Он весь похолодел, осознав свою ошибку, — он испытывал судьбу.
* * *
В очередной раз он спустился на тридцать третий этаж и доковылял до офиса в северо-восточном углу. Там был телевизор. Со стороны гор раздалось тарахтение двух огромных красно-белых вертолетов, под брюхом которых висели большие баки. Они снизились, развернувшись справа от Лиленда, и направились в сторону пожара на противоположной стороне улицы, залив квартал содержимым баков, которое накрыло все окружающее красноватой массой. Лиленд включил телевизор и прикрутил громкость.
На экране появились вертолеты пожарного подразделения, которые покидали место события. Судя по ракурсу, камера была установлена на одном из вертолетов, зависших на значительной высоте. Раздавался оглушительный треск радиопередач, которые велись в микроволновом диапазоне. На экране появился корреспондент. Он находился на улице; сзади него виднелись четыре-пять патрульных машин, изредка мимо пробегал офицер в пуленепробиваемом жилете. Режиссер ограничился показом кадра, на котором вертолет тушил дымившуюся крышу, а корреспондент отметил, что пожар был несильным.
Затем пошла запись ночных событий с желтыми словами внизу кадра «отснято ранее». Появилась патрульная машина, которая, дойдя до середины экрана, вздрогнула, завертелась, потеряв управление, и врезалась в фонарный столб. Лиленд вспомнил эту картину и выключил громкость. Экран осветило огненное дуло стрелявшего автомата одного из террористов. Бежали полицейские. Затем картинка задергалась, стала быстро перемещаться и остановилась на здании, верхние этажи которого были окутаны дымом. Затем снова пошли кадры утренних съемок, сделанные уже после рассвета, с надписью «прямая трансляция». На них было видно, каким разрушениям подверглась прилегающая к зданию территория. Это было делом его рук; ничего себе, отделал он зданьице! Он прибавил громкость.
— С рассветом полицейские вертолеты пришли на помощь бывшему полицейскому, оказавшемуся в безвыходном положении, который, по его словам, убил семерых бандитов. Пока обнаружены три трупа — мужчины, найденного прошлой ночью на лестнице главного входа; второго мужчины, который был застрелен и выпал из окна, как полагают, тридцать шестого этажа, и женщины, сброшенной с крыши. Полиция сильно сомневается в достоверности сведений, предоставленных Лилендом о численности банды и количестве убитых им террористов, поскольку на рассвете, всего несколько минут назад, они устроили самый настоящий бой.
— Надо было снимать скальпы, — мрачно заметил Лиленд.
— Необходимо сказать, что запись не очень хорошего качества, поэтому просим у телезрителей прощения...
Пошли кадры, съемки которых велись на улице: в предрассветном полумраке было видно, как пули ударяли в стены домов и тротуары. Камера запечатлела панораму неба и часть крыши «Клаксон-билдинг». Затем в небе обозначились три точки, которые, увеличиваясь в размерах, превратились в вертолеты. Лиленд быстро определил то место, где должен был находиться, но он не попал в кадр, поскольку был левее, и с такого расстояния камера не могла запечатлеть все то, что он сделал. Полицейские вертолеты взрывались один за другим. Ни одна камера не смотрела в его направлении.
— Полиция обращается с настоятельной просьбой ко всем радиолюбителям в районе Лос-Анджелеса прекратить, повторяю, прекратить глушение сороковых частот городской системы радиовещания. Вы помните, что Лиленд попросил таинственного Тако Билла заглушить одну из частот, на которой велась передача на немецком языке. Пока точно неизвестно, что случилось с Лилендом, однако полиция не располагает сведениями о том, что он погиб. На крыше его не видно. Повторяю: полиция просит прекратить глушение...
Лиленд переключил телевизор на другую программу. Блондинка в голубом халате смотрела на свое изображение на телеэкране. Это была Кэти Лоуган; волосы ее были распущены по плечам. Лиленд даже не узнал ее сразу. У Кэти появился микрофон.
— Вы что-нибудь видели?
Она наклонилась к микрофону:
— Нет.
— Что вы думаете по этому поводу?
— Он сказал, чтобы я не волновалась. Думаю, он жив. Мы с ним почти не знакомы, но это необыкновенный человек.
— Он сказал, что исполнит свой долг, — заметил корреспондент, сделав изумленное лицо. Кэти Лоуган, не отрываясь, смотрела на себя по телевизору.
