Вадик, не дай бог, заметит, устроит скандал и выгонит Людмилу. А она решила держаться за эту работу. Дело в том, что заработки на новом месте были довольно приличные. Хоть и каторжная работа, зато платят хорошо.
А остаться одной, без покровителя, без поддержки Людмила не могла. У нее был не такой характер. То о ней заботилась мама, то муж, а теперь вот Вадик.
Конечно, ничего хорошего она от Вадика не ждала, но все же он оказался рядом в трудную минуту и помог устроиться. Ее это успокаивало, придавало уверенности в себе. Ей вовсе не хотелось, чтобы Вадик отвернулся от нее и перестал ей помогать. Как она тогда будет жить?
Людмила поежилась, представив, какой будет скандал, если Вадик заметит, что Семен к ней неравнодушен. От этой мысли по телу пробежала дрожь.
— Я на тебя смотрю и любуюсь, — продолжал Семен доверительным шепотом. — Ты так мне нравишься, даже слов нет.
Он говорил это горячо, нагнувшись к ней поближе через разделявший их столик. Людмила даже ощутила его взволнованное дыхание.
— Но ты же знаешь, что я с Вадиком… — прошептала она и осеклась. Кто же этого не знает?
— Конечно, знаю, — ответил Сема. — Вот я и удивляюсь: что ты в нем нашла?
Он же скотина, животное, ты что, сама не видишь? Неужели не понимаешь, что он за тип?
— А ты что за тип? — вдруг возразила Людмила. Ей неожиданно захотелось высказать ему все, что она передумала в течение тех часов, пока шлялась по незнакомому городу с пистолетами в пакете. — Думаешь, ты лучше? — возмутилась она. — А это что? — Людмила указала на пакет. — Это же преступление. Тебя сегодня просто чудом не арестовали. А если бы ты не учуял, что тебя могут проверить? Что тогда?
Людмила перевела дух. Что это она так напустилась на него? Он, конечно, не прав, но ведь все закончилось благополучно и она в конце концов даже взяла деньги. Хоть и небольшие, но ведь взяла!
— Да не буду я больше тебя просить, ни о чем не беспокойся, — сказал с досадой Семен. — Я же не об этом. Раз ты так боишься, то не надо мне помогать.
Я с тобой о другом хочу поговорить.
— Вот и я о другом, — подхватила Людмила. — Я спрашиваю тебя: почему ты ругаешь Вадика? Пусть он свинья, я и сама это знаю. Но ты-то чем лучше?
— Я женщинами не торгую, — вдруг строго сказал Семен. — Я девушек под клиентов не подкладываю, запомни это. Хотя бы этим я лучше. У меня честный бизнес. Захотел добрый человек кого убить, ему пистолет нужен. Он у меня его покупает. Все чисто, никто никого не эксплуатирует.
— А кто торгует женщинами? — спросила Людмила, внезапно похолодев.
— Кто торгует? — злобно переспросил Семен. — А ты у него спроси, чем он занимается, паскуда. Спроси у него, спроси! А ты не подумала, зачем ему понадобилась? Пускай он тебе расскажет. Да ты и сама скоро поймешь. Весь поезд давно понимает.
Он не успел договорить, потому что Людмила, не в силах больше слушать Семена, вскочила и торопливо направилась к выходу. Хватит с нее, довольно!
Сначала этот Сема чуть было не погубил своей дурацкой просьбой, а теперь еще говорит такое.
Сема догнал ее, схватил за руку и пошел по улице рядом.
— Ты что, обиделась, что ли? — спросил он.
Людмила не отвечала, а только ускоряла шаг. Он был ей неприятен: и его слова, и его прикосновения. Она будто вновь погрязла в грязи. Что-то часто с ней такое случается за последнее время.
— Ты не обижайся, я же вижу — ты хорошая, — извиняющимся голосом говорил Сема, почти насильно останавливая ее. — Я же вижу, что ты не такая, просто у тебя что-то в жизни не сложилось. Я же, жалея тебя, предупредить хотел, — бормотал растерянно Сема.
— Не надо меня жалеть! — выкрикнула Людмила, расплакалась и ушла. Она брела по улице и рыдала. Несколько раз ее пытались остановить сердобольные прохожие, но она только ускоряла шаг.
Она и сама не ожидала от себя такой реакции. Наверное, подвели нервы — сказывалось и вечное напряжение в последнее время, и события сегодняшнего дня, и эти глупые слова Семена о Вадике. Торгует женщинами!.. Какие страшные и отвратительные слова! Надо же придумать такое! Впрочем, чего еще ждать от такого человека, как Семен.
