— Он слегка подался вперёд. — Почему вас так интересует Димитриос?
— Димитриос!
— Да, дорогой мистер Латимер. Димитриос. Вы ведь прибыли сюда из Малой Азии. Димитриос — тоже. В Афинах вы с немалым усердием занялись исследованием архивов комиссии по беженцам. В Софии тоже наняли агента, чтобы ознакомиться с архивом полиции. Зачем? Подождите, пока не отвечайте. Я, между прочим, ничего против вас не злоумышляю, да будет это вам раз и навсегда известно. Но так уж получилось, что Димитриос интересует и меня тоже. Поэтому скажите мне откровенно, мистер Латимер, какова ваша роль? Или, если позволите, я скажу иначе: какую игру вы ведёте?
Латимер на какое-то мгновение задумался. Ему очень хотелось дать быстрый ответ, но ничего не получалось, и он несколько смутился. Для него Димитриос стал уже своего рода собственностью, такой же академической задачей, как, скажем, проблема авторства какого-нибудь стихотворения XVI века. И вот, пожалуйста, появляется этот одиозный мистер Питерс со своей улыбочкой, со своими затасканными фразами о Всемогущем, со своим люгером, и получается, что он, Латимер, занимается контрабандой. Впрочем, тут нет ничего удивительного — Димитриоса могли знать многие. Странно, но ему казалось, что они умерли вместе с ним. Безусловно, нет ничего глупее.
— Ну, так как же, мистер Латимер? — Толстяк все так же выученно-сладко улыбался, но в его сипловатом голосе Латимер заметил садистские нотки: он теперь напоминал ему мальчишку, отрывавшего пойманной мухе крылья.
— Мне кажется, — медленно начал Латимер, — прежде чем я отвечу на ваши вопросы, вам следует сперва ответить на мои. Другими словами, мистер Питерс, если вы расскажете мне, какую игру ведёте вы, я расскажу о своей. Я не собираюсь ничего скрывать, единственное, к чему я стремлюсь, это удовлетворить своё любопытство. И не надо так страшно размахивать оружием. В конце концов оружие не такой уж сильный аргумент. Кстати, ваш пистолет большого калибра и будет много шума, если, не дай бог, он выстрелит. Кроме того, какая вам польза, если вы меня убьёте? И поскольку на вас никто не собирается нападать, я бы на вашем месте давно убрал пистолет в карман.
Мистер Питерс продолжал излучать свою радостно-горестную улыбку.
— Вы изложили свою точку зрения с удивительной краткостью и изумительным красноречием, мистер Латимер. И все-таки мне пока не хочется убирать оружие.
— Как вам будет угодно. Вас не затруднит объяснить мне, что вы искали в переплётах книг и в зубной пасте?
Он достал из кармана листок бумаги. Это была таблица, которую Латимер составил в Смирне. Кажется, она лежала в одной из книг.
— Что поделаешь, мистер Латимер, если что-то прячут между страниц, то, быть может, есть кое-что интересное и под переплётом.
— Я не собирался ничего прятать…
Мистер Питерс не обратил на эти слова внимания. Держа в левой руке листок, он походил на школьного учителя, который отдавал ученику его работу. Тряхнув головой, мистер Питерс спросил:
— И это все, что вам известно о Димитриосе, мистер Латимер?
— Нет.
— Ах, вот что! — Он с каким-то печальным недоумением стал рассматривать латимеровский галстук. — Интересно, кто такой этот полковник Хаки? Кажется, он неплохо информирован, но почему он так неосторожен? Фамилия у него турецкая. Вы ведь тоже прибыли из Стамбула, не так ли?
Совершенно непроизвольно Латимер кивнул, и тотчас пожалел об этой глупости. Улыбка на лице мистера Питерса засияла ещё ярче.
— Благодарю вас, мистер Латимер. Начинает казаться, что вы готовы помочь мне. Давайте разберёмся. Итак, вы были в Стамбуле, где одновременно оказались и Димитриос, и полковник Хаки. Здесь есть ещё заметка о паспорте на имя Талата. Опять какая-то турецкая фамилия. Потом упоминается Андрианополь и написано «попытка». Ну да, я понял: так вы перевели французское слово «покушение». Вы ничего не хотите мне сказать? Ну хорошо, хорошо, пусть будет по-вашему. У меня создалось впечатление, что вы, по-видимому, читали какое-то досье. Ну что, разве я не прав?
Латимеру было неприятно, что он попал в такое дурацкое положение. Подумав, он сказал:
— Мне кажется, так вы недалеко уйдёте. На каждый ваш вопрос у меня есть свой вопрос. Например, я вам буду очень признателен, если вы мне скажете, встречались ли вы с Димитриосом.