— Обстоятельства вынуждают его к этому. Вообще-то ему несвойственно так говорить, но знающие его люди утверждают, что он живет по собственным правилам даже в тех случаях, когда это сопряжено с огромными трудностями.
— Он говорит, что убил семерых. Что вы чувствуете по этому поводу?
Теперь она повернулась.
— Я надеюсь, что Господь простит их грешные души, поскольку они нуждаются в этом. Человек, находящийся в этом здании, немолод, и он один!
— Вероятно, в «Клаксон-билдинг» есть телевизоры, и, может быть, в настоящий момент он смотрит нашу передачу. Вы не хотите что-нибудь сказать ему?
Она свирепо сверкнула на него глазами.
— Но мы только что говорили!
— Нет, я имею в виду — передать по телевидению, — на тот случай, если он сейчас видит нас, если у него есть такая возможность.
— Я хочу только сказать, что прав он, а не эти хулиганы, эти громилы, и что большинство людей в стране разделяют мое мнение. Мы не хотим убийств, мы не хотим, чтобы нам угрожали автоматами или бомбами. Мы имеем право жить в мире и должны прямо сказать об этом. Я не оригинальна: большинство людей думают точно так же.
Корреспондент приложил руку к уху.
— Спасибо. Возвращаемся в «Клаксон-билдинг» в Лос-Анджелес.
На экране появился другой корреспондент. Он стоял рядом с чернокожим молодым человеком с полицейским жетоном на пиджаке — Элом Пауэлом. На вид ему было лет двадцать. Лиленд улыбнулся. Они стояли на фоне целой батареи телевизоров, и Пауэл держал рацию.
— Спасибо, Джим. Это сержант Эл Пауэл, который самым неожиданным для себя образом оказался участником этих событий. Именно вы поддерживали связь с этим человеком в здании, Джозефом Лилендом?
— Да, но последние несколько минут связи нет.
Лиленд смотрел в глаза Пауэлу, а тот даже не догадывался, что он наблюдает за ним по телевизору.
— Мы просим всех прекратить глушить частоты городского радиовещания. Телефоны в здании отключены, и Лиленд может связаться с нами только по рации. Этот человек оказал нам неоценимую помощь, и мы уверены, если он еще в состоянии действовать, то сделает все, что в его силах.
— Недавно что-то выпало из одного окна. Что это было — записка?
— Нет, просто наверху очень сильный ветер, и из разбитых окон все время что-то вылетает.
— Так что это был за предмет?
Эл Пауэл улыбнулся.
— Как говорится, находка принадлежит нашедшему, не так ли? Взгляните на эти потрясающие телевизоры, которые я раздобыл. Может быть, мы заключим выгодную сделку? Давайте посмотрим на ваши часы.
Лиленд рассмеялся. Взволнованный корреспондент понял намек Пауэла.
— Это ваш центр связи?
— Вообще-то он ваш, мы позаимствовали его на время, а видеопленки мы получаем со студии.
— И что с ними делаете?
— Просматриваем для сбора информации.
— Вы на Рождество где-то были?
— Моя жена уверена, что я всю ночь был здесь.
Журналист улыбнулся, пытаясь скрыть свою неловкость.
— Извините. Как вы думаете, что будет дальше?
— Я знаю не больше вашего. Люди, захватившие здание, сообщили, что мы получим от них известие в десять часов. Вот тогда и узнаем.
Лиленд выпрямился.
— Это единственное сообщение от террористов?
— Да. Всего несколько минут назад они передали одну-единственную фразу: «Мы дадим о себе знать в десять часов».
— Значит, переговоров не будет?
— В данной ситуации мы будем ждать.
Корреспондент объявил рекламную паузу, и Лиленд убавил звук. После праздничных поздравлений от персонала телестанции пошла реклама нефтяной платформы, принадлежащей одному из конкурентов «Клаксона». Лиленду не терпелось подойти к окну и посмотреть, что происходит на улице, но он опасался, что его засекут с вертолетов и растрезвонят всем и вся, что он жив. Пауэл это знал. В записке, которую Лиленд вложил в бумажник, он попросил прекратить глушение, добавив: «Я хочу поговорить с тобой первым. Вертолетная атака провалилась. У противника потерь нет».
