Я знаю, что могу давить этих клопов. И когда-то я нажму на спусковой крючок.
— Брось, Роман. Ты уже привык. Ты перестаешь быть воином. Ты становишься частью их ПРЕИСПОДНЕЙ.
— А вот тут ты ошибаешься, майор. Очень ошибаешься.
Роман вздохнул.
— Ладно, лирику побоку. У тебя ведь ко мне дело.
— Есть небольшое, — согласился Жаров. — Ты не задумывался, что происходит в стране в последнее время?
— Задумывался. Вывод напрашивается сам собой — нас решили добить. По всем направлениям.
— Одно из них — террор.
— Горцы понимают язык силы. Любые переговоры и предложения дружить — для них проявление слабости. Улыбаясь, они с готовностью всадят нож в того, кто повернулся к ним спиной. Вот этот нож они сейчас и всаживают… Скажу больше, всаживают, не забывая делить бабки с московскими массовиками-затейниками.
— У тебя есть информация?
— У меня много что есть, — Роман внимательно посмотрел на Жарова. — А тебе как, из любопытства или для дела?
— Для дела, Роман. Для справедливого дела.
— С благословения московских шишек чеченцы в ближайшее время прорубают еще несколько окошек по наркотранзиту. Будут использовать аэропорт Ханкалу, самолеты российских авиакомпаний. Намерены сбросить героин в Европу как минимум на зеленый арбуз.
— Миллиард долларов?
— Да. И им дается еще добро на махинации с нефтью. Вот только почему?
— Почему? Только ли от того, что все куплено?
— Может быть, это не только мародерский дележ награбленного имущества из горящего дома? — Роман сжал в кулаке вилку, будто хотел ее согнуть. — А не расплачиваются ли с ними?
— За что?
— За что-то.
— В том числе и за террор? — Жаров напряженно глядел на Демьяненко.
— Все знают, что террор не существует просто так. Он — один из инструментов политики, служит для достижения каких-либо целей. А цель у нетопырей одна — добить больное государство Российское, а наследство растащить.
— Что у вас с чеченцами?
— Вооруженное противостояние с редкими боевыми действиями. Была идея — смести их одним ударом. Устроить им тут Чечню девяносто шесть. Сил не хватает.
— Нам надо хоть немного сбить волну, — вздохнул Жаров. — Помоги информацией.
— Ладно. Чем могу — помогу. Давай, — Роман поднял бокал. — Чтоб сдохли наши враги и жили друзья.
Жаров поднял свой бокал и со звоном чокнулся.
— Они стреляли. Из пулемета по мирным людям! — надрывался бандит в папахе.
— Это не защитники! Это убийцы! — подвывала ему закутанная в платки женщина с перекошенным ненавистью лицом.
Сутки назад солдаты внутренних войск, несшие службу на границе со «Свободной Ичкерией», открыли огонь по боевикам, внаглую попершим на них. И уже сутки шумел без умолку теле — и радиоэфир. Почему армия стреляет в мирных людей? Кто дал такой приказ? Кому отвечать? И вообще, инцидент осложнит мирный переговорный процесс на Кавказе.
— Вновь заявили о себе «социал-дворники». Они взяли на себя взрыв автомобиля, оставленного около отдела внутренних дел в Красноярске, когда было ранено трое сотрудников МВД.
— За допущенные нарушения начальник Федеральной службы безопасности генерал Пантелеев отстранен от должности. Источник в администрации Президента утверждает, что причиной опалы является сфальсифицированное дело в отношении заместителя министра экономики, который сегодня же был решением Генерального прокурора освобожден из-под стражи.
Телеведущий излагал эти новости с озабоченной миной человека, у готорого гвоздь в седалище.
— Так, пункт восемнадцать и двадцать, — удовлетворенно произнес Голубев, отчерчивая строчки в тексте.
Алексеев с содроганием смотрел на эту ручку. Как жезл оракула — она отмечает поступь предсказанных событий. И от этого становилось не по себе.
— Опять гибнут люди, — покачал головой Алексеев.
— Гибнут, — кивнул Голубев. — Но это все мелочи по сравнению с основным этапом. И если мы здесь ошибаемся — это будет по-настоящему плохо.
Затренькал на столе прямой телефон с генералом Залыгиным.
— Николай Сергеевич, генерал ждет вас с Голубевым, — произнес голос адъютанта.
— Во сколько?
— Немедленно.
— Есть, — Алексеев повесил трубку. — Пошли, Семен Владиславович, голова кличет.