Вечером, когда ресторан в поезде вновь заработал и туда потянулись первые посетители, Людмила старалась не смотреть на Семена. Делала вид, что между ними днем ничего не произошло. Он тоже избегал ее взгляда.
— Прогулялась? — встретил Людмилу Вадик и привычно хлопнул ладонью по ягодицам. — Теперь беги работай, вон сколько народу набилось.
Начался обычный рабочий вечер, в течение которого Людмила носилась как угорелая по вагону, еле-еле успевая обслуживать посетителей.
Как всегда, она старалась не обращать внимания на приставания подвыпивших мужчин, которых в вагоне-ресторане было большинство, на их шуточки, заигрывания и даже делала вид, что не замечает, когда некоторые похлопывают ее по ягодицам. Если официантка в вагоне-ресторане будет обращать внимание на подобные вещи, то просто не сможет работать.
Внешний вид Людмилы как бы провоцировал мужчин на свободное с ней обращение. Еще в первый день ее работы Вадик объяснил ей, как она должна выглядеть. С тех пор она одевалась так, как он велел. На Людмиле была белая блузка, белая наколка на голове и короткая черная юбка в обтяжку.
— Туфли должны быть на высоком каблуке, — велел Вадик. — Чтобы цокали. А что ходить трудно, да еще когда вагон качает, то ничего, привыкнешь.
Юбка на Людмиле была такая тесная и коротенькая, что, когда она нагибалась, мужики отпускали грубые шутки, полагая, что она делает это намеренно.
Несколько раз Людмила просила Вадика разрешить ей одеваться иначе, но он даже слышать об этом не хотел.
— Так надо, — строго говорил он. — Мне лучше знать.
Если Людмила пыталась с ним спорить, он, глядя на нее властным взглядом, говорил коротко:
— Заткнись.
Иногда мог больно схватить Людмилу за грудь, у нее даже перехватывало дыхание.
Каждый вечер среди посетителей находился один или двое мужчин, которые особенно досаждали Людмиле: лапали ее, отпускали скабрезные шуточки.
На этот раз особенное внимание ей уделяла компания, состоявшая из троих мужчин среднего возраста и одного юнца лет двадцати с противным прыщавым лицом.
Это были какие-то перекупщики, которые с барышом возвращались в Питер после удачно проведенной торговой махинации. Они вели себя развязно, от их столика доносились взрывы хохота и матерные выражения, к которым Людмила, однако, уже успела привыкнуть.
Каждый раз, когда она подходила к их столику, все четверо пытались с ней заигрывать, называли на «ты», а когда она по их настоянию назвала им свое имя, подзывали ее не иначе как «Людка».
— Эй, Людка, беги сюда! — требовательно кричали они.
Больше всех усердствовал юнец, которого остальные называли Сашок. Он был одет в засаленную кожаную куртку и пестрый турецкий свитер — форменный наряд коммерсантов средней руки.
В середине вечера, когда прошла первая усталость, Людмила присела в подсобке: покурить и перевести дух.
Семен находился рядом, но не пытался с ней заговорить. Только смотрел на утомленную Людмилу жалостливо и молчал.
«Хоть этот меня жалеет», — подумала вдруг Людмила с благодарностью.
Чувство неприязни к Семену у нее прошло. Она решила, что коли стала такой, что к ней можно запросто обратиться с подобным предложением, то и обижаться нечего. Кроме того, она теперь все время думала о тех жутких словах Семена.
Неужели это правда?
Почему он вообще об этом заговорил? Может, просто хотел ее предупредить?
Судя по всему, он действительно хорошо к ней относится. Людмила курила и думала о странном поведении Семена.
Вдруг в окошко, ведущее в ресторан, она увидела, что Вадик подошел к столику, за которым сидела шумная компания, и заговорил с ними. Они смеялись и изредка оглядывались по сторонам, будто проверяя, не слышит ли кто их разговор.
После этого Сашок встал и, обняв Вадика за плечи, отвел его в сторону, в конец вагона-ресторана. Он держался с Вадиком как с равным, хотя был моложе его вдвое. Но юнец чувствовал себя богатым, и потому разница в возрасте его не смущала. Он был уже пьяноват, его прыщавое лицо покраснело, а маленькие свиные глазки сделались мутными.
В это время Людмилу позвали к какому-то столику, и она потеряла из виду и Вадика, и молодого человека. Через десять минут Вадик вновь появился в вагоне-ресторане. Он решительно подошел к Людмиле и, взяв ее за локоть, властно сказал:
— Давай пойдем в одно место ненадолго. Потом сюда вернешься.
— Но я же не могу, — ничего не понимая, ответила Людмила. Она посмотрела по сторонам и показала рукой на столики с посетителями:
— Тут ведь столько работы.