Складывалось впечатление, что полиция начинала прислушиваться к нему, хотя полной уверенности в этом не было. Причина и следствие не всегда связаны между собой. Он хотел, чтобы прекратили глушение, и полиция, кажется, делала все возможное для этого. Но теперь его мысли были заняты другим, что непосредственно не имело отношения к происходившим событиям. Его опять занимал сейф, заложники и здание. Что, если бы Лиленд не оказался здесь? Если бы он ограничился телефонным звонком к Стеффи и полетел до Сан-Диего?
На экране телевизора появился актер, изображавший служащего заправочной станции, который неправдоподобно трогательно прижимал к щеке банку с моторным маслом. Когда реклама кончилась, Лиленд прибавил звук, продолжая думать о своем. Террористы все равно взяли бы заложников, засели бы в здании и добрались до сейфа, что в общем-то и произошло. Принимая во внимание мощность пластиковой взрывчатки и число детонаторов, они откроют сейф, что тогда? Если они откроют сейф, то главная цель операции будет достигнута.
Корреспондент на улице читал полученные ранее сведения о том, сколько человек убил Лиленд. Он подчеркнул что это непроверенные данные. Лиленд решил, что следующего он спустит на улицу в корзине.
Эти люди мнили себя революционерами, борцами за свободу. Когда они добьются своего, они уйдут. Лиленд постучал пальцами по ручке кресла. На экране телевизора снова появилось здание, почерневшее и дымящееся.
Пока они находятся в здании, они не взорвут его. Они могут подорвать его на расстоянии, если у них есть для этого соответствующий передатчик. Если действительно существует угроза, то они сделают это, что ж, пусть попробуют.
У банды достаточно взрывчатки, чтобы уничтожить не только «Клаксон-билдинг» и семьдесят пять человек, но и все, что находится в радиусе одной мили. Если они уйдут через крышу и их подберут с воздуха, они позаботятся о том, чтобы бомба взорвалась не раньше, чем они будут сидеть в набирающем высоту вертолете. Это было ясно, как божий день. Насколько он понимал, именно по этой причине они и выбрали Лос-Анджелес. Полиция не сможет проникнуть в здание снизу, даже через коллектор, и банда прекрасно знала об этом.
Полиция никак не хотела верить Лиленду. Пауэл сказал, что они по-прежнему нуждаются в его помощи. Дожидаясь десяти часов, они будут просматривать карты подземных коммуникаций и видеозаписи, но они никак не хотели верить, что он убил семерых, когда он говорил: «семь», когда «пять». Они не верили ничему, что бы он ни говорил. Кэти Лоуган поняла все. Он был один. За него эту задачу не решит никто — только он сам.
* * *
Он смотрел телевизор еще двадцать минут, переключаясь с одной программы на другую, пока корреспонденты не начали повторять друг друга. Один из каналов показал пленку, отснятую в Германии; на ней были запечатлены некоторые члены банды, в том числе — Ханна и Скезикс, настоящее имя которого было Вернер или что-то в этом роде. Был здесь и Карл, брат того парня, которого Лиленд отправил им в лифте (номер первый). Карл оказался здоровенным детиной, блондином с волосами до плеч: он походил на ударника рок-н-ролльного оркестра. Кэти больше не показывали: возможно, режиссер нашел, что она была слишком расстроена, чтобы притворяться перед телекамерой. Мысли путались как у пьяного. Он чувствовал, что засыпает и надо встряхнуться. «Стареешь», — подумал он про себя. Это было изначальной ошибкой — поверить, что у него хватит сил, чтобы пройти через все это. Герои не только оказываются не у дел, но и стареют.
Тут его осенило, что в здании должно быть полно еды. Всю жизнь ему только и говорили, какой он умный, однако самые блестящие идеи посещали его именно в те моменты, когда он ясно понимал, что безнадежно глуп. Всю ночь он уходил от смерти, пользуясь ошибками этих молокососов. Он убил Скезикса и Ханну, воспользовавшись их молодостью и неопытностью. Ему помог опыт, и от этого он чувствовал себя мерзко. В столах секретарей и машинисток было полно еды: каждая двадцатилетняя девушка в стране имела на работе свой продовольственный запас. Диетические хлебцы, крекеры, домашнее печенье, пакетики с супом, банки с растворимым кофе. И посуда. Он широко улыбнулся — он опять проскочил. Если он сможет передвигаться, балансируя на одной ноге, и не сделает этого, то потом будет ругать себя последними словами.