Они пешком поднялись на два этажа, не уставая показывать пропуска солдатам из бригады охраны, перекрывавшим коридоры. Отстукали шифр на цифровом замке и проникли в коридор, где обитал Залыгин и его помощники.
— Товарищ генерал, к вам Алексеев и Голубев, — произнес адъютант в селектор и кивнул:
— Заходите.
Залыгин пригласил их сесть. Потом протянул Алексееву донесение. Тот прочитал его и дал Голубеву. Пробежав текст глазами, Голубев хлопнул по столу ладонью:
— Вот она, ключевая фигура!
— Похоже на то, — согласился генерал.
Во время визита в Брюссель первый вице-премьер правительства России Александр Чумаченко встречался с неким Мартином Старком, который являлся одним из координаторов «Местного контроля».
— За инструкциями летал, воробышек-то наш, реформатор-стахановец, ударник-терминатор, — покачал головой Алексеев.
— Это еще подтвердить надо, — произнес Залыгин.
— Будет подтверждение. Скоро, — сказал Голубев.
— Итак, предположительно дата акции — двадцатое июля, — сказал генерал.
— Это уже точно, — согласился Алексеев.
— День рождения Президента, — произнес задумчиво Голубев. — Ожидается большой фуршет. Если здоровье главного позволит.
— Позволит, — хмуро сказал генерал. — Он обязан быть там.
— Чтобы показать — царь здоров, — поддакнул Голубев. — Царь еще ого-го.
— Поменьше иронии, — отрезал генерал.
— Есть.
— Нам пора начинать отрабатывать второе главное направление «Местного контроля», — сказал Алексеев.
— Пора. Тут нам ФСБ поможет.
— После того как их шефа выкинули, — насмешливо произнес Голубев.
— Просчитались, — заметил генерал. — Сегодня Президент отказался подписать указ о назначении на должность начальника ФСБ Мартемьянова. А значит, до контроля над этой конторой им ох как далеко. И у нас еще есть шанс поработать вместе… Все, товарищи офицеры, не смею вас задерживать. О малейшем изменении в ситуации и о предпринимаемых мерах докладывать мне немедленно.
— Есть, — кивнул Алексеев и встал.
Прошел дождь, повеяло холодом, и Жаров накинул на себя легкую ветровку. Она хорошо скрывала небольшую рацию.
До контрольного времени оставалось несколько минут. На ВДНХ было, как всегда, многолюдно. Здесь царила лихорадочная суета. Выставка превратилась в полигон для людей выбирающих. Кто-то выбирал себе пиджак за пятьсот баксов, кто-то новую мебель, кто-то пытался понять, какой же телевизор лучше — «Шиваки» или «Голдстар». И это в стране, где вскоре, не исключено, отключат электричество и тепло, люди были заняты выбором комбайнов и видеомагнитофонов, модельных туфель и автомашин.
Жаров скомкал бумажку от ванильного мороженого, бросил в урну, зашел в павильон «Космос», перед которым еще гордо возвышалась ракета — такая же вывела на орбиту первый пилотируемый корабль Земли. Сегодня она смотрелась занозой, раздражающей деталью на фоне всеобщего выбора утюгов и кофемолок.
В павильоне «Космос» было гулко и неуютно.
В детстве Жаров мечтал о космосе. Попала ему в руки давным-давно книга «Дороги в космос». Он с восторгом рассматривал фотографии космических кораблей и рисунки будущих межпланетных лайнеров, пейзажи иных планет. Эта любовь так и осталась с детства. Еще долго на душе теплело и накатывала сладкая грусть, когда он думал о взмывающих в небо ракетах, о чужих мирах. Может, он и посвятил бы себя этой стезе, но в старших классах понял, что не создан для точных наук, и на экзаменах нахватал трояков по физике и химии. Сорви голова, отличный спортсмен, заводила всяких школьных авантюр, редкий посетитель детских комнат милиции (иногда попадал в разные истории, поскольку привык защищать слабых, и поэтому имел постоянные стычки со шпаной, а ее в окрестностях хватало), он отправился поступать в Киевское училище спецназа. И начались дороги войны. Но мечта осталась до сих пор. А вот Витька Ракитин поступил в Бауманку на космический факультет, много лет не вылезал с Байконура, работал по беспилотным программам.
