Посылку туда помещал Калмыков Сергей Герасимович, мой друг, пенсионер. Ты с ним знаком. Постарайся позвонить ему сегодня. Он назовет две группы цифр. Первая — номер бокса. Вторая — код.
По тому, как Бакалов перешел к деталям предстоящего дела, капитан понял — время поджимает основательно.
— Для тебя зарезервированы билеты до Москвы в аэропортах Акжара и Кумкента. Как их получить, объясню. Когда и каким образом улетать оттуда, решишь сам. Помни — ты не простой пассажир. Будь предельно осторожен. Тебе предстоит ходить босиком по горячим углям, Таштемир, но ты этого пока не понял. Впрочем, может, и понял, но не почувствовал шкурой, что ли.
— Я видел, как ходят босиком по углям, — сказал Иргашев. — В Болгарии. Аттракцион такой…
— Для тех, кто наблюдает со стороны, это просто. Сам попробуешь — будешь иного мнения.
— Итак, я в Москве. — Иргашев вернул разговор в деловое русло. — Куда мне деваться с документами? В прокуратуру Союза?
Бакалов нервно сгреб подбородок в кулак и сказал с сомнением:
— Вряд ли это даст положительный результат. Ты сам знаешь — прокуратура на наших не замахнется. В первую очередь надо подключить к делу общественное мнение, прессу…
— Независимую или официальную?
— Ради бога, никаких независимых! — воскликнул Бакалов. — Чем больше газетчики кричат о своей независимости, тем страстнее они желают обратного. Нужно искать скандального журналиста. Вроде Невзорова. Короче, следует сперва создать фон, общественное мнение и лишь затем пускать в ход документы.
— Вы не доверяете Управлению по борьбе с организованной преступностью?
— Почему, там люди честные, но много идеалистов, вроде нас с тобой. Это факт. Им могут просто не дать заняться нашим делом.
— КГБ?
— Э, Таштемир! КГБ сейчас в положении старого мудрого кота. Он видит и слышит, как по ночам скребутся мыши, но прыгать на них боится. Чуть пошевелится — со всех сторон шипят: «А не тот ли это кот, что в тридцать седьмом ел белых мышей?!» — Я вас понял, Николай Александрович.
— Вот и чудесно. А теперь давай прощаться, сынок.
Бакалов встал, вышел из-за стола, подошел к Таштемиру. Положил ему руки на плечи и долгим взглядом посмотрел в глаза. Потом резко притянул к себе и обнял. Так же резко оттолкнул, спросил изменившимся голосом:
— Оружие есть?
— Прямо от вас зайду, получу.
— Нет, так не годится. Боюсь, наш план на этом и лопнет.
Майор выдвинул ящик стола, вынул оттуда пистолет Макарова, два запасных магазина и протянул Таштемиру.
— Владей. Кстати, оружие чистое. В баллистической экспертизе на него ничего. Теперь иди, да побыстрее, пока во внутреннем дворе нет никого.
Бакалов провел Таштемира в маленькую комнату, находившуюся рядом с кабинетом. Здесь стояла деревянная кровать с полированными спинками, невысокий буфет с чайным сервизом и маленький сервировочный столик на колесиках. Трудно сосчитать, сколько вечеров и ночей провел здесь Бакалов, не имея возможности из-за срочных дел уезжать из управления.
Пройдя к окну, майор показал Таштемиру на три дюбеля на раме решетки:
— Вытаскивай.
Тот стал подцеплять ногтем пузатые головки, пока решетка, скрипнув шарнирами, не открылась, как дверь. Открылась и тайна, о которой вряд ли кто знал в управлении.
Выбравшись наружу, Таштемир встал на карниз, а майор вернул решетку на место и снова вставил дюбели. Сделав широкий шаг, Таштемир ухватился за железную пожарную лестницу. Спустя минуту он прошел по внутреннему двору и оказался на задах хозяйственного магазина «1000 мелочей». Возле серого битого-перебитого в дорожных авариях пикапчика возился чумазый шофер.
— Салам, Алибек! — поздоровался Таштемир. Они были знакомы уже лет двадцать. — Подбросишь?
— Здравствуй, капитан. — Водитель выбрался из-под капота, вытер руки тряпкой и пригласил: — Садись, какой разговор.
— Нет, Алибек, ты меня упрячь в кузов. В кабине пусть завмаг ездит.
— Оперативная работа? — Алибек с пониманием поднял брови и открыл дверцы грузового короба. — Прошу, командир! Где высадить?
— Подвезешь к гастроному. Лучше со стороны хоздвора.
— Сделаем, капитан! — улыбнулся Алибек и приложил растопыренную пятерню к тюбетейке.