* * *
8.42, тихоокеанское поясное время
Прошло немало времени. Пусть они думают, что он забился в какой-нибудь угол и умер. Его опять одолевала невыносимая боль, сильнее, чем прежде. Рация молчала больше часа. Никто не пытался связаться с ним. Правильно. Так и надо.
Он поднимался, делая за один раз по шагу. Он выпил чашку отвратительного кофе, потом завернул в женский туалет, где заодно и умылся. Он все проделывал в темноте, не зажигая света, поскольку ему не хотелось видеть себя. Он боялся этого. Зеркало попалось ему на глаза раньше, чем он увидел выключатель.
Он поднимался, опираясь на перила, как на костыль. Он был настолько грязен, что ощущал это при каждом моргании глаз, при каждом движении ног. Если он останется жив, то не забудет эту боль до конца дней своих. Из лифтовых шахт не доносилось ни звука. Ему почему-то казалось, что безопаснее всего будет где-нибудь посередине между тридцать вторым и сороковым этажами. Он решил остановиться на тридцать седьмом. По его плану, в северной части этажа, располагались офисы, а в южной — своего рода машбюро.
Он все время был начеку. Он крутил переключатель рации с девятой, которая молчала, на девятнадцатую: там изредка раздавался треск едва слышимых передач. Он с трудом пытался разобрать их, и это лишний раз напоминало, где он находился и сколько времени, что придавало ему уверенности. Полотенце на левой ноге пропиталось кровью. Теперь это не имело значения. Сидя перед телевизором, он пытался думать о Кэти Лоуган, ожидая ее появления на экране, но, когда он мысленно представлял ее себе, она почему-то становилась Карен, настолько он был измотан. Когда-нибудь наступит время, когда людям не придется платить такую огромную цену за право жить.
Он расположился у лифтового блока на тридцать седьмом этаже. Ему было все равно, сколько придется ждать. Если удача улыбнется ему, на этот раз он уложит двоих, а то и троих. Они его уже списали. Ему это нравилось. Ему нужны были Малыш Тони, Карл и та женщина, что повторяла по рации слова и цифры. Тогда можно считать, что дело сделано. Ему не терпелось услышать гудение работающего электродвигателя. Оказавшись в лифте, вы никогда не знаете, где он остановится. Тридцать восьмой этаж: отделы женского белья, кухонной посуды и игрушек; тридцать седьмой этаж — смерть.
Надо было найти способ спрятаться от огня, но он не мог согнуть левое колено. Единственным его преимуществом было то, что люди в лифте не знали, что тот может остановиться. Может быть, он застанет их за разговором о том, что теперь, когда они избавились от него, все пойдет гладко.
Он прождал еще двадцать минут, прежде чем заработал один из лифтов. Снизу поднималась кабина. Прихрамывая и ковыляя от двери к двери, он пытался определить, какая из четырех кабин с правой стороны поднималась. Как только двери начнут открываться, он просунет автоматическую винтовку и начнет стрелять. Он нажал на кнопку вызова и вытер грязную руку о рубашку, вернее, о то, что от нее осталось. Его внешний вид тоже был ему на руку.
Винтовка выстрелила три раза и дала осечку. Когда двери кабины широко открылись, Лиленд выхватил браунинг, но в лифте никого не было. Двери стали закрываться. Он ударил стволом браунинга по резиновой прокладке и, когда двери открылись вторично, заглянул внутрь.
На полу лежал небольшой чемодан, а в углу, под щитком с кнопками, на алюминиевой треноге стояла камера. Двери снова стали закрываться. Лиленд схватил камеру и вытащил ее из лифта. Из-за телекамеры он лишился последнего автомата и рисковал собственной жизнью, так что не будет большего греха, если она останется у него. Надо было уходить, потому что сейчас все начнется сначала.
Он потащил ее к лестнице.
Ему пришлось раздвинуть столы, чтобы пробраться к открытому окну. Он держался в тени и включил рацию на девятой частоте.
— Пауэл, ты там?
— Ну Джо, где ты был все это время?
— Так, бродил тут. Послушай, я хочу послать тебе еще один сувенир, но не хочу показываться, пока не буду уверен, что никто из этих молодых гениев не всадит в меня пулю.
