Мы палили в темноту, нам тоже отвечали. Силы нападавших были неизвестны. Перестрелка была очаговая, но одно утешало, что сопротивление наше сломить не удалось, значит нападавших гораздо меньше, чем нас, может рота, может чуть больше — около двух рот.
Но на их стороне были два преимущества. Первое — это внезапность, а второе — они прекрасно знали село, чего нельзя было сказать про нас. И они знали, что наши ополченцы сядут в их окопы, свои рыть им было лень. Вот и получили, что заслуживали. А ведь предупреждали мы Гуся, ой предупреждали!
— 68 -
Все это в голове пронеслось, пока я стрелял в темноту. Сначала — лихорадочно, направо, налево, отгоняя страх, который комком стоял внизу живота, вызывая тошноту и перехватывая горло, сбивая дыхание, руки дрожали от волнения, по спине бежал пот, пот заливал глаза, мешая присмотреться, увидеть, охватить всю картину боя.
Постепенно мне удалось овладеть собой и осмотреться. Слева от меня Витька с Мишкой стреляли в темноту, матерясь, заглушая собственный страх. Значит, ничего. Они тоже боятся! Только кретины не боятся!
БМП поводя стволом, тявкала короткими очередями. Именно то, что рядом была бронетехника, придала мне уверенность.
Я перестал судорожно стрелять наобум в темноту. С трудом сглотнул слюну, горло все пересохло, в глазах прыгали, плавали какие-то геометрические фигуры. Начал высматривать цель.
Вот из подвала соседнего дома полыхнуло коротким огнём автоматной очереди, тут же загрохотало по броне. Ха! Попались! Я выцелил это окошко, и плавно нажал спуск. «Двадцать два». Короткая, в четыре патрона очередь ушла в сторону подвала.
Не знаю почему, но знал, что попал, точно так же, как знал это, когда стрелял по чердаку. Я вновь был пулей, знал, что и как она сделала. Я мог пойти в подвал, и знал где она находится, пройдя сквозь череп стрелка: отрикошетив от стены, она упала в угол.
Я физически ощущал, как она вошла в нос, потом, отразившись от кости, пошла вверх, в мозг, там, пробив маслянисто-вязкую массу, вышла рядом с макушкой человека. Смерть его была мгновенной, он ничего не почувствовал и не понял.
Справа от себя я даже не увидел, а почувствовал шевеление, тень, перекат влево и со спины, от бугра. Не целясь — очередь, стволом слева направо.
Грохот падения. Есть! Попал! Зацепил. Переворачиваюсь на живот, смотрю. Цель немного выше меня, неудобно, но и лезть туда не имею ни малейшего желания.
Жду ещё секунд пятнадцать. Тишина. Патроны надо беречь. Что без толку палить. Просто пригибаясь к самой земле, короткими перебежками домчался до Виктора и Михаила. Упал рядом. Сердце вырывается из груди. Ноги дрожат. Как бы не обделаться!
Когда бежал, рядом со мной автоматная очередь взбила несколько фонтанчиков пыли. Мне стало страшно. Весь героизм, рассудок, куда-то пропали. Только выжить. Только сейчас я осознал до конца, понял кончиками волос, что мы на войне. Бля! Угораздило же меня вляпаться! Господи, помоги! Помогай же!
От короткой перебежки сердце колотилось, готово было выпрыгнуть из груди. Казалось, что пробежал не пятнадцать метров, а все десять километров!
Нахрен мне все это подвиги, лишь выкарабкаться! Идут на хрен все со своей войной! Домой! Только домой!
Пот заливает глаза горящей нефтью, кислотой выедает их. Зубы стучат друг о друга, произвольно стискиваясь, и раздавливая друг друга. Организм сам по себе живёт, независимо от сознания. Страшно! Очень страшно!
Наши мужики стреляют в сторону противника. Я укладываюсь рядом с ними.
— Где они? — кричу я.
Говорить уже не могу. Просто не могу, все внутри трясётся, вибрирует, голос срывается на крик, он тоже вибрирует от страха. Порой кажется, что я перестал дышать, просто забыл как это делается. Страх, волнение, раздавило меня.
— Смотри правее! — орёт Витька, посылая короткую очередь в сторону противника.
— Где?! — я не вижу.
— Возле развалин дома, что справа! — тоже орёт Мишка.
Глаза его азартно горят. Ему нравится, его терзает азарт боя. Мне не до этого. Ноги ватные, кажется, что я их не чувствую. Смотрю, куда они указывали. Вижу слабые вспышки от выстрелов.
Мишка меняет магазин. Отстегнул старый. Отбросил в сторону. Немного подёрнулся вверх, чтобы достать новый, как-то странно выгнулся и упал лицом вниз, в щебёнку. Лежит и не шевелится. Мы с Виктором как-то сразу и не заметили, что с ним что-то не так.
