Усадив внучку на старенькое канапе, она достала резной, инкрустированный перламутром и серебром ларец, открыла его ключом, висевшим на шнурке на шее.
- Елена, - торжественно проговорила Леокадия Модестовна, - это все достанется тебе...
Негнущимися, малопослушными пальцами она разложила на диванчике красивые футляры с золоченой монограммой.
- Что это? - наивно спросила девочка.
- Посмотри...
На лице бабушки, пожалуй, впервые промелькнуло что-то наподобие улыбки.
Лена осторожно открыла длинный футляр. И замерла, очарованная красотой золотого колье и перстня, усыпанных драгоценными камнями.
- Шпинель, - дотронулась до самого крупного из них искривленным ревматизмом пальцем старуха. Камень таинственно чуть желтовато искрился лучиками, исходившими из его глубины. - А это - бриллианты... Бразильские...
Они венчиком окружали шпинель.
В других коробочках были сережки, тоже с бриллиантами; еще один перстень из платины с изумрудом; золотой кулон в виде сердечка, выложенного по краям кроваво-красными рубинами и крупным бриллиантом посередине, а также - что больше всего понравилось Лене - браслет из золота с голубой эмалью и александритами.
Дав насладиться девочке этой завораживающей красотой, старуха сложила драгоценности в ларец, заперла его и сказала:
- Когда я умру, а это будет скоро...
- Что вы, бабушка! - запротестовала было Лена, но та остановила ее властным жестом.
- Я знаю... Я чувствую... Так вот, после моей смерти все это достанется тебе. Храни до конца дней своих. - Она указала на портрет своего отца в рамке из красного дерева, стоявший на столе. - Его подарки.
Через день или два, Лена не помнит точно, отец привез в дом нотариуса.
После этого баба Лика уже не выходила из своей комнаты. Умерла она через три месяца.
В завещании, которое прочитал Лене отец, была выражена последняя воля Леокадии Модестовны: все свои сбережения и имущество она оставляла сыну, Антону Викентьевичу Гоголеву, за исключением драгоценностей, которые переходили по наследству к ее внучке Елене Антоновне Гоголевой по достижении восемнадцати лет. Список драгоценностей приводился полностью и с дотошным описанием камней.
Тогда еще Лена не придавала значения наследству и не имела понятия о его стоимости. Да еще была обижена за мать, которую свекровь, будучи даже на смертном одре, не простила за что-то.
- Подумаешь - завещание! - сказала Лена матери. - Предрассудки! Носи что хочешь!
- Нет, Леночка, - наотрез отказалась мать. - Ни за что! Душу будут жечь.
Она тоже не могла забыть и простить. Что именно, Лена так и не узнала.
Отец вручил (пустая формальность, конечно, коробочки с вензелем как лежали в шкафу, так и остались там лежать) фамильные драгоценности дочери в тот день, когда Лене исполнилось восемнадцать. Но одеть их ей в общем-то так ни разу и не удалось. По настоятельной просьбе Антона Викентьевича.
- Прошу тебя, доченька, - сказал он, - не дразни гусей. Люди завистливы, и при моем положении могут подумать бог знает что.
И теперь, когда надо было решать, стоит ли заявлять в милицию о похищении драгоценностей, Лена засомневалась.
- Давай посмотрим на вещи трезво, - сказала она.
- Если смотреть на вещи трезво, то голова пойдет кругом, - заметил Глеб.
- Может, позвонить папе? - неуверенно предложила Лена. Посоветоваться...
- Хочешь, чтобы его хватила кондрашка? - усмехнулся муж.
- Не дай бог! - замахала она руками. - Как же быть? Что я скажу, где драгоценности?
- С чего это он вдруг заинтересуется ими?
- А если все-таки спросит?
- Будем надеяться, что в ближайшее время не спросит. Словом, как-нибудь выкрутимся.
- Как?
- Закажем у ювелира.
- Это же безумные деньги!
- На золото найдем. А уж камни придется вставить поддельные. В дальнейшем же...
- Нет! - решительно отказалась Лена.
Бабушкино наследство было ее единственной надеждой. Вдруг Глеб уйдет от нее? Что тогда?
- Значит... - вопросительно посмотрел на нее муж.
- Звони Копыловым!
- Неудобно! - поежился Глеб. - Пользоваться добрым его отношением... Видя недовольство жены, он добавил: - Я позвоню дяде Гоше завтра на работу. А сейчас - дежурному по городу.
Глеб набрал 02.
