— Как я могу простить тебя, если не понимаю, о чем идет речь?— Этот американец уже был здесь однажды. Неделю назад. Он о многом расспрашивал, и я, будучи горд за свое селение, поведал ему немало историй о величии Синанджу.— Реклама обычно себя оправдывает, — сказал Чиун. — В этом нет ничего дурного.— У американца с собой был аппарат — тот же самый, что и вчера. Когда я говорил, он держал его нацеленным на меня.— Принести его сюда.Когда Пульян вернулся с видеокамерой, Мастер Синанджу брезгливо взял ее в руки, как если бы это был нечистый идол.— Вместилище слов и образов отсутствует, — заметил Чиун. — Вчера оно было здесь.— Да, Мастер Синанджу.Чиун опустил взор и призадумался. Неделю назад этот человек записал на пленку разглагольствования хранителя Пульяна. Сейчас он вернулся, чтобы доснять что-то еще. Но на этот раз он заснял Мастера Синанджу и его ученика, ибо теперь Чиун не сомневался, что вчерашний танцор в маске дракона на празднике был не кто иной, как Сэмми Ки.Что все это могло означать? За Синанджу Чиун был спокоен. Синанджу было вне опасности. У пхеньянских псов, во главе с Любимым вождем Ким Ир Сеном, заключен с Синанджу пакт. От них ждать неприятностей не приходится. Смиту же незачем фиксировать на пленку секреты Синанджу.Возможно, это дело рук врагов Смита. Или врагов Америки. А таких немало. Даже те, кто называет себя друзьями Америки, на самом деле не более чем ее дремлющие враги: они улыбаются, а сами держат за спиной кинжал.Наконец Чиун отвлекся от своих мыслей и посмотрел на Пульяна.— Я прощаю тебя, Пульян, ибо ты существенно моложе меня и не можешь обладать достаточной мудростью для общения с внешним миром.— Что все это может означать?В голосе Пульяна звучала признательность.— Где Римо? — вдруг спросил Чиун.— Его никто не видел.— Никто?— Говорят, он пошел к дому Безобразной.— Отправляйся к несчастной Ма Ли и приведи моего приемного сына ко мне. Я пока не совсем понимаю, что произошло ночью, но, кажется, это может касаться и моего сына. Здесь только он мне советчик.— Слушаюсь, Мастер Синанджу.Пульян, не скрывая своего облегчения, заспешил прочь от дома Мастера, а тот вдруг обмяк и устало смежил веки.Видеокассета была доставлена из Пхеньяна диппочтой. К пакету прилагалась записка от советского посла в КНДР, в которой выражалось негодование по поводу того, что начальник службы безопасности посольства полковник Дитко позволяет себе использовать курьеров посла для отправки своей корреспонденции в Кремль.Генеральный секретарь вставил кассету в видеомагнитофон, отметив про себя, что надо будет дать указание послу заниматься своим делом и не совать нос в дела Героя Советского Союза полковника Дитко.Генсек просмотрел пленку от начала до конца. На ней было записано выступление какого-то старика и молодого белого перед толпой корейских крестьян. Если верить записке полковника Дитко, это были легендарный Мастер Синанджу и его американский цепной пес, которые в своей речи признавались в шпионаже, геноциде и прочих преступлениях против международного сообщества, совершенных от лица некой организации вероломного правительства Соединенных Штатов под названием КЮРЕ.К пленке была приложена примерная расшифровка текста и письменные извинения полковника Дитко в недостаточном знании корейского, а также в том, что из соображений безопасности он не счел возможным доверить перевод постороннему лицу. В записке также сообщалось, что американо-кореец Сэмми Ки, к несчастью, погиб при выполнении задания.Генеральный секретарь позвонил председателю КГБ.— Просмотрите списки неблагонадежных и найдите мне кого-нибудь, кто свободно владеет корейским, — распорядился он. — И немедленно доставьте его сюда.Не прошло и суток, как ему был представлен историк-диссидент, востоковед по образованию.Генсек приказал запереть его в комнате с видеомагнитофоном, дать перо и бумагу и держать там, пока он не расшифрует полученную из Кореи запись.К концу дня перевод был готов и в запечатанном конверте лег на стол Генерального секретаря.— Что делать с переводчиком? — спросил курьер.— Он все еще под замком?— Да.— Когда через пару недель начнет распространяться трупный запах, уберите тело.