— Она подошла и крепко прижалась к нему, обвив руками шею. — Там в шкафчике на полке лежит зубная щетка, которой ты пользовался всего раза два, — прошептала она. — Я думала, она когда-нибудь может тебе понадобиться.
Он крепко поцеловал ее и ощутил теплоту соблазнительных бедер. «Прости меня, Шу, — подумал он, — мне очень жаль, но все кончилось в ту же ночь, когда и началось, и было это два года назад». Они молча стояли, прижавшись друг к другу. Потом Кейси заставил себя оторваться.
Шу стояла, расставив ноги и откинув назад голову, и смотрела на него с горькой усмешкой.
— Итак, женатик отчаливает, — сказала она.
— По-видимому, да, Шу. Спасибо за все…
— Не благодари меня, Джигс. Я благодарить тебя не собираюсь.
Он нерешительно открыл дверь, смущенный, что приходится так уходить. В мерцании оплывшей свечи вырисовывался силуэт девушки. Она стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки, лицо ее не выражало ничего.
— До свиданья, Шу.
— Прощай, Джигс, — мягко поправила она.
Кейси быстро зашагал по коридору: хотелось скорее выйти на свежий воздух. Пока он проходил пятнадцать кварталов, отделявших его от «Шервуда», мысли лихорадочно толклись в его голове. Та ночь, два года назад, о которой он нарочно старался не думать весь вечер, теперь встала перед ним во всех подробностях: неожиданный взрыв чувств, жаркие объятия, нежные и требовательные слова, ее полная и безраздельная поглощенность любовной страстью. А потом долго и молчаливо они по очереди тянули одну сигарету, слишком уставшие, чтобы говорить.
«Спасибо этим обоям, — подумал он, — иначе началось бы такое, что на этот раз, наверно, не скоро кончилось бы».
Мысли Кейси все еще блуждали в прошлом, когда он повернул выключатель в своем номере. Внезапная вспышка яркого света вернула его к действительности. На туалетном столике стояла небольшая фотография Мардж с мальчиками, которую он всегда брал с собой в поездки.
Опустившись на край постели, он снял телефонную трубку. Телефонистка ответила не сразу.
«Можно позвонить Мардж, — подумал он, — просто чтобы она знала, что я жив и лежу в своей постели… один».
Потом он вдруг рассердился. «К чертям! Я уже сегодня достаточно сделал для Мардж. Больше, чем хотел, знает бог. Будем говорить честно, Кейси: тебе хотелось остаться у Шу и переспать с ней. И даже сейчас ты жалеешь, что не остался…»
— Какой номер? — спросила телефонистка.
— Не надо, — ответил Кейси и положил трубку. Он все еще чувствовал вкус губной помады Шу, тот же вкус, что и два года назад. Он помнил его, помнил даже название помады, хотя только раз видел тюбик утром на умывальнике: «Малина со льдом».
— К черту, к черту, к черту!
Почти всю ночь Кейси метался в постели и заснул только под утро, а когда проснулся, часы показывали 7:45. Он умылся, побрился и направился было вниз позавтракать, но потом решил сначала позвонить в Белый дом.
Когда его соединили с Эстер Таунсенд, ее голос звучал натянуто и устало.
— Я лучше соединю вас с ним, — сказала она, когда он назвал себя.
Секунду спустя он услышал другой голос:
— Да?
— Доброе утро, сэр, говорит полковник Кейси. У меня дела идут хорошо. Надеюсь, когда я вернусь сегодня днем, у меня будет что доложить.
— Делайте все, что можете. — Голос Лимена был совершенно безжизненный. — Все, что можете. Поль Джирард погиб.
Четверг, утро
Джордан Лимен положил трубку. Он почти не слушал, что говорил Кейси, и снова уставился на клочок желтой бумаги с наклеенным на нее обрывком телеграфной ленты, присланный секретарем Белого дома по делам печати Фрэнком Саймоном.
«Мадрид. Сегодня рано утром в горах Сьерра-де-Гвадаррама, северо-западнее Мадрида, разбился трансокеанский реактивный лайнер. Погибло 48 человек, в том числе один из высокопоставленных чиновников Белого дома.
Как полагают, при катастрофе погиб 21 американец, в числе которых был и Поль Джирард, 45 лет, секретарь президента Лимена по вопросам назначения встреч и приемов. Самолет, шедший курсом на Нью-Йорк, разбился и взорвался вскоре после того, как пилот радировал, что обнаружились технические неполадки и он возвращается в Мадрид для устранения неисправностей.