В одиннадцатилетнем возрасте Жаров впервые очутился в павильоне «Космос» на ВДНХ. Раскрыв рот, он смотрел на спутники и космические станции, на луноход и дальние межпланетные аппараты, братья которых побывали на Марсе, Венере. Не мог оторвать глаз от «Востока» — такой же вывел на орбиту Гагарина — кумира мальчишек в школе, где учился Жаров и где увлечение космосом было естественным для всех пацанов. Уже став взрослым человеком, Жаров все равно любил сюда захаживать. Здесь он ощущал чистоту человеческих стремлений, видел прорыв человечества к новым вершинам, мужество настоящих людей, которые скидывали тяготение и вырывались в холодные бесконечные просторы. Здесь не было грязи, не было выстрелов, моджахедов, ночных забросок и необходимости с оружием в руках защищать интересы страны. И Жаров завидовал тем, кто посвятил себя такому делу, хотя понимал, что профессия защитника важна и почетна.
Сегодня у Жарова было гадливое чувство. Будто в очередной раз наплевали в душу. В Музее космонавтики, где раньше стояли ракеты и спутники, сейчас сверкали полировкой импортные автомашины. Торгаши услужливо смотрели в глаза возможным клиентам. Мальчишки бережно протирали стекла. Важно прогуливались хозяева с кавказскими гордыми профилями. Все правильно, так и надо. Такие времена, такие вкусы. Вместо орбитального «Салюта» — «бээмвуха». Вместо «Бурана» — «Линкольн» с ценником «90 000 долларов США». Вместо фотографий Гагарина и Титова — абрекская алчная физиономия нового хозяина жизни, хозяина бывшего космического музея, властелина душевных порывов оскотиневшегося обывателя. Немногие оставшиеся экспонаты, бесцеремонно сваленные в углу смотрелись жалко и беспомощно. Что-то сиротливое было в них. Кому нужен космос, когда люди зарылись в помоях и довольно, жадно чавкают, не в силах поднять голову и посмотреть наверх? Кому нужны новые горизонты, когда самое время копаться в промышленных отходах со всего мира и вытирать лобовые стекла «бээмвух»? Жаров вздохнул. Что ж, выбранная большей частью русского народа участь — протирать стекла «бээмвух», а не запускать в космос корабли и не глядеть со сжимающимся сердцем на уходящую в небо огненную стрелу.
Своего одноклассника, космического инженера Витьку Ракитина, Жаров встретил в прошлом году в переходе около метро «Таганская». Он торговал женскими колготками и увлеченно обсуждал цены на них на разных базах с пожилым мужчиной, как выяснилось, доктором биологических наук. Самое интересное, Ракитин жизнью был вполне доволен.
— А что, старик, зарабатываю неплохо. Деньги капают. Мне нравится торговать. На людях. Общение. Торг. А этот Байконур осточертел. Холод, жара, запуски, драли в три шкуры… Ни о чем не жалею. Тем более денег в институте полгода не платили. Ну его на хрен, этот космос.
Жаров остановился у джипа, рядом прошелся кавказец, видимо, не усмотрел в майоре потенциального клиента и удалился, презрительно поджав губы.
Небольшой наушник, вставленный в ухо, прошипел:
— Объект Один появился. Перед лестницей в главный выставочный центр.
Засекли. Жаров встряхнулся и направился к выходу.
В газетном киоске у павильона «Космос» он купил газету.
Вон — объект, под ракетой. Светло-серый пиджак, черные брюки — на фуршет что ли вырядился? Кто так одевается на подобные встречи? Уселся на лавку. Портфель поставил справа от себя.
Жаров просмотрел «Комсомолку». Опять очередные разоблачения. Интервью с «серым волком» — пространное, нахальное, хвастливое. Расписано, как «волки» хорошо дрались и насколько беспомощны были российские солдаты. И все до последней строчки вранье. Скорее всего сочинил все сам корреспондент, собрав вырезки из чеченских листовок и телеинтервью.
— Пустобрехи, — прошептал майор.
Тем временем к серопиджачному подсел крепкий высокий с длинными и пышными волосами шатен. И не холодно ему в легонькой синей футболке? «Серый пиджак» встал и побрел прочь. Без портфеля.
— Передача, — зазвучал наушник.
Шатен посидел с минуту, полистал яркий журнал, прихватил чужой портфель и направился в сторону оптового продовольственного рынка, приютившегося на окраине ВДНХ.
Интересно, какого черта их сюда понесло? — подумал Жаров. Не могли передать, как принято, через камеру хранения? Какие-то свои соображения. Мало ли какие у людей обстоятельства? Главное — посылка пришла по назначению.
