несколько раз тайно передавал ему газеты, письма, бутылки с кофе, сигареты, а однажды – шерстяную фуфайку и носки. Бывало, как ни загляну в глазок, всегда вижу одно и то же: сидит за столиком и все пишет и пишет…Выйти на свободу ему не удалось. Пересылки из одной тюрьмы в другую, тяжелые кандалы, одиночные камеры, плохое питание – десять лет тюремных скитаний! – они подорвали его здоровье. Весной тридцать седьмого года он умер…Сперри нервно погладил ногу и похлопал по коленке.– А ведь этот пес Муссолини знал, что состояние здоровья у Грамши очень плохое. Ему об этом докладывал профессор Умберто Арканджели. А главный чернорубашечник сказал: «Грамши может получить освобождение, если он обратится лично ко мне с просьбой о помиловании и если он откажется от политической борьбы и уедет из Италии в Москву».Эти слова, конечно, передали Грамши. И думаете, что он ответил? О, Грамши всегда умел хорошо отвечать своим врагам! Грамши ответил: «То, что вы мне предлагаете, – это самоубийство; я не имею ни малейшего намерения кончать самоубийством»… Эти слова быстро облетели тогда все тюрьмы Италии. Это были хорошие, добрые слова. Они укрепляли тех, кто начинал падать духом, вдохновляли тех, кто ослаб в борьбе…– Вы так много знаете, – уважительно сказал старику Алексей.Сперри печально улыбнулся:– Лучше бы мне не знать всего того, что я знаю… Однако слушайте…Он принялся рассказывать дальше.Как только Грамши посадили в камеру, пришел старший надзиратель и прибил над его кроватью лист фанеры с надписью: «Свобода, Равенство, Братство». Так смеяться над возвышенными идеалами могли только фашисты!Однако они умели не только унижать, но и истязать.Железная койка Грамши опускалась лишь на ночь, а днем можно было или стоять, или сидеть на цементном полу. Два раза в день обследовалась оконная решетка, а камера – ежечасно. Холод пронизывал до костей. Лишь ходьба взад и вперед по камере несколько согревала Грамши. Под окнами в течение всей ночи бегали свирепые псы волчьей породы. Вздумавшего спуститься из окна они растерзали бы в клочья.Прогулка разрешалась через день на один час, никакие разговоры при этом не допускались. На каждого заключенного перед прогулкой надевали специальный мешок с отверстиями для рта и глаз. В этих нелепых мешках, напоминавших собой колпаки куклуксклановцев, заключенных выводили «подышать свежим воздухом».Тюрьма не зря считалась могилой. Попасть в зубы «Царицы небесной» означало – погибнуть медленной смертью.В день, когда умер Грамши, один из заключенных на коробке от сигарет написал: Ты умер, – пыткой, смертью замучен,Но твой призыв с тобою не затих.Твой голос жив. Для нас он снова звучен,Еще звучней, чем голоса живых!.. Кубышкина и Остапенко взволновал рассказ Сперри.– Спасибо, – стараясь скрыть волнение, проговорил Алексей. – Спасибо, друг, за все спасибо…Невольно он окинул камеру внимательным, все запоминающим взглядом.В ней все было знакомо – любая выбоина на стене, каждая щелочка в столе, каждая щербинка на потускневшем запыленном распятии. Но рассказ старого итальянца заставил Алексея увидеть эту камеру такой, какой она была много лет назад. Вот как, бывает, переплетаются пути людей! И, оказывается, камеры, эти древние молчальницы, тоже говорят. Взволнованно и скорбно рассказывают они о борьбе, которую ведет человечество против всех темных сил на земле…– Если бы вы раньше нам рассказали об этом, – проговорил Остапенко, – мы держались бы еще бодрее и мужественнее. Мы, конечно, никогда не забудем этой камеры. Не забудем и вас – человека, который знал Грамши и помогал ему…– Вы тоже смелые люди, – твердо сказал старый итальянец. – Все вы, коммунисты, похожи друг на друга. Вы справедливы и сильны… – Он сжал им руки.– А вы… вы нам ничего не расскажете о себе? – неожиданно спросил Алексей. – Ведь вы для нас делали так много, что об этом никак нельзя забыть! Должны же мы знать, кто помог нам остаться в живых.Сперри смущенно кашлянул.– У нас мало времени. Да и в моей жизни нет ничего интересного…– Неправда! – горячо возразил Алексей.