Коринта почувствовал, что ей трудно самой начать разговор, и решил помочь.— Ну, что у вас на сердце, сестра Ивета? Давайте выкладывайте! Не из-за грибов же вы, в самом деле, поднялись в такую рань.— А вы почему догадались, что не из-за грибов?— Да уж догадался:Она помолчала. Он услышал у себя за спиной ее вздох.— Вы правы, пан доктор. Мне очень, очень нужно с вами посоветоваться. Только, пожалуйста, пусть об этом:— Ни слова больше!Коринта остановился и через плечо строго глянул на Ивету.— Я не мальчик, милая девушка. Мне уже сорок шесть лет. У меня за плечами большая и сложная жизнь. Если вы не уверены во мне, то и не поверяйте мне своих секретов.— Простите, пан доктор: У меня нечаянно вырвалось:— Ладно, коли нечаянно. Продолжайте! Коринта двинулся дальше, а девушка, глядя на его широкую спину, принялась торопливо излагать свои заботы:— Вы, пан доктор, наверное, обратили внимание на того высокого обер-лейтенанта, который часто приезжает в нашу больницу? Его зовут Крафт, Вилли Крафт. Он ушел в армию с четвертого курса медицинского факультета. Почему-то из всех местных девушек он выбрал для своих ухаживаний именно меня. Пристает и пристает!Конечно, он красивый и по-чешски говорит вполне сносно. Да разве это главное!Все равно ведь немец, фашист!… Я просто не знаю, как быть, пан доктор. Прямо его оттолкнуть боюсь — он отомстить может. Таким все нипочем: А терпеть его приставания сил моих больше нет. Вот я и решила с вами посоветоваться:Она порывисто вздохнула и затихла. Некоторое время шли молча. Наконец Коринта ответил девушке:— Путаница у вас получается, Ивета. Не сердитесь, что я так прямо. С одной стороны, и красив этот обер-лейтенант, и по-чешски говорить умеет, с другой стороны — вам противны его ухаживания. Мне кажется, вы все же немножко им увлеклись:— Что вы, пан доктор!— Погодите, не возмущайтесь. Вы просили совета, вот я вам и советую. Прекратите, пока не поздно. Я не против смешанных браков и к немцам как к народу не питаю ни малейшей вражды. Задолго до войны я закончил Берлинский университет. Женился на немке. Вы, наверное, слышали, что у меня жена — немка?— Да, слышала:— Мне кажется, именно это обстоятельство и толкнуло вас обратиться за советом ко мне, а не к кому-нибудь другому. Вы рассчитывали найти у меня сочувствие. Это понятно. И все же, дорогая Ивета, придется вас разочаровать. Я оставил семью, отказался от научной работы, бросил службу в столице и ушел в ваше захолустье лишь потому, что у меня жена — немка. Точнее, не просто немка, а убежденная нацистка. Сразу после прихода немцев она добровольно вступила в нацистскую партию и пошла служить в эсэсовскую комендатуру: Я знаю, далеко не все немцы такие. Но ваш Крафт безусловно такой.— Что же мне делать, пан доктор?— Порвать с ним самым решительным образом. А чтобы не мстил, найдите подходящий предлог. Я, например, заметил, что к вам неравнодушен мой заместитель, доктор Майер. Спрячьтесь за Майера, чтобы спастись от Крафта:— Боже мой, пан доктор, но ведь Майер:— Знаю, знаю, он далеко не идеал мужской красоты. Толстый, черномазый коротышка.Куда ему до Крафта, этой типичной белокурой бестии. Но Майер чех и честный парень. Кроме того, я уверен, что он согласится совершенно бескорыстно помочь вам. Фиктивные браки теперь не редкость. От угона в Германию этим спаслись много молодых людей. Для вас Крафт опасен не менее, чем отправка на принудительную работу. Хотите, я сам поговорю с Манером?— Ах, пан доктор, все это так неожиданно, что я просто: Коринта не дал ей договорить:— Погодите, Ивета, помолчите минутку.Они остановились и прислушались. Где-то поблизости хрустнула ветка. Девушка вздрогнула и схватила доктора за руку:— Что это?!— Ничего: Белка, должно быть. Коринта старался успокоить Ивету. Однако сам он понимал, что это не белка. Уже несколько минут он улавливал какие-то шорохи, которые раздавались позади, то замирая в отдалении, то приближаясь вплотную.Поглощенная своими заботами, девушка ничего не заметила. Коринта же слишком хорошо изучил лесные звуки, чтобы оставить без внимания эти странные шорохи.Значение их было слишком недвусмысленно: кто-то, крадучись, шел за ними по пятам, приноравливаясь к их движению. Остановятся доктор с Иветой, и тот сейчас же замирает.