— В самом деле? — спросил я, надеясь хоть что-нибудь узнать. Однако Сторм снова уставился на меня еще пристальнее.
— Вы не хитрите со мной? — спросил он. — Вы действительно ничего не знаете о Любине?
— Я знаю, что он исчез из Балтимора, — ответил я. — Но куда он делся, не знаю.
— А президент, по-вашему, знает?
— Честно, не могу вам сказать, Ларри. — На мгновение я задумался. — По-моему, нет, но это лишь предположение.
— Вы не видели ни одного доклада ФБР? — спросил он.
— Нет. Ни одного.
Он встал с софы, сунул руки в карманы брюк и прошелся по комнате. Затем повернулся ко мне.
— Джин, — сказал он, — я влип. Когда я договаривался с вами о встрече, я думал, вы знаете все, что знает президент.
— Ларри, толком я не знаю почти ничего, — сказал я. — Тут вы ошиблись, Ларри.
Его большие карие глаза смотрели пристально. Он снова как бы оценивал меня.
— Ну что ж… пожалуй, в таком случае, мне лучше ничего больше не говорить. Надеюсь, вы понимаете… Тут такое дело…
Я видел, как он борется с собой, и выжидал. Он прошелся по комнате и снова сел на софу.
— Какое дело, Ларри? — спросил я. — Что вас мучит?
— Я котел сравнить мои сведения с вашими, — ответил он. — Если бы мои подозрения не оправдались, прекрасно, я бы вернулся к себе, лег спать и забыл обо всем. Но, если бы ваши сведения подтвердили мою версию, вы могли бы рассказать все это президенту.
— Не понимаю, какая разница. Скажите мне, что вас тревожит, беспокоит? Если это важно, я сообщу президенту. Если нет, мы об этом забудем, как вы сказали.
— Но если президент спросит, откуда вам это известно, что вы ответите?
— Скажу, от вас, — ответил я. — От Ларри Сторма из ФБР.
— Нет, — сказал он. — Я думаю, мои подозрения справедливы, но вдруг это не так, представляете, каким я буду выглядеть дураком?
— Все мы ошибаемся. Что в этом страшного?.. Это единственное, что вас беспокоит?
Он нахмурился, но не ответил.
— Боитесь, что вас выставят.
— Нет, черт побери! Вы не знаете Бюро. Если они пронюхают, что я говорил о наших делах — даже с вами! — они засадят меня в отдел отпечатков пальцев до конца моих дней. Сотрудника, который разглашает служебные тайны, из Бюро уже не выпустят.
Я ему сочувствовал, но, понятное дело, больше думал о себе. Конечно, я сгорал от любопытства, однако главное было не в этом: и я воспринимал как личное оскорбление то, что меня держали в неведении. Теперь передо мной сидел человек, который многое знал о деле Грира. Плохой же я пресс-секретарь, если не заставлю Ларри разговориться.
— Давайте вернемся назад, Ларри, — сказал я. — Насколько я понимаю, вы пришли сюда потому, что думаете, будто Пит Дескович скрывает от президента важные сведения, и считаете, что президента нужно предупредить. Так?
— Да, так.
— Ну а какие сведения? Что-то важное или просто интересные, но несущественные подробности?
— Важное? — воскликнул он. — Да если свора Уолкотта узнает об этом — а, по-моему, кое-что, до них уже дошло, — вашему боссу на выборах нечего делать!
— Простите, но почему это вас так заботит? — спросил я. — Роудбуш, Уолкотт — вам-то какая разница? ФБР, как река, течет себе и течет, а что там, на берегу, неважно.
Но тут до меня дошло. Это же было ясно — стоило взглянуть на Ларри. У Роудбуша не было ни на унцию расовых предрассудков, и негры это знали. Он обращался к ним как к равноценным американцам, без снисходительности и высокомерия. А что скажет Уолкотт, негры не знали. Он мог в этом расовом вопросе оказаться вторым Роудбушем, а мог и не оказаться. Все было предельно просто.
— Насколько я понял, Ларри, вы не хотите говорить о своей версии, потому что боитесь, как бы ваше начальство не узнало, что сведения исходят от вас.
— Если узнают, я конченый человек.
— Но я и сейчас мог бы погубить вашу карьеру. Стоит мне позвонить Питу Десковичу и сказать ему, что здесь сидит его болтливый агент, который пытается убедить меня, будто директор ФБР ведет двойную игру с президентом США.
Сторм выдавил из себя улыбку.
— Вы дали слово, что все останется между нами.
— Конечно, дал, — сказал я. — Так почему бы не поверить мне до конца? Вы пришли, надеясь, что я скажу, есть ли основания для ваших подозрений. Этого я вам сказать не могу. О Грире мне самому ничего не говорят. Но я неглупый человек. Почему бы нам не подумать вместе?
