Уж кто-кто, а ты его знаешь как облупленного. Твой бывший зам.
- Занозистый мужик, - нахмурился Вербицкий. - Он и под меня копал. Да не по зубам я ему оказался. И что же вы с ним не поделили?
- Во-первых, как ты правильно сказал, любви к тебе он особой не питал. А я вроде бы твой кадр.
- Не думал, что он такой злопамятный, - покачал головой Николай Николаевич. - Дальше?
- Дальше, - усмехнулся Ярцев. - Это уже из порядка причин не личного характера. Понимаешь, у Лагутина свои, местные заботы и проблемы, а у моего республиканского начальства - свои. Да что объяснять! Сам отлично знаешь эти увязки-неувязки. Словом, господа грызутся, а у слуг щеки от оплеух горят. А тут пленум обкома... Нового первого избрали. При старом я бы удержался. Новый же поддержал Лагутина. Вообще сейчас прополка идет о-ё-ёй! А мой участок всегда был трудным. Раньше я умел ориентироваться, а тут чувствую - надо делать ход конем. Понимаешь, из проигрыша сделать выигрыш. Хотя бы для видимости...
Ярцев замолчал, укладывая ружье в футляр.
- Ну и? - нетерпеливо спросил Вербицкий, слушая Ярцева с большим вниманием.
- В октябре прошлого года хоронили Костюкова, директора "Лесных далей"... Представляешь, только что повесили на грудь вторую Звезду Героя, а он...
- О, Костюков был голова! - закивал Вербицкий.
- Что ты! Оставил хозяйство - любо-дорого посмотреть! Я сейчас забот не знаю! У меня главный агроном - хоть завтра в академики ВАСХНИЛ! А жилищный фонд! А культура! Не говоря уже о самом производстве!
- Так ты сам сюда напросился?
- А что оставалось делать? Ждать, пока дадут по шапке и предложат какой-нибудь колхоз поднимать?
- Что ж, ход правильный, - после некоторого размышления одобрил Вербицкий. - Отличный ход, ты на виду... Сам себе голова. Вокруг все с тобой здороваются каждый день, уважают. Понимаешь, знают, как говорится, в лицо. И сделать можно много хорошего. Главное - видишь результаты своего труда. А природа чего стоит! Так что живи себе на здоровье. - улыбнулся он. - Радуйся жизни.
- Легко сказать, - вздохнул Ярцев. - Я из таких, кому подавай простор. Пусть область, но все же размах! Порох-то есть! А тут, как ни верти, понижение... даже снится, что я снова в Средневолжске. Ведь столько трудов там положено! Возьмите хотя бы квартиру - в центре, четырехкомнатная! Такую теперь не получишь. Потолки под четыре метра! Не могу с ней расстаться, и все тут!
- Это ты правильно сделал, что сохранил ее за собой, не выписался, одобрил Вербицкий. - Хотя дом у тебя тут - шикарный! Шесть комнат!
- Ну уж дураком меня не назовешь, - усмехнулся Семен Матвеевич. - А в этой хатке, - он оглядел стены, - Злата прописана. Так что комар носа не подточит. Правда, она рвется в Средневолжск - спит и видит!
- Говорила... Насколько я понял, ты считаешь это временным, так сказать, тактическим отступлением? - пристально посмотрел на приятеля Вербицкий.
- Мы предлагаем, а бог располагает.
- И все же какие планы?
- Ну, через годик хорошо бы сюда, - Ярцев ткнул себя в грудь, Героя... Поможешь, а?
- Это можно. А потом?
- И дальше рассчитываю на дружескую помощь, - хохотнул Семен Матвеевич, однако не очень смело. - Верные люди тебе небось нужны? Я имею в виду Москву.
- Хочешь честно? - посуровел Вербицкий.
- Разумеется, - несколько напрягся хозяин.