По имеющимся сведениям, оставшихся в живых нет. Представители авиационной компании не могли сразу представить объяснения причин катастрофы».
Лимен взглянул на Саймона, стоящего перед столом. Худое лицо молодого человека выражало глубокую скорбь.
— Боже мой, господин президент, какой ужас! — сказал Саймон. — Я даже не знал, что Поль в отъезде, пока мне не позвонили в четыре часа утра.
Лимен привстал, вцепившись в ручки кресла. Его голос задрожал от гнева.
— Я потерял самого близкого друга, а вы горюете о том, что подумают о вас эти жалкие репортеришки. Неужели вы действительно думаете, что это так важно?
Он снова опустился в кресло, закрыл глаза и с явным усилием взял себя в руки.
— Поль погиб, Фрэнк. Вот что важно.
Саймон стоял навытяжку перед столом президента, ошеломленный и тем, как Лимен истолковал его замечание, и внезапной вспышкой гнева в его голосе.
— Простите, господин президент, — чуть слышно произнес он, — но Поль был и моим другом.
Лимен взглянул на него и медленно покачал головой, словно стараясь отделаться от тяжелых мыслей.
— Разумеется, Фрэнк. Извините меня. Просто я… — Он не закончил фразы. — Вот что: надо опубликовать извещение. Попробуйте набросать проект и покажите мне. Вы знаете, что я хотел бы сказать?
— О его поездке, господин президент…
— Напишите, что он был за границей в отпуске, но по моей просьбе возвращался домой, чтобы разрешить некоторые вопросы, связанные с забастовкой в ракетной промышленности. Много писать не надо.
«Много писать не надо, — думал Лимен. — Не надо писать о том, что я послал его на смерть, что он погиб, выполняя для меня грязную работу, пытаясь спасти мою шкуру. Не надо писать, что он выполнил ее так же хорошо, как делал для меня все прочее.
Не надо писать, что я не знаю, как обойдусь без него. Написать только, что он был в отпуске».
Когда через несколько минут Саймон вернулся с проектом извещения, президент согнувшись сидел за столом и, подперев руками подбородок, разглядывал акварель, висевшую на стене. Картина изображала дом в Норуолке, в штате Огайо, где он провел свои детские годы. Лимен просмотрел проект.
— Хорошо, Фрэнк, — сказал он, не поднимая глаз на секретаря.
Выйдя из кабинета, Саймон остановился у стола Эстер Таунсенд и указал большим пальцем через плечо.
— Ей-богу, Эстер, его здорово потрясла гибель Поля, правда?
— Если бы вы только знали!..
— Слушайте, — продолжал Саймон, — за последние дни у меня создалось впечатление, будто здесь все катится под гору. Лимен никого не принимает и нигде не появляется.
Эстер пожала плечами.
— Шеф озабочен договором, Фрэнк. Он в большом затруднении. Бывают такие моменты.
Лимен сидел за столом, чувствуя страшную физическую слабость. Он видел перед собой большую некрасивую голову Джирарда, видел его полусочувственную, полуциничную улыбку, слышал его резкие, но здравые рассуждения об этой отвратительной авантюре Скотта. Он слышал голос, доносившийся по телефону вчера вечером. И вот Поль погиб, а вместе с ним погибло и единственное доказательство… «Прости меня, Поль, — мысленно произнес Лимен, — что я упоминаю об этом в такой момент, но без твоих доказательств решить дело будет почти невозможно».
Он пытался проанализировать ход событий начиная со вторника. Вчерашний телефонный разговор с Джирардом подтвердил самое худшее. Доклад Корвина показывает, что Макферсон активно участвует во всех замыслах Скотта. В субботу в Маунт-Тандер, возможно, прибудут войска ОСКОСС. Сообщение Кейси о налоговой декларации? Может быть, это и интересно, но никаким доказательством служить не может.
Президент был близок к панике. Нужны железные факты, чтобы нанести противнику сокрушающий удар, но где они? И где Рей Кларк? Со времени их последней встречи во вторник вечером от Рея нет ни единого слова. Размышляя обо всем этом, он почувствовал вдруг ту же спазму в желудке, что сковала его тогда на фронте в Корее. В памяти его встало далекое туманное утро. Он увидел упрямо выставленную вперед челюсть Кларка и почувствовал жгучую боль, как тогда, когда Кларк ударил его по щеке. Тщетно старался он изгнать эту сцену из своей памяти. Лимен почувствовал, что рубашка на нем взмокла от пота. Почему Кларк не позвонил?