Получателя посылки повела «наружка». Ребята на этом собаку съели. Жаров что хотел получил. Увидел двоих. Оценил их. Он умел оценивать людей по повадкам, поведению, динамике движений — так оценивают скаковых лошадей.
— Сел в «контейнер». Квитанция номер… — балабонили сотрудники службы наружного наблюдения на своем малопонятном языке.
Шатен уселся в свой «Фиат» на стоянке около оптового рынка. «Серопиджачный» поймал «такси» на проспекте Мира. За обоими уцепились «прилипалы» — они своего не упустят.
Все, теперь можно возвращаться.
Жаров прошел на стоянку и сел в машину. Сорокин, сидевший за рулем, осведомился:
— Порядок?
— Нормально.
— Я слышал переговоры. Куда теперь?
— На хату. Будем ждать указаний.
Встреча проходила на одном из подмосковных секретных объектов ФСБ. Собрались генерал-полковник Логинов, генерал-лейтенант Залыгин и исполняющий обязанности начальника ФСБ генерал-полковник Ильичев.
— Смешно. Нашу теплую компанию на фото и в газету под заголовком: «Готовится госпереворот», — улыбнулся Ильичев.
— А, все равно терять нечего, — отмахнулся Залыгин. — Чего генералу терять, кроме собственных цепей?
— Вот, — Ильичев положил на стол папку с документами. — Кое-что удалось узнать.
Логинов пододвинул папку к себе и перелистал.
— После того как съели бывшего начальника службы безопасности Президента, организация все больше деградирует, — начал излагать Ильичев. — Как вы знаете, компетенция нового начальника оставляет желать лучшего.
— Ну конечно, из адъютантов Президента — в начальники охраны. Зонтикодержатель и двереоткрыватель. Отличное паркетное воспитание, — кивнул Залыгин. — Новое поколение идиотов.
— После того как СБП вошла в Федеральную службу охраны, — продолжил Ильичев свою речь, — следы деградации наблюдаются все явственнее. Готовность подразделений падает. Моральный уровень — ниже нуля. Той организации, той мини-суперспецслужбы, которая была, сегодня нет.
— Это известно, — кивнул Логинов.
— На ключевые должности потихоньку назначаются люди, верные ленинградской политической группировке и лично Чумаченко.
— Везде пострел поспел, — покачал головой Залыгин.
— Сегодня на Руси кто хранит главное тело, у того ключи от рая, — сказал Ильичев.
— Если умеет телом распорядиться, — произнес Логинов.
— Они умеют, — усмехнулся Залыгин.
— Вот возможные фигуранты, — Ильичев пододвинул к себе папку, вынул из нее фотографии и разложил как карты. — Наиболее вероятный — начальник отдела полковник Сапрыкин. Работал еще в девятке в ближнем круге охраны Горбачева. За аморалку его едва не выгнали. Грянула перестройка. Он оказался в экономическом управлении Министерства безопасности, потом у Коржова. Коржов его долго терпеть не стал, почувствовал гнильцу и выпер в Федеральную службу охраны — сторожить правительственные объекты в Краснодарском крае. После того как «съели» Коржова, неожиданно возник Сапрыкин в Службе безопасности Президента. И привел с собой еще нескольких сотрудников.
— Похож на мерзавца?
— Мерзавец и есть. Всю жизнь продавал окружающих, шагал по головам, делал карьеру. Из глухого села, решил сам сделать себя в жизни.
— Кто обеспечивает безопасность фуршета в честь дня рождения «большого папы»?
— Ответственный — Сапрыкин. Он уже начал суетиться. Ильичев описал остальных кандидатов.
— Если это Сапрыкин и он действительно затеял то, о чем мы думаем, с ним должен еще кто-то работать, — сказал Залыгин. — Его ближайшие связи?
— Уже проверили, — сказал Ильичев и изложил расстановку по следующей группе лиц.
— Кто из них? — спросил Логинов. — Нужно узнать. Время еще есть… Насколько у вас сильно влияние на ФСО?
— Достаточно. Начальник ФСО вот здесь сидит, — и.о. начальника ФСБ сжал здоровенный кулак, и стало ясно, что начальнику федеральной службы охраны, если он действительно в этом крепком кулаке, не позавидуешь.
Ильичев был из старой гвардии гэбистов. На рубеже восьми-десятых-девяностых одни из его коллег запили, другие, в том числе и в генеральском чине, лихорадочно листали агентурные дела и предавались шантажу своих наушников, в результате чего очень быстро повыходили на пенсию и расселись в креслах руководителей коммерческих структур, замов по безопасности крупных фирм и банков, которыми владели их бывшие агенты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Брось, Роман. Ты уже привык. Ты перестаешь быть воином. Ты становишься частью их ПРЕИСПОДНЕЙ.
