его… его сексуальные похождения отвратительны, – на щеках Вильями впервые проступил слабый румянец. – Он бессердечно обошелся с теми несчастными женщинами, которых он соблазнил, а затем бросил на произвол судьбы. Надеюсь, вы не требуете от меня, чтобы я вдавался в детали. Если бы меня попросили описать его одной фразой, то я бы назвал его беспринципным и беспутным мерзавцем. Как мог такой человек выйти из благочестивой христианской семьи с твердыми нравственными устоями, я понять не в силах, но тем не менее это так.
Хью уставился в пол. У него не было причин сомневаться в истинности слов Вильями, но напыщенность тона и непреклонное чувство собственной правоты слегка коробили его.
– Я говорю вам об этом для сведения, проконсультировавшись со своим братом Джоном, – продолжал Вильями. – Вы должны знать причину осложнений, возникших в наших отношениях с племянником. Когда отец Гая умер, мы с братом рассматривали себя в качестве опекунов мальчика. Мы приложили все усилия к тому, чтобы он встал на правильный путь. Мы снова и снова убеждали его, взывали к его совести, но все впустую. Он вел себя высокомерно и дерзко. Он выставлял свою испорченность напоказ и глумился над нашим образом жизни. В конце концов мы с братом были вынуждены сделать шаг, который привел к полному разрыву.
Теперь я должен ненадолго вернуться в прошлое. Поведение Гая в детстве послужило, несомненно, причиной смерти его матери и, вероятно, ускорило смерть моего брата. Вместо того, чтобы быть их благословением, он стал для них несчастьем всей их жизни. Он учился в нескольких школах и везде творил всякие безобразия; в сущности, его детство и юность превратились в беспрерывный отвратительный дебош. Но что самое удивительное – он ни разу не выказывал никаких признаков раскаяния. Несмотря на это, Артур до последней минуты не терял надежды на то, что его сын когда-нибудь исправится. Он вспоминал каявшихся великих грешников и верил, что настанет время, когда Гай отречется от своих заблуждений и поймет пагубность порока. Мой брат был очень обязательным человеком, и когда он узнал, что жить ему осталось недолго, то забеспокоился о судьбе сына. Он считал, что, отрекшись от Гая, он подтолкнет юношу дальше по преступному пути. Он надеялся, что ожидание внушительного наследства на определенных условиях побудит сына изменить свое поведение, и поэтому составил необычное завещание. Он завещал сыну большую часть своего состояния, назначив опекунами меня и моего брата Джона. Гай должен был вступить в права наследования в возрасте тридцати лет, но лишь в том случае, если он, по нашему мнению, окажется достоин этого. Решение выносилось нами сообща в устной форме. В случае несогласия между нами, что, замечу, совершенно невероятно, Гай вступал во владение наследством; в случае смерти одного из нас решение выносил другой.
– Довольно обременительное опекунство, – пробормотал Квентин.
– Разумеется, но Джон и я приняли эти условия из уважения к брату. Гай, конечно же, был ознакомлен с условиями завещания. В течение некоторого времени, казалось, оно возымело на него тот эффект, на который надеялся его отец. Он стал проводить больше времени в нашем обществе; постепенно создалось впечатление, что он собирается обзавестись семьей и зажить порядочной жизнью. Он заинтересовался постройкой и продажей яхт – на наш взгляд, вполне респектабельное и уважаемое занятие. К сожалению, это оказалось лишь фасадом: воля отца заставила его скрыть на время отвратительные черты своего характера. Время от времени мы наводили о нем справки и таким образом узнали, что, имея квартиру, автомобиль и яхту, он позволяет себе роскошь и излишества, невозможные при его небольшом доходе и той работе, которой он якобы занимался. Затем, как вы знаете, ему предъявили обвинение в контрабанде, и хотя впоследствии он был освобожден за недостатком улик, мы с моим братом уже поняли, как нам следует поступить.
Пришло время выносить решение. Мы долго и нелицеприятно советовались друг с другом. В конце концов мы спросили себя, как Артур поступил бы на нашем месте, и последние сомнения были отброшены. В разговоре с Гаем, который я запомню до конца своих дней, я объявил ему, что он лишен наследства, и объяснил, почему мы так решили.
– Вероятно, это был очень неприятный разговор, – заметил Квентин.
Щеки Вильями заметно порозовели.