Мистер Питерс молча поглядел на него.
— Думаю, вы не очень-то уверены в себе, мистер Латимер, — медленно проговорил он. — Очевидно, я бы мог рассказать вам гораздо больше, чем вы мне. — Он сунул пистолет в карман пальто и встал. — Мне пора уходить.
Латимер не ожидал, что это произойдёт так скоро, однако, стараясь быть равнодушным, сказал:
— Спокойной ночи.
Толстяк пошёл к двери, но вдруг остановился.
— Стамбул. Смирна, 1922 год. Афины, тот же год. София, 1923 год. Андрианополь. Нет, ведь он приехал из Турции… — Обернулся и посмотрел на Латимера: — А что если… — Он замолчал, потом, подумав, продолжил: — Быть может, это и глупая мысль, но, мне кажется, вы в самое ближайшее время собираетесь посетить Белград. Ведь я угадал, мистер Латимер?
Как ни старался мистер Латимер скрыть своё удивление проницательностью мистера Питерса, ему это не удалось.
— Белград вам понравится, — сказал мистер Питерс самодовольно. — Это чудесный город. А какие с окрестных гор открываются виды! Как бы мне хотелось поехать вместе с вами! А какие там девушки, круглолицые красавицы, какие у них фигурки! Вы человек ещё молодой, и вам будет легко с ними договориться. Ну а меня эти вещи уже не привлекают. Я уже стар, и мне осталось только вспоминать. Но я не осуждаю молодых. Ни в коем случае. Каждому молодость даётся только раз, Всемогущий, несомненно, хотел, чтобы мы почувствовали себя счастливыми. Ведь жизнь должна продолжаться, не так ли?
Латимер стащил с кресла пододеяльник и сел. Он был очень зол и, быть может, поэтому его мозг начал лучше работать.
— Мистер Питерс, в Смирне мне удалось ознакомиться с материалами пятнадцатилетней давности. Я обнаружил, что за три месяца до меня те же самые материалы интересовали кое-кого ещё. Не вы ли это были?
Слезящиеся глаза толстяка, казалось, были устремлены куда-то в вечность. Он нахмурился, точно не понимая смысла слов.
— Вы не могли бы повторить ваш вопрос?
После того как Латимер повторил, мистер Питерс, подумав несколько секунд, тряхнул головой и сказал:
— Нет, мистер Латимер, это был не я.
— Но ведь вы занимались расследованием по поводу пребывания Димитриоса в Афинах, не так ли? Ведь это были вы? Вы, помнится, очень быстро удалились из бюро, так что я вас, к сожалению, не заметил, но чиновник видел, что вы заходили туда. И, очевидно, далеко не случайное совпадение, что мы ехали с вами в одном купе до Софии, не правда ли? Вы проявили отменную смекалку и узнали, в каком отёле я остановлюсь. Неужели вам не хочется сказать правду?
— Да, мистер Латимер, — кивнул мистер Питерс, счастливо улыбаясь, — все так и было. Мне известен каждый ваш шаг после того, как вы покинули бюро в Афинах. Я ведь уже, кажется, говорил вам, что интересуюсь каждым, кто собирает сведения о Димитриосе. Вы, конечно, разузнали, кто был тот человек в Смирне?
Обратив внимание на то, что последняя фраза была произнесена самым невинным тоном, Латимер сказал:
— Нет, я этим не занимался.
— Но вы, конечно, хотели бы это узнать?
— Не очень.
Толстяк шумно вздохнул.
— Мы должны, мистер Латимер, достичь взаимопонимания. Нам нельзя ссориться. — Он остановился и поглядел сверху вниз на Латимера. — Я должен знать, зачем вам все это понадобилось. Нет-нет, пожалуйста, не перебивайте меня. Я готов признать, что для меня ваши ответы гораздо важнее, чем мои — для вас. И все-таки сейчас я не могу их вам дать. Да-да, я слышал, что вы поставили такое условие. Но я серьёзно не могу. Поймите меня, пожалуйста.
Итак, вас интересуют факты из жизни Димитриоса, и вы собираетесь поехать в Белград, чтобы побольше разузнать о нем. Я вижу, вы этого не отрицаете. И вам, и мне известно, что Димитриос жил в Белграде в 1926 году. Могу к этому добавить, что он там больше не появлялся. Вы не хотите сказать, зачем вам это нужно? Очень хорошо. Я вам скажу другое: если вы попадёте в Белград, то не обнаружите ни малейших следов Димитриоса. Более того, если попытаетесь провести расследование, то у вас наверняка возникнут трудности с полицией. Есть только один человек, который мог бы рассказать вам о том, что вас интересует. Это поляк, он живёт теперь недалеко от Женевы.
