— А мы?
— Туда же, на фронт. И не вздумай дёргаться. Охрана пришьёт. Сейчас все на взводе, — я не говорил, а орал, нарастал грохот, нервная дрожь колотила все тело.
— А мы?
— Ты что, глухой? — я не понял вопроса.
— Мы, с Аидой?
— Тоже туда же. Езжай с ней, там встретимся.
Тем временем на плац стали въезжать грузовые машины. Тут были и КАМАЗы и УРАЛы, ГАЗ-66, ГАЗ-53, автобусы ПАЗ, потом из парка стали выезжать тяжёлые тягачи, на платформах стояли БМП.
Я вбежал в свою комнату. Что брать? Что на войне надо? Открываю солдатский вещмешок, в простонародье — «сидор». Кидаю кожаные перчатки — Вели подарил намедни — на самое дно, пригодятся, мыльно-рыльные принадлежности туда же, пару непрочитанных книг, выгребаю все сигареты, полные и початые пачки, спички, сапожную щётку, крем для обуви. Все это утрамбовываю ногой. Пешком не идти, спину не набьёт. Из-под кровати достаю канистру с коньяком. Поболтал, открыл, понюхал. Не тот коньяк, достаю другой. Этот лучше. С тумбочку фляжку, пытаюсь перелить во фляжку, канистра слишком полна, не получается. Через открытую дверь кричу:
— Эй, мужики, помогите!
В комнату забегает Сашка.
— Надо перелить. Не с канистрой же таскаться!
— Давай.
Мы вдвоём переливаем коньяк во фляжку. Затем он приносит ещё четыре фляжки, мы их тоже наполняем. Канистры с оставшимся коньяком — в БМП. Там надёжнее будет.
Все выходим на улицу. Для нас с охраной и Аиды выделен КАМАЗ с кунгом. Забираемся внутрь. Мишку мы отправили к комбату, но его туда не пустили, пришлось ехать с нами. Витьку и Аиду разместили поближе к кабине, там меньше трясёт. Меня продолжал бить мелкий, нервный озноб, правда, уже меньше, но нервное возбуждение не проходило.
На фронт! На войну! Одно дело просто к ней готовится, а другое — вот так. Смотрю на остальных. Все крепятся, не показывают вида, но возбуждение и страх проступают пятнами на лицах, желваки перекатываются под кожей, глаза блестят, движения нервные, суетливые. Охранники наши тоже не спокойны. С опаской поглядывают на нас. Мы также опасаемся их. Сейчас хватит искры, чтобы вспыхнула перестрелка. Только у них автоматы в руках. А у нас — Стечкины в кобурах, большие пистолеты, сидя их вынимать неудобно. Поэтому не будем их провоцировать. Витька от Аиды не отходит. Что-то ей шепчет, успокаивает, гладит руки. Не отпускает её от себя ни на миг.
Нас к формированию колонны не допускают, сами потом будут мучаться. Все идём сплошной колонной, ни разведки, ни технического замыкания, ни прикрытия от воздушного налёта. Мы научили ополченцев, как пользоваться и стрелять из переносного зенитно-ракетного комплекса «Стрела». Сами, правда, долго не могли сообразить, как производить пуски, но потом разобрались.
Понемногу нервная дрожь улеглась. Ехали мы третьей машиной от головы колонны. Командование батальона уселось на головную машину. Хрен с ними, если попадут под обстрел. Нам их не жалко. Постепенно мерная качка, малая скорость движения стала убаюкивать. Внутри все успокоилось, плюс немного выпили за начало пути. Пить больше не хотелось, разговаривать тоже. Я привалился к стенке и закрыл глаза.
Как назло зарядил дождь. Октябрь все-таки. Подумалось, что скоро Новый Год. Эх, мне бы телефон, хотя бы один звонок. В Герани переговорный пункт не работал. Может, ещё откуда-нибудь удастся позвонить. Как там Ирина и сын? Будем надеяться, что все у них хорошо. Мерный рокот двигателя, монотонное покачивание меня сморило, я уснул.
— 52 -
Меня разбудили. Темнело, мы заехали на ночёвку в деревню Касум-Исмаилы. Весь батальон разместили в школе. Почему-то военные любят школы. Чуть что, так и занимают их. В школьной столовой уже готовили ужин. Надо отдать должное Гусейнову, организация у него действует. Вокруг меня носился возбуждённый Виктор.
Я поймал его за рукав.
— Ты чего такой заведённый?
— Олег, только тихо, никому не говори. Ладно? — Витя не мог даже стоять на месте, его глаза лихорадочно блестели.
— Мы перешли в наступление и завтра будем уже в Степанакерте или Ереване?
— Да нет, это все ерунда, — кажется, Аида беременна! — Виктор мне это так прошептал на ухо, что его заложило.