Курьер быстро удалился, и его благоприятное личное впечатление о великодушном и широко мыслящем новом Генсеке было навсегда поколеблено.Генсек быстро пробежал текст глазами. Потом еще раз, вчитываясь более внимательно и обращая внимание на каждую деталь. И в третий раз — чтобы сполна насладиться возможностями, которые открывала ему величайшая удача разведки.Широкое лицо Генерального секретаря расплылось в радостной улыбке, делающей его похожим на доброго дедушку.Информации было более чем достаточно. У Соединенных Штатов есть тайная организация под названием КЮРЕ, о существовании которой не ведает даже конгресс США. Организация действует нелегально, совершая убийства как в самих Штатах, так и за рубежом. Ее наемные убийцы прошли подготовку по системе Синанджу. По идее, они могут находиться где угодно, творить что угодно и оставаться вне подозрений.Тут Генсеку пришли на память разговоры, которые ходили в высших эшелонах Политбюро как раз перед тем, как он получил свой нынешний пост. Это были обрывочные слухи. Операции, сорванные действиями никому не известных агентов, предположительно американских. Загадочные случаи, не поддающиеся разумному объяснению. Гибель советского отряда особого назначения «Треска» в то время, когда американские спецслужбы казались обескровленными. Странные вещи, творившиеся во время московской Олимпиады. Вмешательство неведомых американских агентов, приведшее к провалу проекта «Волга», целью которого было создание космического оружия устрашающей силы. Таинственное исчезновение два года назад маршала Земятина в разгар кризиса, связанного с появлением озоновой дыры в атмосфере.У Генсека в Кремле имелся специальный кабинет, где под замком хранились отчеты КГБ обо всех этих случаях. На папке стоял гриф: «Провалы по неустановленным причинам».Теперь Генсеку было ясно, что причины можно считать установленными. И обозначить их следует одним словом — КЮРЕ.Генсек тихонько рассмеялся. Мысленно он был восхищен дерзостью американцев. Это был блестящий ход. Именно такой, какой требовался Америке для решения ее внутренних проблем. Хотел бы он иметь у себя на вооружении такую организацию!Но Генеральный секретарь привык делать дела иначе. Его предшественники попытались бы завладеть КЮРЕ. Но только не он. Он поступит проще — выскажет просьбу. Невинную просьбу. Генсек опять рассмеялся.Он поднял трубку красного телефона прямой связи с Белым домом, к которой прибегал в случае чрезвычайных международных обстоятельств. Придется разбудить господина президента, подумал Генсек, вслушиваясь в зуммер. И опять засмеялся. Глава 12 Уж не влюбился ли я? — подумал Римо Уильямс.Он еще очень мало знал девушку по имени Ма Ли. И все же, несмотря на то, что Чиун с каждым днем слабел, Римо все тянуло и тянуло к дому за околицей, где жила девушка, прозванная в Синанджу Безобразной. Его влекло туда, как несчастного моряка, услышавшего зов сирен.Римо сам не понимал, что его так в ней привлекает. Может, дело в вуали, придающей ей особое очарование и загадочность? Или в ее способности понять другого человека, особенно ценной в эти тревожные времена? Он и сам не знал.Римо страшно бесило, что, несмотря на приближение конца, Чиун продолжал брюзжать и обвинять его во всех смертных грехах. Римо хотел быть рядом с ним, но Чиун своим поведением лишь отталкивал его. И от этого Римо чувствовал за собой еще большую вину.И вот Римо сидел на полу в хижине Ма Ли и делился с ней своими тревогами, не переставая себе удивляться. Он не любил говорить о себе.— Чиун считает, что я его избегаю, — говорил Римо, беря из рук Ма Ли тарелку с только что испеченной снедью. В полумраке комнаты разносился аппетитный запах.— Это что? — спросил он, приготовившись отведать кусочек.— Песик, — учтиво ответила Ма Ли.Римо тотчас опустил руку.— Я мяса не ем, — пояснил он.— Это не мясо, — рассмеялась девушка. — Песиком мы называем пирожок из рисовой муки с начинкой из фиников, орехов и красных бобов.— А, — произнес Римо и приступил к еде. — Очень вкусно.— А ты как считаешь? — спросила вдруг Ма Ли.— Не понял.— Ты не избегаешь Мастера?