Пошел девушке Светланушке шестнадцатый год, стали к ней женихи свататься. А вдова женихам отказывает:
– Просватана моя дочка.
Сколько было парней в деревне, все за нее сватались, и всем вдова отказала. И стали добрые люди спрашивать:
– Вдовица, вдовица, чем ты так гордишься, что за наших парней дочку не отдаешь? Или ждешь – ее какой князь посватает?
А вдова отвечает:
– Князь не князь, а что будет повыше.
– Уж не ждешь ли ты заморского королевича?
– Королевича не королевича, а что будет повыше. Придет время, сами увидите.
Так люди ничего и не допытались.
А как исполнилось девушке Светланушке шестнадцать лет, явился Светлый Месяц, обручился с ней золотыми кольцами, взял ее за руку и повел в хоровод на весеннее гулянье. Тут только добрые люди увидали, что за жених у вдовицыной дочки. Стали они жениха опрашивать:
– Ты, паренек, из каких же мест будешь? И как тебя звать по имени?
– Хотя я из мест дальних, а вы меня видите часто. По имени меня звать Светлый Месяц. А Светланушка, моя невеста, есть Звезда Вечерняя.
И тут же жених с невестой стали для людей невидимыми.
А в синем небе в этот час народился молодой Светлый Месяц и ярко засияла Звезда Вечерняя.
С той поры в деревне никто девушку Светланушку не видывал.
А вдова долго прожила на свете. В старости стали ее добрые люди изведывать да спрашивать:
– Вдовица, вдовица, не принести ли тебе водицы? Сама-то дойти не можешь?
Вдова отвечает:
– Нет, люди добрые, ничего мне не надо. Моя Светланушка придет, водицы принесет и в избе приберет.
И верно – вода в ведрах у вдовицы не переводилась, в избе всегда было чисто. По ночам видели люди добрые голубой свет во вдовицыной оконце и говорили:
– Девушка Светланушка пришла свою матушку наведать.
Как померла вдова, никто не видал. Раз пришли люди добрые ее наведать, а она лежит в гробу, в последний путь собранная и тонким белым холстом накрытая. Отнесли ее люди добрые на кладбище, похоронили, а над могилой голубец поставили – столб высокий, а на нем крыша на два ската.
Каждый год по весне, когда люди добрые приходят на кладбище своих родителей помянуть, слышат они – возле вдовицыной могилки ветер в высокой траве стонет, и говорят:
– Это девушка Светланушка по своей матушке плачет. Не забывает ее.
А где Светланушкины слезы на землю пали, там поутру цветы расцветают-белые роснянки, на звездочки похожие.
Аколдованная липа
Жили в одном селе два соседа, оба вдовые. У одного был сын, а у другого была дочь. У одного был сад, и у другого был сад, а городьбы между садами не было, только стояла между ними гранью старая-престарая липа. И тем была эта липа удивительна, что никогда она не цвела и листьями не шумела. Одни говорили, что не цветет она от старости – отцвела свое время. А другие говорили, что липа заколдованная и цвести ей только раз, перед концом ее жизни… А третьи так рассуждали: расцветет липа дивным цветом в тот год, когда колдовство с нее снимется.
Два соседа жили да поживали, добра наживали. Дети у них подросли: у одного сын Максим, кудрявый да чернобровый, на все дела ловкий да удачливый, у другого дочь Олимпиада, красавица писаная, только очень гордая да привередливая.
Старики между собой жили дружно, по дружбе и сговорились они поженить Максима с Олимпиадой. Стал отец Максиму советовать:
– Пора тебе, сынок, жениться. За невестой нам не далеко ходить – давай соседку Липу посватаем. Девушка видная, красивая.
Усмехнулся Максим и говорит:
– Красивая-то она красивая, да больно спесивая. К тому же языком болтать таровата, а на работу леновата. Уж если не миновать мне жениться, так я лучше вон на той липе женюсь.
И показывает на старую липу. И только он эти слова проговорил, липа ветками дрогнула и тихо так листочками зашумела. Отец поглядел на липу, засмеялся и отвечает Максиму:
– Старовата, сынок, эта невеста. Ведь ей, сказывают, поболе трехсот годов будет.
И пошел отец по своим делам. А Максим долго стоял и слушал, как липа шумит.
Соседова дочь Олимпиада неподалеку была – малину обирала, – и весь этот разговор она слышала.