— Не ори, оглохнуть можно.
— Нет, ты понимаешь, что это значит? — он тряс меня.
— Что сматываться надо побыстрее вместе с тобой и беременной женой.
— Я буду отцом! Это же здорово!
— Радуйся, только сначала выберемся отсюда.
— Как думаешь, Олег, на кого будет ребёнок похож?
— Тебе не все равно? Главное, чтобы был здоровый. Может, она ещё и не беременна.
— Может, но так хочется! Только никому не говори.
— Ладно, никому не скажу.
Я закурил. Теперь ещё надо заботиться и о беременной Аиде. Хреново. Когда пять мужиков будут уходить — это сложно, но когда ещё и беременная женщина — это сильно осложняет задачу. Хотя, может и все обойдётся. У этих женщин семь пятниц на неделе.
Лёгкий солдатский ужин, прерывистый сон. Я уже не вмешивался в ход операции. Мишку вызвали в штаб, он разместился в сельсовете. Через час он рассказал, что завтра мы должны вступить в бой и сходу атаковать село Шаумяновск.
Поехали утром. Был соблюдён такой же порядок построения колонны. Просто чудо, что нас никто не атаковал на марше.
— 53 -
Где-то около четырех часов мы подъехали к разрушенному селу Гюльсары. Больше половины домов были разрушены или полуразрушены. Над сельсоветом развевался азербайджанский флаг. Навстречу нам вышли ополченцы, которые уже три дня удерживали эту деревню. От их батальона осталось лишь семьдесят человек, если бы мы не подоспели, то они бы ушли под покровом ночи. Ополченцы даже не верили, что мы пришли, что им так повезло.
На Востоке у всех везде есть родственники, тут же начались расспросы. Много погибло. Три инструктора из наших пленных офицеров были убиты при обстреле из градобойных орудий. Узнали имена двоих, никто из наших их раньше не знал. Один был лейтенант Обатурин Вячеслав Георгиевич, второй — майор Моштяну Стефан Егорович. Оба из Ставки в Баку. Были похоронены на православном кладбище на окраине села.
Мы переписали данные наших погибших. Вырвемся — сообщим в Ставку. Сами мы уже давно обменялись адресами. Будет плохо, если кому-то придётся из нас навещать родных и близких. От этой мысли мурашки пробежали по телу.
По оценке оборонявшихся, против нас стояло около двух батальонов. Весёлая ситуация. Для успешного наступления необходимо, чтобы было троекратное численное превосходство, а получалось, что мы ещё и уступаем им в этой категории.
По селу ходили люди. Лица их были серы, впалые глаза, казалось, ничего не видели. Люди-тени в деревне-призраке. Бывшие жители бывшей деревни. Они не были рады встрече с нами. Теперь у них нет национальности. Этнические чистки с обеих сторон уравняли их всех. Теперь у них одна национальность на всех — беженцы.
Да и мы не ощущали себя освободителями. Нервозность вновь охватила всех. Мы не рвались в бой.
Вели с Ахметом отозвали меня в сторону. Сами они были возбуждены как остальные, они смотрели на меня, как будто я мог спасти их и всех родственников. А я сам себя не знал как спасти. Но надо было поддержать марку, я солидно пыжился и кивал головой.
В голове крутилась мысль, что нет у нас связи. Связи нет. Нет связи. Ни по вертикали, ни тем паче по горизонтали. На БМП стояли радиостанции Р-123, но они были лишь для координации действий в бою для техники, мы же как бараны были. Господи, хочу жить, просто жить! Помоги! Если ты раньше не дал нас убить, то помоги выжить здесь и сейчас!
Я ходил по деревне, лихорадочно курил сигарету за сигаретой. Я не замечал происходившего вокруг, так хотелось уйти подальше, на край света от этого кошмара. Было желание удрать, плевать, что нет документов, денег, просто удрать с этой долбанной войны! Озноб вновь начал бить меня, нервная дрожь не унималась. Я снял с пояса фляжку, выдохнул, сделал глубокий глоток коньяка, затянулся. Подождал, пока желудок примет коньяк и снова сделал приличный глоток. Дрожь стала отступать, на лбу появилась испарина.
Неподалёку от меня топтался Вели. Видимо, видя моё состояние, он не торопился, лишь поглядывал на часы, зорко следя за моими упражнениями в приёме спиртного. Потом подошёл и сказал, что через десять минут совещание у комбата.
— 54 -
Комбат собрал первое после выхода из лагеря совещание. Присутствовали все командиры рот, мы — офицеры-инструкторы, охрана. На удивление комбат был трезв. Не видал я его таким ещё. Он был сосредоточен, испуган, от этого потел и вонял ещё больше.
— Мы пойдём вот здесь! — он ткнул в карту, показывая коридор.