— Хорошо. Подожди, — рация умолкла. — Все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
* * *
В очередной раз он спустился на тридцать третий этаж и доковылял до офиса в северо-восточном углу. Там был телевизор. Со стороны гор раздалось тарахтение двух огромных красно-белых вертолетов, под брюхом которых висели большие баки. Они снизились, развернувшись справа от Лиленда, и направились в сторону пожара на противоположной стороне улицы, залив квартал содержимым баков, которое накрыло все окружающее красноватой массой. Лиленд включил телевизор и прикрутил громкость.
На экране появились вертолеты пожарного подразделения, которые покидали место события. Судя по ракурсу, камера была установлена на одном из вертолетов, зависших на значительной высоте. Раздавался оглушительный треск радиопередач, которые велись в микроволновом диапазоне. На экране появился корреспондент. Он находился на улице; сзади него виднелись четыре-пять патрульных машин, изредка мимо пробегал офицер в пуленепробиваемом жилете. Режиссер ограничился показом кадра, на котором вертолет тушил дымившуюся крышу, а корреспондент отметил, что пожар был несильным.
Затем пошла запись ночных событий с желтыми словами внизу кадра «отснято ранее». Появилась патрульная машина, которая, дойдя до середины экрана, вздрогнула, завертелась, потеряв управление, и врезалась в фонарный столб. Лиленд вспомнил эту картину и выключил громкость. Экран осветило огненное дуло стрелявшего автомата одного из террористов. Бежали полицейские. Затем картинка задергалась, стала быстро перемещаться и остановилась на здании, верхние этажи которого были окутаны дымом. Затем снова пошли кадры утренних съемок, сделанные уже после рассвета, с надписью «прямая трансляция». На них было видно, каким разрушениям подверглась прилегающая к зданию территория. Это было делом его рук; ничего себе, отделал он зданьице! Он прибавил громкость.
— С рассветом полицейские вертолеты пришли на помощь бывшему полицейскому, оказавшемуся в безвыходном положении, который, по его словам, убил семерых бандитов. Пока обнаружены три трупа — мужчины, найденного прошлой ночью на лестнице главного входа; второго мужчины, который был застрелен и выпал из окна, как полагают, тридцать шестого этажа, и женщины, сброшенной с крыши. Полиция сильно сомневается в достоверности сведений, предоставленных Лилендом о численности банды и количестве убитых им террористов, поскольку на рассвете, всего несколько минут назад, они устроили самый настоящий бой.
— Надо было снимать скальпы, — мрачно заметил Лиленд.
— Необходимо сказать, что запись не очень хорошего качества, поэтому просим у телезрителей прощения...
Пошли кадры, съемки которых велись на улице: в предрассветном полумраке было видно, как пули ударяли в стены домов и тротуары. Камера запечатлела панораму неба и часть крыши «Клаксон-билдинг». Затем в небе обозначились три точки, которые, увеличиваясь в размерах, превратились в вертолеты. Лиленд быстро определил то место, где должен был находиться, но он не попал в кадр, поскольку был левее, и с такого расстояния камера не могла запечатлеть все то, что он сделал. Полицейские вертолеты взрывались один за другим. Ни одна камера не смотрела в его направлении.
— Полиция обращается с настоятельной просьбой ко всем радиолюбителям в районе Лос-Анджелеса прекратить, повторяю, прекратить глушение сороковых частот городской системы радиовещания. Вы помните, что Лиленд попросил таинственного Тако Билла заглушить одну из частот, на которой велась передача на немецком языке. Пока точно неизвестно, что случилось с Лилендом, однако полиция не располагает сведениями о том, что он погиб. На крыше его не видно. Повторяю: полиция просит прекратить глушение...
Лиленд переключил телевизор на другую программу. Блондинка в голубом халате смотрела на свое изображение на телеэкране. Это была Кэти Лоуган; волосы ее были распущены по плечам. Лиленд даже не узнал ее сразу. У Кэти появился микрофон.
— Вы что-нибудь видели?
Она наклонилась к микрофону:
— Нет.
— Что вы думаете по этому поводу?
— Он сказал, чтобы я не волновалась. Думаю, он жив. Мы с ним почти не знакомы, но это необыкновенный человек.
— Он сказал, что исполнит свой долг, — заметил корреспондент, сделав изумленное лицо. Кэти Лоуган, не отрываясь, смотрела на себя по телевизору.