— Что вы хотите сказать?
— Послушайте, расскажите мне все, что вы знаете. Если это покажется и мне таким же важным, я завтра же все передам президенту. И не скажу, откуда я это знаю. Если он будет настаивать, я сошлюсь на вас только при условии, что он не назовет вашего имени, и у вас не будет никаких неприятностей в Бюро. Согласны?.. Роудбуш такой человек, которому можно довериться.
— Но тогда я буду в ваших руках.
— Да, конечно, — сказал я. — Однако не забывайте, вы в моих руках с тех пор, как позвонили и пришли сюда.
— Пожалуй. — Чуть подумав, он наконец решился: — Договорились.
Ларри явно почувствовал облегчение. И я тоже. Все-таки выдирание больных зубов не моя профессия.
— Джин, — сказал он, — начнем с того, что ваш приятель улетел в Африку, в Анголу.
— В Анголу?
— Да, в столицу Анголы, Луанду.
— С ума сойти!
— А вы знаете, куда отправился Киссич?
— Киссич? Кто такой Киссич?
Сторм пристально посмотрел на меня.
— Вы на самом деле никогда не слышали этого имени?
— От вас впервые, — ответил я. — Он что, торгует коврами?
— Феликс Киссич, — медленно сказал он, явно удовлетворенный моим невежеством, — лауреат Нобелевской премии.
— Не говорите так укоризненно. Нобелевских лауреатов сотни. И далеко не все из них знают меня.
Он не улыбнулся.
— Киссич — профессор, специалист по физике плазмы из Принстонского университета. Он тоже исчез восьмого сентября, вскоре после открытия Международного конгресса в Хельсинки. Пропали не два человека, Джин. Исчезли трое.
— Об этом я ничего не знаю. — Я вновь ощутил прилив ненависти к той стене, которую президент воздвиг между мною и делом Грира. — Может быть, я кое-что пойму, если вы начнете с самого начала — с той ночи, когда исчез Грир.
Ларри рассказал о своем первом разговоре с Сусанной Грир, о том, как узнал о существовании несуществующего Потомакского проблемного клуба. Постепенно он дошел до своих розысков на четырех континентах. Это была захватывающая детективная повесть, и я мог только восхищаться дотошностью и терпением Ларри Сторма. Он рассказал, как обнаружил машину Любина и как его сразу же перебросили вслед за Гриром в Рио-де-Жанейро. Кстати, заметил он, все эти новые задания, по его мнению, преследовали одну цель: чтобы он случайно не узнал слишком много об одном каком-нибудь аспекте дела Грира.
В Рио Сторм вместе с переводчиком-португальцем обошел около шестидесяти гостиниц и пансионатов, пока не напал на след. Американец, по описанию в общем-то похожий на Грира, поселился в маленькой гостинице для моряков «Балде Азул» вечером в пятницу 27 августа, примерно через сутки после исчезновения Грира из Вашингтона. Он зарегистрировался под именем Стюарт Уолфорд, довольно похожим на имя губернатора штата Иллинойс Уолкотта — видимо, Грир избрал его из озорства, возможно, неосознанного. Когда спустя неделю Сторм показал фотографию Грира хозяину гостиницы, тот не смог ответить ничего определенного. Может, это «Уолфорд», а может, и нет. Но он вспомнил, что капитан краболова «Каза Алегре» как-то звонил американцу и долго разговаривал с ним, а на следующий день вечером «Каза Алегре» — «Счастливый дом» — отплыла с Уолфордом на борту. Запись в портовом журнале гласила, что у «Счастливого дома» нет определенного места назначения. Краболов будет облавливать омаровые отмели в Южной Атлантике в течение двух месяцев, и все. В этот период Ларри едва не столкнулся нос к носу с Дэйвом Поликом из вашингтонского еженедельника «Досье».
Тут я едва удержался, чтобы не рассказать Ларри о долгой беседе Полика с президентом сегодня утром и о том, что после этой беседы Полик, всем на удивление, решил ничего не писать о Грире и отправиться «на отдых». Вместо этого я только рассказал ему о невнятном телефонном звонке Полика из Рио.
— Я до сих пор ничего не понимаю, — закончил я.
— По-моему, я догадываюсь, — сказал Сторм. — Наверное, сначала Полик решил, что Грир нанял «Счастливый дом», чтобы подыскать себе укромное местечко на побережье. Сейчас, наверное, он так не думает, но тогда думал, потому что тоже пытался зафрахтовать рыбачье судно. Бразильские власти сказали, что ему, как иностранцу, придется подождать с неделю, пока выправят документы. Он обозлился и бросился к нашему консулу, как я потом узнал. Пытался на него нажать, а когда это не удалось, позвонил вам.