Дежурный по горуправлению внутренних дел принял сообщение от Ярцева в двадцать два часа семь минут. Через три минуты из ворот горуправления милиции вылетела спецмашина с оперативной группой в составе следователя Воеводина, эксперта-криминалиста Баранчикова, оперуполномоченного уголовного розыска Богданова и кинолога Васильева со служебно-розыскной собакой по кличке Король.
В двадцать два часа двадцать пять минут они уже звонили в квартиру потерпевших.
Открывшая дверь хозяйка ахнула: так быстро работников милиции не ждали.
- Я думала, что подобная оперативность существует только в кино, слабо улыбнулась Лена.
В прихожей сразу стало тесно: помимо сотрудников милиции зашли еще дворник и соседка по лестничной площадке - в качестве понятых.
Следователь Воеводин попросил рассказать о случившемся. Лена повела работников милиции в спальню и поведала о пропаже.
- Когда вы видели ваши ценности в последний раз? - спросил Воеводин.
- Сегодня. В половине седьмого. Понимаете, собиралась на концерт Антонова. Из бабушкиных драгоценностей я надела лишь перстень. Остальное лежало в футлярах.
Эксперт-криминалист занялся фотографированием и снятием отпечатков пальцев на футлярах, трельяже, на ручках дверей - входной и той, что вела в спальню.
- Кто помимо вас был еще в квартире? - продолжал спрашивать следователь.
- Никого. Муж, - показала Лена на Глеба, стоявшего в коридоре, - ждал меня внизу, в машине.
- Кто закрывал дверь?
- Я.
- На сколько замков?
- На два, - ответила Лена. - Как всегда. Верхний - "аблоу", нижний нашего производства.
- Хорошая машина, - заметил Баранчиков, внимательно осматривая верхний замок. - Финны умеют делать.
- Капризный, - заметил Глеб. - Чуть перекос - заклинивает.
- Есть такое, - согласился эксперт-криминалист, щелкая фотоаппаратом со вспышкой.
- Когда вы обнаружили пропажу? - спросил Воеводин.
- Когда вернулись. Без двадцати пяти десять, - ответила Лена.
- Откуда такая точность?
- Муж включил телевизор. Заканчивалась программа "Время". Погоду говорили.
- Сколько у вас ключей от входной двери? - продолжал вести допрос следователь. - Я имею в виду - комплектов?
- Два, - ответила Лена. - У меня и у мужа. - Она зачем-то открыла сумочку, показала связку.
- Хорошо, - кивнул Воеводин. - Вспомните, вы когда-нибудь давали ключи посторонним? - Он посмотрел на Лену, потом на Глеба.
- Вроде нет, - ответила Лена.
- А точнее?
- Нет, - твердо сказала Лена.
- Я тоже, - сказал Глеб.
- Что еще пропало, помимо драгоценностей?
- Ничего! Ни иголки! - заверила Лена. - Мы с мужем проверили. Сразу!
Воеводин заглянул в открытый платяной шкаф, потом прошел в большую комнату, огляделся, вышел в коридор и сделал знак Васильеву.
Кинолог поднял сидевшую до сих пор спокойно собаку. Король обнюхал трельяж, ткнулся носом в предложенные ему футляры с монограммой и грозно направился к Лене.
- Фу! - коротко приказал Васильев.
- Поработайте еще, - сказал Воеводин и продолжил допрос потерпевших. Кто знал о наличии у вас драгоценностей?
Этот вопрос поставил Лену в затруднение: она и впрямь не помнила, кому говорила или показывала бабушкино наследство. Разве что той, давней подруге, с которой не виделась со времен окончания университета - она сразу уехала в другой город. Лена решила, что ее приплетать не стоит.
- Никто, - ответила она.
- Что, не надевали? - несколько удивился следователь.
- Только перстень. Да и то раза три, не больше, - уточнила Лена.
Наказ отца она выполняла строго.
- А вы что скажете? - обратился Воеводин к Глебу.
Тот пожал плечами:
- Меня ее украшения не интересуют.
- Может, все-таки говорили кому-нибудь? - настаивал следователь.
- Нет, - ответил Глеб.
Воеводин попросил описать похищенные вещи. Лена не только их описала, но и нарисовала по памяти, попутно рассказав, как они к ней попали.
- И во сколько вы оцениваете пропажу? - спросил следователь.
- Точно сказать не могу. Папа считает, что сейчас это стоит тысяч шестьдесят, не меньше. А ему можно верить.
- Он что, ювелир?
- Директор универмага.
Воеводин кивнул. Лене показалось, что он усмехнулся. И вероятно, историю с завещанием поставил под сомнение.
"Ох, надо ли было вызывать милицию? - подумала она. - Наверное, будут допрашивать папу, наводить справки и так далее, и тому подобное. А у него давление".