Когда полчаса спустя в кабинет вошел Кристофер Тодд, Джордан Лимен успел уже немного успокоиться, хотя тревога не оставляла его. Вид Тодда окончательно вернул его к действительности.
Вчера вечером, когда Лимен, получив сообщение Джирарда из Гибралтара, позвонил Тодду по телефону, они все шутили. Теперь Тодд, как и президент, был мрачен.
— Положение серьезное, господин президент, — сказал он.
— Ужасное, — ответил Лимен. — А что, может быть, у вас еще остаются сомнения, Крис?
— После сообщения Джирарда я уже не сомневаюсь, — сказал министр. — Если человек, которому вы полностью доверяете, подтверждает подозрения, сомнениям не может быть места. Хуже всего, что мы не знаем, что именно рассказал ему Барнсуэлл.
— Да, этого мы не знаем. Я думаю, не послать ли Корвина повидаться с ним еще раз. А может быть, вас?
Тодд отрицательно покачал головой:
— Мне слишком часто приходилось иметь дело со свидетелями, неохотно дающими показания, господин президент. Из этого ничего не выйдет. Барнсуэлл знает о гибели Джирарда, и, если он действительно такой проницательный, как говорят, посылку вами второго эмиссара он сочтет за признак паники и переметнется на сторону Скотта.
Президент угрюмо посмотрел на министра финансов. Тодд позволил себе слегка улыбнуться.
— А эта налоговая декларация мисс Сеньер представляет значительный интерес, Джордан. — Тодд подался вперед. — Несколько минут назад мне прочитали интересующий нас пункт этой декларации, и сегодня к концу дня все документы из нью-йоркского управления будут у нас. Подумать только, женщина пытается списать три тысячи долларов на угощение генерала Скотта. Этим можно его убить.
Лимен смотрел на адвоката с терпеливой улыбкой, как на мальчика. Усердие Тодда несколько рассеяло его мрачное настроение.
— Крис, — спокойно сказал он, — это шантаж. Неужели вы в самом деле думаете, что я пойду на это? Использовать отношения мужчины с женщиной, чтобы выполнить присягу, данную мною при вступлении в должность?
— Клянусь богом, господин президент, если бы я был уверен, что речь идет о подготовке переворота, я использовал бы все доступные средства.
На президентском телефоне мигнула лампочка. Это Арт Корвин докладывал о Скотте: генерал только что прибыл из Форт-Майера в Пентагон, но перед этим он заехал в Добни-хауз за сенатором Прентисом. Они проехали в машине Скотта по 14-й улице и Конститьюшн-авеню, а потом распрощались. У Прентиса был расстроенный вид, сказал Корвин, когда он, стоя на краю тротуара, пытался остановить такси, чтобы доехать до Капитолия.
В кабинет незаметно вошла Эстер Таунсенд. Она закрыла за собой дверь так же тихо, как и открыла ее.
— Прошу прощения, господин президент. Вас ждет министр Бартон. Ему необходимо с вами поговорить.
Лимен протестующе поднял руки.
— Эстер, я не могу сейчас разговаривать с Томом. Придумайте какой-нибудь предлог, хорошо?
— Вряд ли сейчас подходящий момент, чтобы обременять вашего шефа проблемами здравоохранения, просвещения и социального обеспечения, мисс Таунсенд, — проговорил Тодд.
— Том никогда не приходит ко мне без достаточных оснований, Крис, — возразил Лимен, — но сегодня пусть им займется кто-нибудь другой. А что у него за дело?
— Он говорит, что истекает срок внесения поправок в законопроект о социальном обеспечении, — пояснила Эстер. — Вам остается только два дня, чтобы решить, будете ли вы подписывать этот законопроект. Бартон настаивает на разговоре с вами. Он утверждает, что это жизненно важно.
— Важно — да, но не жизненно. Во всяком случае, в свете событий этой недели. Его мнение относительно законопроекта мне известно, и я не собираюсь ничего предпринимать, пока не получу доклад бюджетного управления. Пусть он лучше обратится туда.