– Ну уж разве коротко… – Сперри помолчал, собираясь с мыслями, потом не спеша начал новый рассказ… Жизнь зовет к борьбе Отец Сперри, потомственный металлист, работал на одном из заводов Рима. В доме у них никогда не было достатка: семья состояла из пяти человек, а работал только один. Анджело был вторым ребенком в семье. Он рос хрупким и нежным, малейшее препятствие вызывало в нем чувство страха. Джулио, старший брат, посмеивался: – В кого ты у нас уродился такой? Ни рыба, ни мясо… Да и имя-то у тебя такое – Анджело – «Ангел»…У Джулио-то характер был другой – волевой, решительный. Этот парень никому не позволял обижать себя.Мать умерла при последних родах, оставив девочку. Убитый горем отец собирал по соседям гроши на гроб и. белый коленкор.И понял тогда Анджело Сперри, почему отец протягивает иссохшие, со вздутыми синими жилами руки к немому, бессильному и ненужному распятию…Анджело было двадцать лет, когда разразилась первая мировая война. С продуктами стало совсем плохо, и девочка, лишенная материнского молока, скоро умерла.Джулио призвали в армию, и в доме Сперри стало совсем уныло. Сначала Джулио регулярно присылал домой письма, потом вдруг замолчал. Через полгода пришло извещение о его смерти. Пришло и письмо от его товарища, в котором тот писал, что Джулио погиб на юго-западном фронте.Анджело работал на заводе. Там он встретил девушку по имени Мара, о которой говорили, что природа таких красавиц вторично не создает.Ясными теплыми вечерами приходили они на берег Тибра. Анджело играл на гитаре и потихоньку напевал. Мара обычно сидела, обхватив колени руками, и неподвижно глядела в мутные воды Тибра.– Анджело, – обращалась она иногда к нему, – когда мы пойдем с тобой в кино?Анджело сдержанно вздыхал. С его заработком, которого едва хватало на хлеб, только и ходить в кино…А иногда девушка вдруг спросит:– Анджело, неужели ты всю жизнь так и будешь только рабочим?Анджело пожимал плечами:– Мой отец всю жизнь работает металлистом и гордится этим…Мара, неопределенно хмыкнув, умолкала.Анджело чувствовал, что девушке надоело жить в нищете, она тянется к богатству, к роскоши.И случилось то, чего он тайно боялся.Однажды, когда он возвращался с работы усталый и озабоченный, – отец заболел и не вышел на работу, надо было вызывать на дом врача, а денег не было, – он заметил, как в конце улицы его Мару догнал автомобиль-люкс «Альфа-Ромео». Кто-то открыл дверцу и заговорил с девушкой. Вероятно, предлагали подвезти. И пока Анджело с раскрытым ртом стоял и ждал, что будет дальше, Мара уже села в машину…С тех пор она больше не приходила на берег Тибра.Анджело затосковал. А тут еще со здоровьем отца стало совсем плохо. Анджело выбивался из сил, чтобы побольше заработать на еду и на лекарства отцу, который теперь совсем не вставал с койки.В один из весенних дней 1923 года отца не стало. Анджело остался совсем один. Отчаяние захлестнуло его. Растерянный, подавленный горем, ходил он в эти дни по улицам города и боялся прийти домой – в эту холодную, наполненную равнодушным молчанием комнату, где каждый раз его охватывало суеверное чувство страха.Постепенно, правда, Анджело начал привыкать к своему одиночеству и, возможно, успокоился бы, если б одним летним вечером не повстречал Мару.Сначала он видел, как к дому, где жила она, подъехала серо-зеленая машина. Потом из нее вышла Мара. Кровь бросилась в лицо Анджело. Что же он стоит, почему не бежит к ней навстречу? Почему не напомнит ей о клятве верности, которую она давала ему? Покажи хоть раз в жизни, Анджело, способность бороться за свое счастье! Анджело рванулся вперед.– Мара!Она обернулась.– Ты?.. – удивленно и в то же время равнодушно спросила она.– Мара! – не обращая внимания на ее тон, горячо заговорил Анджело. – Мара, милая! Я тебя не видел так давно! Почему ты не приходишь ко мне? Может, я обидел тебя?Мара как будто колебалась…В это время отъехавшая машина дала задний ход, поравнялась с ними, и из нее высунулся незнакомый мужчина с холеным свежевыбритым лицом.– Мара, что случилось? – недовольно спросил он, не обращая внимания на Анджело. – Ты же торопилась домой!Анджело зло поглядел на него. Так вот он, соперник, который перехватил его счастье! Он вдруг решился на отчаянный шаг.– Мы, кажется, вас не звали, – сухо сказал он. – Можете ехать, путь открыт!