— Обстоятельства вынуждают его к этому. Вообще-то ему несвойственно так говорить, но знающие его люди утверждают, что он живет по собственным правилам даже в тех случаях, когда это сопряжено с огромными трудностями.
— Он говорит, что убил семерых. Что вы чувствуете по этому поводу?
Теперь она повернулась.
— Я надеюсь, что Господь простит их грешные души, поскольку они нуждаются в этом. Человек, находящийся в этом здании, немолод, и он один!
— Вероятно, в «Клаксон-билдинг» есть телевизоры, и, может быть, в настоящий момент он смотрит нашу передачу. Вы не хотите что-нибудь сказать ему?
Она свирепо сверкнула на него глазами.
— Но мы только что говорили!
— Нет, я имею в виду — передать по телевидению, — на тот случай, если он сейчас видит нас, если у него есть такая возможность.
— Я хочу только сказать, что прав он, а не эти хулиганы, эти громилы, и что большинство людей в стране разделяют мое мнение. Мы не хотим убийств, мы не хотим, чтобы нам угрожали автоматами или бомбами. Мы имеем право жить в мире и должны прямо сказать об этом. Я не оригинальна: большинство людей думают точно так же.
Корреспондент приложил руку к уху.
— Спасибо. Возвращаемся в «Клаксон-билдинг» в Лос-Анджелес.
На экране появился другой корреспондент. Он стоял рядом с чернокожим молодым человеком с полицейским жетоном на пиджаке — Элом Пауэлом. На вид ему было лет двадцать. Лиленд улыбнулся. Они стояли на фоне целой батареи телевизоров, и Пауэл держал рацию.
— Спасибо, Джим. Это сержант Эл Пауэл, который самым неожиданным для себя образом оказался участником этих событий. Именно вы поддерживали связь с этим человеком в здании, Джозефом Лилендом?
— Да, но последние несколько минут связи нет.
Лиленд смотрел в глаза Пауэлу, а тот даже не догадывался, что он наблюдает за ним по телевизору.
— Мы просим всех прекратить глушить частоты городского радиовещания. Телефоны в здании отключены, и Лиленд может связаться с нами только по рации. Этот человек оказал нам неоценимую помощь, и мы уверены, если он еще в состоянии действовать, то сделает все, что в его силах.
— Недавно что-то выпало из одного окна. Что это было — записка?
— Нет, просто наверху очень сильный ветер, и из разбитых окон все время что-то вылетает.
— Так что это был за предмет?
Эл Пауэл улыбнулся.
— Как говорится, находка принадлежит нашедшему, не так ли? Взгляните на эти потрясающие телевизоры, которые я раздобыл. Может быть, мы заключим выгодную сделку? Давайте посмотрим на ваши часы.
Лиленд рассмеялся. Взволнованный корреспондент понял намек Пауэла.
— Это ваш центр связи?
— Вообще-то он ваш, мы позаимствовали его на время, а видеопленки мы получаем со студии.
— И что с ними делаете?
— Просматриваем для сбора информации.
— Вы на Рождество где-то были?
— Моя жена уверена, что я всю ночь был здесь.
Журналист улыбнулся, пытаясь скрыть свою неловкость.
— Извините. Как вы думаете, что будет дальше?
— Я знаю не больше вашего. Люди, захватившие здание, сообщили, что мы получим от них известие в десять часов. Вот тогда и узнаем.
Лиленд выпрямился.
— Это единственное сообщение от террористов?
— Да. Всего несколько минут назад они передали одну-единственную фразу: «Мы дадим о себе знать в десять часов».
— Значит, переговоров не будет?
— В данной ситуации мы будем ждать.
Корреспондент объявил рекламную паузу, и Лиленд убавил звук. После праздничных поздравлений от персонала телестанции пошла реклама нефтяной платформы, принадлежащей одному из конкурентов «Клаксона». Лиленду не терпелось подойти к окну и посмотреть, что происходит на улице, но он опасался, что его засекут с вертолетов и растрезвонят всем и вся, что он жив. Пауэл это знал. В записке, которую Лиленд вложил в бумажник, он попросил прекратить глушение, добавив: «Я хочу поговорить с тобой первым. Вертолетная атака провалилась. У противника потерь нет».