– Это было чудовищно! Он оскорблял нас в вульгарных и отвратительных выражениях. Он вел себя бесстыдно и вызывающе: его поведение в тот день само по себе могло послужить причиной для нашего отказа. Произошло это в прошлом ноябре, и с тех пор ни я, ни мой брат не виделись с Гаем и ничего не слышали о нем. Боюсь, что он ушел от нас, преисполненный ненависти и с затаенной злобой в сердце. Все случившееся легло на наши души тяжелым бременем.
Вильями откинулся на спинку кресла и вытер мокрый лоб шелковым носовым платком. Судя по всему, он закончил свой рассказ.
– Он не пытался опротестовать ваше решение через суд? – спросил Квентин.
– Нет. Он знал, что это бесполезно.
– Не будет ли с нашей стороны бестактностью спросить, что случилось с деньгами?
– В завещании были предусмотрены различные варианты, мистер Лэтимер. Часть денег была пожертвована на пропаганду Евангелия в слаборазвитых странах, другая часть – на содействие Движению Воздержанности. Это движение всегда было близко сердцу Артура и нам с Джоном.
Хью внимательно изучал свои ногти.
– Мистер Вильями, вы с самого начала заявили, что вопрос о причастности вашего племянника к смерти Хелен Фэрли может решить только суд, – сказал Квентин. – Но из ваших слов я делаю вывод, что у него могло возникнуть желание разорить вас. Можете ли вы поверить в такую возможность?
Вильями медленно наклонил голову.
– С учетом всех фактов и зная характер своего племянника, я должен признать, что такая возможность существует, – сказал он. – Иначе я бы вообще не стал говорить с вами. Полагаю, что он может испытывать от мести такое же удовлетворение, как нормальные люди – от добрых поступков. Мне кажется, уже сама разработка этого плана в деталях доставляла ему удовольствие; такой способ мести был для него наиболее подходящим. Мы много раз обсуждали между собой его обращение с женщинами, и я уверен, что он ощущал позорное стремление к тому, чтобы публично опустить меня до своего морального уровня. В этом плане, если он действительно существовал, определенно есть… не знаю, как выразиться – тайное злорадство, что ли? Это похоже на моего племянника.
Он устало провел рукой по лицу.
– Ну что ж, джентльмены, – полагаю, я выполнил то, что считал своим долгом… – его речь прервал телефонный звонок.
– Просят подойти к телефону мистера Хью Лэтимера, дорогой, – сказала миссис Вильями, появившись в комнате.
Пробормотав извинения, Хью вышел. Он вернулся буквально через несколько секунд, его глаза возбужденно блестели.
– Квент, Цинтия нашла «Ласточку», – сообщил он. – Гай Вильями находится на борту. Яхта зашла в Пай-Ривер сегодня утром и сейчас стоит у причала.
– Ага! – Квентин быстро поднялся на ноги. – Извините, мистер Вильями, наверное, вы понимаете, что нам следует поторопиться.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Вильями.
– С учетом того, что вы нам рассказали, сэр, пришло время увидеться с вашим родственником. Может быть, вы хотите присутствовать при разговоре?
– Пожалуй, нет. Для меня это было бы слишком мучительно, а сегодня я и так чувствую себя не лучшим образом… Я провожу вас, джентльмены.
Когда они вышли в сад, Квентин обернулся.
– Мистер Вильями, мы очень признательны вам за откровенность, – сказал он. – Я понимаю, как тяжело вам было говорить обо всем этом.
– Спасибо, – пробормотал Вильями. – До свидания. Он медленно побрел назад в дом, опустив голову.
– Все к лучшему, – сказал Хью, когда они сели в автомобиль. – Но все-таки я очень рад, что мне не придется в будущем обращаться к мистеру Вильями за рекомендациями.
Глава 19
К тому времени, когда они вернулись в коттедж «Лаванда», привычная осторожность Квентина проснулась в нем с новой силой, и он засомневался в необходимости немедленного визита на «Ласточку». На этот раз Хью был очень настойчив.
– Мы вряд ли сможем собрать больше улик, чем у нас есть сейчас, – говорил он. – Нужно форсировать дело, а для этого лучше всего использовать фактор внезапности.
– Я в этом не уверен. Гай Вильями не похож на человека, готового признать свою вину.