— М-да! А как пойдём? Просто вот взяли и пошли? — послышался голос Владимира.
— А что тут такого? Там русских войск нет. Они все уже давно ушли.
— А кроме русских с вами больше никто не воюет? — Сашка начинал кипятиться.
— Мы с Виктором ждали. Знали, что все это пока бесполезно.
— А у вас есть другие предложения? — на помощь комбату спешил его верный оруженосец Модаев. — Как вы ещё предлагаете идти? По горам что ли?
— Кто стоит против нас?
— Как кто? Бандиты, сепаратисты, армяне, — Модаев был удивлён.
— Приблизительно, хотя бы подразделение какой численностью? Батальон, рота, полк?
— Не знаю.
— Так узнай же!
— А как?
— Опроси местное население, которое осталось здесь. Мы не поленились, спросили у тех, кого сменили. Оказывается, порядка двух батальонов. А знаешь, что это такое?
— Знаю, — пробурчал Модаев.
— И что?
— То, что они численно превосходят нас.
— Правильно. А также то, что они обороняются. Хреново нам будет. Ты хоть перенёс на карту то, что тебе рассказали?
— Не успел.
— Я перенёс, — Мишка выступил вперёд и развернул свою карту. Там была нанесена обстановка.
— Молодец, Михаил. Давай посмотрим.
Все углубились в изучение карты. Ситуация получалась не слишком весёлая, но жить можно было. Получалось, что коридор между двух высоких холмов обороняла рота, остальные силы были сосредоточены в деревне.
— Можно сделать ход конём, — нарушил дружное сопение Сашка.
— Это как?
— Запускаем первую роту вокруг левого холма, чуть попозже, чтобы они обошли деревню. Когда мы все попрёмся на доты по коридору, к ним на помощь поспешат силы, что в деревне, вот тут-то первая рота и ударит им в спину. Шансов мало, но чем черт не шутит.
— А как они узнают, что пора ударить? Связи-то нет.
— Можно что-нибудь вроде костра с дымами сообразить.
— Когда заваруха начнётся, там дыма будет предостаточно.
— Я очередью из БМП «SOS» выбью. Короткая, длинная, короткая. Строенные и сдвоенные не обещаю, но попробую что-нибудь изобразить.
— Ага, тут такой грохот поднимется, что твои сдвоенные-строенные очереди никто не услышит.
— Единственное остаётся, — если услышите грохот боя, то и начинать.
— А услышим?
— Не переживай, начнётся маленький ад в отдельно взятом месте.
— Пойдёт? — вмешался Володя.
— В принципе, пойдёт, на всякий случай три красных ракеты подряд выпустим.
— Годится.
Мы вновь начали обсуждать детали предстоящей боевой операции. Просидели где-то ещё полчаса. Потом поняли, что начинаем повторяться, и прекратили обсуждение, разошлись.
На улице уже стемнело. На наше счастье небо было затянуто тучами, звёзд не видно. Луна-предательница тоже не висела фонарём в небе.
— 55 -
В помещении мы все накурили, а на улице воздух был свеж и тих. Только отдельные очереди часовых, разрывали тишину.
Я потянулся, все суставы начали хрустеть, кровь веселее побежала по телу. Хорошо. Но тут мне стало тоскливо. Не было ни малейшего желания идти завтра воевать. Вот не хочется и все тут. На душе тоска. Тут вывалился Мишка, Сашка и Володя. Витька ушёл чуть раньше, побежал к Аиде. Наверное, я также поступил бы. Беременная жена на войне. Такое только в дешёвых романах и кошмарах бывает.
— Ну, что, мужики, делать будем? — спросил я, закуривая.
— А что, есть предложения? — Мишка оживился. — Сейчас бы по бабам.
— Точно. Только сначала в баньку попарится, по соточке врезать, а потом по бабам, — Сашка глубоко вздохнул.
— Только не коньяка, а водочки, а то местный производитель уже вот где сидит, — Володя повёл ребром ладони по горлу.
— Из всего перечисленного могу лишь предложить коньяк местного разлива, — подытожил я.
— За неимением гербовой пишут на обычной, — Мишка тяжело вздохнул. — У вас есть что-нибудь? А то мне общество комбата и предателя осточертело хуже горькой редьки.
— Пойдём к нам. Чуть выпьем, да пару часов поспим, — мы зашагали к нашему пристанищу.
— А Витек где? — Мишка покрутил головой.
— К Аиде пошёл.
— Ясно, настырный он. Своего добился. И не боится, что местная.
— А чего бояться, женщина как женщина. Красивая, умная, порядочная, и если у них любовь, то какая хрен разница, местная или не местная.