Складывалось впечатление, что полиция начинала прислушиваться к нему, хотя полной уверенности в этом не было. Причина и следствие не всегда связаны между собой. Он хотел, чтобы прекратили глушение, и полиция, кажется, делала все возможное для этого. Но теперь его мысли были заняты другим, что непосредственно не имело отношения к происходившим событиям. Его опять занимал сейф, заложники и здание. Что, если бы Лиленд не оказался здесь? Если бы он ограничился телефонным звонком к Стеффи и полетел до Сан-Диего?
На экране телевизора появился актер, изображавший служащего заправочной станции, который неправдоподобно трогательно прижимал к щеке банку с моторным маслом. Когда реклама кончилась, Лиленд прибавил звук, продолжая думать о своем. Террористы все равно взяли бы заложников, засели бы в здании и добрались до сейфа, что в общем-то и произошло. Принимая во внимание мощность пластиковой взрывчатки и число детонаторов, они откроют сейф, что тогда? Если они откроют сейф, то главная цель операции будет достигнута.
Корреспондент на улице читал полученные ранее сведения о том, сколько человек убил Лиленд. Он подчеркнул что это непроверенные данные. Лиленд решил, что следующего он спустит на улицу в корзине.
Эти люди мнили себя революционерами, борцами за свободу. Когда они добьются своего, они уйдут. Лиленд постучал пальцами по ручке кресла. На экране телевизора снова появилось здание, почерневшее и дымящееся.
Пока они находятся в здании, они не взорвут его. Они могут подорвать его на расстоянии, если у них есть для этого соответствующий передатчик. Если действительно существует угроза, то они сделают это, что ж, пусть попробуют.
У банды достаточно взрывчатки, чтобы уничтожить не только «Клаксон-билдинг» и семьдесят пять человек, но и все, что находится в радиусе одной мили. Если они уйдут через крышу и их подберут с воздуха, они позаботятся о том, чтобы бомба взорвалась не раньше, чем они будут сидеть в набирающем высоту вертолете. Это было ясно, как божий день. Насколько он понимал, именно по этой причине они и выбрали Лос-Анджелес. Полиция не сможет проникнуть в здание снизу, даже через коллектор, и банда прекрасно знала об этом.
Полиция никак не хотела верить Лиленду. Пауэл сказал, что они по-прежнему нуждаются в его помощи. Дожидаясь десяти часов, они будут просматривать карты подземных коммуникаций и видеозаписи, но они никак не хотели верить, что он убил семерых, когда он говорил: «семь», когда «пять». Они не верили ничему, что бы он ни говорил. Кэти Лоуган поняла все. Он был один. За него эту задачу не решит никто — только он сам.
* * *
Он смотрел телевизор еще двадцать минут, переключаясь с одной программы на другую, пока корреспонденты не начали повторять друг друга. Один из каналов показал пленку, отснятую в Германии; на ней были запечатлены некоторые члены банды, в том числе — Ханна и Скезикс, настоящее имя которого было Вернер или что-то в этом роде. Был здесь и Карл, брат того парня, которого Лиленд отправил им в лифте (номер первый). Карл оказался здоровенным детиной, блондином с волосами до плеч: он походил на ударника рок-н-ролльного оркестра. Кэти больше не показывали: возможно, режиссер нашел, что она была слишком расстроена, чтобы притворяться перед телекамерой. Мысли путались как у пьяного. Он чувствовал, что засыпает и надо встряхнуться. «Стареешь», — подумал он про себя. Это было изначальной ошибкой — поверить, что у него хватит сил, чтобы пройти через все это. Герои не только оказываются не у дел, но и стареют.
Тут его осенило, что в здании должно быть полно еды. Всю жизнь ему только и говорили, какой он умный, однако самые блестящие идеи посещали его именно в те моменты, когда он ясно понимал, что безнадежно глуп. Всю ночь он уходил от смерти, пользуясь ошибками этих молокососов. Он убил Скезикса и Ханну, воспользовавшись их молодостью и неопытностью. Ему помог опыт, и от этого он чувствовал себя мерзко. В столах секретарей и машинисток было полно еды: каждая двадцатилетняя девушка в стране имела на работе свой продовольственный запас. Диетические хлебцы, крекеры, домашнее печенье, пакетики с супом, банки с растворимым кофе. И посуда. Он широко улыбнулся — он опять проскочил. Если он сможет передвигаться, балансируя на одной ноге, и не сделает этого, то потом будет ругать себя последними словами.