— 69 -
Я тронул его плечо.
— Миша! Ты чего?
Мишка молчит, а тело как-то подозрительно расслаблено.
— Мишка, ты что? Эй, брось! — я тряс его. — Витя! Помоги!
Мы вдвоём перевернули обмякшее тело Миши на спину, сдёрнули вниз с насыпи. Пуля вошла в нижнюю челюсть, пробила горло, вышла сзади шеи, прошив ворот куртки.
Лицо Мишки выражало удивление. Глаза были открыты, голова запрокинута назад.
Витька бросился к нему на грудь. Стал слушать сердце. Не услышал, рванул куртку, майку, стал вновь слушать, не бьётся ли сердце.
— Олег! Помогай! Его можно спасти! Делай искусственное дыхание! Нет, сначала бинтуй! Рви бельё!
Я начал рвать майку на Мишке и, стараясь не перетянуть горло сильно, стал накладывать повязку. Заражённый энергией Виктора, бросился дуть Михаилу в рот, а Виктор начал делать массаж сердца. Я тут же почувствовал, как вдыхаемый мной воздух выходит через пробитое горло. Попытался зажать ему горло, чтобы воздух не выходил наружу, а прорывался в лёгкие.
— Сердце бьётся или нет? — спросил я у Виктора, прервавшись.
— Нет. Но надо постараться. Давай его на БМП, и отвезём Аиде. Она спасёт. Видел, как она вставила в горло трубочку парню, и тот выжил. Давай в десантный отсек и повезём. Мы его спасём! Мишка, сучий потрох! Слышишь, только не умирай, мы тебя спасём! Сейчас поедем к моей невесте, а потом погуляешь на моей свадьбе! Только живи! — Витька орал, пока мы тащили Мишу, из глаз у нас катились слезы.
— Сашка, Вовка! Помогите! — орал я сквозь слезы. — Помогите десантный отсек открыть! Мишку ранило!
Сашка свалился с брони и бросился открывать люк заднего отсека.
— Еш твою мать! Как так?!
— За магазином новым полез в подсумок, вверх дёрнулся. Вот и зацепило.
— Давай заноси, вот так, аккуратнее, вот сюда укладываем! — Сашка помогал внутри, сдёрнул внутреннее переговорное устройство и заорал: — Гони в медпункт, Мишку ранило!
Машина дёрнулась, развернулась и потряслась на ухабах, нас мотало, но мы держались, продолжали делать Мишке искусственное дыхание и массаж сердца. Александр держал голову Миши. Потом Саня включил освещение салона. Я увидел, что сам весь в Мишкиной крови. При каждом толчке в области сердца, что делал Виктор, кровь выходила из места ранения.
— Не боись, Михаил, мы тебя вытащим! Знаешь, у нас в десанте и не такое было, вытаскивали, ты главное нас слушай и не уходи. Чувствуешь, я твою голову держу, вот так я буду её держать всегда. И ты будешь жить всегда, пока я тебе команду не дам, — Сашка плакал, и его слезы расплавленным свинцом капали мне на затылок, смешивались с горячим потом, и катились за шиворот.
— Только держись, умоляю тебя — держись. Сейчас приедем, немного осталось.
Минуты через три БМП резко остановилась, мы все полетели вперёд, но люк уже открылся, Володя протягивал руки, чтобы принять Мишку.
Мгновенно мы вытащили его из люка и понесли, побежали к Аидиному медпункту. Витька орал на всю ночь:
— Аида! Бросай все! Домбровского ранило!
Через секунду дверь распахнулась, выбежала испуганная врач. Мы занесли тело в зал — это была импровизированная операционная. Там на табурете сидел раненый в руку ополченец. Повязка его набухла от крови.
Мы осторожно положили Мишу на стол. Стали рядом. Срывающимся голосом Виктор перечислил, что мы сделали, какую первую помощь оказали.
Аида склонилась над Михаилом. Размотала повязку на шее, посмотрела в глаза, ещё что-то сделала. Потом подняла голову, покачала головой, потом села на табурет, закрыла руками лицо руками и заплакала.
Витька подскочил к ней, оторвал ладони от лица.
— Аидушка, милая, ну ты же можешь, я знаю, что можешь! Ну, постарайся! Укол в сердце сделай! Прошу тебя, любимая. Помоги! Умоляю тебя! Помоги! Ты все можешь! Вытащи его! Аида! Помоги!
Он целовал её заплаканное лицо, её руки, и сам плакал, встал на колени перед ней.
— Аидочка, девочка моя, помоги!
— Нет, Виктор! Поздно, он сразу умер! Я ничего не могу. Я не могу ему помочь! — она уже не говорила, она кричала.
