Джек выполнил это, а потом поманил меня к себе и говорит: «Пошли до поворота, ты ступай вперед и сворачивай, я нагоню тебя». И я направился к повороту; не прошло и нескольких минут, как он, уже верхом на коне, нагоняет меня. «А ну, быстро в седло, — говорит он, — не мытьем, так катаньем, не купили коня, так украли».
Я без труда уселся позади него, и мы поскакали во весь опор, благо конь попался добрый. Час, а то и больше мы гнали без передышки, пока не решили, что погоня нас уже не настигнет, потому как, когда крестьянин хватится своего коня, ему сообщат, что мы спрашивали дорогу на Ройстон, и он пустится в погоню именно в ту сторону, а не в Кембридж. После первой гонки в течение нескольких часов мы пустили коня потише; миновав один-два города, мы решили по очереди спешиваться, а в деревнях вдвоем вообще не показываться.
Теперь, когда у нас завелся конь, на котором можно было увезти любую добычу, искушение воровать у Капитана только выросло, ибо он просто не мог пройти мимо чего-нибудь, что плохо лежит, и не украсть; так в деревне он не мог миновать изгородь, на которой какая-нибудь усердная хозяйка вывесила сушить белье, без того, чтобы не стянуть пару, пусть даже непросохших, но крепких еще рубах, а потом, пришпорив коня, догонял меня по дороге; я тут же вскакивал позади него, и мы мчались галопом, сколько хватало у нашего коня сил. На этом этапе нашего путешествия, то ли по его вине, то ли по моей, мы сбились с пути и, когда обнаружили это, решили разузнать дорогу, но совсем заблудились и проплутали бог знает сколько, двигаясь все вправо и вправо, пока, то ли именно поэтому, то ли по причине, о которой я сейчас расскажу, мы попали наконец возле Бишоп-Стортфорда на почтовый тракт из Лондона в Кембридж. А причина, которая привела нас туда, заключалась в следующем. Вся эта местность была сплошным хлебным полем без изгородей; когда мы поднялись на небольшую возвышенность, я попросил Капитана Джека остановить коня, чтобы я мог спешиться и немного пройтись, так как ужасно устал долго скакать позади него без стремян и хотел размять ноги. Соскочив на землю, я огляделся и увидел примерно в двух милях от нас широкую светлую дорогу, какой мы и должны были держаться.
Глянув ненароком влево, я вдруг обнаружил на этой дороге четырех или пятерых всадников, несшихся во весь опор на порядочном расстоянии друг от друга, такая поспешность явно выдавала в них преследователей.
Меня словно ударило. «Эй! Братец Джек, — крикнул я, — слезай-ка живо с коня, потом спросишь почему!» Он тут же спрыгнул и спрашивает: «В чем дело?» — «Глянь-ка туда, увидишь, — говорю я. — Вот повезло, что мы заблудились. Видишь, как они скачут, это погоня за нами, не иначе! Или они выехали из последней деревни, где ты стащил две рубахи, — говорю я, — или из самого Пакериджа, тогда они — за конем». Тут он, не дожидаясь моих приказаний и сохраняя полное присутствие духа, живо уволок коня за высокий серебристый куст чертополоха, росший рядом, чтобы преследователи его не увидели: мы ведь находились на вершине холма, и, не сделай он этого, они бы непременно заметили коня и на всякий случай поехали бы в нашу сторону.
Ну, а раз конь им был не виден, то мы и подавно — с такого-то расстояния, так как мы уселись на землю, чтобы иметь возможность разглядеть их, оставаясь сами в полной безопасности.
Дорога так извивалась, что мы еще долго видели, как они скачут, не жалея лошадей; когда они исчезли из глаз, мы поднялись и тоже поспешили убраться оттуда, и, хотя нас было двое на одном коне, скорости мы не сбавляли, где только позволяла дорога, и ни у кого не справлялись, куда нам держать путь, пока, после почти двухчасовой скачки, не достигли города, который, как выяснилось, назывался Честерфилдом. Тут мы сделали остановку и наконец спросили, но не как проехать в такое-то место, а куда ведет эта дорога, и услышали в ответ, что это и есть почтовый тракт, ведущий в Кембридж, и не только в Кембридж, но и в Нью-Маркет, и в Сент-Эдмундс-Бери, и дальше в Норидж, Ярмут, Линн, Или и далее.