Пять минут спустя Таштемир вошел во двор магазина, заставленный деревянными ящиками и железными контейнерами. Пожал руку Алибеку и направился к телефонной будке, стоявшей на углу переулка.
Трубку сняли после третьего звонка.
— Сергей Герасимович? Здравствуйте. Я от Бакалова.
— Здравствуйте, — ответил глухой старческий голос. — Запомните. Тридцать семь. Пять. Шесть. Семь. Пять. Повторить?
— Спасибо, я запомнил.
— Минуточку, это еще не все. Для вас есть две интересные бумаги. Если сумеете — загляните ко мне.
— Сумею. Когда вам удобнее?
— В любое время. Я, знаете ли, домосед.
2
Начальник областного управления внутренних дел полковник Юсуф Салимович Султанбаев снял трубку телефона, стоявшего особняком на приставном столике, и резкими нервными движениями набрал номер.
Ждал, пока снимут трубку, нетерпеливо постукивая пальцем по бумажному листу, лежавшему перед ним.
Дождался ответа, изобразил улыбку, которая тут же погасла:
— Собиржон Кадырович? Султанбаев беспокоит. Ничего радостного. Связником оказался Иргашев. Да, тот самый капитан. Нет, Собиржон Кадырович, взять его не удалось. Да, не сумели. Сейчас разбираюсь, почему он ускользнул. Нам бы не мешало встретиться… Накопился ряд вопросов. Дело столь деликатное, что для их решения нужны ваши каналы…
Собеседник на другом конце провода что-то говорил полковнику, и тот слушал, все больше мрачнея. На лбу его заблестели крупные капли пота. Щеки, исчерченные сеткой морщин, глубина которых подчеркивалась густым загаром, нервно дергались. Видно было, что ему, человеку властному, знающему свою силу и возможности, непросто выслушивать то неприятное, что доносилось из мембраны.
— Да, Собиржон Кадырович. Хоп. Сделаем, Собиржон Кадырович. Приеду в девять, Собиржон Кадырович. Доложу лично. Хоп!
Положив трубку, полковник достал платок и вытер лоб. Несколько минут сидел, приходя в себя, потом вынул из стола мятный леденец и кинул его в рот: чертовски захотелось зажечь сигарету. Наконец, придя в себя окончательно, нажал кнопку вызова на селекторе.
Минуту спустя в кабинет вошел старший лейтенант Абдували Рузибаев — гигант, высокий, как минарет, и тяжелый, словно могильный камень, с кулаками, походившими на среднего размера дыни, с мясистыми щеками, блестевшими, будто медный таз для варки варенья. Откуда появился в управлении этот офицер и каковы его функции, никто толком не знал. Полковник знал и не особенно радовался, встречаясь с ним. Рузибаев представлял тех, кто постепенно овладевал безраздельной властью, и против его назначения в штат Султанбаев поделать ничего не мог: оно состоялось по приказу министра.
Подойдя к столу шефа, Рузибаев без разрешения уселся в кресло, достал сигареты, закурил. Но сигарета чем-то ему не понравилась и он выплюнул ее прямо на роскошный ковер, растер ботинком. Султанбаев следил за действиями старшего лейтенанта с тем же видом, с каким недавно говорил по телефону. В системе измерений, скрытой от чужих глаз, иерархия этих людей выстраивалась совсем в ином порядке, нежели ее определяли видимые всем погоны.
Рузибаев закинул ногу на ногу, раскурил новую сигарету и брюзгливо сказал:
— Я вас предупреждал, Юсуф Салимович. Вы не послушались. Теперь Иргашев ушел. Я вынужден принять свои меры. Мне он живой не нужен.
— Действуй, как хочешь, — страдальчески поморщился полковник, словно у него сильно болела голова.
— Действую не как хочу, а как надо, — тем же недовольным тоном поправил его Рузибаев. — Если овца отбилась от отары — пускают собак.
— Какие у нас собаки? — вздохнул полковник. — Нужны волкодавы, а тут одни легавые.
Рузибаев улыбнулся, хищно оскалив белые ровные зубы.
— Я спущу волков. Только бы мне не мешали.
— Что имеешь в виду?
— Открою клетку Касума…
Касум Пчак (Нож), замешанный в разбойном нападении на инкассаторов, три дня назад был задержан усилиями Иргашева и находился в следственном изоляторе. Выпустить преступника на свободу и натравить его на беглого капитана — разве это не гроссмейстерский ход в партии, где поражение грозит играющим потерей головы? Султанбаев его оценил и все же спросил с сомнением:
— И что же, стая будет носиться в поисках добычи по городу?