- Когда ты еще возглавлял облсельхозтехнику, я делал заход насчет тебя в министерстве. В кадрах обещали поддержать. А тут вдруг - бац! Узнаю, что ты теперь в Ольховке. Ну сам подумай, как я теперь буду ставить вопрос? Увидев, что Ярцев нахмурился, он добавил: - Понимаешь, должность - не проблема, а вот прописка, квартира...
- Неужели твой министр не может снять трубку и позвонить председателю Моссовета? - с надеждой посмотрел на приятеля Ярцев.
- Министров много, а председатель один. И потом, за кого просить? Директора совхоза?
- Насколько я помню, однажды один товарищ с должности директора совхоза попал прямо в кресло министра сельского хозяйства Союза, - серьезно проговорил Ярцев и улыбнулся. - Но я, как ты понимаешь, в министры не набиваюсь.
- Ладно, вернусь в Москву, провентилирую, - пообещал Вербицкий.
- И на том спасибо, - обрадовался Семен Матвеевич. - Что это мы все обо мне да обо мне... Сам-то как живешь?
- Жаловаться грех.
- Понимаю, - хитро посмотрел на Вербицкого Ярцев, - значит, правда, что тебя хотят в замминистры?
- Ну ты даешь! - хмыкнул Николай Николаевич. - Действительно, разведка у тебя работает отменно! Ведь насчет этого и в Москве-то в курсе лишь узкий круг.
- Выходит, скоро?
- Не знаю, не знаю... - ответил неопределенно Николай Николаевич. - В ЦК решается. Только прошу тебя, об этом пока...
- Ни-ни! - приложил обе руки к груди Семен Матвеевич. - Ни одной душе!
- Даже Злате! - поднял палец Николай Николаевич.
- Будь спокоен, - заверил Ярцев и радостно потер руки. - Поохотимся мы с тобой на славу! Гарантирую!
В Кабанью рощу добрались не так быстро, как предполагали. Бульдозер хоть и расчистил дорогу, но для сугубо городской машины, какой являлась "Лада", она была нелегкой. Семен Матвеевич, ехавший впереди, несколько раз останавливался, чтобы помочь увязавшему в снегу сыну. Однако эти помехи никому не испортили настроения: уж больно прекрасно было все вокруг - и погода, и торжественно-величественный лес, и ожидающие впереди удовольствие и отдых.
Наконец показался домик на берегу озера, а возле него - бульдозер.
- Как в сказке! - с восторгом произнесла Вика. - Избушка, дымок из трубы и укутанные снегом ели!
Встречать их вышел Рудик. Он помог отнести в дом сумки с продуктами и снаряжение для охоты.
- Солидно, - сказал Вербицкий, когда они зашли в "избушку".
Это был огромный сруб, разделенный перегородками на несколько вместительных комнат. Самая большая - нечто вроде горницы, только вместо русской печи - камин, отделанный чеканкой. В нем яростно пылал огонь.
На стенах висели шкуры медведя и крупного лося, рога которого были прибиты над входом. На полу лежал грубый палас. Из мебели - лишь простой стол и тяжелые стулья из толстых досок.
Рудик выдал всем тулупы и валенки, что привело Вику в восторг.
- Можем играть трагедию, - заметил Глеб, когда они облачились в тулупы.
- Что ты имеешь в виду? - спросила Вика.
- По-гречески козел - трагос, - объяснил Глеб. - В Древней Греции во время праздников, или дионисии, как их называли, актеры разыгрывали представления. Одеты они были в козлиные шкуры. Отсюда и пошло название трагедия.
- Так это же овчина! - засмеялся Семен Матвеевич, одергивая на сыне тулуп.
- Да? - смутился Глеб и поправился с улыбкой: - Что ж, мы можем разыграть русскую трагедию. Не в козлиных, а в бараньих шкурах.
Ярцев-старший повел всех посмотреть баню, которая стояла на самом краешке берега. А дальше простиралось плоское блюдо озера. До противоположного берега было километра три.