Эстер кивнула головой и направилась к выходу, но у самых дверей остановилась и, повернувшись к президенту, добавила:
— Господин президент, министр Бартон только один из двадцати человек, записавшихся к вам на прием, но я уж не стала беспокоить вас из-за остальных.
— Я знаю, Эстер, спасибо вам, — сказал Лимен. — Ну а теперь будьте умницей и придумайте какой-нибудь приличный ответ Тому.
Тодд встал и одернул пиджак.
— Пора поднять штормовой сигнал, господин президент, — сказал он. — Я возвращаюсь в министерство и разработаю план. Мне кажется, сегодня вечером вам, может быть, придется начать действовать.
— Как так?
— Вот это я и хочу продумать.
Лимен бросил сердитый взгляд на стопку бумаг, лежавших с правой стороны стола, — повседневную канцелярскую работу президента, — не тронутых с понедельника. Там были приказы о присвоении офицерских званий, несколько второстепенных административных приказов, требующих его подписи, информационные материалы из государственного департамента и несколько представлений министра юстиции. На самом верху стопки лежал проект постановления о назначении судьи в Чикаго. Министр юстиции рекомендовал на этот пост одного из партнеров крупнейшей в городе адвокатской конторы Бенджамина Кракоу, который поддерживал кандидатуру Лимена еще до съезда демократической партии. Ассоциация юристов включила Кракоу в число трех претендентов, достойных, по ее мнению, занять эту должность.
Президент написал в нижней части листа: «Согласен. Джордан Лимен» и переложил его на левую сторону стола. Он потянулся за следующей бумагой, но тут в кабинет опять вошла Эстер.
— Сол Либермен просит принять его. Он говорит, что ему крайне необходимо повидаться с вами сейчас же. Я не стала его особенно обнадеживать.
— Если Сол говорит, что необходимо, значит, так оно и есть, — сказал Лимен после секундного колебания. — Пусть заходит. Да, Эстер, скажите, пусть войдет через парадный вход и передаст Фрэнку Саймону, чтобы тот сообщил об этой встрече журналистам. По крайней мере, не будут думать, что я умер.
Сол Либермен был директором Центрального разведывательного управления. Если бы Лимен устраивал для назначаемых им лиц экзамены по определению их «умственного развития», Либермен дал бы всем сто очков вперед. Во время второй мировой войны он был рядовым в армейской службе контрразведки. Потом вернулся домой в Детройт, где основал контору по розничной продаже товаров в кредит. Две поездки в социалистические страны с секретными заданиями и участие в нескольких комиссиях, назначенных президентом для обсуждения недостатков в работе Центрального разведывательного управления, создали ему некоторую репутацию в мире шпионажа, но, назначив его главой Центрального разведывательного управления, Лимен удивил весь мир.
Либермен чуть ли не бравировал своей неотесанностью. Ему нравилось изводить вашингтонских дам варварским жаргоном, и за полтора года он стал в Вашингтоне притчей во языцех. Никогда еще чопорные сотрудники Центрального разведывательного управления не видели в своей среде такого вульгарного субъекта.
— Как обстоят дела на фронтах «холодной войны»? — спросил Лимен, когда десять минут спустя Либермен влетел в кабинет.
— Паршиво, господин президент. Меня потрясло сообщение о Поле. И поверьте мне, я не стал бы вас сегодня беспокоить, если бы это не было так важно.
— Ничего, Сол, я понимаю.
— После того что я узнал сегодня утром, — выпалил Либермен, — можно было бы рехнуться. Посмотрите.
Он вытащил из кармана пиджака какую-то бумагу и, положив на стол, подвинул ее президенту. Это была обычная контурная карта России, какими пользуются на уроках географии школьники.
В одном из районов Сибири кто-то поставил красным карандашом крест.
— Это Якутск, — пояснил Либермен, — и оттуда плохие новости. Мы получили их из таких достоверных источников, что даже не приходится сомневаться. Русские приступают к сборке ракет «Зет-четыре» в Якутске.
Лимен смотрел на начальника разведки безразличным взглядом. «Зет-4» была русским эквивалентом американской ракеты «Олимп» с нейтронной боевой частью. Договор не предусматривал уничтожения самих ракет — он требовал демонтирования боевых частей и проведения инспекции на заводах, чтобы не допустить дальнейшего производства этих ракет.