В Честерфилде мы сделали передышку, так как считали себя здесь в безопасности, а ближе к вечеру направились в местечко, называемое Бернбридж, где дороги на Кембридж и Нью-Маркет разветвляются. Там было всего два дома, и тот и другой — постоялые дворы. Когда мы пришли туда, Капитан и говорит мне: «Нас ведь ищут по дороге на Кембридж, смекаешь? И ежели мы двинемся именно туда, нас тут и сцапают, а Нью-Маркет всего в десяти милях отсюда, и там нас никто не тронет, а может, подвернется и какое-нибудь стоящее дельце».
На это я сказал ему:
— Знаешь, Джек, чтобы ни о каких дельцах я больше от тебя не слышал! Во всяком случае, я сам ни в чем таком участвовать не стану; честно говоря, я бы предпочел доставить тебя в Шотландию до того, как на твоей шее затянется веревка. Если от меня хоть что-то может зависеть, я не допущу, чтобы тебя вздернули тут в Англии, поэтому не пойду с тобой в Нью-Маркет, если ты не дашь мне слова вести себя там чинно-благородно.
— Что ж, — говорит он, — раз надо, так надо, но я надеюсь, ты хоть позволишь мне раздобыть второго коня, чтобы мы могли побыстрей передвигаться, а?
— Нет, — говорю я, — я против этого, а вот если ты разрешишь мне честно вернуть нашего коня хозяину, я научу тебя, как поступить дальше: ведь можно нанять лошадей на один-два перегона, а там ехать на них сколько потребуется, надо будет только отправить владельцу письмо, чтобы он прислал за лошадьми, и тогда даже если нас задержат, опасаться нам особенно нечего.
— Ну и хитер ты! — говорит Капитан. — Но я-то считаю, что лучше оставить все, как есть. Стоит нам уехать отсюда, и нам уже ничего не грозит, на дороге нас не задержат.
Мы быстро кончили наш спор, однако среди ночи в ворота соседнего постоялого двора — как я уже упоминал, там их было два — постучал какой-то человек и потребовал пива, но слуги уже легли и вставать с постели не пожелали; тогда он спросил, не проезжали ли тут случаем два молодца верхом на одном коне. И хозяин ответил, что проезжали днем и еще спрашивали дорогу на Кембридж, а задерживаться не стали, только выпили кружку пива. «Ах, вот что, они, стало быть, поехали в Кембридж? Ну, теперь я их живо нагоню!» Мне не спалось на нашем тесном чердаке, и только я услышал, что в ворота соседнего постоялого двора стучат, я тут же вскочил и бросился к окну; любой шум повергал меня тогда в смятение, потому мне и удалось все услышать. Да, дело было ясное, наш час еще не пробил, судьба распорядилась иначе, и опасность на этот раз обошла нас стороной. А все обстояло вот каким образом: прибыв в Бернбридж, мы зашли на первый постоялый двор, чтобы спросить дорогу на Кембридж, выпили кружку пива и ушли; люди видели, как мы тут же направились в указанном направлении, однако близилась ночь, мы изрядно устали, подумали, что можем заблудиться, и вернулись, уже совсем в сумерках, но не на тот же постоялый двор, а на другой, который теперь, на обратном нашем пути, был ближе.
Можете вообразить себе, как я испугался, тем более что причины к этому были; Капитан крепко спал в своей постели, но я разбудил его, растолкав так яростно, что он не на шутку перепугался. «Вставай, Джек! — сказал я. — Мы пропали! Они пришли сюда за нами». Может, не стоило нагонять на него такого страху, ибо он соскочил с кровати и, не соображая, где он и что с ним, кинулся к окну; он еще не успел как следует проснуться и хотел тут же выпрыгнуть на улицу, но я вовремя схватил его. «Ты что хочешь делать?» — спросил я. «Я им не дамся, — ответил он, — отпусти меня! Где они?»
Он был в полном замешательстве и совсем потерял голову от страха, мне стоило больших трудов не позволить ему выброситься из окна, так как он все еще находился во власти сна. Но я крепко держал его, и тем временем он окончательно проснулся, пришел наконец в себя и успокоился.
Я рассказал ему все, и, сидя на краю кровати, мы долго обсуждали, как же нам поступить. В общем-то, поскольку тот человек, очевидно, отправился в Кембридж, особенно нам опасаться было нечего, можно было спокойно дождаться утра, а тогда вскочить на коня — и поминай как звали.
