Машина остановилась прямо у центральных ворот, открылись дверцы, и вышли двое — в светлых рубашках, светловолосые; короче говоря, совершенно не похожие на цыган.
— Неужели наркоманы, — пробормотал Саша сам себе, — вот это да!
Но он ошибся. К приехавшим вышел тот самый молодой цыган с усиками, очень почтительно — это было заметно даже в бинокль — провел гостей в дом, и закрыл ворота.
Саша передумал уезжать, а остался в засаде; в надежде хоть на что-то интересное и полезное. К счастью, ждать пришлось недолго. Через двадцать минут светловолосые вышли из дома, и на прекрасно, как уже говорилось, освещенном крыльце Саша заметил в руках одного из них серебристый кейс. Причем он мог поклясться, что по приезду этого кейса у него не было. Обладатели интригующего багажа уселись в машину, развернулись, выехали на шоссе, а потом резко прибавили скорость и скрылись из виду.
Цыган, оставшийся у ворот, долго смотрел им в след, а потом смачно плюнул. Этот малозначительный факт в любое другое время не имел бы, конечно, никакого значения. Но, сопоставляя увиденное со своим опытом, Саша радостно почувствовал, что не зря он позволял комарикам издеваться над собой столько времени.
— Это я хорошо зашел, — сказал он голосом Куравлева, — это что-то значит. Давай думать — что это может быть? Деньги? Наверняка… Дурь? Сомнительно. Скорее так: от них дурь, им — приезжим — деньги. А раз так, значит они уехали с денежками… А денежки мне тоже нужны… Вот только как узнать, когда они приедут в следующий раз? Не могу же я сидеть здесь каждый вечер… Хорошо, пора выбираться отсюда, и ехать домой… А там я что-нибудь придумаю…
Глава 29
Задание, которое Трубачев дал Ерохину, сначала показалось ему не слишком перспективным. Но, поразмыслив, Сергей понял, что областной следователь хватается за любую соломинку, которая вдруг, мало ли что, окажется тем самым спасительным бревном.
Нужно было просто сходить в военкомат, и узнать, сколько числится на местном учете снайперов. Вернее, тех, у кого в военном билете записано — «снайпер». Конечно, Снайпер и «снайпер» — это две большие разницы, но все может быть в нашем лучшем из миров.
В последнее время по телевидению стало много документальных детективов; некоторые из них он смотрел. В жизни, то есть на самом деле, случались такие вещи, которые не осмелился бы включить в свой детектив ни один автор, убоявшись издевательств критики: «Такого не может быть — слишком притянуто за уши»!
Ерохину все больше нравилось высказывание Плотника, которое тот изрек при разборе очередного бытового убийства на почве пьянства: «Примитив правит миром».
— А что, — сказал Ерохин Трубачеву, — может быть, какой-нибудь снайпер, вернувшись из Чечни, а они оттуда все с прибабахом, решил заработать на достойную жизнь. Применяет боевые навыки в мирное время, «тренируется».
— Вот — вот, — засмеялся Трубачев, — вижу, ты меня понял. Займись этим делом. Все равно пока ничего у нас толком нет… Хотя я чувствую, что решение где-то рядом.
Он показал на сердце:
— Вот здесь чувствую. И поверь моей интуиции — иначе бы я не работал на областном уровне… Все! Действуй!
Недолго думая, Ерохин отправился сочинять официальный запрос. Без бумажки, как он подозревал, ему и слова не скажут. И не потому, что свято хранят военную тайну, а потому, что лень искать сведения. И сто причин найдут, чтобы ничего не делать.
После обеда, не заходя в райотдел, Сергей отправился прямиком в военкомат. Посетители отсутствовали, дежурный вяло посмотрел на удостоверение, и пригласил пройти. Он добавил, что Ерохину повезло:
— Подполковник Козлов еще тут, но через полчаса отъезжает в город. Так что поторопитесь.
Сергей прошел в конец коридора, с интересом разглядывая плакаты, призывавшие на службу по контракту, к поступлению в военное училище, и описывавшие афганские подвиги земляков. Сведения о героях войны самой последней отсутствовали.
Не сказать, чтобы военком был особенно радушен. Посмотрев на запрос, он что-то неодобрительно пробормотал, потом поднял трубку и позвал какую-то Веру Викторовну.
Через две минуты в кабинет зашла полная молодая женщина с короткой стрижкой. На ней была ярко-красная блузка навыпуск, маскировавшая приличных размеров животик.