Если они тайно от инспекторов построили где-то новый завод, производящий ракеты «Зет-4», — это потрясающий факт. Значит, Кремль решил нарушить договор и сознательно пойти на риск быть разоблаченным. Значит, конец тщательно разработанным планам Лимена и его сокровенным надеждам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Он крепко поцеловал ее и ощутил теплоту соблазнительных бедер. «Прости меня, Шу, — подумал он, — мне очень жаль, но все кончилось в ту же ночь, когда и началось, и было это два года назад». Они молча стояли, прижавшись друг к другу. Потом Кейси заставил себя оторваться.
Шу стояла, расставив ноги и откинув назад голову, и смотрела на него с горькой усмешкой.
— Итак, женатик отчаливает, — сказала она.
— По-видимому, да, Шу. Спасибо за все…
— Не благодари меня, Джигс. Я благодарить тебя не собираюсь.
Он нерешительно открыл дверь, смущенный, что приходится так уходить. В мерцании оплывшей свечи вырисовывался силуэт девушки. Она стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки, лицо ее не выражало ничего.
— До свиданья, Шу.
— Прощай, Джигс, — мягко поправила она.
Кейси быстро зашагал по коридору: хотелось скорее выйти на свежий воздух. Пока он проходил пятнадцать кварталов, отделявших его от «Шервуда», мысли лихорадочно толклись в его голове. Та ночь, два года назад, о которой он нарочно старался не думать весь вечер, теперь встала перед ним во всех подробностях: неожиданный взрыв чувств, жаркие объятия, нежные и требовательные слова, ее полная и безраздельная поглощенность любовной страстью. А потом долго и молчаливо они по очереди тянули одну сигарету, слишком уставшие, чтобы говорить.
«Спасибо этим обоям, — подумал он, — иначе началось бы такое, что на этот раз, наверно, не скоро кончилось бы».
Мысли Кейси все еще блуждали в прошлом, когда он повернул выключатель в своем номере. Внезапная вспышка яркого света вернула его к действительности. На туалетном столике стояла небольшая фотография Мардж с мальчиками, которую он всегда брал с собой в поездки.
Опустившись на край постели, он снял телефонную трубку. Телефонистка ответила не сразу.
«Можно позвонить Мардж, — подумал он, — просто чтобы она знала, что я жив и лежу в своей постели… один».
Потом он вдруг рассердился. «К чертям! Я уже сегодня достаточно сделал для Мардж. Больше, чем хотел, знает бог. Будем говорить честно, Кейси: тебе хотелось остаться у Шу и переспать с ней. И даже сейчас ты жалеешь, что не остался…»
— Какой номер? — спросила телефонистка.
— Не надо, — ответил Кейси и положил трубку. Он все еще чувствовал вкус губной помады Шу, тот же вкус, что и два года назад. Он помнил его, помнил даже название помады, хотя только раз видел тюбик утром на умывальнике: «Малина со льдом».
— К черту, к черту, к черту!
Почти всю ночь Кейси метался в постели и заснул только под утро, а когда проснулся, часы показывали 7:45. Он умылся, побрился и направился было вниз позавтракать, но потом решил сначала позвонить в Белый дом.
Когда его соединили с Эстер Таунсенд, ее голос звучал натянуто и устало.
— Я лучше соединю вас с ним, — сказала она, когда он назвал себя.
Секунду спустя он услышал другой голос:
— Да?
— Доброе утро, сэр, говорит полковник Кейси. У меня дела идут хорошо. Надеюсь, когда я вернусь сегодня днем, у меня будет что доложить.
— Делайте все, что можете. — Голос Лимена был совершенно безжизненный. — Все, что можете. Поль Джирард погиб.
Четверг, утро
Джордан Лимен положил трубку. Он почти не слушал, что говорил Кейси, и снова уставился на клочок желтой бумаги с наклеенным на нее обрывком телеграфной ленты, присланный секретарем Белого дома по делам печати Фрэнком Саймоном.
«Мадрид. Сегодня рано утром в горах Сьерра-де-Гвадаррама, северо-западнее Мадрида, разбился трансокеанский реактивный лайнер. Погибло 48 человек, в том числе один из высокопоставленных чиновников Белого дома.
Как полагают, при катастрофе погиб 21 американец, в числе которых был и Поль Джирард, 45 лет, секретарь президента Лимена по вопросам назначения встреч и приемов. Самолет, шедший курсом на Нью-Йорк, разбился и взорвался вскоре после того, как пилот радировал, что обнаружились технические неполадки и он возвращается в Мадрид для устранения неисправностей.