— Зачем? — усмехнулся Рузибаев. — Волки сядут в засаду, а этот баран сам к ним явится.
— Ты в это веришь?
— Иргашев человек умный, и в этом его слабость.
— Объясни.
— Мы перехватим засадами две точки. Иргашев обязательно явится к Калмыкову. Не зря мы слушали телефон старого пса!
— А если не придет?
— Тогда у него останется одно — уходить из города. Поскольку Иргашев знает схему операции «Перехват», он кинется в наиболее уязвимое место — в парк Федерации. Туда я и подсажу Касума.
— План красивый, — сказал полковник и отмахнулся рукой от дыма, которым тянуло в его сторону от сигареты Рузибаева. — И все же у меня на сердце неспокойно.
— Чего вы боитесь, уважаемый? — спросил Рузибаев насмешливо. — Кот, который боится промаха, не ест мышатины…
3
Уже темнело, когда Таштемир Иргашев добрался до жилого микрорайона Уйчилик. Сверкая мигалкой, мимо него по проспекту Дружбы промчалась милицейская машина. Минуту спустя за ней поспешила вторая. На проспекте располагались обком и облисполком, и обычно здесь со звоном и блеском милиция предпочитала не ездить, поскольку у начальника управления мгновенно раздавались звонки и строгие голоса спрашивали: «Что там у вас случилось?» Таштемиру и в голову не пришло, что нынешний переполох в милиции связан с его персоной.
Калмыков жил на предпоследнем этаже шестнадцатиэтажного дома. Таштемир вошел в подъезд, взбежал на второй этаж и только там нажал кнопку вызова лифта.
Дверь в квартиру Калмыкова оказалась открытой.
Таштемир заметил это до того, как притронулся к звонку. Неожиданно возникшее чувство тревоги заставило его сунуть руку в карман и сжать рукоять пистолета. Не касаясь дверной ручки, он носком ботинка толкнул дверь и, не переступая порога, заглянул в прихожую.
Старик Калмыков лежал на боку в луже крови, неестественно подогнув ноги. Едва увидев это, Таштемир вынул пистолет и осторожно отступил к лифту. Прислушался — ни звука. Тогда он вызвал лифт и нажал кнопку первого этажа. Кабина плавно двинулась вниз, но вдруг, проскочив два или три этажа, остановилась.
Наверху что-то заскрежетало и резко щелкнуло. Тотчас кабина качнулась и полетела вниз, набирая скорость. Ощущение было таким, будто пол ушел из-под ног, и Таштемир понял — трос больше не контролирует движение кабины.
На раздумья времени не оставались. Прижавшись спиной к пластиковой стене, он уперся ступнями в противоположную и рывком поднял тело как можно выше, зависнув в таком положении между полом и потолком.
Удар был сокрушающе сильным. Кабина затрещала по всем швам. Свет мгновенно погас. Страшная сила инерции бросила капитана вниз, и он рухнул на пол, кое-как ослабив удар отчаянным сопротивлением тела и ног. Еще не разобравшись, что же произошло, он понял — удалось уцелеть. Железная рама кабины устояла, и тяжелое навершие не обрушилось, а лишь продавило потолок. Сквозь большую щель он увидел внутренность шахты, уходившей высоко вверх.
Когда металлический звон от упавшего троса стих, за перегородкой, отделявшей подвал от шахты, раздались голоса. Привстав на колени, Таштемир вытащил пистолет.
— Как думаешь, ему конец? — спросил кто-то надтреснутым фальцетом. Голос показался Таштемиру очень знакомым.
— Что тут думать, — просипел испитый бас. — Ты сам видел, как все это летело. Там отбивная котлета.
— Все же откроем. Паук велел для надежности пристукнуть его по башке, чтобы подольше не опознали. Давай шевелись! — скрипнул фальцет. — Сейчас «скорая» подрулит, уже позвонили.
Створки кабины заскрипели: снаружи их чем-то подцепили и стали с силой раздвигать. В открывшуюся щель Таштемир увидел вдруг давнего знакомца, Шамшира, уголовника, имевшего три судимости. Когда тот замахнулся ломиком, выстрелил не целясь в жирное пузо, обтянутое засаленной джинсовой курткой.
Оттолкнув падавшее на него тело, Таштемир выскочил в полуосвещенный подвал и увидел перед собой растерянного сообщника Шамшира. Тот сразу поднял руки вверх:
— Сдаюсь, не стреляй!
Таштемир с детства не любил драк и никогда не бил первым. Но тут дракой и не пахло. Кулак Таштемира попал точно в челюсть противника, отшвырнул его к стенке подвала. Второй удар — рукояткой пистолета — пришелся упавшему по темени.