- Следов взлома не обнаружено, - доложил следователю эксперт-криминалист. - Скорее всего, дверь открывали ключами.
- Но откуда у воров наши ключи? - удивилась Лена.
- Не знаем, не знаем, - задумчиво протянул Воеводин.
Лене опять показалось, что он ей не верит. И снова пожалела, что заварила всю эту кашу.
- Когда вы вернулись с концерта, в каком виде нашли квартиру? - задал еще один вопрос Воеводин. - Может, заметили что-нибудь подозрительное?
- Ничего подозрительного мы не заметили, - сказала Лена. - Все было на своих местах.
Следователь принялся составлять протокол осмотра места происшествия, набросал схему квартиры.
Раздался звонок в дверь - это вернулся оперуполномоченный уголовного розыска Богданов. По его лицу следователь понял, что вернулся он с пустыми руками.
На прощание Воеводин протянул хозяевам листок бумаги.
- Вот мой служебный телефон. Если что припомните - звоните.
- Конечно, конечно! - пообещала Лена.
- А когда у меня появятся вопросы, я приглашу вас к себе.
Оставшись вдвоем, Ярцевы долго молчали. Лена вдруг почувствовала невероятную усталость. Она свалилась в кресло и обхватила голову руками.
Глеб стоял у окна, глядя вниз на отъезжающий "рафик" с мигалкой на крыше. Жена почувствовала в его позе укор себе. И расплакалась - это была разрядка нервного перенапряжения. Ей стало нестерпимо жалко себя, отца. Отца даже больше.
- Пропади они пропадом, эти бриллианты! - всхлипывая, проговорила Лена.
Муж сел в кресло напротив, положив подбородок на сцепленные кисти рук. Он словно говорил: ведь предупреждал...
Часы показывали четверть третьего ночи.
А в машине, возвращавшейся в горуправление внутренних дел, Богданов рассказывал следователю о том, что ему удалось выяснить у соседей. Никто из них не видел, чтобы к Ярцевым заходили посторонние, когда хозяева были на концерте. И вообще не заметили подозрительных людей ни возле дома, ни в подъезде.
- И Король оплошал, - вздохнул Воеводин. - След не взял.
Васильев сконфуженно хмыкнул.
- Не думаю, чтобы эта Леночка не похвасталась перед кем-нибудь своими драгоценностями, - сказал эксперт-криминалист. - Такого не бывает. Женщина есть женщина. Вы верите, что действительно наследство? - спросил он у следователя.
- А зачем ей врать? - ответил Воеводин. - Проверить не трудно. Меня сейчас занимает другое. Я почти уверен, что похититель знал о существовании драгоценностей. Вероятно, тщательно готовился к краже.
- Похоже, что так, - согласился Баранчиков. - Ключи... Потом, ему было известно, что в этот вечер Ярцевы поедут на концерт.
- Обратите внимание, - сказал оперуполномоченный уголовного розыска, он больше ничего не взял из квартиры. А там было чем поживиться. Хотя бы радиоаппаратура.
- Тысяч на десять, не меньше, - подтвердил эксперт-криминалист.
- Больше! - сказал следователь.
- И откуда столько добра? - покачал головой кинолог Васильев. - Ведь они совсем молодые. Мой пацан давно просит хотя бы самый дешевый магнитофон, а я не могу себе позволить.
- Ты же не директор универмага, - усмехнулся Баранчиков.
- Ярцев, Ярцев, - вспомнил Богданов. - Не папаша ли этого Глеба? Ну, начальник облсельхозтехники? - спросил он у Воеводина.
Тот пожал плечами и задумчиво произнес:
- Ох, чует мое сердце, придется поломать голову с этим делом.
Глеб проснулся в начале одиннадцатого. Он даже не слышал, как ушла жена. Сон у Глеба был чуткий. Его всегда раздражал по утрам скрип дверей, возня Лены у трельяжа. А тут - не помнит ни звука.
Легли они в четыре часа, и Глеб словно провалился в бездну.
В спальню лился яркий солнечный свет. В комнате стоял запах французской туалетной воды.
Глеб босиком пошел в ванную комнату. Привычка ходить по дому босиком осталась с детства.
Чувствовал он себя разбитым после кошмарной ночи. Полез под душ, пуская попеременно то горячую, то холодную воду - это всегда отлично помогало.
Действительно, контрастный душ взбодрил тело. Но на сердце было скверно. Он вспомнил объяснение с работниками милиции. Ощущение - словно тебя увидели голым...