По имеющимся сведениям, оставшихся в живых нет. Представители авиационной компании не могли сразу представить объяснения причин катастрофы».
Лимен взглянул на Саймона, стоящего перед столом. Худое лицо молодого человека выражало глубокую скорбь.
— Боже мой, господин президент, какой ужас! — сказал Саймон. — Я даже не знал, что Поль в отъезде, пока мне не позвонили в четыре часа утра.
Лимен привстал, вцепившись в ручки кресла. Его голос задрожал от гнева.
— Я потерял самого близкого друга, а вы горюете о том, что подумают о вас эти жалкие репортеришки. Неужели вы действительно думаете, что это так важно?
Он снова опустился в кресло, закрыл глаза и с явным усилием взял себя в руки.
— Поль погиб, Фрэнк. Вот что важно.
Саймон стоял навытяжку перед столом президента, ошеломленный и тем, как Лимен истолковал его замечание, и внезапной вспышкой гнева в его голосе.
— Простите, господин президент, — чуть слышно произнес он, — но Поль был и моим другом.
Лимен взглянул на него и медленно покачал головой, словно стараясь отделаться от тяжелых мыслей.
— Разумеется, Фрэнк. Извините меня. Просто я… — Он не закончил фразы. — Вот что: надо опубликовать извещение. Попробуйте набросать проект и покажите мне. Вы знаете, что я хотел бы сказать?
— О его поездке, господин президент…
— Напишите, что он был за границей в отпуске, но по моей просьбе возвращался домой, чтобы разрешить некоторые вопросы, связанные с забастовкой в ракетной промышленности. Много писать не надо.
«Много писать не надо, — думал Лимен. — Не надо писать о том, что я послал его на смерть, что он погиб, выполняя для меня грязную работу, пытаясь спасти мою шкуру. Не надо писать, что он выполнил ее так же хорошо, как делал для меня все прочее.
Не надо писать, что я не знаю, как обойдусь без него. Написать только, что он был в отпуске».
Когда через несколько минут Саймон вернулся с проектом извещения, президент согнувшись сидел за столом и, подперев руками подбородок, разглядывал акварель, висевшую на стене. Картина изображала дом в Норуолке, в штате Огайо, где он провел свои детские годы. Лимен просмотрел проект.
— Хорошо, Фрэнк, — сказал он, не поднимая глаз на секретаря.
Выйдя из кабинета, Саймон остановился у стола Эстер Таунсенд и указал большим пальцем через плечо.
— Ей-богу, Эстер, его здорово потрясла гибель Поля, правда?
— Если бы вы только знали!..
— Слушайте, — продолжал Саймон, — за последние дни у меня создалось впечатление, будто здесь все катится под гору. Лимен никого не принимает и нигде не появляется.
Эстер пожала плечами.
— Шеф озабочен договором, Фрэнк. Он в большом затруднении. Бывают такие моменты.
Лимен сидел за столом, чувствуя страшную физическую слабость. Он видел перед собой большую некрасивую голову Джирарда, видел его полусочувственную, полуциничную улыбку, слышал его резкие, но здравые рассуждения об этой отвратительной авантюре Скотта. Он слышал голос, доносившийся по телефону вчера вечером. И вот Поль погиб, а вместе с ним погибло и единственное доказательство… «Прости меня, Поль, — мысленно произнес Лимен, — что я упоминаю об этом в такой момент, но без твоих доказательств решить дело будет почти невозможно».
Он пытался проанализировать ход событий начиная со вторника. Вчерашний телефонный разговор с Джирардом подтвердил самое худшее. Доклад Корвина показывает, что Макферсон активно участвует во всех замыслах Скотта. В субботу в Маунт-Тандер, возможно, прибудут войска ОСКОСС. Сообщение Кейси о налоговой декларации? Может быть, это и интересно, но никаким доказательством служить не может.
Президент был близок к панике. Нужны железные факты, чтобы нанести противнику сокрушающий удар, но где они? И где Рей Кларк? Со времени их последней встречи во вторник вечером от Рея нет ни единого слова. Размышляя обо всем этом, он почувствовал вдруг ту же спазму в желудке, что сковала его тогда на фронте в Корее. В памяти его встало далекое туманное утро. Он увидел упрямо выставленную вперед челюсть Кларка и почувствовал жгучую боль, как тогда, когда Кларк ударил его по щеке. Тщетно старался он изгнать эту сцену из своей памяти. Лимен почувствовал, что рубашка на нем взмокла от пота. Почему Кларк не позвонил?