Я дам вам адрес и письмо к нему. Но мне все-таки хочется понять, зачем вам нужна эта информация. Вначале мне казалось, что вы работаете на турецкую полицию — сейчас на Ближнем Востоке многие англичане работают в полиции, — но я отказался от этой мысли. В ваших документах написано, что вы писатель, но ведь это весьма растяжимое понятие. Кто же вы такой, мистер Латимер, и в чем заключается ваша игра?
Мистер Питерс выжидающе замолчал. Латимер, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица, смотрел ему прямо в глаза. Не смущаясь этим, мистер Питерс продолжал:
— Естественно, когда я говорю «игра», я понимаю это слово в особом смысле. Вся ваша игра состоит, конечно, в том, чтобы получить деньги. Но не такого ответа я жду от вас. Вы богаты, мистер Латимер? Нет? Тогда я скажу то, что, быть может, упростит дело. Я предлагаю, мистер Латимер, заключить соглашение, так сказать, объединить наши возможности. Мне, например, известны такие вещи, о которых я не могу сообщить вам в настоящий момент. Вам, с другой стороны, также известно что-то весьма важное. Сами по себе те факты, которые я знаю, быть может, не имеют ценности. Но и то, что известно вам, пустой звук вне связи с другим. Если же и то, и другое рассматривать вместе, то ценность такого объединения может составить (при этих словах он сильно выдвинул вперёд нижнюю челюсть) по крайней мере пять тысяч английских фунтов, или миллион франков. — Он был на седьмом небе от радости. — Ну, что вы на это скажете?
— Прошу прощения, — сказал Латимер, почти не скрывая своей враждебности, — но скажу, что я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. И мне глубоко безразлично, как вы это воспримете. Я устал, мистер Питерс, я очень устал, буквально валюсь с ног. — Он встал и, взяв простыню, стал застилать постель. — Полагаю, мне незачем скрывать от вас, почему я интересуюсь Димитриосом. Деньги тут как раз совершенно ни при чем. Я зарабатываю на жизнь тем, что сочиняю детективные романы. Когда я был в Стамбуле, полковник Хаки, человек, в определённом смысле связанный с тамошней полицией, рассказал мне об одном преступнике по имени Димитриос, труп которого был найден в водах Босфора. Отчасти ради удовольствия — мне хотелось разгадать своего рода кроссворд, — отчасти желая попробовать свои силы в самостоятельном расследовании, я начал идти по следам этого человека. Вот и все. Я не жду, что вы мне поверите. Вероятно, вы сейчас задаёте себе вопрос, почему я не придумал какую-нибудь более убедительную историю. Мне очень жаль, но убеждать вас в том, что это правда, я не могу да и не хочу.
Мистер Питерс подошёл к окну и, достав сигарку, стал смотреть, как Латимер застилает кровать.
— Детективные романы! Это удивительно интересно, мистер Латимер. Я их очень люблю. Назовите, пожалуйста, книги, которые вы написали.
Латимер назвал.
— А кто ваши издатели?
— Кто вас больше интересует — англичане, французы, шведы, норвежцы, немцы или венгры?
— Венгры.
Услышав ответ, мистер Питерс одобрительно кивнул головой.
— Да, я знаю, это хорошая фирма. — Видно было, что он принял какое-то решение. — Мистер Латимер, у вас найдутся перо и бумага?
Латимер указал на письменный стол, и толстяк уселся за него. И пока Латимер готовил себе постель, собирал с пола разбросанные вещи, слышно было, как по бумаге скрипело перо. Мистер Питерс был человек слова.
Когда Латимер уже собрался лечь в постель, послышался звук отодвигаемого кресла и мистер Питерс с сияющей улыбкой на лице заявил:
— Я оставляю вам, мистер Латимер, три листа бумаги. На первом — адрес человека, о котором я вам говорил. Его зовут Гродек, Владислав Гродек. Он живёт недалеко от Женевы. На втором листе — моё письмо к нему. Если он его получит, он будет знать, что вы мой друг и что он может быть с вами откровенным. Он уже отошёл от дел, так что я могу, ничего не скрывая, сказать, что в своё время это был один из самых выдающихся разведчиков в Европе. Но самое замечательное, что полученные им сведения всегда были достоверны. Он работал на несколько стран. Его резиденция находилась в Брюсселе. Для писателя такой человек просто находка. Я думаю, он вам понравится. Он, между прочим, очень любит животных. Короче, это чудесный человек, с тонкими и нежными чувствами. Между прочим, именно на него работал Димитриос в 1926 году.