— Ничего, — усмехнулся Вадик. — Это мы поправим. Семен за тебя поработает.
Он подозвал Сему и небрежно объявил:
— Людмила отлучится ненадолго, а ты пока поработай за нее. А то у нее тут небольшое дельце появилось.
Семен молча кивнул, взглянув на ухмыляющееся лицо Вадика, а Людмила вся сжалась, предчувствуя недоброе. Она поймала на себе взгляд Семена и подумала о самом худшем.
Так оно и оказалось: стоило Людмиле с Вадиком пройти в служебный вагон, как Вадик остановил ее и, глядя в глаза, тихо сказал:
— Будешь хорошей девочкой, заслужишь награду. Поняла?
— А что я должна делать? — растерянно спросила Людмила, уже догадываясь, что ей предстоит.
— Ничего, — ухмыльнулся Вадик. — Сейчас сама все поймешь. Да ты не бойся, у тебя отлично получится.
С этими словами он открыл дверь ее купе и втолкнул туда Людмилу.
— Познакомьтесь-ка получше, — бросил он ей вслед и закрыл дверь, оставив Людмилу наедине с Сашком, нагло развалившимся на ее кровати.
Мерзкий тип лежал в одежде, не снимая ботинок, поверх одеяла и, заложив руки за голову, спокойно, с видом превосходства рассматривал застывшую от ужаса Людмилу.
Так вот оно что! Так и есть, они договорились с Вадиком, и тот продал ее этому немытому юнцу!
— Ну что стоишь? — просипел Сашок. — Проходи, раздевайся. Только догола, я только так хочу.
Людмила метнулась обратно. Ей показалось, что Сашок сейчас набросится на нее, повалит, изнасилует. Но этого не произошло. Юнец остался лежать без движения, со спокойной уверенностью наблюдая за развитием событий. Дверь поддалась, и Людмила выскочила в коридор.
В коридоре ее ждал Вадик, который, видимо, контролировал «операцию».
— Как ты мог! — закричала Людмила. Она задыхалась от негодования. — Как ты посмел!..
— А ну возвращайся туда, — приказал Вадик, и лицо его сделалось каменным.
— Да старайся как следует, чтобы ему понравилось. — Потом добавил:
— Он прилично заплатил за полчаса, так что ты должна обслужить его по высшему классу.
— Я не могу, — пробормотала она, опуская голову и дрожа от страха. — Нет, я не могу. Это подло с твоей стороны. — От отчаяния она решилась даже на такие слова.
— Что? — удивленно протянул Вадик. — Что ты такое несешь? Ты что, не понимала, зачем мне тут нужна? Думала, что я тебя просто так взял на работу?
Очень надо, у меня и без тебя от баб отбоя нет.
Людмила молчала, но не сдвинулась с места.
— Понимать же надо, — снисходительно продолжал Вадик. — Я мог профессиональную официантку найти. Не пришлось бы тебя всему учить, натаскивать. Ты вон до сих пор толком сдачи клиенту дать не умеешь, с блюдами вечно ошибаешься. Разве стал бы я с тобой возиться, если бы ты мне была нужна только как официантка! — Вадик покачал головой, как бы осуждая Людмилу за такую наивность.
— Но я не могу, — простонала Людмила, пытаясь пробудить в Вадике жалость.
— Ну пощади меня! Отпусти! Я уволюсь, если нужна тебе только для того, чтобы ты продавал меня мужикам.
— Вот потом и уволишься, если захочешь, — твердо заявил Вадик. Его глаза зло сверкнули. — Сначала отработай должок. Почти месяц тебя тут держу; учу уму-разуму, деньги плачу, которые ты толком не заработала. Нет, теперь за все отрабатывай. Плати за мою доброту. Пошла, пошла… — И Вадик опять подтолкнул ее к двери купе. Он не толкал ее слишком сильно. Ему хотелось, чтобы Людмила пошла сама.
Людмила закрыла за собой дверь купе и взглянула на Сашка. Тот лежал все в той же позе и спокойно ждал.
— Ну раздевайся, — процедил он презрительно. — Да быстрее, я еще в ресторан вернуться хочу, так что пошевеливайся.
«Он ведь моложе меня», — с тоской подумала Людмила и стала неловкими, мокрыми от пота пальцами стаскивать с себя одежду. Руки дрожали, одежда падала на пол.
Через тридцать минут Сашок ушел, удовлетворенный. Он потрепал Людмилу по щеке и тоном знатока похвалил:
— Молодец, девочка…
Людмиле было нестерпимо стыдно. Как она могла пойти на такое? Но что-то, видно, надломилось в ней, поскольку она всерьез верила: если Сашок заплатил за нее деньги, то имеет на все право. А она при этом еще и должница Вадика. От этой мысли сделалось страшно.