«Беременная что ли?» — подумал Ерохин, разглядывая ее с ног до головы.
Комиссар прервал намечавшийся эстетизм короткой репликой:
— Вера Викторовна! Это следователь — Ерохин Сергей. Он вам объяснит, что ему требуется, а вы помогите. По мере возможности.
Так как военком явно куда-то торопился, и особой разговорчивостью не отличался, то Сергей с чувством облегчения покинул его кабинет вслед за молодой женщиной. Они перешли в кабинет напротив.
— Что у вас? — спросила Вера Викторовна.
Ерохин протянул ей бумажку. Вера Викторовна внимательно, два раза, прочитала текст запроса и хмыкнула.
— Сергей… Я не ошибаюсь, Сергей, да?.. Мне понадобится неделя на сбор материала.
— А что так долго?
— Все вручную. Надо все карточки перебрать, сделать выписки… А их много.
— Но нас интересуют только молодые.
— А до какого возраста молодые? У нас до двадцати пяти лет несколько сотен человек числится.
Ерохин присвистнул: неделя показалась ему слишком долгим сроком. Но настаивать он не стал — бесполезно. Да и потом подумал, что если они ищут местного жителя, то никуда он не денется. А если вся их затея просто ерунда, то от срока тут ничего не зависит. И он согласился на неделю.
* * *
В течение всего последующего ожидания, Ерохин, затянутый текучкой, все же не раз ловил себя на мысли, что очень хочет быстрейшего окончания срока. Ему чрезвычайно хотелось взглянуть на этот список. Что-то подсказывало, что он найдет в нем кое-что интересное для себя. Поэтому однажды он даже не удержался, и позвонил Вере Викторовне в военкомат с вопросом, как продвигаются дела.
Она звонку не удивилась, проворчала, что задали ей работёнку, но обнадежила:
— Приходите через день — я заканчиваю.
Через день, с самого утра, Сергей стоял у дверей военкомата и дожидался опаздывавшую сотрудницу. Она задержалась на десять минут, что ее явно не украшало. Вера Викторовна и сама была недовольна этим событием, поэтому очень сухо вручила Ерохину исписанные ручкой листы, и спросила, надо ли их перепечатывать.
Сергей посмотрел на почерк — он был вполне читаем, почти каллиграфический — и попросил только штамп и печать; больше ничего не нужно. Если потребуется что-то из этого списка, то на машинке нужно будет отпечатать только отдельные фамилии и данные на этих людей. Но это потом, и то — если понадобится.
Ерохин, как бы в противовес ее сухому тону, очень сердечно поблагодарил Веру Викторовну, тепло улыбнулся ей, и успел заметить, что она тоже невольно улыбнулась. Гордый тем, как хорошо он может влиять на женщин, Ерохин отправился со списком на службу; но когда вспомнил об Оксанке, то улыбаться перестал, а вместо этого некрасиво закусил губу.
Настроение сразу же упало.
В кабинете Ерохин приступил к просмотру полученных данных. Буквально через несколько минут он громко сказал:
— Оп-паньки!
Закопавшийся в своих бумажках Плотник оторвал от них взгляд:
— Ты чего? Наследство получил?
— Что? Какое наследство?… А! Нет, просто данные попались интересные.
А попалась Ерохину запись не просто интересная, а, можно сказать, такой подарок судьбы, о котором он и мечтать-то не смел. «Куценко Александр Павлович».
«Ну, друг», — думал про себя Ерохин, — «теперь ты точно не отвертишься. Виноват или не виноват — не важно. Только попади к нам в КПЗ: а дальше я с тобой разберусь. Я умею. Будешь знать, как чужих девчонок воровать!».
В Сергее Ерохине даже не шевельнулась мысль, что это он сам пытается украсть то, что ему не принадлежит. И что все то, что он задумал — подлость и мерзость. Нет. Ерохин считал себя совершенно в своем праве, причем абсолютно искренне. Так очень часто бывает; можно сказать, к сожалению, что почти всегда.
Минут пять молча, про себя, Ерохин праздновал удачу. Наконец, он смог справиться с нахлынувшими мыслями, и продолжить работу со списком. Теперь ему работалось легко и весело. По имеющимся кратким данным о снайперах, он отбрасывал совершенно не подходящих, отделял сомнительных, и выписывал потенциальных.
Процесс работы был прерван неожиданным приездом Трубачева.
— Здравствуйте коллеги! — с порога весело закричал он. — На улице жара. И это весной! Что ждет нас летом?