– Что-о? – дверцы машины резко распахнулись, и мужчина выскочил из машины. – Что ты сказал? А ну, повтори!Анджело побледнел.– Я сказал, чтобы вы катились отсюда ко всем чертям! Вас, кажется, никто не…Он не успел договорить: мужчина резко ударил его по лицу.– Что вы делаете, Джакомо! – испуганно вскрикнула Мара, стараясь встать между ними. – Прекратите сейчас же! Иначе я закричу…Мужчина стоял и ждал, что будет дальше. А Анджело провел по лицу рукой, словно стараясь стереть с него пощечину, потом повернулся, и ни слова не говоря, медленно побрел домой. Нет, он не был, конечно, борцом… Одной пощечины хватило, чтобы остудить весь его жар, весь пыл…Дома Анджело, не раздеваясь, упал на койку и пролежал без движения несколько часов…А в это время по притихшим переулкам «вечного города» осторожно пробирался человек. Серое пальто и широкая шляпа скрывали его военную выправку. Встречая патруль рослых карабинеров, он тихо называл пароль: «Поход на Рим». Ему отвечали: «Поход на мир» – и скороговоркой добавляли: «Идите, вы свободны»». Так он добрался до дома № 7 по улице Анунцио, поднялся на третий этаж и подошел к знакомой с детства квартире…Была глубокая ночь. Анджело вдруг показалось, что кто-то тихонько стучится в дверь. Он оторвал от подушки голову. Стук повторился, такой же тихий и осторожный. Кто это мог стучать? Мысли Анджело лихорадочно заработали. В душе проснулась отчаянная надежда: а вдруг это Мара? Что, если это его милая? Быть может, она поняла, как низко вел себя ее новый знакомый, и пришла просить у Анджело прощения? Быть может, счастье снова вернулось к нему!?Анджело зажег свет и рванулся к двери. Перед ним выросла фигура незнакомого человека. Анджело вгляделся… и чуть не вскрикнул от удивления. Побелевшими губами он тихо произнес…– Джулио?– Ну конечно же, я! – засмеялся брат, сбрасывая с плеч вещевой мешок. – Я, Анджело, дорогой мой, я самый!Анджело попятился к стене.– Не бойся, я не привидение! – снова рассмеялся Джулио. – Рано меня похоронили, я еще поживу, мы еще…Анджело не дал ему договорить, он кинулся брату на шею…– А где отец? – с беспокойством спросил Джулио.– Умер. Несколько месяцев назад.Джулио тяжело вздохнул. Наступило молчание.– Похоронная на меня была? – спросил, наконец, Джулио.– Была.– Хорошо!..Анджело удивленно поднял глаза.– Хорошо, Анджело, хорошо, – подтвердил Джулио. – Пускай все думают, что меня не существует… Жить я все равно буду на нелегальном положении, под новым именем. Запомни – меня зовут Джорджо Пасторе.– Но почему? – Анджело ничего не понимал.– Почему? – Джулио нахмурил брови. – Потому что Муссолини пришел к власти… А таких, как я, он не любит… Разве ты не знаешь, что на теле трудовой Италии звенят уже кандалы фашизма, а средневековые монастыри превращаются в тюрьмы?.. Разве ты не знаешь, что даже матери, приходя по субботам на могилы расстрелянных сыновей, плачут молча, без слов, ибо незримый, всеведущий карабинер ходит по их пятам?.. Разве ты не знаешь, что фашисты в черных рубашках с белыми черепами на груди во все горло орут свою песню: «К оружию, фашисты, умрут пусть коммунисты»? Но ты не вешай носа! Народ Италии еще не весь поставлен на колени… Лучше покорми меня, я голоден, как черт!Скоро они сидели за столом, и Джулио рассказывал брату свою историю.Полк, в котором служил Джулио, воевал против австрийцев. Очень быстро Джулио понял бессмысленность жестокой бойни, каждый день уносившей сотни людей. Ему и его товарищам не за что было воевать. В одном из боев их рота попала в плен. А в конце 1917 года Джулио вместе с несколькими товарищами был зачислен в австрийскую армию и направлен на Украину – на подавление молодой Советской Республики. Если против австрийцев Джулио кое-как воевал, то выступать в роли палача русских рабочих и крестьян, взявших власть в свои руки, ему совсем не хотелось. К этому времени он уже начал понимать, что такое солидарность пролетариев.Однажды в его руки попала советская листовка. Она окончательно решила его судьбу. Листовка была со статьей Ленина «Социалистическое отечество в опасности!» Он прочитал ее и передал товарищам. В ту же ночь в роте начался обыск – искали «крамольные листки», подброшенные большевиками, – и Джулио, поняв, чем это для него пахнет, бежал и сдался в плен красным. Потом он вместе с венгерскими коммунистами проводил агитацию в тылу белогвардейцев в России, в городе Самаре, освобождал Поволжье.