— Тони! — резко сказал он. — Что с тобой?! Что тебя гнетет?
Она отстранилась.
— Ничего.
— Это ты из-за Чилья так переживаешь?
— Я чувствую себя грязной шлюхой, — вздохнула Тони.
— Мы оба в грязи, — резко ответил Болан. — Ты с ними спишь, я режу им глотки. Ты не вспоминаешь, что у меня руки по локоть в крови, а я забываю о том, что тебя лапали те, чья кровь на моих руках. А выпускницу института благородных девиц, Тони, можешь разыгрывать дома с ребятишками.
— Да провались ты в преисподнюю, Мак! — огрызнулась Тони.
— Я уже в ней, — пробормотал Болан.
Тони снова прижалась к нему и обхватила тонкими пальцами его свободную руку.
— Извини, — прошептала она. — Я не хотела.
— Ничего, — мягко ответил Болан. — Я все понимаю, Тони. Те же самые бесы и мне нутро грызут. Приходится время от времени с ними сражаться. Пойми, таков мир. Этот мир. Тот, в котором мы встретились. И мы не можем жить и действовать в нем по законам другого мира. Славные парни и хорошие девочки здесь ни на что не способны... и, черт возьми, нельзя жить в обоих мирах одновременно, нельзя играть в одном мире по правилам другого.
— Я должна это понимать, — пробормотала она, — в том смысле, что ты судишь меня не по тем меркам, которые пригодны в мире хороших девочек и мальчиков. Ты презираешь меня за... за...
Мак вздохнул. Ох, как не любил он эти морально-психологические разборки!
— Единственное, в чем я имею право судить тебя, Тони, так это в вопросах твоей профессиональной пригодности, оценивая твою эффективность в этом мире. И я никого не презираю.
Тони в ответ покачала головой.
— Ты презираешь старика, лежащего на заднем сиденье.
— Нет. Я понимаю его. Я признаю, что он несет угрозу тому, лучшему миру, и я делаю все необходимое, чтобы нейтрализовать его. Но нельзя сказать, что я ненавижу этого старика. По-своему, я им даже восхищаюсь.
Тони забралась на сиденье с ногами, устроилась бочком и, не отрываясь, вглядывалась в профиль Болана.
— Когда, наконец, я узнаю тебя по-настоящему? — вздохнула она.
— Подумай о той крови, что есть на мне, — предложил он спокойно. — И спроси себя, как далеко простая ненависть может продвинуть человека по морю крови. Не ненависть движет мною, Тони. Разве что в самом начале, но это было давно. С тех пор я потерял способность ненавидеть.
— И что же тогда тобой движет, Мак Болан?
— Хочешь законспектировать?
— Может быть.
Он недобро сверкнул глазами в ее сторону.
— Этот старый мир побуждает меня к действию, Тони.
— Ты имеешь в виду этот новый мир, не тот старый.
Болан кивнул.
— Тот, в котором гремят бои. Но это не новый мир. Он нов для тебя и меня. Но он всегда существовал, может даже дольше того, другого мира.
— Что-то я не врубаюсь, — сказала Тони. — Как тогда называется этот наш мир? Этот мир?
— Ад, — сказал он просто.
— Что?
— Это ад, Тони.
— О, Господи, — прошептала она. — Думаю, я начинаю понимать...
Какое-то время в машине царила напряженная тишина. Тони глядела сквозь ветровое стекло, очевидно пытаясь сориентироваться, где, по каким пригородам они проезжали. На небе уже пробивалась заря.
Наконец Тони вздохнула и сказала:
— Знаешь, ты меня просто убил. Почему мы с тобой раньше никогда не говорили на такие темы?
— Повода, наверно, не было, — ответил Мак.
— И что ж, это действительно ад?
— Если понимать под этим состояние психики, то да. Именно здесь создается тот другой, безопасный мир, здесь он формируется, черпает свои мотивы и обоснования. Все приходит отсюда. Здесь находятся войны. Здесь во мраке сражаются армии — постоянно, непрерывно, вечно.
— И что — я тоже воин? — серьезно спросила она.
— Конечно. Это состояние духа, оно не зависит от облика, возраста, пола. Сражаются две крайности, две противоположности, две стороны. Всегда только две.
— Добро и зло, — утвердительно произнесла Тони.
Болан пожал плечами.
— Или правда и кривда. Называй, как хочешь. В том, другом мире все состоит из оттенков серого. Здесь же — это или свет, или мрак.