- Русская баня - это хорошо, - одобрительно отозвался Николай Николаевич, осмотрев предбанник, парилку и самоварную. - А то в Москве все помешались на саунах... И что прямо у воды, тоже здорово! Попарился - и сразу бултых в озеро!
- Так и задумано, - кивнул Семен Матвеевич. - У меня тут в августе отдыхал Элигий Петрович...
- Соколов? - удивился Вербицкий.
- Начальник управления? - уточнила Вика.
- Он самый, - ответил довольный Ярцев-старший. - Был в полном восторге от баньки.
- Кстати, - сказал Глеб, - знаете, как в России многие раскусили, что Лжедмитрий чужестранец?
- Интересно, - повернулся к нему Вербицкий.
- Потому что он не любил баню, - объяснил Глеб. - Об этом писал знаменитый ученый и путешественник Адам Эльшлегер, известный больше под именем Олеарий.
- Действительно, перефразируя Гоголя - какой русский не любит баню! засмеялся Николай Николаевич. Он посмотрел на солнце и предложил: - Ну, Матвеич, махнем в лес? А то светило скоро закатится.
- Я готов!
Взяв ружье и приладив к валенкам лыжи, они отправились в лес, сопровождаемые возбужденной собакой.
Вика, чтобы не терять времени даром, тут же устроилась на берегу озера с этюдником. Глеб наблюдал за ее работой. На бумагу ложились быстрые линии, штрихи, складываясь постепенно в пейзаж, который Ярцев видел перед собой. Девушка молчала.
- Не мешаю? - на всякий случай спросил Глеб.
- Нисколько... Даже люблю поговорить, когда пишу. - откликнулась Вика.
- Послушай, а тебе не будет скучно на Новый год с...
- Предками? - с улыбкой подхватила девушка.
- Начнется "а помнишь?", "а вот в наше время", - сказал Глеб, у которого вдруг мелькнула мысль увезти Вику в Средневолжск; пусть гости, которых он пригласил к себе, знают, какие у него, Глеба, знакомства!
- Знаешь, надоели компании, суета... Так здорово встретить Новый год в деревне!
- Обычно ты где встречаешь? - поинтересовался Глеб.
- Где только не встречала! И в Доме кино, и в ЦДЛ, и в Доме работников искусств, и в Доме композиторов! Публика вроде разная и в то же время одинаковая. - Она криво усмехнулась. - Сплошные знаменитости, аж плюнуть некуда!
"Красуется? - подумал Глеб. - Вроде не похоже".
Сам бы он многое отдал, чтобы встретить новогодний праздник в любом из тех творческих клубов в Москве, которые назвала Вербицкая.
Вдруг издалека, из леса, прогремел выстрел, затем второй. И это показалось таким неестественным среди белой царственной тихой природы.
- Тешатся наши старики, - усмехнулась Вика.
- Пусть им... Разрядка...
- Нет, я рада за отца, - проговорила, как бы оправдываясь, девушка. Работает он действительно на износ. И такая разрядка у него только в командировках. Когда едет, обязательно прихватывает с собой ружье. В прошлом году охотился даже на Камчатке. Привез оригинальный трофей голубую выдру. Вернее, шкурку. Ее там охотники ему выделали.
- Голубую? - удивился Глеб. - Никогда не слышал.
- Папа говорит, очень редкий экземпляр.
- И что ты из нее сделала?
- Пока лежит.
- Знаешь, Вика, - предложил Ярцев, - пошли-ка в дом.
- Я не замерзла.
- Не заметишь, как отморозишь нос или щеки.
А мороз на самом деле густел, щипал лицо. Вербицкая с сожалением оторвалась от своего занятия.
В избе после холода показалось особенно уютно. Рудик сидел у портативного телевизора.
- Прохватывает? - спросил он, когда Глеб и Вика скинули с себя тулупы и устроились у камина.
- Хорошо! - тряхнула головой девушка и протянула к теплу руки. Она блаженствовала.