— Понятно. Весьма вам признателен. А что вы написали на третьем листе?
Мистер Питерс смутился, хотя улыбка его была теперь почти экстатической.
— Вы, кажется, сказали, что вы не богаты.
— Да, это так.
— Значит, полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов, вам бы, наверное, пригодились.
— Безусловно.
— В таком случае, когда вам наскучит Женева, вы, быть может, захотите убить сразу двух зайцев. — Он вытащил из кармана таблицу, составленную Латимером. — Здесь помечены и другие даты из жизни Димитриоса, которые вы хотели бы проверить. Между прочим, место действия перемещается в Париж. Это во-первых. Ну, а во-вторых, мы в Париже обязательно встретимся, и вы, быть может, наконец решитесь объединить наши возможности. То есть мы придём к соглашению, о котором я вам уже говорил. В этом случае даю безусловную гарантию, что буквально через несколько дней на ваш счёт будет перечислено полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов стерлингов.
— Мне бы очень хотелось, — возразил раздражённый Латимер, — чтобы вы внесли хоть какую-то ясность. Что мне надо делать? Кто, наконец, заплатит мне деньги? Все покрыто мраком неизвестности, мистер Питерс, и потому я не могу верить ни одному вашему слову.
Улыбка на устах мистера Питерса несколько поблекла, но разве могут оскорбления вывести из себя христианина, который давно подготовился к арене со львами.
— Я знаю, мистер Латимер, — сказал он тихо, — что вы не доверяете мне. Я написал письмо Гродеку и дал вам его адрес, потому что мне хотелось убедить вас в том, что моему слову можно верить. Сейчас мне больше нечего вам сказать. Но если вы поверите мне и поедете в Париж — на третьем листе бумаги мой адрес.
— Не будем ничего загадывать, — сказал Латимер. — Вы, мне кажется, сделали далеко идущие выводы. Что касается Белграда, то я действительно туда не поеду. Насчёт Женевы я ещё не решил. Поездку в Париж я вообще не могу сейчас предпринять, потому что у меня накопилось много работы. И, конечно…
— Спокойной ночи, мистер Латимер, — сказал мистер Питерс, протягивая руку. — Я не хочу с вами прощаться…
Латимер пожал протянутую руку. Она была сухая и мягкая, точно без костей.
— Спокойной ночи, — сказал Латимер.
У двери мистер Питерс обернулся.
— На полмиллиона франков можно купить массу хороших вещей, мистер Латимер. Мне хочется верить, что мы встретимся в Париже. Ещё раз желаю вам спокойной ночи.
— Мне тоже. Спокойной ночи.
Дверь закрылась, но улыбка великомученика все стояла перед глазами Латимера, напоминая ему улыбку чеширского кота, которая парила в воздухе. В изнеможении прислонился он к двери и вдруг заметил на полу пустые, раскрытые чемоданы. Начинало светать. Он ещё долго не мог заснуть, но вдруг сон навалился на него, и его размышления прекратились.
Гродек
Когда Латимер проснулся, было уже одиннадцать часов. На столике возле кровати лежали три листа бумаги, оставленные мистером Питерсом. Они напомнили Латимеру, что надо многое хорошенько обдумать и принять какое-то решение, и это было неприятно. Он сел на кровати и взял эти листы в руки. На первом, как и говорил мистер Питерс, был написан женевский адрес:
Владислав Гродек
Вилла «Акация»
Шамбеси
(в 7 км от Женевы)
Латимер с трудом разобрал записку, написанную корявыми, прыгающими буквами. И обратил внимание, что цифра семь перечёркнута, как это обычно принято у французов.
Он взял второй лист. В письме было всего шесть строчек, но Латимер не смог их прочитать: оно было написано на каком-то незнакомом языке, вероятно, на польском. Во второй строке он нашёл свою фамилию, почему-то написанную с ошибкой. Вздохнув, он отложил письмо в сторону.
Латимер подумал, что дружеские отношения мистера Питерса с бывшим шпионом являются важным ключом, но как им воспользоваться, он не знал. Подтверждением тому было вызывающее поведение мистера Питерса вчера ночью: предпринять обыск в отсутствии хозяина и вдруг после размахивания пистолетом предложить полмиллиона франков и рекомендательное письмо к бывшему шпиону мог только человек, которого легко заподозрить в самых тяжких преступлениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Димитриос!