С минуту Коринта чутко прислушивался к привычным звукам пробуждающегося леса.Вроде ничего подозрительного: Неужели почудилось? В таком случае, плохи дела — нервы, стало быть, совсем пришли в негодность.Осторожно двинулись дальше. Загадочные шорохи немедленно возобновились. Как это ни странно, а на душе у доктора стало легче: шорохи настоящие, — значит, нервы пока что в порядке.Небо над лесом постепенно светлело, стволы деревьев проступили совсем отчетливо.Скоро начнутся заветные грибные места, а тут на тебе — кому-то понадобилось следить за мирными собирателями грибов. Хорошо, если кто из своих. А если немцы?… На всякий случай Коринта поменялся с Иветой местами: ее пустил вперед по тропинке, а сам пошел сзади. Девушка была благодарна доктору, потому что теперь тоже слышала легкие шаги неизвестного преследователя и от страха вся похолодела.Улучив момент, когда они обогнули куст ежевики и очутились на краю глубокого лога, Коринта вдруг бросился обратно за куст и вскоре выволок на открытое место мальчишку лет десяти.— Так вот кто за нами шпионит! Отвечай, кто таков? — грозно крикнул доктор, держа мальчишку за воротник куртки. «Шпион» кряхтел, пытался вырваться, но ничего не отвечал. Впрочем, этого и не требовалось — его и без того уже узнали.Ивета, не успевшая даже испугаться, настолько быстро все произошло, кинулась к мальчишке и схватила его за руку:— Владик, ты как сюда попал?!— Вы знаете этого человека, Ивета? В голосе доктора была напускная строгость, но мальчишку он держал крепко, по-настоящему.— Это мой брат, пан доктор. Он с вечера еще набивался идти со мной по грибы. Но не могла же я его взять, ведь он еще совсем ребенок! И вот видите:— Сама ты. Ветка, ребенок, — прохрипел вдруг мальчишка. — Подумаешь, на семь лет старше!…— Владик, замолчи!… Пан доктор!… — Ивета задохнулась от возмущения.Коринта усмехался, глядя то на «шпиона», то на его раскрасневшуюся сестру.Помедлил, отпустил мальчишку на волю и сказал:— Ладно, грибник, пошли с нами.— Я не грибник, — возразил Владик.— А кто же ты?Мальчишка засопел и потупился. Потом вскинул на доктора серьезные глаза и тихо проговорил:— Я все понимаю, вы к партизанам, да?…— Не болтай глупости! Мы идем собирать грибы, понял? Владик шмыгнул носом, недоверчиво осмотрел доктора, но все же кивнул:— Понял, пан доктор.— Вот и хорошо.Коринта стал первым спускаться в лог. Девушка посмотрела ему вслед, потом с досадой обернулась к брату:— Погоди, достанется тебе от мамы!На мальчишку это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он независимо поддернул штаны и пошел за доктором.Миновав сырой и тесный лог, грибники вскарабкались на крутой косогор и остановились передохнуть.Лес шелестел, готовясь к новому дню. Свежие утренние ветерки шныряли в ветвях елей и сосен, срывали последние золотисто-багряные листья с дубов, осин, кленов.Здесь все Дышало миром и покоем. Мужчина, девушка, мальчик — каждый по-своему воспринимали очарование осеннего леса.И вдруг в этой умиротворенной тишине прозвучал какой-то странный тоскливый крик.Коринта насторожился и посмотрел на своих спутников:— Вы ничего не слышали?— Плачет кто-то, — шепнул Владик.Все трое замерли, напряженно вслушиваясь в лесные шорохи. Протяжный крик повторился. Не крик, а стон. Потом еще. Где-то совсем близко.— Пан доктор, это человек! — воскликнула Ивета.— Да, человек. Человек в беде. Идемте! Не раздумывая, они бросились в чащу, из которой доносились жалобные стоны неведомого человека. 5 Кожин лежал на боку, в неудобной позе. Первые минуты, после того как вернулось сознание, он инстинктивно сохранял неподвижность. Вокруг было темно и тихо.Пахло хвоей, грибами. Лес:Медленно, исподволь включалась память, восстанавливая то, что случилось ночью.Вспомнилось странно затянувшееся падение с нераскрывшимся парашютом, острый ужас перед космической бездной, секундная стрелка, торопливо бегущая по циферблату:Неужели он падал целых пятнадцать минут?! Чудовищно! Такое не бывает!… Ему просто померещились эти немыслимые минуты, которые на самом деле, конечно, были обычными секундами: Странно, что жив остался:Потом вспомнились удары, треск — и кое-что прояснилось.