Виктор отшатнулся от неё. Мы все стояли и смотрели на бездыханное тело Михаила. Никому не верилось, что он погиб. У него это был первый бой, и в первом же бою он погиб. Нелепо. Глупо. Страшно. Каждый из нас мог оказаться на его месте. Просто оказаться на линии полёта пули. И все. И не более того.
Глава семнадцатая

— 70 -
Страшно хотелось курить. Выходить как-то тоже неловко. Я посмотрел на мужиков. Ни слова не говоря, мы взяли тело Михаила, и вышли, БМП, урча двигателем, стояла рядом. Мы положили его на нос. И потихоньку машина тронулась к нашему дому. Мы шли рядом, Володя шёл, придерживая тело Михаила, чтобы оно не сползло с брони при тряске.
За спиной продолжался бой. Но никого это уже не волновало. Кто кого победит, ради чего и кого, нам все равно, мы и так уже заплатили огромную цену на этой войне.
Я вспомнил тот азарт, который меня охватывал в бою, и стало страшно и стыдно. Я был жив, а Мишка нет. Кто следующий?
Подъехали к дому, подняли Михаила на второй этаж. Молча сели, закурили.
— Что делать будем? — первым нарушил общее тягостное молчание Виктор.
— Хоронить надо. Кто знает, как все это делается?
— Вроде на третий день положено.
— Нас может не быть на третий день. Завтра, — я глубоко затянулся, загоняя клубок слез внутрь.
— Гроб нужен.
— Я столярничать умею, — Владимир тоже отчаянно дымил и тёр глаза.
— А я помогу, — Александр смотрел в окно, в ту сторону, где продолжался бой.
— А мы с тобой, Виктор, могилу отроем.
Владимир подошёл к телу, внимательно осмотрел его, потом достал фотографии, бумаги, письмо, которое Михаил написал родителям. Все сложил в сторону, потом начал осматривать входное пулевое отверстие.
— Саша, подойди сюда, — позвал он.
Вдвоём они перевернули тело на бок и, подсвечивая себе фонариком, стали осматривать рану.
— А ведь это был снайпер, мужики, — после недолгого совещания они вынесли вердикт.
Так как мы с Виктором не разбирались в этих делах, то приняли его на веру. Какая разница, снайпер тебя убьёт или просто автоматная очередь. Итог всегда малоутешительный.
Постепенно бой стал затихать, видимо, противника отбили, но преследовать не стали.
— Володя, сколько у тебя соляры в баках? — спросил я.
— Мало. Нам не уйти, — Володя был мрачен.
Он понял, что я имел ввиду.
— А накопить можно? А другие БМП вывести из строя. На БМП можно и штаб развалить, сейф вывезти, по дороге вскроем, на крайний случай — разнести гранатой к чёртовой матери.
— Надо подумать, только позже, сейчас мозги не в том направлении работают. Если снайпера начали против нас работать — плохо. Жди «кукушек».
— Каких таких кукушек? — не понял Виктор.
— Примета есть такая. Снайпера садятся в засаде. Вот их называют такими птичками. Выщёлкивают потихоньку, и не видно их и не слышно. В годы Великой Отечественной два снайпера уничтожили роту. А в финскую и того больше было.
— Снайпера докторов не любят, — мрачно произнёс Виктор.
— Вот видишь. Надо беречь её.
По лестнице раздались шаги нескольких человек. Мы напряглись, подтянули оружие поближе.
В комнату вошли Вели и Ахмед. Они были разгорячены. Увидели тело Михаила, сняли головные уборы.
— Соболезнуем.
— Спасибо. Нам нужны инструменты и доски для гроба и пирамидки. Найдёте?
— Да. Может, ещё чем помочь?
— Нет.
— Гусейнов думал, что вы убежали. Хотел погоню послать. Нас грозился расстрелять.
— Туточки мы. Со своими покойными. Как бой?
— Отбили мы их. Но потери у нас большие. Как будто снайпера работали.
— Похоже на это. Вот и Михаила тоже, вероятно, снайпер убил.
— Гусейнов хочет вас видеть.
— Некогда нам, ему надо, пусть сам приходит. Пока не похороним сегодня его, не двинемся.
— Так и передать?
— Так и передай. Слово в слово. Поторопитесь с инструментом — пару лопат с киркой надо. Могилу отрыть.
— Скоро будет, — пообещали они и ушли.
— 71 -
Мы принесли воды. Никто никогда не занимался похоронами. Присутствовать присутствовали, а вот так непосредственно… Молитв тоже никто не знал, которые положено читать. Вымыли Михаилу лицо и руки с мылом. Намылили щеки, побрили. Сложили руки на груди, тело уже начало костенеть. Накрыли лицо платком.