Глеб сварил крепчайший кофе, с трудом проглотил холодную котлету без хлеба и с удовольствием убрался из квартиры - тянуло скорее на люди.
Выйдя на улицу, он зажмурился от ослепительного сверкающего снега. Дорога - словно каток. Глеб решил не выводить машину - гололедица, еще вмажут по его новенькой "Ладе".
В университет он поехал на городском транспорте. И сразу пошел в библиотеку.
Люся Шестопалова за столом выдачи зарумянилась при виде Глеба, заулыбалась (он уже привык к обожанию) и протянула ему книгу и две тоненькие брошюрки.
- Вчера весь день пролежали, - с укоризной сказала библиотекарша. Сделали заказ, а не пришли.
- Эх, знал бы, что на выдаче вы, обязательно пришел бы! - одарил ее улыбкой Ярцев и вручил японский календарик с лукаво подмигивающей девицей: Люся коллекционировала карманные календари.
Она смутилась еще больше, горячо и бессвязно поблагодарила за подарок.
Он нашел свободный столик в читальном зале, углубился в чтение, но сосредоточиться не мог - все время прокручивал в голове ночное событие. Обрадовался, когда на его плечо легла чья-то рука.
- Покурим?
Это был Аркадий Буримович, аспирант кафедры философии.
- Айда, - поднялся Ярцев.
В курительной комнате стояла холодина: форточка была открыта настежь. Глеб достал "Космос", и Аркадий тут же полез за сигаретой. Он, как персонаж из пьесы Островского "Без вины виноватые", курил один лишь сорт - чужие...
- Ну что, румяный мой философ? - шутливо спросил Глеб.
- Да так как-то все, братец историк, - в тон ответил Буримович словами из "Ревизора".
Он был небольшого роста, кругленький, с распадавшейся посередине головы пышной шевелюрой и розовыми пухлыми щечками. По его виду нельзя было подумать, что он занимается такой серьезной наукой. Разве что умные пытливые глаза за сильными линзами очков.
Болтать с ним - одно удовольствие. Аркадий чуть ли не каждый день делал очередное открытие - гениальное, как он выражался. Однако оно жило недолго: его или быстро опровергали, или же выяснялось, что подобная идея давно была высказана кем-то другим.
Если этого толстяка что-нибудь увлекало, то он непременно стремился зажечь кого-нибудь еще. Кто попадется под руку.
Сегодня это был Ярцев.
- Слушай, старик, это грандиозно! - теребя Глеба за рукав пиджака, горячо начал Аркадий. - Я понял...
- С какого конца есть сваренные всмятку яйца? - сыронизировал Глеб.
- Не скалься! - не обиделся Буримович. - Ну, вот скажи мне, почему неистребим шабашник?
- Проще пареной репы. Налево больше платят.
- Фу! - поморщился Аркадий. - Рассуждаешь как обыватель. А тут политэкономия! Целая научная система!
Глеб улыбнулся.
Приняв улыбку Глеба на свой счет, Буримович покачал головой:
- Я серьезно, старик.
- Давай, давай, я слушаю, - сказал Ярцев.
- Понимаешь, шабашничать экономически выгодно, - стал развивать свою мысль Аркадий. - Смотри, - он начал загибать пальцы. - Строитель какого-нибудь СМУ из каждой заработанной десятки отдает государству в виде налога и других удержаний - на содержание управленческого аппарата, армии, милиции, на здравоохранение, образование и прочее - определенную сумму. Скажем, рубля три...
- Ну, а как же иначе?
- Верно, все это надо, - согласился Буримович. - И что же? В результате, работая в государственной системе, строитель получает на руки, допустим, семь рублей из десяти. А шабашник? Армию он не содержит, милицию - тоже, больницы, школы... В больницу же ходит, как и мы, детей своих учит бесплатно! Заметь, на мои и твои деньги! Выходит, что десятка, которую он получает у частника, остается целехонькой. Да плюс еще те рубли, которые он должен был отдать врачу и учителям своих детей. То есть он получил все тринадцать целковых за тот же труд, который потратил бы на государство.
- Ты хочешь сказать, эти три рубля он украл из общественного фонда? проявил знание предмета Глеб.
- Скажем - вocпoльзовался, - пoпрaвил Аркадий. - А я хочу сказать насчет этого общественного фонда потребления. Видишь ли, старик, по моему глубокому убеждению, тут у нас перегиб. Так сказать, забегание вперед. За счет общественных фондов выплаты и льготы населению выросли с тысяча девятьсот сорокового года почти в двадцать раз. С двадцати четырех рублей до четырехсот семидесяти пяти на душу населения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12