— А вот тут ты ошибаешься, майор. Очень ошибаешься.
Роман вздохнул.
— Ладно, лирику побоку. У тебя ведь ко мне дело.
— Есть небольшое, — согласился Жаров. — Ты не задумывался, что происходит в стране в последнее время?
— Задумывался. Вывод напрашивается сам собой — нас решили добить. По всем направлениям.
— Одно из них — террор.
— Горцы понимают язык силы. Любые переговоры и предложения дружить — для них проявление слабости. Улыбаясь, они с готовностью всадят нож в того, кто повернулся к ним спиной. Вот этот нож они сейчас и всаживают… Скажу больше, всаживают, не забывая делить бабки с московскими массовиками-затейниками.
— У тебя есть информация?
— У меня много что есть, — Роман внимательно посмотрел на Жарова. — А тебе как, из любопытства или для дела?
— Для дела, Роман. Для справедливого дела.
— С благословения московских шишек чеченцы в ближайшее время прорубают еще несколько окошек по наркотранзиту. Будут использовать аэропорт Ханкалу, самолеты российских авиакомпаний. Намерены сбросить героин в Европу как минимум на зеленый арбуз.
— Миллиард долларов?
— Да. И им дается еще добро на махинации с нефтью. Вот только почему?
— Почему? Только ли от того, что все куплено?
— Может быть, это не только мародерский дележ награбленного имущества из горящего дома? — Роман сжал в кулаке вилку, будто хотел ее согнуть. — А не расплачиваются ли с ними?
— За что?
— За что-то.
— В том числе и за террор? — Жаров напряженно глядел на Демьяненко.
— Все знают, что террор не существует просто так. Он — один из инструментов политики, служит для достижения каких-либо целей. А цель у нетопырей одна — добить больное государство Российское, а наследство растащить.
— Что у вас с чеченцами?
— Вооруженное противостояние с редкими боевыми действиями. Была идея — смести их одним ударом. Устроить им тут Чечню девяносто шесть. Сил не хватает.
— Нам надо хоть немного сбить волну, — вздохнул Жаров. — Помоги информацией.
— Ладно. Чем могу — помогу. Давай, — Роман поднял бокал. — Чтоб сдохли наши враги и жили друзья.
Жаров поднял свой бокал и со звоном чокнулся.
— Они стреляли. Из пулемета по мирным людям! — надрывался бандит в папахе.
— Это не защитники! Это убийцы! — подвывала ему закутанная в платки женщина с перекошенным ненавистью лицом.
Сутки назад солдаты внутренних войск, несшие службу на границе со «Свободной Ичкерией», открыли огонь по боевикам, внаглую попершим на них. И уже сутки шумел без умолку теле — и радиоэфир. Почему армия стреляет в мирных людей? Кто дал такой приказ? Кому отвечать? И вообще, инцидент осложнит мирный переговорный процесс на Кавказе.
— Вновь заявили о себе «социал-дворники». Они взяли на себя взрыв автомобиля, оставленного около отдела внутренних дел в Красноярске, когда было ранено трое сотрудников МВД.
— За допущенные нарушения начальник Федеральной службы безопасности генерал Пантелеев отстранен от должности. Источник в администрации Президента утверждает, что причиной опалы является сфальсифицированное дело в отношении заместителя министра экономики, который сегодня же был решением Генерального прокурора освобожден из-под стражи.
Телеведущий излагал эти новости с озабоченной миной человека, у готорого гвоздь в седалище.
— Так, пункт восемнадцать и двадцать, — удовлетворенно произнес Голубев, отчерчивая строчки в тексте.
Алексеев с содроганием смотрел на эту ручку. Как жезл оракула — она отмечает поступь предсказанных событий. И от этого становилось не по себе.
— Опять гибнут люди, — покачал головой Алексеев.
— Гибнут, — кивнул Голубев. — Но это все мелочи по сравнению с основным этапом. И если мы здесь ошибаемся — это будет по-настоящему плохо.
Затренькал на столе прямой телефон с генералом Залыгиным.
— Николай Сергеевич, генерал ждет вас с Голубевым, — произнес голос адъютанта.
— Во сколько?
— Немедленно.
— Есть, — Алексеев повесил трубку. — Пошли, Семен Владиславович, голова кличет.