— Да, дорогой мистер Латимер. Димитриос. Вы ведь прибыли сюда из Малой Азии. Димитриос — тоже. В Афинах вы с немалым усердием занялись исследованием архивов комиссии по беженцам. В Софии тоже наняли агента, чтобы ознакомиться с архивом полиции. Зачем? Подождите, пока не отвечайте. Я, между прочим, ничего против вас не злоумышляю, да будет это вам раз и навсегда известно. Но так уж получилось, что Димитриос интересует и меня тоже. Поэтому скажите мне откровенно, мистер Латимер, какова ваша роль? Или, если позволите, я скажу иначе: какую игру вы ведёте?
Латимер на какое-то мгновение задумался. Ему очень хотелось дать быстрый ответ, но ничего не получалось, и он несколько смутился. Для него Димитриос стал уже своего рода собственностью, такой же академической задачей, как, скажем, проблема авторства какого-нибудь стихотворения XVI века. И вот, пожалуйста, появляется этот одиозный мистер Питерс со своей улыбочкой, со своими затасканными фразами о Всемогущем, со своим люгером, и получается, что он, Латимер, занимается контрабандой. Впрочем, тут нет ничего удивительного — Димитриоса могли знать многие. Странно, но ему казалось, что они умерли вместе с ним. Безусловно, нет ничего глупее.
— Ну, так как же, мистер Латимер? — Толстяк все так же выученно-сладко улыбался, но в его сипловатом голосе Латимер заметил садистские нотки: он теперь напоминал ему мальчишку, отрывавшего пойманной мухе крылья.
— Мне кажется, — медленно начал Латимер, — прежде чем я отвечу на ваши вопросы, вам следует сперва ответить на мои. Другими словами, мистер Питерс, если вы расскажете мне, какую игру ведёте вы, я расскажу о своей. Я не собираюсь ничего скрывать, единственное, к чему я стремлюсь, это удовлетворить своё любопытство. И не надо так страшно размахивать оружием. В конце концов оружие не такой уж сильный аргумент. Кстати, ваш пистолет большого калибра и будет много шума, если, не дай бог, он выстрелит. Кроме того, какая вам польза, если вы меня убьёте? И поскольку на вас никто не собирается нападать, я бы на вашем месте давно убрал пистолет в карман.
Мистер Питерс продолжал излучать свою радостно-горестную улыбку.
— Вы изложили свою точку зрения с удивительной краткостью и изумительным красноречием, мистер Латимер. И все-таки мне пока не хочется убирать оружие.
— Как вам будет угодно. Вас не затруднит объяснить мне, что вы искали в переплётах книг и в зубной пасте?
Он достал из кармана листок бумаги. Это была таблица, которую Латимер составил в Смирне. Кажется, она лежала в одной из книг.
— Что поделаешь, мистер Латимер, если что-то прячут между страниц, то, быть может, есть кое-что интересное и под переплётом.
— Я не собирался ничего прятать…
Мистер Питерс не обратил на эти слова внимания. Держа в левой руке листок, он походил на школьного учителя, который отдавал ученику его работу. Тряхнув головой, мистер Питерс спросил:
— И это все, что вам известно о Димитриосе, мистер Латимер?
— Нет.
— Ах, вот что! — Он с каким-то печальным недоумением стал рассматривать латимеровский галстук. — Интересно, кто такой этот полковник Хаки? Кажется, он неплохо информирован, но почему он так неосторожен? Фамилия у него турецкая. Вы ведь тоже прибыли из Стамбула, не так ли?
Совершенно непроизвольно Латимер кивнул, и тотчас пожалел об этой глупости. Улыбка на лице мистера Питерса засияла ещё ярче.
— Благодарю вас, мистер Латимер. Начинает казаться, что вы готовы помочь мне. Давайте разберёмся. Итак, вы были в Стамбуле, где одновременно оказались и Димитриос, и полковник Хаки. Здесь есть ещё заметка о паспорте на имя Талата. Опять какая-то турецкая фамилия. Потом упоминается Андрианополь и написано «попытка». Ну да, я понял: так вы перевели французское слово «покушение». Вы ничего не хотите мне сказать? Ну хорошо, хорошо, пусть будет по-вашему. У меня создалось впечатление, что вы, по-видимому, читали какое-то досье. Ну что, разве я не прав?
Латимеру было неприятно, что он попал в такое дурацкое положение. Подумав, он сказал:
— Мне кажется, так вы недалеко уйдёте. На каждый ваш вопрос у меня есть свой вопрос. Например, я вам буду очень признателен, если вы мне скажете, встречались ли вы с Димитриосом.