По-видимому, он упал на развесистое дерево. Ветви спружинили, смягчили смертельный удар об землю. Поэтому и жив остался. Все просто, и никакого чуда нет. Ребята, наверное, скажут: «Ну и повезло же тебе, Иван. Видно, ты в сорочке родился!»Ребята: Но где же они? Где майор Локтев с отрядом? Где чешские партизаны? Ведь его должны искать! И все они должны быть где-то тут, поблизости. Он помнил, что падал прямо на сигнальные костры: Как темно кругом, как тихо: Неужели уже ушли?Неужели бросили?! Нет, нет, нельзя лежать в полном бездействии! Надо что-то делать!…Кожин осторожно шевельнул правой рукой, сжал и разжал кулак. Действует! Уже смелее двинул левой рукой — тоже цела! Попробовал перевернуться на спину, но в тот же миг его словно полоснули по груди раскаленным железом. Он закричал от нестерпимой боли и вновь потерял сознание.На этот раз обморок длился долго. Когда Кожин снова открыл глаза, уже светало.Он поймал себя на том, что издает тихие стоны. Стиснув зубы, заставил себя замолчать. Потом снова осторожно пошевелил рукой и попытался приподнять голову.Щека его лежала на чем-то мокром и колком. В нос били запахи сырой земли, грибов, хвои. А кругом прежняя тишина.Тоскливо заныло сердце: ушли, все ушли — и свои и чехи! Конечно, он провинился — небрежно упаковал парашют. Да и с запасным подвел командира. Вообще это, конечно, ЧП. Но бросить из-за этого человека на произвол судьбы!… Нет, нет, майор Локтев не мог этого сделать. Здесь что-то не так:Воображение Кожина стало рисовать картины одну ужаснее другой. Он представлял себе, как десант напоролся на засаду немцев и был частью истреблен, частью захвачен в плен; как в ночном лесу в зареве костров разыгралась короткая кровопролитная схватка, которой он, Кожин, не слышал лишь потому, что лежал в лесной чаще без сознания.Да, да, произошло непременно что-то ужасное и непредвиденное. Иначе ничем невозможно объяснить, что товарищи его бросили, не стали искать ни его, ни рацию и ушли: Что же делать? Прежде всего — освободиться от парашюта!Кожин осторожно расстегнул пряжки на груди. Но когда попробовал перевернуться на спину, прежняя огненная боль сотрясла его тело. Он громко застонал и мгновенно покрылся испариной. Отдышавшись, подумал:«Если сломан позвоночник, то выход один: пулю в висок, и конец. А может, только ребра?… Хорошо, если бы только ребра:»В этот момент где-то рядом явственно послышался шорох. Словно чья-то рука раздвигала колючие ветки густой еловой поросли. Что такое? Зверь? Враги?… В любом случае — опасность! Собрав все силы, Кожин приподнялся на руках и сел, прислонившись спиной к шершавому стволу. Эта операция была мучительна до слез, но, выполнив ее, он почувствовал удовлетворение: убедился, что позвоночник цел.Сумка с парашютом осталась на виду. Ну и черт с ней! Пусть лежит! Спрятать ее все равно нет ни сил, ни времени. Да это теперь и неважно.Вытащив из-за пазухи пистолет, подвешенный на ремешке под мышкой, Кожин отвел предохранитель и напряженно всмотрелся в чащу. Зловещий шелест повторился ближе.А тут боль в спине и груди снова окатила огненной волной. Только не потерять сознание!… Только бы не даться живым!… Это теперь самое главное!…Кожин поднял пистолет. Теперь он отчетливо слышал чьи-то осторожные шаги. Кто-то пробирался к нему через заросли молодняка. Кто? Свои или враги? Кожин приготовился встретиться лицом к лицу с любой неожиданностью.Шаги затихли на краю чащи. Отчетливо доносилось чье-то прерывистое дыхание. Кто там затаился? Почему не выходит? Или видит поднятый пистолет и не знает, как поступить?…— Эй, выходи! Выходи, а то стрелять буду! — крикнул Кожин по-чешски (перед вылетом в Чехословакию его полгода обучали языку).В ответ послышался шепот и сдавленный женский возглас. У Кожина отлегло от сердца: если женщина, значит, не немцы.Он опустил пистолет и повторил уже более миролюбиво:— Выходите, не бойтесь!Зеленые ветки качнулись, и на поляну вышли мужчина невысокого роста в шляпе, стройная девушка в платке и мальчуган в берете. У мужчины и девушки были в руках лукошки. 6 Доктор Коринта вплотную подошел к Кожину, склонился над ним, несколько мгновений всматривался в его исцарапанное, в страшных кровоподтеках лицо. Покачал головой, раздельно произнес:— Я врач:— Что? Врач? Какой врач?