Так мы и сделали; едва забрезжил рассвет, мы были уже на ногах. К счастью, мы заранее спросили дорогу на первом постоялом дворе, и нам сказали, что на Кембридж надо свернуть по дороге налево, а на Нью-Маркет идти все время прямо. Итак, помня об этом, Капитан предложил мне, что выйдет пешком и в одиночку направится в Нью-Маркет, таким образом, я буду уезжать как бы один. И он тут же отправился, как уговорились, и зашагал прочь по дороге; он шел так быстро, что, когда я последовал за ним, у меня было мелькнула мысль, не бросил ли он меня, так как, хотя я гнал во весь опор, прошел почти час, а его все еще не было видно. Наконец, миновав крутой откос, прозванный Чертовой Ямой, я нашел его и велел садиться позади меня на коня. Так мы и ехали вместе верхом почти до самой окраины Нью-Маркета. В городе возле первого же дома у дверей стояла лошадь, совсем как тогда в Пакеридже. «Эх, — говорит Джек, — встреться нам этот конь уже при выезде из города, я бы прихватил его, точно как того, в Пакеридже!» Но тут он этого не мог, а потому, спешившись, пошел через город пешком, держась все время правой стороны дороги.
Не успел он проделать полпути, как лошадь каким-то чудом сама отвязалась и преспокойно затрусила рысцой, однако никто ее не хватился. Когда лошадь очутилась далеко впереди Капитана и он увидел, что следом никто не бежит, он тут же сам припустил за ней; в таких делах он в подсказке не нуждался. Услышав его шаги за собой, лошадь затрусила быстрей, тогда Капитан стал кричать: «Остановите лошадь!» К этому времени лошадь уже почти достигла противоположного конца города, а в доме, возле которого она была привязана, никто ее так и не хватился.
На его крики «Остановите лошадь!» бедные горожане, случившиеся тут на улице, сбежались с обеих сторон дороги и с великой готовностью поймали и держали ее, пока Джек не подошел. Он с сердитым видом приблизился к лошади, отвесил ей пару тумаков и обозвал скотиной за то, что сбежала, а человеку, поймавшему ее, протянул два шиллинга, потом вскочил верхом и поскакал вслед за мной.
Вышел на редкость чудной случай: не Капитан облюбовал себе эту лошадь, а лошадь — Капитана, и когда он подъехал ко мне, то спросил: «Ну, что ты скажешь о такой удаче, Полковник Джек? Не станешь же настаивать, чтобы я отказался от лошади, которая так любезно сама предложила мне на ней прокатиться?» — «Да нет, конечно, — сказал я, — эту лошадь ты добыл смекалкой, а не обманом, можешь и дальше на ней скакать, и, пожалуй, если нас схватят, тебе даже меньше угрожает опасность, чем мне».
Теперь встал вопрос, какой дорогой ехать. Перед нами расходились четыре дороги, но какую выбрать, мы не знали. Первая, справа, в какой-нибудь миле от города, вела на Сент-Эдмундс-Бери; та, что шла прямо, а потом сворачивала вправо, тянулась до Батн-Миллза, Тетфорда и дальше до Нориджа; прямо перед нами лежала широкая дорога на Брендон и Линн, а слева шла дорога поуже на Или, которая вела потом к Фенам.
Короче говоря, не зная, какую дорогу выбрать и каким путем добраться до главного Северного тракта, с которого мы сошли, мы двинулись наугад в сторону Брендона, а следовательно, на Линн. В Брендоне, или, как его еще называют, в Бренде, нам сказали, что, когда мы оставим позади местечко, именуемое Даунэмбридж, мы сможем пересечь Фены, чтобы выйти к Уизбичу, а уж оттуда берегом реки Нин добраться до Петерборо и дальше до Стамфорда, где мы снова попадем на Северный тракт. Кроме того, из Линна мы могли переправиться через залив Уош в графство Линкольншир и дальше держать путь на север. Так или иначе, а в мой обычай вошло, уж коли спрашивать о дороге, никогда ею не следовать, а выбирать совсем иную, какую мог подсказать случайный разговор. Так мы поступили и на этот раз: расспросив о том, как попасть на Северный тракт, мы решили отправиться прямиком в Линн.
Мы тихо-мирно прибыли туда, но, когда стали обсуждать, каким путем ехать далее, обнаружили, что выбора нет, и нам придется добираться до Линкольнширского графства через залив Уош, а это считалось опасным. Но случай помог нам: одному человеку тоже предстоял путь через Фены, и мы наняли его в качестве провожатого. Вместе с ним мы доехали до Сполдинга, оттуда в городишко под названием Дипинг и далее в Стамфорд, что в графстве Линкольншир.
Стамфорд — большой, густо населенный город. Приехали мы туда как раз в базарный день и остановились в скромной гостинице на самой окраине, а оттуда уже пошли в город.