Все еще сжимая пистолет, он выскочил на лестничную клетку, затем пересек двор и затаился за углом дома. Из своего укрытия он видел, как к подъезду подкатила и, резко тормознув, остановилась «скорая помощь». Распахнулись дверцы, и трое мужчин в белых халатах бросились к подъезду. Кто их вызвал? К кому? К Калмыкову или к нему, Иргашеву? Чья рука режиссировала эту трагедию? То, что он угодил в засаду, сомнений не было.
Сейчас должна появиться и милиция. Пора было уходить.
Таштемир стремительно рванулся к «скорой», распахнул дверцу.
— Эй, эй! — окликнул его водитель и запнулся, увидев черный глаз пистолета. — Ты… ты чего, парень?
Таштемир прыгнул на сиденье и повел стволом:
— Вперед!
— Куда?
Только теперь к водителю пришел настоящий испуг.
— Вперед! — повторил Таштемир. — И быстро! Хочешь жить — лети, понял?
Машина сорвалась с места. У первого же перекрестка со светофором капитан приказал:
— Включи мигалку! И направо.
У поворота с Кокандской улицы на Сарысапскую Таштемир вдруг скомандовал:
— Стой! И вылезай. Ну, быстро!
Дальше он вел машину сам. Промчавшись пару кварталов, притормозил, выключил двигатель и выскочил из кабины.
Он бежал по узким, хорошо знакомым с детства проходам между глинобитными заборами индивидуальных усадеб, пока не оказался на Большой Ферганской. Здесь, в почтовом отделении, размещался телефонный переговорный пункт.
Войдя в душную, пропахшую табаком и потом фанерную кабину и притворив за собой дверь, Таштемир ненадолго испытал облегчение.
Отдышавшись, он набрал номер. После двух длинных гудков на том конце линии ответили:
— Рыскулов, слушаю.
Таштемир сдвинул язык влево, прижал его кончик к нижним зубам и шепеляво проговорил:
— Салям, Мирзабек!
— Пулат? Ты, что ли? — спросил дежурный по управлению, называя имя коллеги, которому Иргашев изумительно подражал.
— Узнал! — довольно прошепелявил Таштемир. — Что там у нас новенького?
— Ищем, — коротко сообщил Рыскулов. — Результатов — никаких. Хитрый, итвачча!
Таштемир судорожно сжал трубку. Впервые сослуживец назвал его итваччой — сукиным сыном, вложив в это слово нескрываемое презрение. Совладав с эмоциями, спросил:
— За что ты его так, Мирзабек? Все же свой…
— «Свой?!» Да я бы его… — Рыскулов грязно выругался, — своими руками удушил, шакала! Ты видел Бакалова? Нет? А я видел. Он ему две пули прямо в лоб всадил. «Свой»…
У Таштемира перехватило дыхание.
— Где это случилось, Мирзабек?
— Прямо в его кабинете. Сволочь!
Таштемир отодвинул трубку от уха, словно она стала вдруг нестерпимо горячей. Вот, выходит, какое на него навесили дело! Теперь старые товарищи видят в нем предателя и врага. С трудом сдерживая волнение, спросил:
— Где Юсуф Салимович, не знаешь?
— Полковник Султанбаев, — Рыскулов заговорил официальным тоном — видимо, в дежурку зашел кто-то из начальства, — с девяти будет в доме у товарища Караханова. Только просил без крайней нужды не беспокоить. Так что если хочешь что-то доложить — теперь до утра.
Неожиданно смелая мысль пришла Таштемиру в голову. Мысль настолько дерзкая и на первый взгляд безрассудная, что усомниться в возможности ее осуществления он не мог.
Выйдя из отделения связи, Таштемир направился к городскому парку, со времен первых пятилеток носившему название «Парк Федерации». Если пересечь этот лесной массив под углом, можно быстро оказаться на Крестьянском проспекте, почти у цели, которую он себе наметил.
Без помех миновав несколько тенистых аллей, на которых в эту пору не отваживались появляться самые отчаянные смельчаки, Таштемир вышел к озеру и сразу понял, что снова попал в ловушку.
Двое парней в черных тюбетейках, расшитых белыми узорами, в белых рубахах с закатанными рукавами и в джинсах, похожие друг на друга, как близнецы, ленивым шагом вышли из-за домика лодочной станции, отрезая капитану дорогу назад. Со стороны моста, пересекавшего канал Рамадан, таким же ленивым шагом приближалась к нему еще одна парочка.