Не спалось в ту ночь Максиму. Лежал он и слушал, как липа шумит, и все думал: отчего же она никогда листьями не шумела, а теперь вдруг шуметь стала? Уснул он уже на светочке, и только его глаза от сна смежились, привиделось ему: старая липа исчезла, а на ее месте стоит девица, не так красивая, но все же с лица довольно приятная, и в одежде опрятная, хотя и не особо нарядная. Девица Максиму незнакомая, но кажется ему, что где-то, когда-то он ее видел. И спрашивает он девицу:
– Скажи, девица, как тебя по имени звать? И где и когда я тебя видал?
Отвечает ему девица:
– Звать меня Липа. А видал ты меня вот на этом самом месте – больше трехсот лет я, несчастная, тут стою.
Очень понравилась Максиму эта девица и лицом и скромными речами. Жалко ему стало девицу, и сказал он ей:
– Зачем же ты тут стоишь? Пойдем к нам в избу. Если ты не против, я тебя своему родителю как невесту представлю, поженимся, и будешь ты мне подругою жизни.
Вздохнула девица и печально проговорила:
– Я бы не против стать тебе подругой жизни – я-то тебя больше знаю, чем ты меня. Только нельзя мне с этого места сойти.
– Не может этого быть, – говорит Максим, – давай я тебе пособлю.
Взял он девицу за руку и потянул к себе. И тут же проснулся. Проснулся он и очень удивился: что такое – в руке у него липовый цвет?
Выходит Максим в сад, а отец уже там, стоит под липой и манит Максима:
– Поди-ка, сынок, глянь-ка, диво какое – липа-то расцвела! И вроде на полвершочка с места подалась.
У Максима отчего-то весело стало на сердце, засмеялся он и говорит:
– Моя невеста подалась с места, в цветы убралась, под венец собралась!
Постояли они с отцом, полюбовались на липу, а потом пошли каждый по своему делу – отец кое-что на дворе прибрать, а Максим лошади травки накосить.
Соседова дочь Олимпиада опять в малиннике была, так что и этот разговор она подслушала. Такая ее взяла досада – не может она это дерево видеть. Пошла она к отцу и говорит:
– Тятенька, сруби старую липу. Глядеть я на нее не желаю, весь малинник у нас затенила, а теперь на старости лет еще расцвела, и такой от ее цвета сильный запах пошел, что у меня даже голова разболелась. Сруби ее, тятенька, а то я могу через нее здоровье потерять и даже совсем известись.
Старику, конечно, дочь жалко. Взял он топор и пошел липу рубить. Подошел он к липе, занес топор и со всего маху ударил. И вдруг в глазах у него потемнело, в ушах зазвенело, топор из рук выпал… Очнулся старик и надивиться не может: пропала старая липа, никакого знаку на этом месте не осталось, только топор в траве валяется да кое-где липовый цвет насоренный.
Поднял старик топор, пошел к соседу, к Максимову отцу, и говорит ему:
– Неладное у нас, сосед, творится: старая липа расцвела, и такой от ее цвету резкий дух пошел, что моя дочь от него захворала. Хотел я липу срубить, топором ударил, а она из глаз пропала, будто ее и не было. А меня вроде громом поразило, до сих пор опамятоваться не могу. Нечистое это место, боюсь я его. Нехорошее место. И я тут больше жить не согласен, сейчас же начну дом ломать и переселюсь в другую деревню.
А Максим в это время в лесу находился – на поляне траву косил. Косит он, коса по высокой траве жиг, жиг, жиг…
И вдруг послышался Максиму как бы в отдалении стон протяжный. Бросил он косить, прислушался… И чудится ему – где-то далеко-далеко тихий голос: «Ищи меня за тридцать верст отсюда». И кажется Максиму – знакомый голос, ее голос, этой девицы, что ему во сне привиделась. И не поймет – то-ли в самом деле голос, то ли это листья в лесу шумят? Все же думается ему: «Что-нибудь с ней недоброе случилось». Сильно он расстроился, бросил косить и домой поспешил.
Приходит он домой и видит – нет старой липы. Еще больше у него сердце заныло. Отец ему, конечно, рассказал, что тут произошло.
С того дня сильно затосковал Максим. Не ест, не пьет, сна вовсе лишился, ходит сам не свой, с лица стал бледный.
Видит отец – не в себе Максим. Стал его спрашивать:
– Что ты, сынок, какой невеселый да скучный? Или ты нездоровый?
– Нет, – отвечает Максим, я здоровый. Только я что-то сердцем расстроился. С тех пор, тятенька, как не стало здесь липы, места я себе не нахожу. Глаза бы ни на что не глядели…
«С тех пор, как здесь Липы не стало…» – задумался отец над этими словами и посчитал так: «Тоскует парень по соседке Липе», то есть по Олимпиаде-красавице. И стал он Максима уговаривать:
– Не пойти ли тебе, сынок, на сторону на заработки? По плотничной части ты хорошо можешь. Иди-ка. За делом, да на людях тоску-то скорее забудешь.