— Настырный парень!
Охотничий пыл Дэйва всегда заставлял меня чувствовать себя дичью.
Сторм продолжал свой рассказ. Он так и не узнал, что случилось с «Каза Алегре», потому что ему приказали вернуться в Вашингтон и выяснить подноготную Грира до его исчезновения. Занимаясь этим, Сторм кстати просмотрел аккуратную пачку квитанций за междугородные переговоры, которые Грир сохранял для налогового ведомства. По квитанциям Ларри узнал, что Грир неоднократно звонил в Принстон Феликсу Киссичу, изредка на дом, но чаще в лабораторию физики плазмы, где Киссич работал.
Выяснилось, что Киссич тоже вылетел за границу, якобы для того, чтобы присутствовать на международной конференции физиков в Финляндии. Ларри договорился о свидании с Клайдом Мурхэдом. Он хотел уточнить, имеет ли Киссич какое-нибудь отношение к делу Грира. С Мурхэдом Ларри встретился в половине восьмого утра в оперативном штабе и увидел, что его друг еле держится на ногах, Мурхэд сказал, что работал до четырех, пока не свалился на диван в своем кабинете. Если бы не это, заметил Сторм, он бы никогда не узнал о деле Грира того, что знает. В нормальных условиях Мурхэд сдержан и осторожен и такой оплошности ни за что бы не допустил.
Взъерошенный, с красными от недосыпания глазами Мурхэд сидел за столом и пил кофе. Они обменялись обычными шуточками, а потом Ларри бросил на стол Мурхэда папку в манильском переплете, набитую сведениями о Феликсе Киссиче. Дальнейший разговор, насколько помнил Сторм, выглядел примерно так:
Сторм: Здесь все, что я выудил, Клайд. Когда прочтешь, увидишь, предстоит веселое и далекое путешествие. И отправлюсь в него, по-видимому, я.
Мурхэд: Путешествие? Тебе понравилось? Ты уже пошатался по свету в свое удовольствие. Куда ты еще собрался, черт побери?
Сторм: Куда? Кончай темнить. Сам знаешь куда.
Мурхэд не стал читать отчет Сторма, который тот положил ему на стол. Вместо него он взял подшивку бумаг и начал просматривать первую страницу.
Мурхэд: Давай-ка посмотрим. По нашим сведениям, он испарился из Балтимора двадцать девятого августа. Вылетел в Лондон. Тридцатого августа улетел в Мадрид. Оттуда в Анголу, в Луанду… И все обычными пассажирскими рейсами. В последний раз его видели во вторник второго сентября в Луанде, хотя и не опознали точно. Отплыл, как полагают, в Аккру на дизельном судне со смешанным грузом. Но это судно в Аккру не прибыло.
Мурхэд закрыл дело и отодвинул в сторону.
Мурхэд: Ну, Ларри, что ты предлагаешь? Попутешествовать неделю-другую по Атлантике в поисках Любина?
Ларри опешил. Значит, Фил Любин отплыл на судне из Анголы? Мурхэд ухмыльнулся.
Сторм: Клайд, как я понимаю, ты говоришь о Филипе Любине. Но ты приказал мне забыть о нем еще до того, как я вылетел в Рио. Я занимаюсь третьим человеком, Феликсом Киссичем.
Мурхэд в смятении протер глаза, пододвинул к себе папку в манильском переплете и торопливо отхлебнул кофе.
Мурхэд: Извини меня, Ларри. Не высыпаюсь, голова кругом идет. Ты ничего не слышал, договорились? Если Пит когда-нибудь узнает о моем промахе… да ты сам знаешь инструкции! Господи Иисусе…
Сторм: Перестань терзаться, Клайд. Мы слишком давно работаем вместе. Я тебе скажу: этого не случилось бы, если бы мы придерживались обычных наших методов. Тогда бы, черт побери, мы оба знали все… Ладно, не беспокойся. То, что я услышал, останется при мне. А теперь о Феликсе Киссиче.
Но Мурхэд так и не пришел в себя и, когда они расставались, еще раз попросил Сторма забыть все, что он узнал от него про фила Любина.
— Я до сих пор не пойму, в чем тут дело, — добавил Ларри. — Возможно, Мурхэд в самом деле дал маху, а может, он просто хотел таким образом рассказать старому приятелю о том, о чем по инструкции не имел права рассказывать. Я все же думаю, он просто оплошал. Клайд не такой уж блестящий актер, и он действительно был тогда не в себе.
— Вы считаете, сведения о Любине верны? — спросил я.