После того, что произошло в доме Калмыкова, Таштемир не сомневался ни на мгновение, кто они и что у них на уме. А когда первые двое приблизились так, что в оранжевом свете фонарей можно было разглядеть их лица, все стало ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
По тому, как Бакалов перешел к деталям предстоящего дела, капитан понял — время поджимает основательно.
— Для тебя зарезервированы билеты до Москвы в аэропортах Акжара и Кумкента. Как их получить, объясню. Когда и каким образом улетать оттуда, решишь сам. Помни — ты не простой пассажир. Будь предельно осторожен. Тебе предстоит ходить босиком по горячим углям, Таштемир, но ты этого пока не понял. Впрочем, может, и понял, но не почувствовал шкурой, что ли.
— Я видел, как ходят босиком по углям, — сказал Иргашев. — В Болгарии. Аттракцион такой…
— Для тех, кто наблюдает со стороны, это просто. Сам попробуешь — будешь иного мнения.
— Итак, я в Москве. — Иргашев вернул разговор в деловое русло. — Куда мне деваться с документами? В прокуратуру Союза?
Бакалов нервно сгреб подбородок в кулак и сказал с сомнением:
— Вряд ли это даст положительный результат. Ты сам знаешь — прокуратура на наших не замахнется. В первую очередь надо подключить к делу общественное мнение, прессу…
— Независимую или официальную?
— Ради бога, никаких независимых! — воскликнул Бакалов. — Чем больше газетчики кричат о своей независимости, тем страстнее они желают обратного. Нужно искать скандального журналиста. Вроде Невзорова. Короче, следует сперва создать фон, общественное мнение и лишь затем пускать в ход документы.
— Вы не доверяете Управлению по борьбе с организованной преступностью?
— Почему, там люди честные, но много идеалистов, вроде нас с тобой. Это факт. Им могут просто не дать заняться нашим делом.
— КГБ?
— Э, Таштемир! КГБ сейчас в положении старого мудрого кота. Он видит и слышит, как по ночам скребутся мыши, но прыгать на них боится. Чуть пошевелится — со всех сторон шипят: «А не тот ли это кот, что в тридцать седьмом ел белых мышей?!» — Я вас понял, Николай Александрович.
— Вот и чудесно. А теперь давай прощаться, сынок.
Бакалов встал, вышел из-за стола, подошел к Таштемиру. Положил ему руки на плечи и долгим взглядом посмотрел в глаза. Потом резко притянул к себе и обнял. Так же резко оттолкнул, спросил изменившимся голосом:
— Оружие есть?
— Прямо от вас зайду, получу.
— Нет, так не годится. Боюсь, наш план на этом и лопнет.
Майор выдвинул ящик стола, вынул оттуда пистолет Макарова, два запасных магазина и протянул Таштемиру.
— Владей. Кстати, оружие чистое. В баллистической экспертизе на него ничего. Теперь иди, да побыстрее, пока во внутреннем дворе нет никого.
Бакалов провел Таштемира в маленькую комнату, находившуюся рядом с кабинетом. Здесь стояла деревянная кровать с полированными спинками, невысокий буфет с чайным сервизом и маленький сервировочный столик на колесиках. Трудно сосчитать, сколько вечеров и ночей провел здесь Бакалов, не имея возможности из-за срочных дел уезжать из управления.
Пройдя к окну, майор показал Таштемиру на три дюбеля на раме решетки:
— Вытаскивай.
Тот стал подцеплять ногтем пузатые головки, пока решетка, скрипнув шарнирами, не открылась, как дверь. Открылась и тайна, о которой вряд ли кто знал в управлении.
Выбравшись наружу, Таштемир встал на карниз, а майор вернул решетку на место и снова вставил дюбели. Сделав широкий шаг, Таштемир ухватился за железную пожарную лестницу. Спустя минуту он прошел по внутреннему двору и оказался на задах хозяйственного магазина «1000 мелочей». Возле серого битого-перебитого в дорожных авариях пикапчика возился чумазый шофер.
— Салам, Алибек! — поздоровался Таштемир. Они были знакомы уже лет двадцать. — Подбросишь?
— Здравствуй, капитан. — Водитель выбрался из-под капота, вытер руки тряпкой и пригласил: — Садись, какой разговор.
— Нет, Алибек, ты меня упрячь в кузов. В кабине пусть завмаг ездит.
— Оперативная работа? — Алибек с пониманием поднял брови и открыл дверцы грузового короба. — Прошу, командир! Где высадить?
— Подвезешь к гастроному. Лучше со стороны хоздвора.
— Сделаем, капитан! — улыбнулся Алибек и приложил растопыренную пятерню к тюбетейке.