Они пешком поднялись на два этажа, не уставая показывать пропуска солдатам из бригады охраны, перекрывавшим коридоры. Отстукали шифр на цифровом замке и проникли в коридор, где обитал Залыгин и его помощники.
— Товарищ генерал, к вам Алексеев и Голубев, — произнес адъютант в селектор и кивнул:
— Заходите.
Залыгин пригласил их сесть. Потом протянул Алексееву донесение. Тот прочитал его и дал Голубеву. Пробежав текст глазами, Голубев хлопнул по столу ладонью:
— Вот она, ключевая фигура!
— Похоже на то, — согласился генерал.
Во время визита в Брюссель первый вице-премьер правительства России Александр Чумаченко встречался с неким Мартином Старком, который являлся одним из координаторов «Местного контроля».
— За инструкциями летал, воробышек-то наш, реформатор-стахановец, ударник-терминатор, — покачал головой Алексеев.
— Это еще подтвердить надо, — произнес Залыгин.
— Будет подтверждение. Скоро, — сказал Голубев.
— Итак, предположительно дата акции — двадцатое июля, — сказал генерал.
— Это уже точно, — согласился Алексеев.
— День рождения Президента, — произнес задумчиво Голубев. — Ожидается большой фуршет. Если здоровье главного позволит.
— Позволит, — хмуро сказал генерал. — Он обязан быть там.
— Чтобы показать — царь здоров, — поддакнул Голубев. — Царь еще ого-го.
— Поменьше иронии, — отрезал генерал.
— Есть.
— Нам пора начинать отрабатывать второе главное направление «Местного контроля», — сказал Алексеев.
— Пора. Тут нам ФСБ поможет.
— После того как их шефа выкинули, — насмешливо произнес Голубев.
— Просчитались, — заметил генерал. — Сегодня Президент отказался подписать указ о назначении на должность начальника ФСБ Мартемьянова. А значит, до контроля над этой конторой им ох как далеко. И у нас еще есть шанс поработать вместе… Все, товарищи офицеры, не смею вас задерживать. О малейшем изменении в ситуации и о предпринимаемых мерах докладывать мне немедленно.
— Есть, — кивнул Алексеев и встал.
Прошел дождь, повеяло холодом, и Жаров накинул на себя легкую ветровку. Она хорошо скрывала небольшую рацию.
До контрольного времени оставалось несколько минут. На ВДНХ было, как всегда, многолюдно. Здесь царила лихорадочная суета. Выставка превратилась в полигон для людей выбирающих. Кто-то выбирал себе пиджак за пятьсот баксов, кто-то новую мебель, кто-то пытался понять, какой же телевизор лучше — «Шиваки» или «Голдстар». И это в стране, где вскоре, не исключено, отключат электричество и тепло, люди были заняты выбором комбайнов и видеомагнитофонов, модельных туфель и автомашин.
Жаров скомкал бумажку от ванильного мороженого, бросил в урну, зашел в павильон «Космос», перед которым еще гордо возвышалась ракета — такая же вывела на орбиту первый пилотируемый корабль Земли. Сегодня она смотрелась занозой, раздражающей деталью на фоне всеобщего выбора утюгов и кофемолок.
В павильоне «Космос» было гулко и неуютно.
В детстве Жаров мечтал о космосе. Попала ему в руки давным-давно книга «Дороги в космос». Он с восторгом рассматривал фотографии космических кораблей и рисунки будущих межпланетных лайнеров, пейзажи иных планет. Эта любовь так и осталась с детства. Еще долго на душе теплело и накатывала сладкая грусть, когда он думал о взмывающих в небо ракетах, о чужих мирах. Может, он и посвятил бы себя этой стезе, но в старших классах понял, что не создан для точных наук, и на экзаменах нахватал трояков по физике и химии. Сорви голова, отличный спортсмен, заводила всяких школьных авантюр, редкий посетитель детских комнат милиции (иногда попадал в разные истории, поскольку привык защищать слабых, и поэтому имел постоянные стычки со шпаной, а ее в окрестностях хватало), он отправился поступать в Киевское училище спецназа. И начались дороги войны. Но мечта осталась до сих пор. А вот Витька Ракитин поступил в Бауманку на космический факультет, много лет не вылезал с Байконура, работал по беспилотным программам.