— Я вот тоже думаю, — Мишка присел к столу, — остаться здесь, женится, а ещё лучше гаремом обзавестись. Буду с войнушек приходить, с кучей трофеев, я ведь умный, Гусейнов мне сразу полковника даст, а там, глядишь, своим заместителем сделает. Буду полковником Домбровским Михаил-оглы. А что, звучит!
— Ты ещё долго глумиться будешь? — я не выдержал.
— А что, Олежа, нервничаешь?
— Есть немного.
— Так выпей, помогает. Если уж мы из застенок местного гестапо вырвались, то неужели в бою сгинем? Нет, ребята, Домбровские просто так не сдаются. Приедете ко мне в Москву, погуляем. Я вам такие места покажу, все кабаки обойдём, свалимся, а потом снова обойдём. С девчонками познакомлю. Ноги — от коренных зубов, глаза — во! Классные девочки. Таких вы ещё не видели.
— Врёшь ты, Мишка. Самые красивые девочки в Рязани, — встрял Сашка, разливая коньяк из канистры.
Коньяк расплёскивался по всему столу, пошёл густой, настоянный запах.
— Почему это в Рязани? — Володя возмутился.
— Поясняю. Там училище ВДВ. Там учатся и служат самые сильные и красивые мужчины. Они же не дураки, и встречаются только с самыми красивыми женщинами, от них и идёт род красивых людей. Вопросы есть?
— Я это слышал, только много раньше, — я открывал консервы.
— Где это?
— Гитлер тоже что-то подобное говорил. Так те, кто служил в ГДР, рассказывали, что бабы их страшнее атомной войны. Видимо тоже последствия подобной селекции.
— Ладно, мужики, на вкус и цвет товарища нет, — Мишка взял стакан. — Будем живы, а наш женский батальон никуда не уйдёт. Чтобы нам всегда везло!
Мы все выпили, а я даже и не почувствовал вкуса алкоголя. Есть не хотелось. Я закурил.
Повисла тишина. Мысль о завтрашнем дне билась в голове. Мишка попытался ещё что-то рассказывать, балагурить, но у него ничего не получалось. Потом он разлил ещё по полстакана коньяку. Дрожь, что была внутри, вышла наружу. Я взял стакан, рука заметно подрагивала. Янтарная жидкость колыхалась. Я посмотрел на других. У Сашки и Володи тоже самое. Лишь Мишка был невозмутим и спокоен. Выпили, разговор не клеился.
Пошли спать. Попросили охрану, чтобы разбудили через два часа. Сашка ушёл в роту. Ему предстояло выдвигаться уже через полчаса. Если его обнаружат, то несладко придётся. Могут всех положить. Сначала первую роту, а затем и нас. Сил у них хватит.
Сон не шёл. Просто лежал и глядел в потолок. Не было в голове мыслей, просто ступор. Время пролетело незаметно, скрипнула дверь. Пора. Пора. Пора!!!
— 56 -
Когда надевал куртку, ремень, зашнуровывал ботинки, руки уже не просто дрожали, — они ходили ходуном. Начали лязгать зубы. Прошиб пот, противно побежал по спине. Капал со лба, выступал на груди, животе тёмными пятнами.
Спокойно, Олег, спокойно, надо собраться с мыслями. Вдох и выдох. Это всего лишь собственный страх. Ничего ещё не происходит. Ты все знаешь и умеешь, не надо боятся. Все хорошо. Никто от тебя не требует подвигов. На амбразуру ложиться тоже не надо. Ни к чему это. Надо всего лишь выжить и вернуться домой, а там пусть они разбираются сами что почём.
Я энергично замахал руками, сделал несколько приседаний, не хватало ещё, чтобы ополченцы увидели мой страх.
На улице зашагал к своей роте. Из темноты вынырнул Витька. Вид у него тоже был не лучше.
— Здорово, Витя. Как дела?
— Так же как и у тебя, — огрызнулся он.
— Страшно?
— Чуть не обделался от страха. Неудобно перед Аидой показать, что трус.
— Это не трусость, просто нормальная реакция организма на ненормальные обстоятельства. Как она?
— Как-как! Только одного мужа потеряла, сейчас второго может тоже потерять. Как она? Ревёт белугой. Уходил, цеплялась за форму, еле оторвал. Хреново все это. Тьфу.
Оставшийся путь проделали не проронив ни слова. Лишь отчаянно курили.
Оставшиеся две роты уже построилась. Ополченцы курили, разговаривали, подгоняли оружие. Шум стоял большой. Невдалеке стояли комбат, Серёга-предатель, мулла, Мишка Домбровский. Мы подошли к ним.
— Ну что, готовы? — спросил комбат, дыша на нас свежим перегаром.
— Мы-то готовы, но представь себе, что сейчас за всем этим гвалтом наблюдёт какой-нибудь лазутчик и по станции передаёт противнику о нашем культпоходе, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29