— А ведь для тебя это не просто метафора. Ты во все это веришь. Мир хороших девочек и мальчиков просто производная от этого мира, побочный продукт.
— Ты никогда не размышляла, — ответил Болан спокойно, — о цене, которую надо платить за цивилизацию, в которой девочки могут быть всегда хорошими, а мальчики — славными? Ведь этот эдем, этот райский сад — это всего лишь расчищенные джунгли. Ты в джунглях бывала? Там можно утром прорубить тропу шириной метр, а к вечеру она уже исчезнет, зарастет — джунгли вернут себе свое, и как ты думаешь, кто создал эдем и кто поддерживает его существование? Хорошие девочки? Славные парни?
Он покачал головой.
— Нет, это дети райского сада. Они даже не знают, с какой стороны за топор или мачете берутся. А уж тем более, как рубить тропы в девственном лесу. Создатели эдема живут здесь, Тони, в джунглях. Райский сад проектируют в аду.
Девушка зябко передернула плечами и положила голову ему на грудь.
— Не нравится мне здесь, Мак, — сказала она слабым голосом.
— Мне тоже. Но у тебя еще есть время, Тони. Ты можешь выйти из игры.
— А ты не можешь?
— Ты же сама прекрасно знаешь, что нет. Только подумай — сколько на мне крови. Подумай об этом.
Тони заплакала, Болан оттолкнул ее от себя. Губы его плотно сжались, глаза снова стали ледяными.
— Прекрати! — приказал он.
— Ненавижу этот твой проклятый мир, Мак Болан! — закричала она яростно.
— Не я его создал, — ответил он. — Я просто живу в нем. Тот, кто здесь живет, здесь и умирает. Если у тебя другие планы, то я могу задержать вращение этого мира, чтобы у тебя было время сойти. Но не заливай меня горючими слезами, Тони. Это заразительно. Если я начну рыдать, то весь этот проклятый мир утонет в моих слезах.
— Ты ?! — вздохнула она, не веря своим ушам. — Зарыдаешь?!
— Не буду, если смогу удержаться, — отрезал он.
Он притормозил у обочины и повернулся к девушке, испытующе глядя на нее.
— Мы в этом мире не случайно, Тони. Так мы решили, ибо это на сто процентов отвечает нашим убеждениям. Так что решай.
Болан вложил в ее ладонь небольшой бумажник.
— Вот деньги, а вон там, через квартал, мотель. Твой ход.
Тони швырнула бумажник назад и поудобнее устроилась на сиденье.
— Пошел ты, — спокойно сказала она и вытерла слезы. — Будем считать, что экзекуция закончена надлежащим образом и продолжим наши игры.
— Ты уверена? — настаивал он.
— Уверена. Давай сюда свой проклятый топор или мачете, или что у тебя там, и начнем прорубать тропу.
Болан угрюмо улыбнулся и вывел машину на дорогу. Да, она была женщиной в его стиле. И это было плохо. Очень плохо.
Ибо в этом старом мире люди его типа обычно умирают молодыми.
Глава 5
Команда «Эйбл» снова собралась вместе, ощущала себя совершенно боеспособной и готовой выйти на тропу войны и идти сквозь адский огонь. И в глубине души Мак Болан вынужден был признать, что получив такое подкрепление, он ощущает себя гораздо лучше.
Во Вьетнаме их диверсионной группе приходилось проделывать самую грязную работу, исполнять самые невозможные задания. «Команде „Эйбл“ это по плечу» — таков был негромкий боевой клич тех дней. Надо сказать, что не только способности Мака Болана снискали его крутой команде такую репутацию.
«Гаджет» Шварц был способен несколько суток пролежать, замаскировавшись в кустах на окраине вьетконговской деревни и ведя электронную разведку с помощью переносного аудиосонора, в полном одиночестве, когда до ближайшего друга и союзника были многие мили, а питаться приходилось черными сухарями и водой. Вернувшись на базу, он без тени улыбки рассказывал истории, от которых слушатели покатывались со смеха: о том, как вьетконговские часовые отливали ему на сапоги средь бела дня, а ночью заваливали рядом с ним своих дам на расстоянии «... не то, что рукой подать, мужики, а болтом достать, если тот встанет...»