– Конечно, но мы можем напугать его, и он совершит ошибку, которая выдаст его с головой.
Всем своим видом выражая сомнение, Квентин отправился звонить Брэддоку. Вернулся он заметно повеселевшим.
– Хорошо, Хью, – Брэддок считает, что нам стоит рискнуть. Отправляемся прямо сейчас.
– Будьте осторожны, – озабоченно сказала Цинтия, смирившаяся с мыслью, что ей придется остаться дома. – Не забывайте: он будет готов на все.
– Мы тоже, – мрачно проворчал Хью с таким видом, словно готовился к драке.
– Ладно, удачи вам.
Цинтия стояла у калитки вместе с Труди и наблюдала за автомобилем, пока он не скрылся за поворотом.
До Бригхэма, маленькой деревушки, причалы и пристани которой обслуживали яхтсменов со всей Пай-Ривер, было около тридцати миль. Несмотря на узкую дорогу и сильный встречный ветер, они проехали это расстояние меньше чем за пятьдесят минут. Хью остановил автомобиль на вершине невысокого холма, откуда открывался хороший вид на эстуарий и якорную стоянку, и вынул бинокль. Большинство яхт было сосредоточено у пристани напротив Бригхэма; некоторые стояли возле маленьких причалов или двигались вверх и вниз по реке.
– Вот она! – воскликнул он несколько секунд спустя, указывая на одинокую белую яхту, стоявшую на якоре возле самого устья. – В конце тропинки, Квент!
Квентин взял бинокль, повертел колесико, наводя на резкость, и кивнул.
– Да, я разобрал название. Что будем делать, Хью?
– Возьмем напрокат лодку и дойдем до яхты на веслах. Думаю, мы сможем получить лодку на причале Андерсона – это он сказал Цинтии, что Вильями находится здесь.
Они без труда убедили Андерсона ссудить им лодку; то, что он рассказал им о «Ласточке», укрепило их подозрения. Яхта появилась утром, чтобы пополнить запасы топлива и продуктов, и теперь могла отчалить в любую минуту. Через пять минут Хью уже налегал на весла, делая сильные короткие гребки. Вода почти достигала уровня солончаков, но отлив уже начался.
Квентин, выпрямившись, сидел на корме. Он выглядел довольно нелепо в своем парадном черном костюме в полоску, который в спешке не успел сменить на более подходящую одежду, и испытывал все возраставшее беспокойство, ибо несмотря на яркое солнце легкий морской бриз поднял небольшое волнение, и лодка ощутимо раскачивалась. Его природная неприязнь к воде укреплялась с каждым взмахом весел.
Течение быстро сносило их вниз по реке, и через десять минут они поравнялись с «Ласточкой». Своим низко сидящим обтекаемым корпусом яхта напоминала автомобиль; на палубе не было признаков жизни, но лодка, привязанная к кормовому ограждению, указывала на то, что хозяин находится на борту. Хью, внимательно рассматривавший лодку, подплыл ближе. Внезапно его губы искривились, и он издал возглас разочарования.
– В чем дело, Хью?
– У него такая же лодка, как и у меня, Квент, – точно такая же! Здесь их многие тысячи, так что даже если отметины в Мэвлинг-Крик оставлены именно такой лодкой, то это ничего не доказывает. Нам снова не везет.
– Наверное, поэтому-то он и не беспокоился об отметинах, – заметил Квентин. – В любом случае пришла пора поговорить с ним.
Сделав несколько мощных гребков, Хью приблизился к «Ласточке» и ухватился за причальный канат.
– Эгей, на борту! – крикнул он. – Вильями! Наверху открылась дверь, выкрашенная в белый цвет, и Гай Вильями вышел на палубу. Как и говорил Фиджис, он оказался крупным, хорошо сложенным мужчиной с вьющимися темными волосами. Чего братья не ожидали увидеть, так это выражения неподдельной искренности и чистосердечия на его лице. Он дружелюбно улыбался, всем своим видом показывая, что рад нежданным гостям.
– Доброе утро! – весело сказал он, перегнувшись через поручень. Он был одет в старые фланелевые брюки и серый пуловер. – Вам нужен я или кто-то еще?
Хью сжал кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
– Мы хотим поговорить с вами, Вильями, – сказал он.
– Отлично, поднимайтесь на борт. Я всегда рад хорошей компании.