Пять минут спустя Таштемир вошел во двор магазина, заставленный деревянными ящиками и железными контейнерами. Пожал руку Алибеку и направился к телефонной будке, стоявшей на углу переулка.
Трубку сняли после третьего звонка.
— Сергей Герасимович? Здравствуйте. Я от Бакалова.
— Здравствуйте, — ответил глухой старческий голос. — Запомните. Тридцать семь. Пять. Шесть. Семь. Пять. Повторить?
— Спасибо, я запомнил.
— Минуточку, это еще не все. Для вас есть две интересные бумаги. Если сумеете — загляните ко мне.
— Сумею. Когда вам удобнее?
— В любое время. Я, знаете ли, домосед.
2
Начальник областного управления внутренних дел полковник Юсуф Салимович Султанбаев снял трубку телефона, стоявшего особняком на приставном столике, и резкими нервными движениями набрал номер.
Ждал, пока снимут трубку, нетерпеливо постукивая пальцем по бумажному листу, лежавшему перед ним.
Дождался ответа, изобразил улыбку, которая тут же погасла:
— Собиржон Кадырович? Султанбаев беспокоит. Ничего радостного. Связником оказался Иргашев. Да, тот самый капитан. Нет, Собиржон Кадырович, взять его не удалось. Да, не сумели. Сейчас разбираюсь, почему он ускользнул. Нам бы не мешало встретиться… Накопился ряд вопросов. Дело столь деликатное, что для их решения нужны ваши каналы…
Собеседник на другом конце провода что-то говорил полковнику, и тот слушал, все больше мрачнея. На лбу его заблестели крупные капли пота. Щеки, исчерченные сеткой морщин, глубина которых подчеркивалась густым загаром, нервно дергались. Видно было, что ему, человеку властному, знающему свою силу и возможности, непросто выслушивать то неприятное, что доносилось из мембраны.
— Да, Собиржон Кадырович. Хоп. Сделаем, Собиржон Кадырович. Приеду в девять, Собиржон Кадырович. Доложу лично. Хоп!
Положив трубку, полковник достал платок и вытер лоб. Несколько минут сидел, приходя в себя, потом вынул из стола мятный леденец и кинул его в рот: чертовски захотелось зажечь сигарету. Наконец, придя в себя окончательно, нажал кнопку вызова на селекторе.
Минуту спустя в кабинет вошел старший лейтенант Абдували Рузибаев — гигант, высокий, как минарет, и тяжелый, словно могильный камень, с кулаками, походившими на среднего размера дыни, с мясистыми щеками, блестевшими, будто медный таз для варки варенья. Откуда появился в управлении этот офицер и каковы его функции, никто толком не знал. Полковник знал и не особенно радовался, встречаясь с ним. Рузибаев представлял тех, кто постепенно овладевал безраздельной властью, и против его назначения в штат Султанбаев поделать ничего не мог: оно состоялось по приказу министра.
Подойдя к столу шефа, Рузибаев без разрешения уселся в кресло, достал сигареты, закурил. Но сигарета чем-то ему не понравилась и он выплюнул ее прямо на роскошный ковер, растер ботинком. Султанбаев следил за действиями старшего лейтенанта с тем же видом, с каким недавно говорил по телефону. В системе измерений, скрытой от чужих глаз, иерархия этих людей выстраивалась совсем в ином порядке, нежели ее определяли видимые всем погоны.
Рузибаев закинул ногу на ногу, раскурил новую сигарету и брюзгливо сказал:
— Я вас предупреждал, Юсуф Салимович. Вы не послушались. Теперь Иргашев ушел. Я вынужден принять свои меры. Мне он живой не нужен.
— Действуй, как хочешь, — страдальчески поморщился полковник, словно у него сильно болела голова.
— Действую не как хочу, а как надо, — тем же недовольным тоном поправил его Рузибаев. — Если овца отбилась от отары — пускают собак.
— Какие у нас собаки? — вздохнул полковник. — Нужны волкодавы, а тут одни легавые.
Рузибаев улыбнулся, хищно оскалив белые ровные зубы.
— Я спущу волков. Только бы мне не мешали.
— Что имеешь в виду?
— Открою клетку Касума…
Касум Пчак (Нож), замешанный в разбойном нападении на инкассаторов, три дня назад был задержан усилиями Иргашева и находился в следственном изоляторе. Выпустить преступника на свободу и натравить его на беглого капитана — разве это не гроссмейстерский ход в партии, где поражение грозит играющим потерей головы? Султанбаев его оценил и все же спросил с сомнением:
— И что же, стая будет носиться в поисках добычи по городу?
— Зачем? — усмехнулся Рузибаев. — Волки сядут в засаду, а этот баран сам к ним явится.