Бланканалес заслужил кличку Политик еще раньше, когда служил в спецназе и участвовал в программе умиротворения. Когда же он перешел в диверсионную группу, кое-кто стал называть его «хамелеоном» за способность становиться невидимым практически в любом окружении. И дело было не в одежде и не в камуфляже. Просто был у него дар сливаться с любым природным фоном и растворяться в любой толпе. Однажды он ухитрился незамеченным прошагать вместе с маленькой группой крестьян через захваченную врагом деревню — при полной боевой выкладке и форме — прикупить еды на местном рынке и небрежной походкой вернуться обратно той же дорогой.
Болан многому научился у этих людей — и во Вьетнаме и позже, когда организовал свою Команду Смерти для борьбы с мафией в Лос-Анджелесе. Но время показало, что лос-анджелесская авантюра была трагической ошибкой. Из десяти человек, вошедших в команду, только трое — Болан, Шварц и Бланканалес — пережили войну с семьей Диджордже. С тех пор Болан старался вести войну в одиночку. Лишь раз, во время короткой стычки в Сан-Диего, он призвал на помощь старых друзей.
Во время кампании в Новом Орлеане он наткнулся на них совершенно случайно — и в этом им повезло. В обоих уже еле-еле теплились последние искорки жизни, когда Болан спас их от допроса с пристрастием, проводимым Томми Карлотти, самозванным ужасом с Бурбон-стрит. Здесь же, в Сент-Луисе, они выполняли заказ для своего клиента, «клиентом» же оказался...
Болан вздохнул и выбросил все эти мысли из головы. Он не мог, да и не желал ничего решать за своих друзей. Если они хотят снова принять участие в игре по правилам его мира, — что ж, добро пожаловать. Но принуждать их он ни к чему не станет. Болан просто не мог позволить себе повесить на свою совесть загубленную жизнь хотя бы еще одного своего друга. Он не желал принимать на себя моральную ответственность за то, что с ними может случиться в его мире.
Но, конечно же, это был и их мир, с того момента, как они постучали в дверь и вошли внутрь. Поэт и драматург девятнадцатого века, Генрих Ибсен, писал как-то: «В этом мире сильнейший человек — это тот, который, как правило, сражается в одиночку». Болан, переписав это высказывание в свой дневник, расширил идею и дописал в скобках: «Каждый сражающийся сражается в одиночку».
А несколькими часами раньше он развил эту идею, когда серьезно излагал временным партнерам свою позицию:
— Конечно, чертовски приятно снова собраться вместе. Но только помните: в этом мире всякая общность — всего лишь иллюзия. Каждый из нас умирает в одиночку, сам за себя. Каждый живет сам за себя. Каждый мыслит сам за себя. Так что не позволяйте иллюзии одурачить вас. Мы сражаемся эффективней, когда сражаемся в одиночку... и сознаем это.
Шварц отреагировал так:
— Ты прав, сержант. Я это понял много лет назад. Трахаемся мы тоже в одиночку.
Бланканалес скривился в сторону электронного гения и спросил:
— Какого черта? Что общего имеет траханье с тем, о чем мы говорим?
— Так ведь за тебя этого никто не сделает, — серьезно ответил Шварц.
Политик поднял руки и сказал Болану:
— Придется ему поверить, это единственное, в чем он хорошо разбирается. Свет еще не видывал такого проходимца. Господом Богом клянусь — это истинная правда! — у парня было по пять-шесть баб в каждом городишке, в каком мы только квартировали. Вот здесь, в Сент-Луисе, он уже успел поиметь...
— Это мои агенты, — быстро заявил Шварц, густо покраснев при этом. — Я с ними контактирую для получения информации и нечего тут напраслину возводить...
— Да какие, в задницу, агенты! — взвыл Бланканалес. — Как это ты добываешь информацию, когда ты контактируешь с ними исключительно в горизонтальной позиции, а, Гаджет?!
Это было типично для обоих — превращать серьезный вопрос в объект шуточек и насмешек, а под их прикрытием изучать и усваивать все детали предстоящей работы. Болан только усмехался, когда вспоминал шутливую перепалку друзей. Это была та часть того, другого мира, о которой Болан более всего тосковал: чувство товарищества, возможность расслабиться в теплой дружеской компании.
А затем он познакомил парней со специальными системами своего боевого фургона и с тем, как он их предполагает использовать в ближайшие часы, когда польется кровь.
На обоих произвела глубокое впечатление аппаратура космического века, которая обошлась Болану более чем в сто тысяч долларов. Особенно прибалдел Гаджет.