Мистер Питерс молча поглядел на него.
— Думаю, вы не очень-то уверены в себе, мистер Латимер, — медленно проговорил он. — Очевидно, я бы мог рассказать вам гораздо больше, чем вы мне. — Он сунул пистолет в карман пальто и встал. — Мне пора уходить.
Латимер не ожидал, что это произойдёт так скоро, однако, стараясь быть равнодушным, сказал:
— Спокойной ночи.
Толстяк пошёл к двери, но вдруг остановился.
— Стамбул. Смирна, 1922 год. Афины, тот же год. София, 1923 год. Андрианополь. Нет, ведь он приехал из Турции… — Обернулся и посмотрел на Латимера: — А что если… — Он замолчал, потом, подумав, продолжил: — Быть может, это и глупая мысль, но, мне кажется, вы в самое ближайшее время собираетесь посетить Белград. Ведь я угадал, мистер Латимер?
Как ни старался мистер Латимер скрыть своё удивление проницательностью мистера Питерса, ему это не удалось.
— Белград вам понравится, — сказал мистер Питерс самодовольно. — Это чудесный город. А какие с окрестных гор открываются виды! Как бы мне хотелось поехать вместе с вами! А какие там девушки, круглолицые красавицы, какие у них фигурки! Вы человек ещё молодой, и вам будет легко с ними договориться. Ну а меня эти вещи уже не привлекают. Я уже стар, и мне осталось только вспоминать. Но я не осуждаю молодых. Ни в коем случае. Каждому молодость даётся только раз, Всемогущий, несомненно, хотел, чтобы мы почувствовали себя счастливыми. Ведь жизнь должна продолжаться, не так ли?
Латимер стащил с кресла пододеяльник и сел. Он был очень зол и, быть может, поэтому его мозг начал лучше работать.
— Мистер Питерс, в Смирне мне удалось ознакомиться с материалами пятнадцатилетней давности. Я обнаружил, что за три месяца до меня те же самые материалы интересовали кое-кого ещё. Не вы ли это были?
Слезящиеся глаза толстяка, казалось, были устремлены куда-то в вечность. Он нахмурился, точно не понимая смысла слов.
— Вы не могли бы повторить ваш вопрос?
После того как Латимер повторил, мистер Питерс, подумав несколько секунд, тряхнул головой и сказал:
— Нет, мистер Латимер, это был не я.
— Но ведь вы занимались расследованием по поводу пребывания Димитриоса в Афинах, не так ли? Ведь это были вы? Вы, помнится, очень быстро удалились из бюро, так что я вас, к сожалению, не заметил, но чиновник видел, что вы заходили туда. И, очевидно, далеко не случайное совпадение, что мы ехали с вами в одном купе до Софии, не правда ли? Вы проявили отменную смекалку и узнали, в каком отёле я остановлюсь. Неужели вам не хочется сказать правду?
— Да, мистер Латимер, — кивнул мистер Питерс, счастливо улыбаясь, — все так и было. Мне известен каждый ваш шаг после того, как вы покинули бюро в Афинах. Я ведь уже, кажется, говорил вам, что интересуюсь каждым, кто собирает сведения о Димитриосе. Вы, конечно, разузнали, кто был тот человек в Смирне?
Обратив внимание на то, что последняя фраза была произнесена самым невинным тоном, Латимер сказал:
— Нет, я этим не занимался.
— Но вы, конечно, хотели бы это узнать?
— Не очень.
Толстяк шумно вздохнул.
— Мы должны, мистер Латимер, достичь взаимопонимания. Нам нельзя ссориться. — Он остановился и поглядел сверху вниз на Латимера. — Я должен знать, зачем вам все это понадобилось. Нет-нет, пожалуйста, не перебивайте меня. Я готов признать, что для меня ваши ответы гораздо важнее, чем мои — для вас. И все-таки сейчас я не могу их вам дать. Да-да, я слышал, что вы поставили такое условие. Но я серьёзно не могу. Поймите меня, пожалуйста.
Итак, вас интересуют факты из жизни Димитриоса, и вы собираетесь поехать в Белград, чтобы побольше разузнать о нем. Я вижу, вы этого не отрицаете. И вам, и мне известно, что Димитриос жил в Белграде в 1926 году. Могу к этому добавить, что он там больше не появлялся. Вы не хотите сказать, зачем вам это нужно? Очень хорошо. Я вам скажу другое: если вы попадёте в Белград, то не обнаружите ни малейших следов Димитриоса. Более того, если попытаетесь провести расследование, то у вас наверняка возникнут трудности с полицией. Есть только один человек, который мог бы рассказать вам о том, что вас интересует. Это поляк, он живёт теперь недалеко от Женевы.