Когда полчаса спустя в кабинет вошел Кристофер Тодд, Джордан Лимен успел уже немного успокоиться, хотя тревога не оставляла его. Вид Тодда окончательно вернул его к действительности.
Вчера вечером, когда Лимен, получив сообщение Джирарда из Гибралтара, позвонил Тодду по телефону, они все шутили. Теперь Тодд, как и президент, был мрачен.
— Положение серьезное, господин президент, — сказал он.
— Ужасное, — ответил Лимен. — А что, может быть, у вас еще остаются сомнения, Крис?
— После сообщения Джирарда я уже не сомневаюсь, — сказал министр. — Если человек, которому вы полностью доверяете, подтверждает подозрения, сомнениям не может быть места. Хуже всего, что мы не знаем, что именно рассказал ему Барнсуэлл.
— Да, этого мы не знаем. Я думаю, не послать ли Корвина повидаться с ним еще раз. А может быть, вас?
Тодд отрицательно покачал головой:
— Мне слишком часто приходилось иметь дело со свидетелями, неохотно дающими показания, господин президент. Из этого ничего не выйдет. Барнсуэлл знает о гибели Джирарда, и, если он действительно такой проницательный, как говорят, посылку вами второго эмиссара он сочтет за признак паники и переметнется на сторону Скотта.
Президент угрюмо посмотрел на министра финансов. Тодд позволил себе слегка улыбнуться.
— А эта налоговая декларация мисс Сеньер представляет значительный интерес, Джордан. — Тодд подался вперед. — Несколько минут назад мне прочитали интересующий нас пункт этой декларации, и сегодня к концу дня все документы из нью-йоркского управления будут у нас. Подумать только, женщина пытается списать три тысячи долларов на угощение генерала Скотта. Этим можно его убить.
Лимен смотрел на адвоката с терпеливой улыбкой, как на мальчика. Усердие Тодда несколько рассеяло его мрачное настроение.
— Крис, — спокойно сказал он, — это шантаж. Неужели вы в самом деле думаете, что я пойду на это? Использовать отношения мужчины с женщиной, чтобы выполнить присягу, данную мною при вступлении в должность?
— Клянусь богом, господин президент, если бы я был уверен, что речь идет о подготовке переворота, я использовал бы все доступные средства.
На президентском телефоне мигнула лампочка. Это Арт Корвин докладывал о Скотте: генерал только что прибыл из Форт-Майера в Пентагон, но перед этим он заехал в Добни-хауз за сенатором Прентисом. Они проехали в машине Скотта по 14-й улице и Конститьюшн-авеню, а потом распрощались. У Прентиса был расстроенный вид, сказал Корвин, когда он, стоя на краю тротуара, пытался остановить такси, чтобы доехать до Капитолия.
В кабинет незаметно вошла Эстер Таунсенд. Она закрыла за собой дверь так же тихо, как и открыла ее.
— Прошу прощения, господин президент. Вас ждет министр Бартон. Ему необходимо с вами поговорить.
Лимен протестующе поднял руки.
— Эстер, я не могу сейчас разговаривать с Томом. Придумайте какой-нибудь предлог, хорошо?
— Вряд ли сейчас подходящий момент, чтобы обременять вашего шефа проблемами здравоохранения, просвещения и социального обеспечения, мисс Таунсенд, — проговорил Тодд.
— Том никогда не приходит ко мне без достаточных оснований, Крис, — возразил Лимен, — но сегодня пусть им займется кто-нибудь другой. А что у него за дело?
— Он говорит, что истекает срок внесения поправок в законопроект о социальном обеспечении, — пояснила Эстер. — Вам остается только два дня, чтобы решить, будете ли вы подписывать этот законопроект. Бартон настаивает на разговоре с вами. Он утверждает, что это жизненно важно.
— Важно — да, но не жизненно. Во всяком случае, в свете событий этой недели. Его мнение относительно законопроекта мне известно, и я не собираюсь ничего предпринимать, пока не получу доклад бюджетного управления. Пусть он лучше обратится туда.
Эстер кивнула головой и направилась к выходу, но у самых дверей остановилась и, повернувшись к президенту, добавила:
— Господин президент, министр Бартон только один из двадцати человек, записавшихся к вам на прием, но я уж не стала беспокоить вас из-за остальных.