Через несколько минут Людмила вернулась в ресторан. Душа в поезде не было, поэтому ей пришлось натянуть блузку и юбку на потное тело, и теперь мокрые пятна выступили на блузке.
Вадик увидел, что Людмила вернулась, и наблюдал, как она, спотыкаясь на высоких каблуках, идет по проходу между столиками. Он заметил ее дрожащие накрашенные губы, полные застывших слез глаза.
— Ну вот и отлично, — удовлетворенно произнес он. -Ты постаралась, клиент доволен. Теперь беги, работай дальше.
Он еще раз окинул Людмилу внимательным взглядом и тихонько шлепнул по заду.
— А тебе это пошло на пользу. — Он хохотнул. — Ишь как раскраснелась.
Пунцовая от стыда, плохо соображая, Людмила проработала до конца вечера.
Сашок, вернувшийся за свой столик, весело рассказывал о проведенном времени, и вся компания хохотала, презрительно глядя на суетящуюся возле столиков Людмилу.
Ей хотелось провалиться сквозь землю.
После окончания работы Вадик заглянул к Людмиле в купе и сунул ей две сотенные купюры.
— Это твоя доля, — пояснил он. — Заработала…
С этого дня Вадик перестал навещать Людмилу по ночам. То ли брезговал ею, то ли просто презирал. Он продавал ее за деньги пассажирам, посетителям вагона-ресторана. Себе брал большую часть денег, а Людмиле отдавал гроши, но она не смела ему возражать. Она как бы уже не принадлежала сама себе, полностью подчинившись Вадику.
Ей грех было жаловаться — зарабатывала она прилично. Особо разбогатеть от таких заработков было нельзя, но нужды Людмила не испытывала. А к физическим нагрузкам постепенно привыкла и к концу рабочего дня уже не так уставала.
Людмила открыла для себя секрет выживания в этих условиях. Надо просто забыть о своей прежней жизни, забыть о том, кем была, и о том, что с ней произошло. Надо просто отказаться от себя самой. Если бы она продолжала вспоминать о той благополучной жизни, то сошла бы с ума.
Людмила считала, что умерла в тот день, когда ее бросил муж. Теперь она была другим человеком, совершенно другой женщиной и вела совсем другую жизнь.
Людмила ощущала себя неодушевленным предметом. Так ей было легче. Днем и вечером она работала официанткой, а ночью она была куклой, сосудом скверны, куда изливалась грязь и похоть мужчин.
С Семеном она больше не разговаривала, и он не делал попыток сблизиться с ней. Людмила испытывала неловкость, когда ловила на себе его взгляд — изучающий и жалеющий.
А ведь Семен был прав, когда предупреждал ее тогда в Перми. Правда, это предупреждение несколько запоздало, и Людмила уже не могла ничего изменить.
Главное в ее нынешнем положении — ни о чем не думать. Иначе сознание начнет бунтовать, и тогда выход один — смерть.
Мужчины, которых приводил в ее купе Вадик, попадались разные. Людмила с тупой обреченностью делала все, что ей велели. Отказаться она не могла — иначе Вадик выгонит ее с работы. А кому она такая нужна? Куда она пойдет? Наверное, у нее уже на лице написан порок… Некоторые клиенты приносили с собой вино или шампанское и угощали ее. Некоторые заставляли ее пить водку, кто-то вел себя грубо и цинично, а кто-то — даже жалел. Но Людмила не замечала ничего. Она жила будто в страшном сне…
Жизнь неслась вперед, как скорый поезд по рельсам. Прошел почти год работы Людмилы на новом месте. Как изменилась она за это время, как изменилось все вокруг!
Однажды зимой на нее вдруг нахлынули воспоминания.
Все важное случается внезапно.
В этот раз, когда Людмила заглянула в глубь вагона-ресторана, определяясь, кому нужно нести суп, а кому — второе, за дальним столиком заметила мужчину, которого, как показалось ей, где-то прежде видела. Посетитель, по-видимому, только что зашел.
Кто это? Где она раньше видела его? Людмила стала вспоминать. И почти сразу ее осенило — это же Миша. Да-да, тот самый Миша, который был помощником в фирме ее мужа. Тот, которого Игорь потом уволил, а у него хватило нахальства прийти к ним в гости, да еще приставать к Людмиле — жене хозяина дома.
Людмила, узнав его, содрогнулась. Ей было неприятно вспоминать о нем, и ее охватили нехорошие предчувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28