Я дам вам адрес и письмо к нему. Но мне все-таки хочется понять, зачем вам нужна эта информация. Вначале мне казалось, что вы работаете на турецкую полицию — сейчас на Ближнем Востоке многие англичане работают в полиции, — но я отказался от этой мысли. В ваших документах написано, что вы писатель, но ведь это весьма растяжимое понятие. Кто же вы такой, мистер Латимер, и в чем заключается ваша игра?
Мистер Питерс выжидающе замолчал. Латимер, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица, смотрел ему прямо в глаза. Не смущаясь этим, мистер Питерс продолжал:
— Естественно, когда я говорю «игра», я понимаю это слово в особом смысле. Вся ваша игра состоит, конечно, в том, чтобы получить деньги. Но не такого ответа я жду от вас. Вы богаты, мистер Латимер? Нет? Тогда я скажу то, что, быть может, упростит дело. Я предлагаю, мистер Латимер, заключить соглашение, так сказать, объединить наши возможности. Мне, например, известны такие вещи, о которых я не могу сообщить вам в настоящий момент. Вам, с другой стороны, также известно что-то весьма важное. Сами по себе те факты, которые я знаю, быть может, не имеют ценности. Но и то, что известно вам, пустой звук вне связи с другим. Если же и то, и другое рассматривать вместе, то ценность такого объединения может составить (при этих словах он сильно выдвинул вперёд нижнюю челюсть) по крайней мере пять тысяч английских фунтов, или миллион франков. — Он был на седьмом небе от радости. — Ну, что вы на это скажете?
— Прошу прощения, — сказал Латимер, почти не скрывая своей враждебности, — но скажу, что я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. И мне глубоко безразлично, как вы это воспримете. Я устал, мистер Питерс, я очень устал, буквально валюсь с ног. — Он встал и, взяв простыню, стал застилать постель. — Полагаю, мне незачем скрывать от вас, почему я интересуюсь Димитриосом. Деньги тут как раз совершенно ни при чем. Я зарабатываю на жизнь тем, что сочиняю детективные романы. Когда я был в Стамбуле, полковник Хаки, человек, в определённом смысле связанный с тамошней полицией, рассказал мне об одном преступнике по имени Димитриос, труп которого был найден в водах Босфора. Отчасти ради удовольствия — мне хотелось разгадать своего рода кроссворд, — отчасти желая попробовать свои силы в самостоятельном расследовании, я начал идти по следам этого человека. Вот и все. Я не жду, что вы мне поверите. Вероятно, вы сейчас задаёте себе вопрос, почему я не придумал какую-нибудь более убедительную историю. Мне очень жаль, но убеждать вас в том, что это правда, я не могу да и не хочу.
Мистер Питерс подошёл к окну и, достав сигарку, стал смотреть, как Латимер застилает кровать.
— Детективные романы! Это удивительно интересно, мистер Латимер. Я их очень люблю. Назовите, пожалуйста, книги, которые вы написали.
Латимер назвал.
— А кто ваши издатели?
— Кто вас больше интересует — англичане, французы, шведы, норвежцы, немцы или венгры?
— Венгры.
Услышав ответ, мистер Питерс одобрительно кивнул головой.
— Да, я знаю, это хорошая фирма. — Видно было, что он принял какое-то решение. — Мистер Латимер, у вас найдутся перо и бумага?
Латимер указал на письменный стол, и толстяк уселся за него. И пока Латимер готовил себе постель, собирал с пола разбросанные вещи, слышно было, как по бумаге скрипело перо. Мистер Питерс был человек слова.
Когда Латимер уже собрался лечь в постель, послышался звук отодвигаемого кресла и мистер Питерс с сияющей улыбкой на лице заявил:
— Я оставляю вам, мистер Латимер, три листа бумаги. На первом — адрес человека, о котором я вам говорил. Его зовут Гродек, Владислав Гродек. Он живёт недалеко от Женевы. На втором листе — моё письмо к нему. Если он его получит, он будет знать, что вы мой друг и что он может быть с вами откровенным. Он уже отошёл от дел, так что я могу, ничего не скрывая, сказать, что в своё время это был один из самых выдающихся разведчиков в Европе. Но самое замечательное, что полученные им сведения всегда были достоверны. Он работал на несколько стран. Его резиденция находилась в Брюсселе. Для писателя такой человек просто находка. Я думаю, он вам понравится. Он, между прочим, очень любит животных. Короче, это чудесный человек, с тонкими и нежными чувствами. Между прочим, именно на него работал Димитриос в 1926 году.