— Ты в это веришь?
— Иргашев человек умный, и в этом его слабость.
— Объясни.
— Мы перехватим засадами две точки. Иргашев обязательно явится к Калмыкову. Не зря мы слушали телефон старого пса!
— А если не придет?
— Тогда у него останется одно — уходить из города. Поскольку Иргашев знает схему операции «Перехват», он кинется в наиболее уязвимое место — в парк Федерации. Туда я и подсажу Касума.
— План красивый, — сказал полковник и отмахнулся рукой от дыма, которым тянуло в его сторону от сигареты Рузибаева. — И все же у меня на сердце неспокойно.
— Чего вы боитесь, уважаемый? — спросил Рузибаев насмешливо. — Кот, который боится промаха, не ест мышатины…
3
Уже темнело, когда Таштемир Иргашев добрался до жилого микрорайона Уйчилик. Сверкая мигалкой, мимо него по проспекту Дружбы промчалась милицейская машина. Минуту спустя за ней поспешила вторая. На проспекте располагались обком и облисполком, и обычно здесь со звоном и блеском милиция предпочитала не ездить, поскольку у начальника управления мгновенно раздавались звонки и строгие голоса спрашивали: «Что там у вас случилось?» Таштемиру и в голову не пришло, что нынешний переполох в милиции связан с его персоной.
Калмыков жил на предпоследнем этаже шестнадцатиэтажного дома. Таштемир вошел в подъезд, взбежал на второй этаж и только там нажал кнопку вызова лифта.
Дверь в квартиру Калмыкова оказалась открытой.
Таштемир заметил это до того, как притронулся к звонку. Неожиданно возникшее чувство тревоги заставило его сунуть руку в карман и сжать рукоять пистолета. Не касаясь дверной ручки, он носком ботинка толкнул дверь и, не переступая порога, заглянул в прихожую.
Старик Калмыков лежал на боку в луже крови, неестественно подогнув ноги. Едва увидев это, Таштемир вынул пистолет и осторожно отступил к лифту. Прислушался — ни звука. Тогда он вызвал лифт и нажал кнопку первого этажа. Кабина плавно двинулась вниз, но вдруг, проскочив два или три этажа, остановилась.
Наверху что-то заскрежетало и резко щелкнуло. Тотчас кабина качнулась и полетела вниз, набирая скорость. Ощущение было таким, будто пол ушел из-под ног, и Таштемир понял — трос больше не контролирует движение кабины.
На раздумья времени не оставались. Прижавшись спиной к пластиковой стене, он уперся ступнями в противоположную и рывком поднял тело как можно выше, зависнув в таком положении между полом и потолком.
Удар был сокрушающе сильным. Кабина затрещала по всем швам. Свет мгновенно погас. Страшная сила инерции бросила капитана вниз, и он рухнул на пол, кое-как ослабив удар отчаянным сопротивлением тела и ног. Еще не разобравшись, что же произошло, он понял — удалось уцелеть. Железная рама кабины устояла, и тяжелое навершие не обрушилось, а лишь продавило потолок. Сквозь большую щель он увидел внутренность шахты, уходившей высоко вверх.
Когда металлический звон от упавшего троса стих, за перегородкой, отделявшей подвал от шахты, раздались голоса. Привстав на колени, Таштемир вытащил пистолет.
— Как думаешь, ему конец? — спросил кто-то надтреснутым фальцетом. Голос показался Таштемиру очень знакомым.
— Что тут думать, — просипел испитый бас. — Ты сам видел, как все это летело. Там отбивная котлета.
— Все же откроем. Паук велел для надежности пристукнуть его по башке, чтобы подольше не опознали. Давай шевелись! — скрипнул фальцет. — Сейчас «скорая» подрулит, уже позвонили.
Створки кабины заскрипели: снаружи их чем-то подцепили и стали с силой раздвигать. В открывшуюся щель Таштемир увидел вдруг давнего знакомца, Шамшира, уголовника, имевшего три судимости. Когда тот замахнулся ломиком, выстрелил не целясь в жирное пузо, обтянутое засаленной джинсовой курткой.
Оттолкнув падавшее на него тело, Таштемир выскочил в полуосвещенный подвал и увидел перед собой растерянного сообщника Шамшира. Тот сразу поднял руки вверх:
— Сдаюсь, не стреляй!
Таштемир с детства не любил драк и никогда не бил первым. Но тут дракой и не пахло. Кулак Таштемира попал точно в челюсть противника, отшвырнул его к стенке подвала. Второй удар — рукояткой пистолета — пришелся упавшему по темени.