— Комары, мухи и дизентерия, — довольно мрачно пошутил Валентин Плотник.
— Не переживай. Будешь пить конфискованный самогон, и дизентерия тебе не грозит. А будешь пить много — перестанут кусать комары, так как твоя кровь превратится в спирт, и ты не будешь представлять для них никакого интереса.
— Эх, Василий! — ответил Плотник, — если бы ты знал, как достал меня этот самогон. Вот опять отчет сочиняю — мрак какой-то.
Ерохин и Плотник сидели напротив друг друга. Трубачев пододвинул свободный стул к столу так, чтобы одновременно видеть обоих, и уже тихим голосом спросил:
— А что по нашему делу? Валентин?
Валентин улыбнулся. Сразу стало понятно, что у него кое-что есть.
— Я прошел всех «рыбаков», как и обещал. В общем, нашел одного, который весь тот день просидел на озере. Говорит, у всех не клевало, а у него клевало, секрет какой-то знает.
— Это ладно, пусть знает. Что ты выяснил?
Плотник выдержал эффектную паузу, но коллеги уже догадались, о чем он будет говорить. И точно:
— Не было там за весь день ни разу никакого парня с чемоданчиком. Не увидеть его, если бы он там был, нельзя. Озеро маленькое, среди степи — зарослей таких, чтобы скрыть человека, нет. Поэтому гарантию даю стопроцентную, что искомого парня там и рядом не стояло.
Трубачев уже закурил, и жестом предложил закурить остальным, протянув им свою пачку «Винстона».
— Я предполагал это, — прокомментировал он рассказ Плотника. — А у тебя, Серега, как дела обстоят?
Сергей ответил не сразу: он обдумывал, как лучше преподнести старшему коллеге своего врага, чтобы с ходу привлечь Трубачева на свою сторону.
— Вот список снайперов. Я отбрасываю тех, кто живет на периферии; оставляю только Новопетровских. Отдельно выписываю тех, кто воевал.
— Правильно. Дай взглянуть.
— Есть один парень — Александр Куценко — я с ним несколько знаком. Он кажется мне вполне подходящей кандидатурой.
— Да-а!? — Трубачев с недоумением уставился на Ерохина. — А почему?
— Скрытный, агрессивный, и безо всяких моральных принципов. Недавно из Чечни вернулся, — Ерохин мысленно перевел дух; слово вылетело, Рубикон был перейден.
— Ты же понимаешь, Сергей, что все это не является доказательством. Хотя, конечно, как местному жителю, тебе может быть виднее. Кстати, а чем сейчас Куценко занимается?
— Кажется, в городе учится… И на какие деньги, между прочим?
— Мало ли… Что ж, дело не в этом… Послушайте меня. Ты, Сергей, в армии служил?
Эта тема для Ерохина всегда была очень неприятной: ему казалось, что спрашивают с осуждением, с подковыркой. Хотя, на самом деле, это был просто его собственный, целиком и полностью, комплекс неполноценности, и ничего более.
— Ну нет, не служил, и что? — ответил он почти с вызовом.
— Да конечно ничего. Но тогда ты можешь не знать, что в нашей доблестной армии в снайпера могут записать человека со зрением в «минус семь». Или просто за всю службу не дать в руки оружия. А в личном деле это записано не будет.
Трубачев встал, и заходил по кабинету из угла в угол.
— Поэтому… Сергей, твои подопечные, они в каких округах служили?
— Все как один в СКВО.
— Отлично! Давай мне список. Я узнаю точно, кто из них настоящий снайпер, а кто так себе — только числится.
— Каким же образом, позвольте полюбопытствовать.
— Ладно, скажу. У меня есть друзья в Ростове, в штабе. Они узнают в частях все точно и досконально. По крайней мере, я на это надеюсь… А когда все будет известно, то, при необходимости, официальную бумажку уже сделать недолго… Или почти недолго..
Он схватил со стола свою папку, попрощался и вышел из кабинета, приказав заниматься своими делами, а он потом приедет, и все, что выяснит сам, расскажет.
Глава 30
Сашины родители были люди положительные во всех отношениях, и таким же считали и своего сына. А теперь, когда он стал совсем взрослый, отвоевал в Чечне, имел почти официальную невесту, то слишком сильно интересоваться его личной жизнью родители перестали. Хотя, если честно сказать, они и раньше не слишком лезли в душу. Поэтому с распределением личного времени у Саши никогда никаких проблем не возникало. Конечно, задать вопрос о том, куда он идет, или где он был — это обязательно, но не потому, что не доверяли, а как раз наоборот, скорее из уважения.