Некий ученый из НАСА, проникшийся идеями борьбы Палача, в сотрудничестве с другим гением из базирующейся в Новом Орлеане фирмы по производству электроники, вдул Маку из-под полы несколько последних разработок — самые последние достижения в области высоких технологий. Другие ученые добавили свою толику изобретательности и оборудования, и в результате дом на колесах превратился в подлинную боевую колесницу, этакий крейсер дорог, который служил как мобильный базовый лагерь, командный пункт, полевая штаб-квартира, арсенал, центр по сбору и обработке разведданных... все это было упаковано в сравнительно небольшом объеме, так что оставалось место еще и для некоторой роскоши и комфорта.
Основу составлял стандартный трейлер компании «Дженерал моторс» со слегка модифицированным двигателем «Торонадо» с рабочим объемом 544 кубических дюйма, с автоматической трансмиссией, приводом на переднюю ось, гидропневматической подвеской спаренных задних колес... ну и с бытовыми удобствами вроде душа, туалета, камбуза и места для отдыха.
Во всех окнах стояли поляризованные стекла, что позволяло вести обзор изнутри по всем азимутам, оставаясь невидимым для наблюдателя снаружи. В центре салона можно было при нужде развернуть складывающийся столик с подсветкой для работы с картами и разработки планов сражений. Тут же находился центральный пульт управления, все основные функции которого можно было передать на приборную доску водителя, небольшая оружейная мастерская и арсенал с богатым выбором оружия и огромным количеством самых разных боеприпасов.
Шварца довели до экстаза возможности систем электронной разведки и обработки собранной информации. Сердцем системы был процессор отбора данных, командам которого подчинялись все основные системы машины: аппаратура радиоперехвата, чувствительнейшие аудиосканеры, оптические устройства, работающие в расширенном диапазоне частот, включающем ультрафиолетовое и инфракрасное излучение, плюс специальная консоль, позволяющая синхронизировать, фазировать, сортировать, редактировать, перезаписывать и запоминать собранные разведданые.
Сердце Политика покорила боевая оснастка и огневая мощь «крейсера». Особенно заторчал он от встроенной в крышу фургона вращающейся платформы с установкой для запуска ракет. Система управлялась с водительского пульта с помощью сложной аппаратуры управления огнем, включающей устройства автоматического наведения на цель и приборы ночного видения. По команде с пульта на крыше раздвигались особые панели, и вращающаяся платформа с пусковой установкой выдвигалась вверх в боевую позицию, с помощью системы поиска и наведения отыскивала цель и поражала ее с дальней дистанции, нанося противнику весьма ощутимый ущерб.
Парни с радостью принялись изучать все возможности боевого фургона Болана и большую часть ночи кружили вокруг города, осваивая практические приемы работы с разведывательной аппаратурой, сводя воедино все ранее собранные ими данные и добавляя новые существенные детали.
Для успешного выполнения операции в Сент-Луисе требовалось учесть огромное количество данных, соблюдать невероятно точный, расписанный по секундам график последовательности действий, и выполнение особых мер безопасности.
Болан все еще не сбрасывал со счетов возможность того, что вся деятельность Синдиката в регионе и, в частности, действия Чилья — не более чем тонко разработанная ловушка. Ясное дело: мафиозные шишки в Нью-Йорке бесконечно устали от «проблемы Болана». Они и так уже горы своротили и потратили целые состояния, чтобы окончательно решить эту проблему. Человек Болана, имевший прямой выход на «Коммиссионе», Лео Таррин слал постоянные предупреждения о сверхсекретных стратегических совещаниях и о все новых и новых мерах, предпринимаемых для устранения человека, со все возрастающей яростью наносящего удары по всеамериканскому зданию мафии.
Так не могло продолжаться вечно, Болан это сознавал. Рано или поздно он совершит роковую ошибку или просто фортуна от него отвернется и надоедливая «проблемка» Мака Болана отправится туда, куда рано или поздно отправлялись многие другие «проблемы» мафии — в никуда.
Но, в конце концов, он ведь никогда и не рассчитывал жить вечно. Если говорить начистоту, то Мак сам удивлялся, что он вообще еще жив. На это он в общем-то никогда не надеялся. Этот его «последний забег», начавшийся в Питтсфилде черт знает сколько эпох тому назад, «последний рывок», «последняя миля».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16