В одиннадцатилетнем возрасте Жаров впервые очутился в павильоне «Космос» на ВДНХ. Раскрыв рот, он смотрел на спутники и космические станции, на луноход и дальние межпланетные аппараты, братья которых побывали на Марсе, Венере. Не мог оторвать глаз от «Востока» — такой же вывел на орбиту Гагарина — кумира мальчишек в школе, где учился Жаров и где увлечение космосом было естественным для всех пацанов. Уже став взрослым человеком, Жаров все равно любил сюда захаживать. Здесь он ощущал чистоту человеческих стремлений, видел прорыв человечества к новым вершинам, мужество настоящих людей, которые скидывали тяготение и вырывались в холодные бесконечные просторы. Здесь не было грязи, не было выстрелов, моджахедов, ночных забросок и необходимости с оружием в руках защищать интересы страны. И Жаров завидовал тем, кто посвятил себя такому делу, хотя понимал, что профессия защитника важна и почетна.
Сегодня у Жарова было гадливое чувство. Будто в очередной раз наплевали в душу. В Музее космонавтики, где раньше стояли ракеты и спутники, сейчас сверкали полировкой импортные автомашины. Торгаши услужливо смотрели в глаза возможным клиентам. Мальчишки бережно протирали стекла. Важно прогуливались хозяева с кавказскими гордыми профилями. Все правильно, так и надо. Такие времена, такие вкусы. Вместо орбитального «Салюта» — «бээмвуха». Вместо «Бурана» — «Линкольн» с ценником «90 000 долларов США». Вместо фотографий Гагарина и Титова — абрекская алчная физиономия нового хозяина жизни, хозяина бывшего космического музея, властелина душевных порывов оскотиневшегося обывателя. Немногие оставшиеся экспонаты, бесцеремонно сваленные в углу смотрелись жалко и беспомощно. Что-то сиротливое было в них. Кому нужен космос, когда люди зарылись в помоях и довольно, жадно чавкают, не в силах поднять голову и посмотреть наверх? Кому нужны новые горизонты, когда самое время копаться в промышленных отходах со всего мира и вытирать лобовые стекла «бээмвух»? Жаров вздохнул. Что ж, выбранная большей частью русского народа участь — протирать стекла «бээмвух», а не запускать в космос корабли и не глядеть со сжимающимся сердцем на уходящую в небо огненную стрелу.
Своего одноклассника, космического инженера Витьку Ракитина, Жаров встретил в прошлом году в переходе около метро «Таганская». Он торговал женскими колготками и увлеченно обсуждал цены на них на разных базах с пожилым мужчиной, как выяснилось, доктором биологических наук. Самое интересное, Ракитин жизнью был вполне доволен.
— А что, старик, зарабатываю неплохо. Деньги капают. Мне нравится торговать. На людях. Общение. Торг. А этот Байконур осточертел. Холод, жара, запуски, драли в три шкуры… Ни о чем не жалею. Тем более денег в институте полгода не платили. Ну его на хрен, этот космос.
Жаров остановился у джипа, рядом прошелся кавказец, видимо, не усмотрел в майоре потенциального клиента и удалился, презрительно поджав губы.
Небольшой наушник, вставленный в ухо, прошипел:
— Объект Один появился. Перед лестницей в главный выставочный центр.
Засекли. Жаров встряхнулся и направился к выходу.
В газетном киоске у павильона «Космос» он купил газету.
Вон — объект, под ракетой. Светло-серый пиджак, черные брюки — на фуршет что ли вырядился? Кто так одевается на подобные встречи? Уселся на лавку. Портфель поставил справа от себя.
Жаров просмотрел «Комсомолку». Опять очередные разоблачения. Интервью с «серым волком» — пространное, нахальное, хвастливое. Расписано, как «волки» хорошо дрались и насколько беспомощны были российские солдаты. И все до последней строчки вранье. Скорее всего сочинил все сам корреспондент, собрав вырезки из чеченских листовок и телеинтервью.
— Пустобрехи, — прошептал майор.
Тем временем к серопиджачному подсел крепкий высокий с длинными и пышными волосами шатен. И не холодно ему в легонькой синей футболке? «Серый пиджак» встал и побрел прочь. Без портфеля.
— Передача, — зазвучал наушник.
Шатен посидел с минуту, полистал яркий журнал, прихватил чужой портфель и направился в сторону оптового продовольственного рынка, приютившегося на окраине ВДНХ.
Интересно, какого черта их сюда понесло? — подумал Жаров. Не могли передать, как принято, через камеру хранения? Какие-то свои соображения. Мало ли какие у людей обстоятельства? Главное — посылка пришла по назначению.
Получателя посылки повела «наружка». Ребята на этом собаку съели. Жаров что хотел получил. Увидел двоих. Оценил их. Он умел оценивать людей по повадкам, поведению, динамике движений — так оценивают скаковых лошадей.