И вот собрался Максим на сторону. Ящик с инструментом за плеча, топор за пояс, с отцом попрощался и пошел. А пошел-то он это место искать – «тридцать верст отсюда». Тридцать верст, а в какую сторону? Этого Максим не знает. А ведь вы подумайте: тридцать верст во все стороны – круг получается немалый, много места исходить надо.
Максим парень настойчивый, ходит и ходит. Время идет ближе к осени. Листья на деревьях пожелтели, осыпаться стали. А Максим все ходит.
Вот раз идет он лесом, слышит – в отдалении топорами постукивают, и ветерком человеческую речь доносит. Пошел он на голоса и вышел на просеку. Видит – артель лесорубов работает. Подошел он к лесорубам. Закурили, разговорились. Лесорубы Максима спрашивают:
– Ты что же это, парень, по лесу с инструментом ходишь? Дела ищешь или от дела рыщешь?
– Я, – говорит Максим, – липу ищу. Мне отец велел на Липе жениться. Только та Липа для меня неподходящая, вот я и пошел искать ту, которая для меня подходящая.
Лесорубы видят, что Максим без шуток говорит, совсем даже невесело, как бы в задумчивости. Посмеялись они над ним:
– Ты, – говорят, – разумком-то, верно, тронутый? Из-за угла, что ли, напуганный? Или тебя мамаша-родительница маленького по нечаянности из зыбки уронила?
А среди лесорубов был один старичок. Отозвал он Максима в сторону и стал ему говорить:
– Похоже, малый, ты своей цели достиг. Вот тут недалечко видал я диво-дивное – стоит преогромная липа, весь лес желтый, лист опадает, а она зеленая-раззеленая. И вся в цвету. И топором малость посечена, вроде кто срубить хотел, да не одолел. Ребятам про то не сказываю, а у самого из головы не выходит.
Выслушал Максим и едва дух перевел:
– Это она! – говорит. – Куда же мне, дедушка, идти-то теперь?
– Ступай до конца этой просеки, – говорит старичок, – а там ее издали видно будет.
Пошел Максим просекой и, как до конца дошел, увидал он свою липу – стоит она зеленая и вся в цвету. Подошел Максим, шапку снял, поклонился и говорит:
– Здравствуй, невеста моя ненаглядная! Много места я исходил, а все-таки тебя нашел.
Шумнула липа листочками, и послышался тихий голос:
– Что же ты, Максимушка, как долго меня искал, столько времени понапрасну потерял? Ведь для тебя по всему пути липовый цвет был насоренный.
– А я, – говорит Максим, и внимания на это не обратил, не догадался. Ну что же, время назад не воротишь. Говори, что же мне теперь делать? Как тебя выручать?
Липа ему отвечает:
– Утро вечера мудренее, при белом дне видно будет, что делать. А теперь садись, отдохни, а я тебе о своей горькой доле буду рассказывать.
Сел Максим возле липы, и всю ночь она листочками пошумывала и тихим голосом рассказывала:
– Больше трехсот лет тому назад на этом месте, где теперь ваш дом стоит, стояла махонькая избеночка. Жили в ней мы с матушкой. Она была вдовая, а детей – только я одна. А на том месте, где вашего соседа дом стоял, жил тогда богатый старик. Поговаривали про того старика, что он колдовством занимается, и все его боялись. Стала я в возраст приходить, приглянулась я этому старику. Пришел он к моей матушке с подарками и стал за меня свататься. Матушка подарков не приняла и старику отказала: «Не отдам, – говорит, – я свою дочку за тебя, за такого за старого, ты ее век загубишь». Ушел старик. А матушка мне строго наказала: «Берегись, дочка, этого старика, на глаза ему не попадайся, а пуще всего остерегайся на его землю ногой ступить». Ну я и остерегалась. А раз как-то вымыла я на речке белье, принесла, да и стала в саду на кустики развешивать. У меня ветром из рук платок вырвало, да и снесло на старикову сторону. Я за платком побежала, забылась, да и ступила ногой на его землю. Старик тут как тут, словно из-под земли вырос. Спрашивает: «Пойдешь за меня замуж?».