— Сам не знаю. Я в смятении. Я не умею обращаться с умирающим. Сосчитать всех, кого я убил, — пальцев не хватит, но мне еще не приходилось терять кого-то действительно близкого. Да у меня и не было никого близкого. Кроме Чиуна.— Ты не хочешь взглянуть в лицо неизбежности.— Да. Ты права.— Если ты будешь сторониться умирающего, он умрет без тебя. И, возможно, раньше.— Когда я с ним говорил в последний раз, он выглядел неплохо. До чего же это тяжело! Не похоже, чтобы он вот так взял и умер. Он напоминает часы, у которых завод кончается.— Когда это произойдет, ты вернешься в свою страну? — спросила Ма Ли.Римо знал, что этот вопрос она задает с единственной целью — поддержать разговор.— Хотел бы. Но я обещал Чиуну, что стану обеспечивать селение, и пока еще точно не знаю, чем буду заниматься. Чиун был вся моя жизнь. Сейчас я это ясно вижу. Не КЮРЕ и не Смит, а Чиун. И я не хочу его терять.— А может быть, тебе понравится жить в Синанджу. Женишься, обзаведешься детьми.— Мне не нравится никто из девушек селения, — с чувством сказал Римо.— Но ты же не можешь жениться на белой девушке, — возразила Ма Ли.— Почему? Ведь я белый. Хотя Чиун думает иначе.— Правда? А как думает Мастер?— Он считает, что я отчасти кореец. Это безумие, конечно. Он то называет меня неуклюжим белым, то пытается убедить меня в том, что я наследник корейской культуры. Если верить ему, где-то в хрониках Синанджу фигурирует какой-то мой предок. Ну разве не бред?Ма Ли из-под вуали бросила взгляд на Римо, и он посмотрел на нее в ответ. Сквозь вуаль он видел светлый овал ее лица, но подробнее разглядеть не мог. Он не мог от нее глаз отвести, хотя и чувствовал при этом некоторую неловкость.— По-моему, что-то корейское в твоем лице есть — глаза, например, — сказала Ма Ли. — Я имею в виду разрез, а не цвет: у нас в деревне ни у кого нет таких темных глаз.— Да нет, Чиун решил доверить дело Синанджу белому и просто ищет себе оправдание, — возразил Римо.— А ты, Римо, никогда не слышал историю о пропавшем Мастере Синанджу? — спокойно продолжала Ма Ли.Римо нравилось, как звучит его имя в устах девушки. Ей приходилось делать акцент на "Р", и она слегка рокотала на испанский манер.— Пропавший Мастер? Это Лу, что ли?— Нет, другой.— А ты знаешь это предание?— Его все знают, — сказала Ма Ли. — Это случилось много лет назад. В те времена жил Мастер по имени Нон-га, и жена его родила ему много дочерей, но, к несчастью, ни одного сына. И каждый год у них рождалась новая дочь, а Мастер Нонга становился все угрюмее оттого, что не мог зачать мальчика. Ведь по закону Синанджу передается только по мужской линии.Но когда Мастер Нонга уже достиг глубокой старости, его жена, которая была значительно моложе, все же родила наследника. Мастер дал мальчику имя Коджин и очень им гордился. Но жена не сказала ему всей правды: она родила ему не одного сына, а двоих, похожих друг на друга как две капли воды. Она спрятала второго сына, которого назвала Коджон, так как боялась, что Мастер Синанджу умертвит его, ибо, по законам Синанджу, наследовать титул Мастера и, следовательно, обучаться этому искусству может только первородный сын. А Коджин и Коджон родились одновременно. И мать боялась, что Мастер Нонга, чтобы разрешить эту дилемму, утопит одного из сыновей в холодных водах залива.— И где же она прятала второго? — удивился Римо. — Здесь ведь все на виду.— Она была очень умная женщина, жена Мастера Нон-га. Пока мальчик был совсем маленьким, она укрывала его в доме своей сестры. Когда Коджон подрос и стало ясно, что его не отличить от Коджина — так они были похожи, — то она затеяла хитроумную игру. По четным дням жить в доме Мастера Нонга на правах его сына должен был Коджин, а по нечетным его место занимал Коджон. И так продолжалось, пока оба брата не превратились во взрослых мужчин.— Ты хочешь сказать, что старик так и не догадался?— Он был уже очень стар, и его глаза хоть и видели хорошо вдаль, но не могли разглядеть вблизи. Мастер Нонга и не подозревал, что у него не один, а два сына. Хитрая игра, затеянная матерью, продолжалась и тогда, когда настало время учить Коджина искусству Синанджу. Днем Коджин посещал урок, а ночью пересказывал и показывал его Коджону, с тем чтобы тот утром продолжил занятия. Потом они менялись ролями. Таким образом оба освоили Синанджу в совершенстве.