Через пару часов пришла наша охрана, ни слова не говоря сложили доски, большие куски фанеры, инструменты: две лопаты штыковые, две «подборки», лом, кирку. Где они все это взяли мы не стали спрашивать.
Мы с Виктором пошли копать могилу. На конце села было православное кладбище. Война, вандалы не пощадили его. Кресты, пирамидки со звёздочками были повалены. Во многих местах было видно, что опорожнялись прямо на могилы.
Много было свежих могил с православными крестами. Дерево на них даже не успело толком просохнуть.
Мы стали копать в стороне от остальных могил. Поначалу грунт был каменистый, махали ломом и киркой. Потом дело пошло легче. Работали молча, с каким-то ожесточением, вонзая в грунт шанцевый инструмент. Казалось, что силы у нас не кончаются. Злость, обида, страх, стыд за смерть Михаила — все это смешалось. Когда углубились больше чем на полтора метра, и работали в могиле уже по очереди, пришёл Гусейнов со свитой. Мы не переставая работали, не обращая на него внимания. Он постоял молча и так же молча ушёл.
Могила получилась глубокая, сами того не ожидая, мы отрыли на два с половиной метра. Перекурили и пошли к дому.
Когда пришли, тело уже лежало в гробу, крышка от гроба стояла у входа в дом. Александр и Владимир заканчивали пирамидку.
Аида с заплаканными глазами, постоянно смахивая набегавшую слезу, выводила красной краской на табличке надпись. Виктор молча постоял у неё за спиной, наблюдая за работой, потом добавил:
После даты смерти, напиши «Русский офицер».
Она кивнула. Через полчаса пирамидка была готова. Неровную звёздочку покрасили красной краской.
Посмотрели на часы. Два часа пополудни. Двое суток не спали. Вся жизнь, что была прежде, казалась нереальной, призрачной. Все теперь разделилось до смерти Домбровского, и после.
БМП по-прежнему стояла у входа. Володя сам сел за управление. Гроб погрузили на нос, сами сели рядом. Медленно тронулись. Аида осталась. Вот и кладбище. Из солдатских плащ-палаток, что валялись в десантном отсеке, выдернули верёвки, связали их, не хватало. Разрезали несколько этих же плащ-палаток, связали. Сняли гроб. Подошли, молча стояли и смотрели на восковое, жёлтое лицо Михаила. Все плакали. Молча, беззвучно. Слезы капали с носа, с подбородка. Так же молча вытирали их. Никто не смотрел друг на друга. Все мы, каждый из нас виноват в его смерти. Не сговариваясь закурили. Потом закрыли гроб крышкой, заколотили гвоздями и спустили в могилу. Закопали, зарыли могилу. В ногах установили, прикопали памятник-пирамидку. Взяли оружие, Володя сел в БМП.
— Залп! — скомандовал я.
Грянул салют из трех автоматов и из пушки БМП.
— Залп! Залп!
Небо разорвалось выстрелами. Мы молча стояли. Потом Владимир достал флягу коньяка. Пустили по кругу. По глотку. Немного на свежую могилу. Спи, друг. Виктор достал рабочую карту Михаила, там мы сделали отметку, где похоронен прежний её владелец.
— 72 -
Когда приехали назад, там был накрыт стол, и никого не было. Охрана. Молодцы.
Не присаживаясь, молча налили себе, отдельно в стаканчик, кусок хлеба сверху, не чокаясь выпили.
Пришёл Гусейнов. Один, вся свита и охрана осталась внизу. Было слышно, как они о чем-то громко говорят на своём языке.
Налей! — сказал он.
Виктор налил ему полстакана коньяку. Он молча выпил.
Завтра идём в наступление на селение Сапёр. Выезд в семь утра. Будьте в форме. Приготовимся без вас, — сказал он и вышел.
Мы ещё немного посидели, выпили. И разошлись по своим комнатам. Виктор ушёл к Аиде. Каждому хотелось побыть одному. Плюс усталость навалилась. Я только лёг, мгновенно уснул. Проснулся уже на закате. Разбудил Сашку и Владимира. Поужинали, почистили оружие, снарядили магазины. Володя ушёл к своей бронетехнике, Сашка — в первую роту, я — во вторую.
Потери в «моей» роте в ночном бою составляли пятнадцать человек убитыми и двадцать восемь раненых. Многие из них были легко ранены, и поэтому оставались в строю.
Из разговоров я понял, что и трофеи хорошие достались. Смерть их не пугала. Все рвались в бой. Вот только я до конца так и не понял, что ими двигало. На патриотов и фанатиков они не были похожи. Разве корысть может быть таким двигателем? Не знаю, не знаю.
Все роты по очереди обходил мулла, читал что-то, опять призывал к священной войне. Но публика вяло реагировала на это. Народ был уже обстрелян, новому их научить я уже не мог, и не было желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29