— Я знаю, Эстер, спасибо вам, — сказал Лимен. — Ну а теперь будьте умницей и придумайте какой-нибудь приличный ответ Тому.
Тодд встал и одернул пиджак.
— Пора поднять штормовой сигнал, господин президент, — сказал он. — Я возвращаюсь в министерство и разработаю план. Мне кажется, сегодня вечером вам, может быть, придется начать действовать.
— Как так?
— Вот это я и хочу продумать.
Лимен бросил сердитый взгляд на стопку бумаг, лежавших с правой стороны стола, — повседневную канцелярскую работу президента, — не тронутых с понедельника. Там были приказы о присвоении офицерских званий, несколько второстепенных административных приказов, требующих его подписи, информационные материалы из государственного департамента и несколько представлений министра юстиции. На самом верху стопки лежал проект постановления о назначении судьи в Чикаго. Министр юстиции рекомендовал на этот пост одного из партнеров крупнейшей в городе адвокатской конторы Бенджамина Кракоу, который поддерживал кандидатуру Лимена еще до съезда демократической партии. Ассоциация юристов включила Кракоу в число трех претендентов, достойных, по ее мнению, занять эту должность.
Президент написал в нижней части листа: «Согласен. Джордан Лимен» и переложил его на левую сторону стола. Он потянулся за следующей бумагой, но тут в кабинет опять вошла Эстер.
— Сол Либермен просит принять его. Он говорит, что ему крайне необходимо повидаться с вами сейчас же. Я не стала его особенно обнадеживать.
— Если Сол говорит, что необходимо, значит, так оно и есть, — сказал Лимен после секундного колебания. — Пусть заходит. Да, Эстер, скажите, пусть войдет через парадный вход и передаст Фрэнку Саймону, чтобы тот сообщил об этой встрече журналистам. По крайней мере, не будут думать, что я умер.
Сол Либермен был директором Центрального разведывательного управления. Если бы Лимен устраивал для назначаемых им лиц экзамены по определению их «умственного развития», Либермен дал бы всем сто очков вперед. Во время второй мировой войны он был рядовым в армейской службе контрразведки. Потом вернулся домой в Детройт, где основал контору по розничной продаже товаров в кредит. Две поездки в социалистические страны с секретными заданиями и участие в нескольких комиссиях, назначенных президентом для обсуждения недостатков в работе Центрального разведывательного управления, создали ему некоторую репутацию в мире шпионажа, но, назначив его главой Центрального разведывательного управления, Лимен удивил весь мир.
Либермен чуть ли не бравировал своей неотесанностью. Ему нравилось изводить вашингтонских дам варварским жаргоном, и за полтора года он стал в Вашингтоне притчей во языцех. Никогда еще чопорные сотрудники Центрального разведывательного управления не видели в своей среде такого вульгарного субъекта.
— Как обстоят дела на фронтах «холодной войны»? — спросил Лимен, когда десять минут спустя Либермен влетел в кабинет.
— Паршиво, господин президент. Меня потрясло сообщение о Поле. И поверьте мне, я не стал бы вас сегодня беспокоить, если бы это не было так важно.
— Ничего, Сол, я понимаю.
— После того что я узнал сегодня утром, — выпалил Либермен, — можно было бы рехнуться. Посмотрите.
Он вытащил из кармана пиджака какую-то бумагу и, положив на стол, подвинул ее президенту. Это была обычная контурная карта России, какими пользуются на уроках географии школьники.
В одном из районов Сибири кто-то поставил красным карандашом крест.
— Это Якутск, — пояснил Либермен, — и оттуда плохие новости. Мы получили их из таких достоверных источников, что даже не приходится сомневаться. Русские приступают к сборке ракет «Зет-четыре» в Якутске.
Лимен смотрел на начальника разведки безразличным взглядом. «Зет-4» была русским эквивалентом американской ракеты «Олимп» с нейтронной боевой частью. Договор не предусматривал уничтожения самих ракет — он требовал демонтирования боевых частей и проведения инспекции на заводах, чтобы не допустить дальнейшего производства этих ракет.
Если они тайно от инспекторов построили где-то новый завод, производящий ракеты «Зет-4», — это потрясающий факт. Значит, Кремль решил нарушить договор и сознательно пойти на риск быть разоблаченным. Значит, конец тщательно разработанным планам Лимена и его сокровенным надеждам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39