Мастер Нонга умер в день посвящения Коджина в Мастера Синанджу, ибо на самом деле его старческие силы уже давно поддерживала одна мысль о том, что надо успеть подготовить себе достойную смену. Он очень устал от прожитых лет и от множества зачатых понапрасну дочерей.— Надо думать, — ухмыльнулся Римо.— И в тот день Коджон раскрыл людям правду. Но поскольку по закону полагалось иметь только одного Мастера Синанджу, а Мастер Нонга готовил себе смену в лице Коджина, то Коджон объявил, что он покидает Синанджу и Корею навсегда. Он обещал не передавать своим детям само солнечное учение, а только хранить дух предков, Мастеров Синанджу. Он сказал: «Быть может, придет день, когда Мастер Синанджу не оставит сыновей и род Синанджу окажется перед угрозой вымирания. Тогда отыщите потомков Коджона и сделайте их вместилищем для славных традиций Синанджу». И с этими словами Коджон исчез в тумане студеного моря.— Приходилось ли кому-нибудь обращаться к потомкам Коджона? — спросил Римо.— Этого никто не знает.— Чиун мне не рассказывал этой легенды.— Мастер сам решает, что ему делать.— А вдруг я и вправду потомок Коджона?— Что ж, если так, то дух Коджона наконец вернулся в Синанджу.— Да, но Чиун утверждает, что я несу в себе дух не Коджона, а Шивы.— Мы в Синанджу верим, что человек имеет много жизней. Душа его остается неизменной, меняется только цвет глаз, которыми дух взирает на мир.— Иногда мне кажется, что я уже когда-то был на Земле, — признался Римо. — Как будто у меня в душе живет память Мастеров Синанджу. Я раньше не отдавал себе в этом отчета. Но ты так все объяснила, что мне кажется, я наконец понял.— Твое место здесь, Римо.— Правда?— Это твое предназначение. И ты должен его принять.— Я мог бы остаться здесь жить, Ма Ли. Если ты согласишься разделить со мной мою судьбу.Ма Ли отвернулась.— Я не могу.— Но почему?— Мне нельзя.— Я — новый Мастер Синанджу, — убежденно произнес Римо. — И мне решать, кому и что здесь можно, а что — нельзя.Не в силах удержаться, Римо наклонился и приподнял с лица девушки вуаль.За свою жизнь Римо повидал немало, но то, что предстало его взору сейчас, поразило его до глубины души. Он разинул рот от изумления.Ма Ли была настоящей красавицей! У нее было умное подвижное лицо, а кожа гладкая и нежная, как сливки. Тонкие черты обрамляли волосы чернее воронова крыла, подобно раме, придающей завершенность творению художника. В глазах ее играл смех, словно ожидая, когда можно будет вырваться на волю. Разрез глаз был не азиатский, и Римо рассмеялся в голос, наконец-то осознав, почему корейцы окрестили ее Безобразной.— Решено, я остаюсь, — объявил он. — Станешь моей женой?— Ответить на твой вопрос может только Мастер Синанджу.— Тогда я сейчас же отправляюсь к нему.Римо вскочил и стремительно направился к выходу. По дороге к дому Чиуна он наткнулся на хранителя Пульяна.— Мастер хочет вас видеть, — сказал старик.— Иду.Мастер Синанджу восседал на троне в хранилище сокровищ Синанджу. Римо бросилось в глаза его сходство с древней черепахой, медленно поднимающей сморщенную голову.— Ты удивлен, что я еще не оставил этот мир? — спросил Чиун при виде выражения лица своего ученика.— Ты плохо выглядишь, — сказал тот. — Как ты себя чувствуешь?— Я чувствую себя преданным.— Мне надо было побыть наедине, — стал оправдываться Римо.— И поэтому ты был в доме девушки по имени Ма Ли?— Не будь брюзгой, — сказал Римо и сел в позу лотоса перед троном Мастера Синанджу. — Ты ничего мне о ней не рассказывал.Чиун пожал плечами.— Есть новости, — сказал он.— У меня тоже. Я решился. Я остаюсь.— Это естественно. Ты ведь дал обещание перед всем народом.— В кимоно я ходить не стану.— Церемониальное кимоно для обряда посвящения передается из поколения в поколение со времен Великого Вана, — медленно произнес Чиун, и глаза его засверкали.— Ладно. Один раз надену. Но не больше.— Идет, — согласился Чиун.— И я не стану отращивать ногти.— Если ты намерен собственноручно лишить себя одного из важнейших инструментов настоящего ассасина, то вряд ли я смогу тебя в этом переубедить. Тебя уже не исправить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19