Вильями ловко подхватил веревочную лестницу и быстро закрепил ее на борту.
– Насколько я понимаю, вы знаете, как меня зовут, – сказал он, выразительно взглянув на посетителей. – Но, боюсь, я не знаю, как зовут вас.
– Наша фамилия – Лэтимер, – ответил Хью, отчетливо выговаривая каждый слог. – Мы братья.
– Заходите, заходите. Поднимается бриз, и на палубе слишком свежо. Внизу нам будет удобнее.
Гай Вильями проводил их в маленькую, но роскошно отделанную каюту.
– Не откажетесь от бокала шерри?
– Спасибо, увольте, – Хью уселся на край койки, положил руку на маленький столик красного дерева и с нескрываемой враждебностью взглянул на владельца яхты. – Отличная игра, Вильями, но это вам не поможет. Мы все о вас знаем.
Вильями изумленно взглянул на него.
– Ради всего святого, что вы имеете в виду?
– Убийство Хелен Фэрли, – ответил Хью.
– Кто она такая?
– А то вы не знаете! Девушка, чье тело недавно обнаружили на кауфлитских солончаках.
– Ах, да, – Вильями нахмурился. – Я читал об этом в воскресных газетах. Все верно, ее звали Хелен Фэрли, а тот зануда, который ее убил, как же его… – он на мгновение замолчал. – Э, да вы случаем не родственники этого Лэтимера?
– Эдвард Лэтимер – наш отец, – ответил Квентин.
– О Боже, вот в чем дело! Извините, я не хотел вас оскорбить. Чертовская неприятность для вас, но,… – он снова повернулся к Хью. – Я что-то не понимаю. Зачем вы пришли ко мне?
– Вы убили ее, – заявил Хью.
Вильями посмотрел на него, как на сумасшедшего.
– Я вижу, вы не в себе, мой дорогой друг, – сказал он. – К вашему сведению, я даже не знал ее.
Он полностью сохранял самообладание. Хью приподнялся, упершись руками в стол.
– Ты отлично знаешь ее, проклятая свинья… – начал он.
– Полегче, Хью! – Квентин дернул брата за рукав, с горечью подумав о том, что разговор наверняка окажется бесплодным. Как можно было рассчитывать на то, что Вильями признается!
Вильями невозмутимо сидел на табурете, засунув руки в карманы.
– Довольно грубое начало, – мягко заметил он. – Вы явились сюда без приглашения. Я учтиво пригласил вас подняться на борт, и что же – не прошло и двух минут, как вы начали оскорблять меня. Послушайте, а может быть, вы расскажете мне побольше? Я и в самом деле ничего не понимаю. Между прочим, меня зовут Гай Вильями. Вы уверены, что вам нужен именно я?
– Вполне уверены, – ответил Хью. – Вы – тот человек, который две недели назад бросил якорь в устье Бродуотера, не так ли?
– Совершенно верно, я там был.
– В таком случае вы тот человек, который убил Хелен Фэрли. Вы желаете выслушать обвинение против вас?
– Фантастика, – промолвил Вильями. – Вы совсем не можете говорить всерьез?
– Мы столь серьезны, что рассчитываем увидеть, как вы будете болтаться в петле, – заверил его Хью.
Вильями покорно пожал плечами, словно Хью был маньяком, с которым опасно спорить.
– Ну что ж, это самый необычный случай, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться, – сказал он. – Обвинение в убийстве, свалившееся как снег на голову. Мне следовало бы попросить вас покинуть мое скромное жилище, но я слишком заинтригован. Прошу объяснить, что такое я, по вашему мнению, сотворил.
– Это длинная история, – сказал Хью. – Она начинается с рассказа вашего дяди.
– Моего дяди? Вы имеете в виду дядю Уолтера?
– Верно.
– Дела, дела! Я знаю, что добрый старикан считает меня ошибкой Божьей, но я и представить себе не мог, что он способен обвинить меня в убийстве.
– Он не обвиняет вас в убийстве, – это делают факты. Мы многое о вас знаем, Вильями; сейчас вы сами все услышите.
Хью снова опустился на койку и начал излагать то, что узнал за последние несколько дней, стараясь не пропустить ни одной важной детали. Он начал с зарождения плана, направленного против Уолтера Вильями, и закончил провокацией, жертвой которой пал на солончаках Эдвард Лэтимер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22