В Италию он прибыл коммунистом, в ряды РКП (б) он вступил в Симбирске. В своем заявлении Джулио писал: «В ответ на покушение врагов народа на дорогую всем пролетариям мира жизнь В. И. Ленина прошу принять меня в партию большевиков»…В городе Оренбурге он познакомился со своим прославленным земляком – командиром Красной Армии Джованни Штиксом. Воюя в одном интернациональном батальоне, они уничтожали белые банды в Приуралье. В 1922 году Джованни Штикс выехал на Родину, а вслед за ним, годом позже, выехал и Джулио. И вот теперь он на родной земле…– Что же ты думаешь делать? – задумчиво спросил Анджело, выслушав рассказ брата.– То же самое, что делали русские у себя в России, – спокойно ответил Джулио. – Бороться!..С этого дня у Джулио началась полная опасностей и лишений нелегальная жизнь. С Анджело они виделись редко: ищейки Муссолини рыскали всюду.Однажды Джулио пришел к брату поздней ночью.– Анджело, есть очень важный разговор. – Джулио пристально посмотрел в глаза брату. – Вот что, Анджело… не сможешь ли ты оказать нам одну очень важную услугу? Подумай хорошенько! Мы, конечно, никого не принуждаем…Анджело широко открытыми глазами глядел на брата и ждал, что тот скажет.А Джулио продолжал:– Итальянские тюрьмы заполнены коммунистами… Необходимо иметь там своих людей… Ты понял меня?– Не совсем… – растерянно ответил Анджело.– Ты должен бросить работу на заводе и устроиться надзирателем в Реджина Чели. Партии нужен надежный связной…Анджело вытер холодный пот со лба. Он никогда не был борцом, никогда не лез в драку, а теперь ему, кажется, предлагают партийное задание…– Многого мы от тебя не потребуем, – как бы угадав причину его замешательства, продолжал Джулио. – Итак, подумай хорошенько, через несколько дней я приду за ответом…Анджело молчал. И вдруг в душе его проснулись все молча перенесенные обиды, вспомнилась пощечина, полученная, как он потом узнал, от сына фабриканта, вспомнились унижения, испытанные на заводе, гроши, получаемые за целый день работы, насмешки мастеров и скудные, почти нищенские обеды…Через несколько дней Анджело, побрякивая связками ключей, ходил по коридору вдоль мрачных камер Реджина Чели.Так он примкнул к тем, кто боролся за свободу и счастье людей.С виду это был прежний, немного флегматичный Анджело. Никто бы и не подумал, что именно он выносит важные сведения из тюрьмы, что это он сумел облегчить участь многих узников-коммунистов, что сотни политических заключенных навек остались благодарны ему за помощь и участие…– А работы было много, – рассказывал Анджело Сперри. – Со всех уголков земного шара пробивались в нашу тюрьму бодрые товарищеские письма. Я не раз видел, как за решетками загорались радостные глаза, читая желанные строчки. С трудом приходилось иногда доставлять письма и особенно те, которые приходили из России…В день похорон Ленина заключенные выпустили рукописный журнал: «Дело его не умрет». Он тайно переходил из камеры в камеру. А потом ежегодно отмечали день смерти Ленина. В пять часов пятьдесят пять минут дня из камеры в камеру стуками в стену передавалось: «Встанем, товарищи! Наступает годовщина смерти Ленина».И камеры оживали. Под тяжелыми сводами Реджина Чели раздавались волнующие слова песни: «Замучен тяжелой неволей». Так могли петь лишь те, кто в борьбе за дело великого Ленина пошли на все: на заключение, на пытки, на самую смерть…Многие коммунисты в тюрьме изучали русский язык. А это было строго запрещено. Как только администрация узнавала, что тот или иной заключенный изучает русский язык, его тут же сажали в карцер и приковывали толстой цепью к стене на целую неделю.Не раз Анджело приносил в камеры итало-русские словари.– А мне еще сам Грамши говорил: «Изучай, Сперри, русский язык. Когда-нибудь пригодится»… И вот, как видите, пригодился…Сперри закончил рассказ.– А что стало с вашим братом? – спросил Алексей. – Где он теперь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18