* * *
8.42, тихоокеанское поясное время
Прошло немало времени. Пусть они думают, что он забился в какой-нибудь угол и умер. Его опять одолевала невыносимая боль, сильнее, чем прежде. Рация молчала больше часа. Никто не пытался связаться с ним. Правильно. Так и надо.
Он поднимался, делая за один раз по шагу. Он выпил чашку отвратительного кофе, потом завернул в женский туалет, где заодно и умылся. Он все проделывал в темноте, не зажигая света, поскольку ему не хотелось видеть себя. Он боялся этого. Зеркало попалось ему на глаза раньше, чем он увидел выключатель.
Он поднимался, опираясь на перила, как на костыль. Он был настолько грязен, что ощущал это при каждом моргании глаз, при каждом движении ног. Если он останется жив, то не забудет эту боль до конца дней своих. Из лифтовых шахт не доносилось ни звука. Ему почему-то казалось, что безопаснее всего будет где-нибудь посередине между тридцать вторым и сороковым этажами. Он решил остановиться на тридцать седьмом. По его плану, в северной части этажа, располагались офисы, а в южной — своего рода машбюро.
Он все время был начеку. Он крутил переключатель рации с девятой, которая молчала, на девятнадцатую: там изредка раздавался треск едва слышимых передач. Он с трудом пытался разобрать их, и это лишний раз напоминало, где он находился и сколько времени, что придавало ему уверенности. Полотенце на левой ноге пропиталось кровью. Теперь это не имело значения. Сидя перед телевизором, он пытался думать о Кэти Лоуган, ожидая ее появления на экране, но, когда он мысленно представлял ее себе, она почему-то становилась Карен, настолько он был измотан. Когда-нибудь наступит время, когда людям не придется платить такую огромную цену за право жить.
Он расположился у лифтового блока на тридцать седьмом этаже. Ему было все равно, сколько придется ждать. Если удача улыбнется ему, на этот раз он уложит двоих, а то и троих. Они его уже списали. Ему это нравилось. Ему нужны были Малыш Тони, Карл и та женщина, что повторяла по рации слова и цифры. Тогда можно считать, что дело сделано. Ему не терпелось услышать гудение работающего электродвигателя. Оказавшись в лифте, вы никогда не знаете, где он остановится. Тридцать восьмой этаж: отделы женского белья, кухонной посуды и игрушек; тридцать седьмой этаж — смерть.
Надо было найти способ спрятаться от огня, но он не мог согнуть левое колено. Единственным его преимуществом было то, что люди в лифте не знали, что тот может остановиться. Может быть, он застанет их за разговором о том, что теперь, когда они избавились от него, все пойдет гладко.
Он прождал еще двадцать минут, прежде чем заработал один из лифтов. Снизу поднималась кабина. Прихрамывая и ковыляя от двери к двери, он пытался определить, какая из четырех кабин с правой стороны поднималась. Как только двери начнут открываться, он просунет автоматическую винтовку и начнет стрелять. Он нажал на кнопку вызова и вытер грязную руку о рубашку, вернее, о то, что от нее осталось. Его внешний вид тоже был ему на руку.
Винтовка выстрелила три раза и дала осечку. Когда двери кабины широко открылись, Лиленд выхватил браунинг, но в лифте никого не было. Двери стали закрываться. Он ударил стволом браунинга по резиновой прокладке и, когда двери открылись вторично, заглянул внутрь.
На полу лежал небольшой чемодан, а в углу, под щитком с кнопками, на алюминиевой треноге стояла камера. Двери снова стали закрываться. Лиленд схватил камеру и вытащил ее из лифта. Из-за телекамеры он лишился последнего автомата и рисковал собственной жизнью, так что не будет большего греха, если она останется у него. Надо было уходить, потому что сейчас все начнется сначала.
Он потащил ее к лестнице.
Ему пришлось раздвинуть столы, чтобы пробраться к открытому окну. Он держался в тени и включил рацию на девятой частоте.
— Пауэл, ты там?
— Ну Джо, где ты был все это время?
— Так, бродил тут. Послушай, я хочу послать тебе еще один сувенир, но не хочу показываться, пока не буду уверен, что никто из этих молодых гениев не всадит в меня пулю.
— Хорошо. Подожди, — рация умолкла. — Все в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21