Я ему в ответ: «Нет, не пойду». Стал он уговаривать: «Если пойдешь за меня, будешь жить в богатстве, нарядная будешь ходить, есть-пить будешь сладко. А не пойдешь, то и не сойти тебе с этого места». Почуяла я, что ноги мои к земле прирастают, заплакала и стала просить: «Отпусти меня, дедушка». А он: «Какой я тебе дедушка? Я твой жених! Смотри, какой я молодой». И обернулся молодцом. Глядит на меня ласково и говорит: «Последний раз спрашиваю – пойдешь за меня замуж?» А у меня уже и речи нет, я только головой помотала – нет, мол, не пойду. Он опять стариком обернулся и зашипел: «Ну так стоять, говорит, тебе бессловесным деревом до тех пор, как явится жених по тебе. Когда назовет он тебя при людях своей невестой, тогда ты листьями зашумишь и расцветешь. Назовет второй раз – будешь голос иметь. Назовет третий раз – тогда только ты примешь свой прежний человеческий облик. А до этого не будешь ни цвести, ни листьями шуметь. Топором, говорит, тебя никто не срубит, а если кто намахнется, унесет тебя силой нездешней за тридцать верст». И стала я деревенеть, деревенеть и обратилась в молоденькую липочку. Поглядел на меня старик и говорит:
«Стоишь? Ну и стой, ожидай своего жениха. Только, говорит, напрасно ожидать будешь: не найдется на свете такого дурака, который бы на стоеросовом дереве жениться пожелал». Раскатился тут старик страшным хохотом и скрылся, как сквозь землю провалился. А я так и осталась стоять деревом. Поискала меня матушка по лесу, покричала, в слезах домой пришла. Старик услыхал, как она кличет, говорит ей: «Ты Липку ищешь? Погляди – в саду липка стоит, не твоя ли?» Догадалась матушка, что старик меня в дерево обратил, стала она просить-умолять, а он только посмеялся. Затосковала моя матушка, так с тем и в могилу сошла. А старик долго жил. Но и он кончился. Как настал его смертный час, пошел от его дома черный дым, и весь дом без пылу истлел, только пепел на том месте остался… Вот так и стояла я деревом триста годов. Кабы не ты, Максимушка, может, и еще долго стояла бы. За то, что ты с меня колдовство смял, буду я тебе в жизни подругой верной и в делах твоих помощницей. А теперь иди к своему родителю и в третий раз объяви меня своей невестой. Обо мне не беспокойся. Найдешь меня на этом же месте. Иди-ка, вот уже светать начинает.
Попрощался Максим с липой и отправился домой. Пришел он домой хотя и усталый, но веселый. Говорит отцу:
– Благослови меня, тятенька, я жениться хочу.
– На ком? – спрашивает отец.
– Все на ней же, – отвечает Максим, – на липе. Помнишь, – был у нас разговор такой?
Отец обрадовался, – думал он про соседку Олимпиаду, говорит:
– Вот спасибо, сынок, порадовал ты меня. Стало быть, ты видался с ней, с Липой-то?
– Видался, – говорит Максим. Переночевал он ночку дома и стал отца торопить:
– Поедем, тятенька, за Липой. Ей там больше оставаться невозможно.
Запрягли лошадь и поехали. Часа через три и докатили. Стали они к концу просеки подъезжать, Максим даже с лица помучнел – нет на этом месте липы, а только стоит избеночка крохотная. Не помнил Максим, как он в ту избеночку вошел, и только тогда отлегло у него от сердца, когда он свою невесту в ее настоящем человеческом облике увидал. Взял он ее за руку, подвел к отцу и говорит:
– Вот, тятенька, моя невеста Липа. Отец было рассердился:
– Как же, – говорит, это так? Да что же, – говорит, – это за обман такой?
Ну, однако, девушка старику понравилась, и лицом и речами, и не стал он сыну возражать.
Ладно, – говорит, – живите дружно, а я на вас порадуюсь.
Поженились Максим с Липой и стали жить счастливо.
Эта сказка про те давние годы, когда женщина не видала свободы. А кто здесь под богатым колдуном подразумевается, надо думать, что каждый и сам догадается.
Птица Радость
Ходила девушка по лесу, собирала ягоду-малину. Не заметила, как забрела в такую чащобу, что назад пути не найдет. Она и туда, и сюда, и влево, и вправо – нет нигде ни дорожки, ни тропочки. Бродила она день, и два, и три, ягодой кормилась, под кустами ночевала.
На четвертые сутки вышла девушка на зеленую светлую поляну и надивиться не может: стоит посреди поляны огромный-преогромный дуб, а на том дубу на самом верху большое искусно сделанное гнездо. А в гнезде птица невиданной красоты, разукрашенная яркими разноцветными и золотыми перьями. Взмахнула птица крылами – и всю поляну чудесным светом озарило. Запела птица веселым голосом – словно на гуслях звонких заиграли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13