…— Да, я врач. Самый обыкновенный. А вы — советский парашютист, партизан. Вы очень сильно разбились. Я вижу, вы нуждаетесь в помощи, и я помогу вам.Это было как чудо из волшебной детской сказки. У Кожина даже закружилась голова и все поплыло перед глазами, настолько ситуация показалась ему нереальной. Но он тут же взял себя в руки. Нельзя распускаться, нельзя! Он солдат! Солдат, заброшенный в тыл врага. Это не сказка, а грозная действительность, которую не одолеть без жестокой борьбы:Кожин вздохнул и облизнул пересохшие губы.— Врач: — проговорил он через силу, пронзительно всматриваясь в добродушное усатое лицо доктора Коринты. — Врач: Но как вы сюда попали? В такую глушь!…Ведь до города Б. более пятнадцати километров!…Коринта покачал головой.— Вы ошибаетесь, друг мой. До города Б. отсюда не пятнадцать, а целых сорок километров. Мы пришли не из Б., а из К-ова. Это полчаса ходьбы.— Из К-ова?… Не слышал: Странно: Но почему так далеко до Б.?… Впрочем, я не это хотел спросить: Вооруженных людей вы тут, в лесу, не встречали?— Вы имеете в виду партизан?— Да, да, партизан!— Нет, не встречал. Да в этом лесу и не может быть никаких партизан. Это лес небольшой, открытый, окруженный полями и деревнями: Но зачем вам это теперь?Разберетесь потом. Ведь вам плохо, очень плохо!…— Ладно, доктор: Я вам верю: Скажите еще вот что. В этом К-ове есть немцы?— Есть. Рота автоматчиков.— Это скверно: Куда же вы меня денете?— Не волнуйтесь. Место найдем надежное.— Ну что ж, спасибо-Кожин чувствовал, что его одолевает страшная слабость.Коринта ему виделся, как сквозь толстый слой воды.Доктор осторожно взял раненого за руку. Тот глухо застонал.— Где больно?— Грудь: Спина: — через силу прошептал Кожин, и в следующий миг сознание вновь покинуло его. Голова опустилась на грудь, пистолет выпал из ослабевших пальцев.Коринта выпрямился и подозвал своих спутников, которые все это время боязливо жались в стороне.— Ивета, Владик, ко мне!Брат с сестрой подбежали. Коринта положил им руки на плечи и тоном, не допускающим возражений, произнес:— Мы должны спасти этого человека. Вы, Ивета, отправитесь в город, ко мне на квартиру, и возьмете там все необходимое. Вы знаете, что нужно. Вот ключи. Ты, Владик, беги в сторожку лесника Влаха и приведи его сюда. Ничего ему не объясняй. Скажи просто, что я повредил себе ногу и прошу помощи. Туда же, в сторожку Влаха, вы, Ивета, несите саквояж с медматериалом. Все. Бегите!Владик молча кивнул и, поправив на голове берет, со всех ног ринулся в чащу.Девушка на миг задержалась. Огромные черные глаза с восхищением смотрели на доктора:— Я знала, пан доктор: Я знала, что вы правильный человек!Она порывисто схватила руку Коринты и поцеловала. Когда звук ее шагов замер в густом ельнике, врач посмотрел на свою руку и недоуменно пожал плечами.Почему-то вспомнились слова Владика о том, что идут они не по грибы, а к партизанам. Попробуй теперь докажи ему, что у него и в мыслях ничего подобного не было. Владик, поди, уверен, что они с Иветой знали про этого раненого и отправились специально, чтобы оказать ему помощь.Коринта грустно усмехнулся: «Партизан поневоле!» Затем, нахмурившись и пошевелив усами, снова наклонился над потерявшим сознание парашютистом. Осторожно пощупал пульс. Осторожно подобрал выпавший из его руки пистолет. Осторожно потрогал парашютную сумку. Убедившись, что парашют в сумке свернут и не тронут, машинально глянул вверх, на развесистую крону сосны.Мысль о парашюте, с которым этот русский парень приземлился, была естественной даже у такого далекого от военных дел человека, каким был доктор Коринта. В самом деле, где же полотнище использованного парашюта?!По кроне сосны нетрудно было проследить падение парашютиста на землю — слишком свежи были на ней поломы веток и сучьев, — но при этом ни единого лоскутка на ней не было видно.— Странно, очень странно: — пробормотал Коринта и, присев на парашютную сумку, погрузился в раздумье. 7 Немецкий гарнизон в К-ове состоял из одной-единственной роты автоматчиков, расквартированных в здании школы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30