— Сел в «контейнер». Квитанция номер… — балабонили сотрудники службы наружного наблюдения на своем малопонятном языке.
Шатен уселся в свой «Фиат» на стоянке около оптового рынка. «Серопиджачный» поймал «такси» на проспекте Мира. За обоими уцепились «прилипалы» — они своего не упустят.
Все, теперь можно возвращаться.
Жаров прошел на стоянку и сел в машину. Сорокин, сидевший за рулем, осведомился:
— Порядок?
— Нормально.
— Я слышал переговоры. Куда теперь?
— На хату. Будем ждать указаний.
Встреча проходила на одном из подмосковных секретных объектов ФСБ. Собрались генерал-полковник Логинов, генерал-лейтенант Залыгин и исполняющий обязанности начальника ФСБ генерал-полковник Ильичев.
— Смешно. Нашу теплую компанию на фото и в газету под заголовком: «Готовится госпереворот», — улыбнулся Ильичев.
— А, все равно терять нечего, — отмахнулся Залыгин. — Чего генералу терять, кроме собственных цепей?
— Вот, — Ильичев положил на стол папку с документами. — Кое-что удалось узнать.
Логинов пододвинул папку к себе и перелистал.
— После того как съели бывшего начальника службы безопасности Президента, организация все больше деградирует, — начал излагать Ильичев. — Как вы знаете, компетенция нового начальника оставляет желать лучшего.
— Ну конечно, из адъютантов Президента — в начальники охраны. Зонтикодержатель и двереоткрыватель. Отличное паркетное воспитание, — кивнул Залыгин. — Новое поколение идиотов.
— После того как СБП вошла в Федеральную службу охраны, — продолжил Ильичев свою речь, — следы деградации наблюдаются все явственнее. Готовность подразделений падает. Моральный уровень — ниже нуля. Той организации, той мини-суперспецслужбы, которая была, сегодня нет.
— Это известно, — кивнул Логинов.
— На ключевые должности потихоньку назначаются люди, верные ленинградской политической группировке и лично Чумаченко.
— Везде пострел поспел, — покачал головой Залыгин.
— Сегодня на Руси кто хранит главное тело, у того ключи от рая, — сказал Ильичев.
— Если умеет телом распорядиться, — произнес Логинов.
— Они умеют, — усмехнулся Залыгин.
— Вот возможные фигуранты, — Ильичев пододвинул к себе папку, вынул из нее фотографии и разложил как карты. — Наиболее вероятный — начальник отдела полковник Сапрыкин. Работал еще в девятке в ближнем круге охраны Горбачева. За аморалку его едва не выгнали. Грянула перестройка. Он оказался в экономическом управлении Министерства безопасности, потом у Коржова. Коржов его долго терпеть не стал, почувствовал гнильцу и выпер в Федеральную службу охраны — сторожить правительственные объекты в Краснодарском крае. После того как «съели» Коржова, неожиданно возник Сапрыкин в Службе безопасности Президента. И привел с собой еще нескольких сотрудников.
— Похож на мерзавца?
— Мерзавец и есть. Всю жизнь продавал окружающих, шагал по головам, делал карьеру. Из глухого села, решил сам сделать себя в жизни.
— Кто обеспечивает безопасность фуршета в честь дня рождения «большого папы»?
— Ответственный — Сапрыкин. Он уже начал суетиться. Ильичев описал остальных кандидатов.
— Если это Сапрыкин и он действительно затеял то, о чем мы думаем, с ним должен еще кто-то работать, — сказал Залыгин. — Его ближайшие связи?
— Уже проверили, — сказал Ильичев и изложил расстановку по следующей группе лиц.
— Кто из них? — спросил Логинов. — Нужно узнать. Время еще есть… Насколько у вас сильно влияние на ФСО?
— Достаточно. Начальник ФСО вот здесь сидит, — и.о. начальника ФСБ сжал здоровенный кулак, и стало ясно, что начальнику федеральной службы охраны, если он действительно в этом крепком кулаке, не позавидуешь.
Ильичев был из старой гвардии гэбистов. На рубеже восьми-десятых-девяностых одни из его коллег запили, другие, в том числе и в генеральском чине, лихорадочно листали агентурные дела и предавались шантажу своих наушников, в результате чего очень быстро повыходили на пенсию и расселись в креслах руководителей коммерческих структур, замов по безопасности крупных фирм и банков, которыми владели их бывшие агенты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16