— Первая часть совпадает со сведениями Дэйва Полика. Вчера в Принстоне он сказал мне, что проследил Любина до Мадрида, но затем потерял его след.
— А какие дела у Полика в Принстоне?
— Сейчас объясню. Дайте сначала договорить о Киссиче.
Мурхэд приказал собрать сведения о Киссиче, поэтому Ларри отправился в Принстон и начал расспрашивать разных людей, в том числе и миссис Киссич. На следующий день он вылетел в Хельсинки. Там он узнал, что Киссич уехал из гостиницы неизвестно куда восьмого сентября, задолго до окончания конференции. Знавшие Киссича физики, с которыми Ларри беседовал, считали, что Киссич внезапно заболел и отправился домой. По словам ночного дежурного в гостинице, Киссич жаловался на головокружение и боли в животе. Однако Ларри узнал, что Киссич вылетел в Париж, затем в Рим, а оттуда в Каир. В Каире Сторм потерял его след, несмотря на трехдневные розыски. Когда он позвонил в Вашингтон, запрашивая дальнейшие инструкции, Мурхэд приказал ему вернуться и продолжать расследование в Вашингтоне, Балтиморе и Принстоне. Сторм думает, что розыски Киссича в Каире поручены другому агенту, однако не уверен в этом.
Ларри описал случайную встречу с Поликом в Нассау-отеле, разговор с Мурхэдом и, наконец, рассказал о решении поделиться своей догадкой — а также сомнениями и подозрениями — не с Мурхэдом, а со мной. Сегодняшний день был для него особенно трудным. Он вернулся в Вашингтон вскоре после полудня, позвонил Мурхэду и пожаловался, что валится с ног от усталости. Его шеф требовал немедленного письменного отчета о расследовании в Принстоне, но Сторму удалось отговориться и перенести все на завтра.
Ларри встал с софы, потянулся и заходил по комнате. Он проговорил часа два подряд.
— Можно мне еще кофе? — попросил он. — А потом я вам кое-что покажу.
Я включил электроплитку на полную мощность, вскипятил воды и приготовил еще две чашки кофе. Было уже около полуночи. Ларри с наслаждением отхлебнул свежего кофе. Затем дотянулся до своего пиджака и достал из кармана два толстых листа бумаги. В развернутом виде они оказались северной и южной половинами большой карты Атлантического океана. Ларри разложил их на полу, соединив обе части. Разрез был чуть южнее двадцатой параллели — он проходил севернее нашей базы Гуантанамо на Кубе и шел дальше на восток через Сахару и середину Красного моря.
— Идите сюда, — показал он мне на пол рядом с собой, и мы оба поставили наши чашки с кофе на ковер. Двумя пятнами больше — какая разница!
— Так вот, — сказал Ларри. — Я исхожу из того, что сведения Мурхэда о передвижениях Любина верны. А так же из того, что Полик не солгал, будто он проследил Киссича до Кейптауна. А теперь смотрите. — Он указал на карту. — Красная линия — это Грир. Зеленая — Любин. Черная — Киссич.
Красная линия Грира вела от точки близ Вашингтона к Атлантик-Сити, далее в Нью-Йорк, а оттуда на юго-запад через Тринидад и выступ Бразилии прямо в Рио-де-Жанейро. От Рио в море отходила короткая пунктирная линия с вопросительным знаком в конце.
Зеленая линия Любина образовывала как бы половину большого квадрата. От Нью-Йорка через Атлантический океан она шла в Лондон, затем на юг в Мадрид, затем на юго-запад в Дакар на западной оконечности Африки и далее на юго-восток в Луанду, портовый город Анголы. Короткая пунктирная зеленая линия в океан так же заканчивалась вопросительным знаком.
Черная линия Киссича была сложнее. От Нью-Йорка она вела на северо-восток в Хельсинки, затем на юго-запад в Париж, затем на юго-восток в Рим, еще дальше на юго-восток в Каир и, наконец, на юг в Кейптаун, и здесь карандашный пунктир с вопросительным знаком уводил в океан.
— Грир сматывается в порт Рио-де-Жанейро и уходит в океан, — сказал Сторм. — Любин сматывается в порт Луанда и уходит в океан. Киссич сматывается в порт Кейптаун и тоже уходит в океан.
Я изо всех сил старался понять, от напряжения голову стягивало, как обручем. Я сидел на полу, скрестив ноги, и мне казалось, линии, начерченные Стормом, выпирают из карты как в стереокино.
Ларри поглядел на нижнюю часть карты, затем решительно отодвинул в сторону верхнюю.
— Если моя теория правильна, нам нужна только Южная Атлантика, — сказал он, задумчиво барабаня пальцами по карте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47