Этими обстоятельствами Саша последнее время пользовался не совсем красиво. Он раньше почти не обманывал родителей: как-то не было необходимости. Поэтому привычка говорить правду сама собой въелась ему в плоть и кровь. И вот теперь, когда приходилось врать родителям почти постоянно, ему было мучительно стыдно. Даже посещала мысль, что нужно завязать со своими «подвигами», хотя бы на некоторое время.
«Вот отомщу за бабушку, и денежками заодно разживусь; а потом перестану. Надолго перестану… До следующего случая», — вот таким образом он уговаривал себя всю неделю. В это самовнушение периодически прорывалось чувство предвкушения от стрельбы. Он почти физически ощущал пальцами курок, чувствовал отдачу. Ему казалось, что он чувствует полет пули. Тогда он вздрагивал, и, вздохнув, возвращался к прерванным занятиям.
Так прошла неделя. Ровно через семь дней с момента наблюдения подозрительного «Форда» Саша снова сказал родителям, что сегодняшний вечер проведет у Мишки — компьютерщика, и почти уже вышел из комнаты, когда отец спросил, совершенно без заднего умысла:
— А что вы там с ним делаете — то, с Мишкой?
Саша так растерялся от неожиданного вопроса, что не мог сообразить, что же ему ответить; чем на самом деле можно заниматься на компьютере так долго? Отец, не услышав ответа, недоуменно посмотрел на сына. Саша, сглотнув слюну, выдавил что-то вроде:
— Да так, играем помаленьку.
Отец усмехнулся, и снова уставился в телевизор. Саше стало стыдно за проявленную несообразительность, и он вышел во двор с опущенной головой: «Вот так и проваливаются люди на всякой ерунде!». Тем не менее, принятое на сегодня решение снайпер отменять не стал. Да и не мог. На миг ему показалось, что какая-то сила, помимо собственной воли, тянет его вперед, не дает выйти из обозначенной колеи или отступить.
Возможно, это была судьба. Или Рок. Или Фатум… А-а, называйте как хотите…
Из дома он выехал, как и в тот раз, еще засветло. Саша не торопился, по дороге он обдумывал предстоящую операцию, и пытался заранее принять оптимальное решение.
«Так, значит вот что. Стрелять в них прямо напротив коттеджей нежелательно. Есть небольшой промежуток между местом выезда на асфальт, и местом поворота на основную дорогу. В этом промежутке их надо валить… Но! Скорость они набирают резко. На этом участке она будет уже очень даже приличная. Это значит, что если я убью шофера, то машина запросто уйдет в кювет. Мало ли — может взорваться… Другой вариант: они перевернутся, но кто-то не погибнет. Тогда я подхожу, а у кого-то есть ствол, и он в меня стреляет… Совсем плохо… Значит, надо, чтобы их скорость была низкой. Хорошо сказать, а как?.. А вот как: ветку приличную на дорогу бросить, чтобы им пришлось притормозить. А если кто другой проезжать будет, и с дороги веточку-то да и уберет?.. Ничего, на крайняк вылезу, и поправлю… А если те парни увидят ветку и насторожатся? Это ерунда, это пусть. Я уже успею раньше… И надо такую ветку, чтобы они через нее переехать не рискнули… Что-то много условий получается. А там где тонко, там и рвется! Отсюда вывод: выползать буду только в крайнем случае, в полной уверенности. Малейшее сомнение — ничего не делаю. Пусть катятся к черту!.. Тогда лучше цыган, которых в прошлый раз видел, постреляю, и домой. И все на этом. Пора и честь знать, а то наверняка меня уже ищут по всей области. Не зря же наш директор свалил в неизвестном направлении!».
Саша добрался до места без приключений, только теперь он заранее сделал большой круг, чтобы добраться до места стрельбы, исключая всякую возможность случайного обнаружения. Подходящую ветку он приметил по дороге. Тащить ее вместе с велосипедом снайпер счел неудобным, потому сначала добрался до огневой позиции, которую наметил себе в такой же небольшой рощице, но только подальше от цыган; и коттеджи отсюда уже не было видно. Но и этот участок, как надеялся Саша, оттуда тоже нельзя было разглядеть.
Он оставил велосипед, после некоторого колебания, винтовку, а потом вернулся за веткой, и приволок ее к месту использования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20