Все еще сжимая пистолет, он выскочил на лестничную клетку, затем пересек двор и затаился за углом дома. Из своего укрытия он видел, как к подъезду подкатила и, резко тормознув, остановилась «скорая помощь». Распахнулись дверцы, и трое мужчин в белых халатах бросились к подъезду. Кто их вызвал? К кому? К Калмыкову или к нему, Иргашеву? Чья рука режиссировала эту трагедию? То, что он угодил в засаду, сомнений не было.
Сейчас должна появиться и милиция. Пора было уходить.
Таштемир стремительно рванулся к «скорой», распахнул дверцу.
— Эй, эй! — окликнул его водитель и запнулся, увидев черный глаз пистолета. — Ты… ты чего, парень?
Таштемир прыгнул на сиденье и повел стволом:
— Вперед!
— Куда?
Только теперь к водителю пришел настоящий испуг.
— Вперед! — повторил Таштемир. — И быстро! Хочешь жить — лети, понял?
Машина сорвалась с места. У первого же перекрестка со светофором капитан приказал:
— Включи мигалку! И направо.
У поворота с Кокандской улицы на Сарысапскую Таштемир вдруг скомандовал:
— Стой! И вылезай. Ну, быстро!
Дальше он вел машину сам. Промчавшись пару кварталов, притормозил, выключил двигатель и выскочил из кабины.
Он бежал по узким, хорошо знакомым с детства проходам между глинобитными заборами индивидуальных усадеб, пока не оказался на Большой Ферганской. Здесь, в почтовом отделении, размещался телефонный переговорный пункт.
Войдя в душную, пропахшую табаком и потом фанерную кабину и притворив за собой дверь, Таштемир ненадолго испытал облегчение.
Отдышавшись, он набрал номер. После двух длинных гудков на том конце линии ответили:
— Рыскулов, слушаю.
Таштемир сдвинул язык влево, прижал его кончик к нижним зубам и шепеляво проговорил:
— Салям, Мирзабек!
— Пулат? Ты, что ли? — спросил дежурный по управлению, называя имя коллеги, которому Иргашев изумительно подражал.
— Узнал! — довольно прошепелявил Таштемир. — Что там у нас новенького?
— Ищем, — коротко сообщил Рыскулов. — Результатов — никаких. Хитрый, итвачча!
Таштемир судорожно сжал трубку. Впервые сослуживец назвал его итваччой — сукиным сыном, вложив в это слово нескрываемое презрение. Совладав с эмоциями, спросил:
— За что ты его так, Мирзабек? Все же свой…
— «Свой?!» Да я бы его… — Рыскулов грязно выругался, — своими руками удушил, шакала! Ты видел Бакалова? Нет? А я видел. Он ему две пули прямо в лоб всадил. «Свой»…
У Таштемира перехватило дыхание.
— Где это случилось, Мирзабек?
— Прямо в его кабинете. Сволочь!
Таштемир отодвинул трубку от уха, словно она стала вдруг нестерпимо горячей. Вот, выходит, какое на него навесили дело! Теперь старые товарищи видят в нем предателя и врага. С трудом сдерживая волнение, спросил:
— Где Юсуф Салимович, не знаешь?
— Полковник Султанбаев, — Рыскулов заговорил официальным тоном — видимо, в дежурку зашел кто-то из начальства, — с девяти будет в доме у товарища Караханова. Только просил без крайней нужды не беспокоить. Так что если хочешь что-то доложить — теперь до утра.
Неожиданно смелая мысль пришла Таштемиру в голову. Мысль настолько дерзкая и на первый взгляд безрассудная, что усомниться в возможности ее осуществления он не мог.
Выйдя из отделения связи, Таштемир направился к городскому парку, со времен первых пятилеток носившему название «Парк Федерации». Если пересечь этот лесной массив под углом, можно быстро оказаться на Крестьянском проспекте, почти у цели, которую он себе наметил.
Без помех миновав несколько тенистых аллей, на которых в эту пору не отваживались появляться самые отчаянные смельчаки, Таштемир вышел к озеру и сразу понял, что снова попал в ловушку.
Двое парней в черных тюбетейках, расшитых белыми узорами, в белых рубахах с закатанными рукавами и в джинсах, похожие друг на друга, как близнецы, ленивым шагом вышли из-за домика лодочной станции, отрезая капитану дорогу назад. Со стороны моста, пересекавшего канал Рамадан, таким же ленивым шагом приближалась к нему еще одна парочка.
После того, что произошло в доме Калмыкова, Таштемир не сомневался ни на мгновение, кто они и что у них на уме. А когда первые двое приблизились так, что в оранжевом свете фонарей можно было разглядеть их лица, все стало ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14