- Неплохо бы перекусить, а? - предложил Глеб.
- Стоящая идея, - улыбнулась Вика.
- Организуем, - деловито поднялся шофер.
Не суетливо, но споро и ловко он накрыл стол - поставил соленые грибочки, огурцы, помидоры, домашнюю ветчину и колбасу.
- Закусывайте пока, - сказал Рудик и исчез на кухне.
- Расторопный малый, - заметил Глеб.
- Внимательный, - кивнула Вербицкая, уплетая аппетитную снедь за обе щеки.
Все ей нравилось, все ее умиляло. И больше всего - шашлык, приготовленный тут же, в камине.
Болтали о разном и не заметили, как за окном стемнело. Рудик зажег свет. Вика вдруг забеспокоилась за отца и за Семена Матвеевича. Но тут дверь распахнулась, и в дом ввалились охотники. Румяные от быстрой ходьбы, радостные и усталые. Дик выражал свою собачью радость тем, что бросился к Вике и стал лизать лицо.
- Лежать! - приказал Вербицкий, показывая дочке трофей - глухаря. Красавец, а?
- Чудо! - сказала Вика, оглядывая великолепную птицу, веером раскинувшую большие крылья.
Семен Матвеевич передал Рудику свою добычу - беляка и, потирая руки, сказал:
- Ну, Николай, за стол!
- Заповедь охотника какая? - спросил Вербицкий и сам же ответил: Сперва накорми собаку.
- Рудик накормит.
- Не-не! Только хозяин, - решительно заявил Николай Николаевич.
Дали есть Дику и наконец уселись обедать. Все еще не остыв от азарта, оба охотника, перебивая друг друга, рассказывали, где и как они выследили дичь, и как добыли ее.
- А пес у тебя экстра-класс! - нахваливал Ярцев-старший. - Зайца поднял, навел на глухаря...
- Так он же записан в книге ВРКОС! - с полным ртом ответил Вербицкий.
- А что это такое?
- Всероссийская родословно-племенная книга охотничьих собак, пояснила Вика.
- Смотри-ка, есть и такая? - удивился Рудик, который сел за стол лишь вместе со своим шефом.
- Надо же вести учет породистым собакам, - сказал Николай Николаевич. - В этой книге - только самые лучшие, имеющие полную четырехколенную родословную, имеющие дипломы за испытание рабочих качеств и высокую оценку по экстерьеру... Между прочим, Дик записан в самую высшую группу из русско-европейских лаек.
- И много таких групп? - полюбопытствовал Глеб.
- Пять, - ответил Вербицкий. - В группе, куда входит и Дик, около пятидесяти собак. И все они имеют по нескольку дипломов первой степени! У моего пса дипломы по медведю, утке, копытным и пушным зверям.
- Значит, многостаночник, - улыбнулся Ярцев-старший. - Что же, испытаем его завтра на зверя покрупнее...
Так, за охотничьими разговорами прошел обед. После еды встал вопрос: чем заняться? Вику разморило. От впечатлений, свежего воздуха, тепла. Она пошла в одну из комнат прилечь.
- Эх, пулечку бы расписать, - мечтательно произнес Николай Николаевич.
- Это можно устроить, - улыбнулся Семен Матвеевич. - Карты есть...
- А третий? - спросил Вербицкий.
Ярцев-старший кивнул на сына.
- Играешь в преферанс? - обратился Николай Николаевич к Глебу. Тот кивнул. - Рискнешь с нами?
- Можно...
- Смотри, мы с твоим отцом имеем приличный стаж, - предупредил Вербицкий.
- На ковер, на ковер, - потер руки Ярцев-старший.
Тут же появилась нераспечатанная колода, бумага, карандаш.
- Только просьба, братцы, - попросил Николай Николаевич, - поменьше курите. - Он показал на сердце.
- Конечно, конечно, о чем речь! - откликнулся Семен Матвеевич, расчерчивая лист бумаги. - По сколько?