Удержать Капитана от излюбленных его проделок было невозможно, и душа у меня была не на месте. Я сразу заявил ему, что не пойду с ним, ибо он все равно не сдержит своего слова, а мне слишком хорошо известна его склонность к рискованным поступкам, и это меня беспокоит, поэтому я шагу из дому не сделаю. Но разве его убедишь? Все было напрасно, он отправился на рынок и живо отыскал там то, что ему надо было. О том, как он обчистил там за четверть часа два чужих кармана, как приволок в наше пристанище два куска голландского полотна в восемь или девять элей и шерстяной отрез да обделал еще три-четыре таких же дельца менее чем за два часа, а потом еще успел ограбить доктора и вышел сухим из воды — все это, как мне уже доводилось говорить вам, относится к его истории, но не к моей.
Я крепко отругал его, когда он вернулся, и заявил ему, что он погубит и себя и меня, если не оставит это занятие, и наговорил ему много слов, пригрозив бросить его, а самому вернуться в Пакеридж, чтобы отвести назад коня, которого мы там позаимствовали, и потом направиться в Лондон одному.
Он пообещал исправиться, но так как мы решили отныне путешествовать только по ночам (мы уже достигли главного тракта), а ночь еще не наступила, он опять ускользнул от меня, и не прошло и получаса, как вернулся с золотыми часами. «Ты еще не готов? — спрашивает. — Я могу отчалить в любую минуту, как ты соберешься». — И с этими словами он вытаскивает золотые часы. Я был поражен: откуда тут в глуши взялась такая дорогая вещь? Но, оказывается, он зашел в церковь, где шла вечерняя служба, и по воле случая сел рядом с богатой дамой, у которой незаметно сбоку и срезал часы, а потом удрал с ними.

В ту же ночь, как только взошла луна, мы двинулись в путь, но перед тем потешились на славу, когда услышали объявление констебля, что за часы, если их вернут, обещают вознаграждение в десять гиней. Капитану очень хотелось получить вместо часов десять гиней, однако у него духу не хватало отнести их. «Что ж, — сказал я, — у тебя есть все основания бояться, лучше дай их мне, я рискну вернуть их владельцу». Но он мне их не дал, а сказал, что, когда мы доберемся до Шотландии, мы сможем без опаски продать что угодно, и это оказалось правдой: лишних вопросов там нам не стали задавать.
Итак, мы выехали поздно вечером при луне и, скача во весь опор, благо дорога была ровная и широкая, прибыли в Грантам что-то около двух часов пополуночи. Город еще спал мертвым сном, и мы отправились дальше в Ньюарк, которого достигли часов в восемь утра; там мы легли спать и проспали почти весь день — и слава богу, не то, боюсь, я не сумел бы удержать его от его обычных пагубных поступков.
Из Ньюарка, случайно подслушав, как какой-то человек рассуждает о сравнительных достоинствах дорог, мы выбрали самую подходящую для нас, что вела в Ноттингем. Для этого мы свернули с главного тракта и двинулись берегом Трента вверх по течению, пока не достигли Ноттингема. Здесь Капитан опять принялся за свои проделки, столь наглые, что я диву давался, как это он ухитряется уйти целым и невредимым. Добыча его была столь велика, что ему пришлось купить чемодан и все сложить туда. Мои попытки урезонить его оказались тщетными, и с этих пор он вел себя уже совсем независимо.
Повторяю, в Ноттингеме Капитан действовал так успешно, что мы были вынуждены выбираться оттуда скорее, чем предполагали, не то бы нас задержали и препроводили в тюрьму. Покинув Ноттингем, мы опять сошли с главного тракта, ведшего на север, и, миновав Мансфилд, прибыли в Скарсдейл, а потом в Йоркшир.
Более я не намерен отвлекаться от моей истории, чтобы расписывать проделки Капитана, они вполне заслуживают отдельной книги, я остановлюсь лишь на том, что было связано с нашим путешествием. В двух словах: я старался как можно скорее добраться с ним до города Лидса в Йоркширском графстве; несмотря на то что Лидс большой и населенный город, Капитану ничего не удалось там стянуть, равно как в Уэйкфилде, в результате чего он заявил мне, что все люди тут на севере не иначе как сами жулики. «Почему же? — удивился я. — Люди как люди». — «Ну, нет уж! — сказал он. — Они так зыркают по сторонам, ушки на макушке, будто каждый встречный у них карманник, не то с чего им всех подозревать? А и то сказать, — добавил он, — что у них красть-то, они же все нищие, и, боюсь, чем дальше на север, тем будет хуже».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39