— Понятно. Весьма вам признателен. А что вы написали на третьем листе?
Мистер Питерс смутился, хотя улыбка его была теперь почти экстатической.
— Вы, кажется, сказали, что вы не богаты.
— Да, это так.
— Значит, полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов, вам бы, наверное, пригодились.
— Безусловно.
— В таком случае, когда вам наскучит Женева, вы, быть может, захотите убить сразу двух зайцев. — Он вытащил из кармана таблицу, составленную Латимером. — Здесь помечены и другие даты из жизни Димитриоса, которые вы хотели бы проверить. Между прочим, место действия перемещается в Париж. Это во-первых. Ну, а во-вторых, мы в Париже обязательно встретимся, и вы, быть может, наконец решитесь объединить наши возможности. То есть мы придём к соглашению, о котором я вам уже говорил. В этом случае даю безусловную гарантию, что буквально через несколько дней на ваш счёт будет перечислено полмиллиона франков, или две с половиной тысячи фунтов стерлингов.
— Мне бы очень хотелось, — возразил раздражённый Латимер, — чтобы вы внесли хоть какую-то ясность. Что мне надо делать? Кто, наконец, заплатит мне деньги? Все покрыто мраком неизвестности, мистер Питерс, и потому я не могу верить ни одному вашему слову.
Улыбка на устах мистера Питерса несколько поблекла, но разве могут оскорбления вывести из себя христианина, который давно подготовился к арене со львами.
— Я знаю, мистер Латимер, — сказал он тихо, — что вы не доверяете мне. Я написал письмо Гродеку и дал вам его адрес, потому что мне хотелось убедить вас в том, что моему слову можно верить. Сейчас мне больше нечего вам сказать. Но если вы поверите мне и поедете в Париж — на третьем листе бумаги мой адрес.
— Не будем ничего загадывать, — сказал Латимер. — Вы, мне кажется, сделали далеко идущие выводы. Что касается Белграда, то я действительно туда не поеду. Насчёт Женевы я ещё не решил. Поездку в Париж я вообще не могу сейчас предпринять, потому что у меня накопилось много работы. И, конечно…
— Спокойной ночи, мистер Латимер, — сказал мистер Питерс, протягивая руку. — Я не хочу с вами прощаться…
Латимер пожал протянутую руку. Она была сухая и мягкая, точно без костей.
— Спокойной ночи, — сказал Латимер.
У двери мистер Питерс обернулся.
— На полмиллиона франков можно купить массу хороших вещей, мистер Латимер. Мне хочется верить, что мы встретимся в Париже. Ещё раз желаю вам спокойной ночи.
— Мне тоже. Спокойной ночи.
Дверь закрылась, но улыбка великомученика все стояла перед глазами Латимера, напоминая ему улыбку чеширского кота, которая парила в воздухе. В изнеможении прислонился он к двери и вдруг заметил на полу пустые, раскрытые чемоданы. Начинало светать. Он ещё долго не мог заснуть, но вдруг сон навалился на него, и его размышления прекратились.
Гродек
Когда Латимер проснулся, было уже одиннадцать часов. На столике возле кровати лежали три листа бумаги, оставленные мистером Питерсом. Они напомнили Латимеру, что надо многое хорошенько обдумать и принять какое-то решение, и это было неприятно. Он сел на кровати и взял эти листы в руки. На первом, как и говорил мистер Питерс, был написан женевский адрес:
Владислав Гродек
Вилла «Акация»
Шамбеси
(в 7 км от Женевы)
Латимер с трудом разобрал записку, написанную корявыми, прыгающими буквами. И обратил внимание, что цифра семь перечёркнута, как это обычно принято у французов.
Он взял второй лист. В письме было всего шесть строчек, но Латимер не смог их прочитать: оно было написано на каком-то незнакомом языке, вероятно, на польском. Во второй строке он нашёл свою фамилию, почему-то написанную с ошибкой. Вздохнув, он отложил письмо в сторону.
Латимер подумал, что дружеские отношения мистера Питерса с бывшим шпионом являются важным ключом, но как им воспользоваться, он не знал. Подтверждением тому было вызывающее поведение мистера Питерса вчера ночью: предпринять обыск в отсутствии хозяина и вдруг после размахивания пистолетом предложить полмиллиона франков и рекомендательное письмо к бывшему шпиону мог только человек, которого легко заподозрить в самых тяжких преступлениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18