- По копейке, а? - неуверенно предложил Вербицкий, кинув взгляд на Глеба: мол, он еще молод и на большее не потянет.
- Боишься, без штанов оставим? - засмеялся Ярцев-старший. - Не будем мелочиться.
- Лично я готов, - усмехнулся московский гость, ловко тасуя карты и сдавая их для игры. - Ну, Матвеич?
- Я - пас.
Глеб стал торговаться. Николай Николаевич не уступал, и игра досталась ему.
- Разложимся, папа, - сказал Ярцев-младший, раскрывая карты.
Вербицкий остался без двух*.
______________
* Пас, без двух - карточные термины.
Раздали снова. На этот раз играл Глеб, притом успешно.
- Однако же, - заметил Вербицкий. - Наш гуманитарий не только в истории разбирается... Я думал, у тебя в голове лишь всякие там битвы при Ватерлоо, Бородино...
- Как говорится, нам, гуманитариям, ничто человеческое не чуждо, улыбнулся молодой историк.
Время летело быстро. Вербицкий нервничал, Семен Матвеевич хмурился.
- Покурим, Глеб, - предложил он.
Отец с сыном вышли на улицу.
- Ты что, спятил? - спросил Ярцев-старший. - Я прикинул: раздел гостя уже рублей на двести...
- Карта идет, - оправдывался Глеб.
- Умерь пыл! Видишь, он расстроился.
- Трус не играет в хоккей, - отшутился было сын.
- Кончай мне эти хохмы! - не на шутку рассердился отец. - Дай ему отыграться. Понял?
- Попробую...
- Не попробую, а сделаешь! - твердо приказал отец.
Они курили в накинутых на плечи тулупах, глядели на синеву морозной ночи, не нарушаемой ни единым звуком.
- Понимаешь, Вербицкий может помочь мне выбраться отсюда, - продолжал Семен Матвеевич. - И даже не в Средневолжск, а в Москву...
- Иди ты! - не поверил Глеб.
- Факт! Так что смотри... Нужно его ублажать. Пусть выиграет сотню-другую. Вербицкому радость, а мы не обеднеем. И не бойся просадить побольше - я тебе компенсирую дома.
- Идет! - согласился Глеб. И, помолчав, попросил у отца: - Батя, может, я с утра махну домой?
- А гости? Нас ведь трое да плюс собака, ружье и прочее. И потом, в "уазике" холодно.
- Попроси Рудика, чтобы прислал кого-нибудь с машиной, когда поедет в поселок.
- Ни в коем случае! - отрезал Семен Матвеевич. - Почему, ты думаешь, Николай Николаевич попросил привезти их сюда именно тебя? Да заикнись Вербицкий в Средневолжске - десяток машин выделили бы! И еще спасибо сказали бы, что удостоил. Понимаешь, время сейчас такое... Каждый тени своей боится.
- Понял, понял, - сказал Глеб, и впрямь наконец-то сообразив, почему Вербицкий не остановился в "Плёсе", почему так любезничал с Глебом.
- А Николай Николаевич тем более не хочет никакой огласки. Нельзя ему - вот-вот назначат замминистра.
- Ух ты! - вырвалось у Глеба.
- Факт. Так что этот человечек мне нужен. И тебе, между прочим, тоже может пригодиться. Сам говорил, что диссертации в Москве утверждают. Усек?
- Все-все! - с улыбкой поднял руки вверх Глеб.
- Знаю, Леночка твоя скучает. Сочувствую. Но дело есть дело. Я вон сам уехал от коллектива. Сегодня же у нас в клубе новогодний бал. Обижаться будут, что директор даже не поздравил. А что поделаешь? У самого сердце болит... Так что обслужим москвичей по высшему разряду. Договорились?
- Со всей душой!
Вернулись в дом. Играли еще пару часов: завтра надо было рано вставать. Когда подвели итог, Вербицкий оказался в выигрыше - около трехсот рублей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12