— Я ее все равно слышу, — недовольно сказал азиат. Недовольство казалось его естественным состоянием.— Я знаю, Чиун. Я тоже, — сказал Римо.Он подошел к будке и тихо прикрыл дверь, стараясь, чтобы она не скрипела. Когда он вернулся к Чиуну, тот качал головой.— Эта женщина может вести репортаж с океанского дна без всякого микрофона, — проговорил Чиун.— Точно. Может, стоит перейти на ту сторону улицы?— Не поможет, — отверг предложение Чиун, переворачивая страницы журнала указательным пальцем с длинным ногтем. — Ее голос способен пересекать материки.— Может, залепить трубку хлебным мякишем?— Ее голос превратит хлеб в цемент, — заметил Чиун, протянул руку к другому журналу и быстро перелистал его своим длинным ногтем. — Сколько же книг, и никто их не читает. Наверное, тебе все-таки придется сделать то, что она хочет.— Боюсь, ты прав, Чиун, — вздохнул Римо.Крепко сжав уши руками, Римо подбежал к телефонной будке. Не отпуская рук, он плечом отворил дверь и крикнул:— Руби, прекрати вопить, я все сделаю! Я все сделаю!Он подождал немного и разжал руки. Благословенная тишина исходила из телефона. Римо взял трубку, сел на скамеечку и закрыл дверь.— Хорошо, что ты выключила свою циркулярную пилу, Руби. Теперь можно и поговорить, — сказал он и, прежде чем она успела ответить, быстро добавил: — Шучу, Руби, шучу.— Надеюсь, — произнесла Руби Гонзалес.— Почему, стоит мне позвонить Смиту, я натыкаюсь на тебя?— Потому что этот человек слишком много работает, — осветила Руби. — Я отправила его поиграть в гольф и вообще отдохнуть. С рутинной работой я управлюсь сама.— А как же я? Я отдыха разве не заслужил? — поинтересовался Римо.— Вся твоя жизнь — сплошные каникулы.— Руби, хочешь со мной в постель? — спросил Римо.— Спасибо, я не устала.— Не затем, чтобы спать, — уточнил Римо.— Что же еще с тобой делать в постели, тупица?— Ну, некоторым женщинам я нравлюсь...— Некоторые женщины посыпают макароны сахаром, — отрезала Руби.— Знаешь, Руби, мы раньше жили как одна дружная семья — я, Чиун и Смитти, и больше никого. А теперь появляешься ты и все портишь.— Ты белый человек, а я твоя ноша, — заявила Руби.Даже по телефону Римо мог представить себе ее улыбку. Руби Гонзалес не была красавицей, но ее улыбка напоминала белую молнию, сверкающую на фоне шоколадного лица. Она сейчас, наверное, сидела в приемной Смита, отвечая на телефонные звонки, и принимала решения, работая за четверых, что казалось не таким уж подвигом при сравнении со способностью Смита работать за десятерых.— Ладно, Руби, — сказал Римо, — давай рассказывай, какая там опять грязная работенка для меня.— Это насчет нацистов. Завтра они собираются устроить марш, и ты должен не допустить этого. Нехорошо, если все будут считать, что в Америке нацисты могут маршировать, когда захотят.— Послушай, я не дипломат, — сказал Римо. — Я не умею убеждать.— Ничего, справишься.— Как?— Придумаешь.— Знаешь, Руби, еще шесть месяцев, и ты сможешь управлять всей страной.— Я рассчитывала на пять, но шесть меня тоже устроят, — сказала Руби. — В случае чего, звони. — Ее резкий, царапающий голос внезапно обрел сладость молочного шоколада. — Будь здоров, Римо. И передай Чиуну мою нежную любовь.Римо подождал, пока она повесила трубку, и проворчал:— Откуда у тебя нежная любовь, стерва чертова.Когда Римо вышел из телефонной будки, владелец закусочной посмотрел на него с неприкрытым любопытством. В Вестпорте, штат Коннектикут, они привыкли ко всему, но человек, через всю комнату кричащий что-то телефону, всюду покажется странным.И не то чтобы этот Римо странно выглядел. Это был темноволосый человек с глубоко сидящими глазами, шести футов ростом и худой как жердь. Плавными движениями он смахивает не на атлета, а скорее на танцора из балета, подумал хозяин. Одет в черную футболку и черные брюки, телосложение как у танцора, а запястья толщиной с банку томатного сока. Последние три месяца Римо почти каждый день приходил сюда за газетами и журналом о шоу-бизнесе. Владельца магазина он не особо интересовал, но однажды, когда явился Римо, за прилавком стояла двадцатипятилетняя дочь хозяина. Когда Римо ушел, она побежала за ним, чтобы дать сдачи с десяти долларов.— Я же дал вам только пять... — сказал Римо.— Я могу дать вам сдачу с двадцати!— Спасибо, не надо, — отказался Римо.— А с пятидесяти? Со ста?Но Римо уже сел в машину и укатил. Теперь дочь хозяина парковала свой автомобиль поближе к закусочной, чтобы поймать хотя бы один-единственный взгляд Римо. Тогда-то владелец магазина понял: красив Римо или нет, но что-то притягательное для женщин в нем есть.— Вы закончили разговор? — спросил он у Римо.— Да. Вам нужен телефон?Хозяин закусочной кивнул.— Дайте трубке остыть, — предложил Римо и подошел к старому азиату, который продолжал листать журналы кончиками пальцев.— Я просмотрел все эти журналы, — сказал Чиун, подняв глаза на Римо. Он был стар, на сухой желтой коже черепа виднелись остатки седых волос. Рост его едва достигал пяти футов, а вес вряд ли когда-нибудь приближался к ста фунтам. — В них нет ни одной статьи, написанной корейцем. Неудивительно, что никто не покупает мои книги и статьи.— Ты не можешь их продать, потому что их не пишешь, — заметил Римо. — Сидишь и часами смотришь на чистый лист бумаги, а потом жалуешься, что я слишком громко дышу и мешаю тебе.— Ты так и делаешь, — подтвердил Чиун.— Даже когда я нахожусь в лодке посреди залива? — осведомился Римо.— Твое астматическое дыхание слышно на другом конце страны, — сказал Чиун. — Пойдем же, нам пора.— Ты опять поедешь?— И буду ездить столько, сколько потребуется, — ответил Чиун. — Даже если по вине ваших предубежденных против корейцев издателей у меня ничего и не выйдет, это не помешает мне написать сценарий. Я слышал, что в Голливуде есть черный список. Раз есть черный список, чтобы помочь с работой черным, пусть заведут желтый список, и я тоже найду работу.— Черный список — это не совсем то, что ты думаешь, — сказал Римо, но Чиуна уже не было в закусочной.Римо пожал плечами, взял свою обычную утреннюю порцию газет и швырнул на прилавок пятерку. Не дожидаясь сдачи, он последовал за Чиуном.— Сценарий будет как раз для Пола Ньюмена и Роберта Редфорда, — сообщил Чиун. — Как раз то, что им нужно, чтобы стать настоящими звездами.— Я так понимаю, что никогда не смогу его ни прочесть, ни увидеть. Ты лучше расскажи мне, в чем там дело, а то я никогда не успокоюсь, — попросил Римо.— Прекрасно. Так слушай же: главный герой — лучший в мире ассасин, глава древнего клана убийц.— Это ты, — сказал Римо. — Чиун, великий Мастер Дома Синанджу.— Не перебивай! Этот несчастный человек вынужден против своей воли работать в США, потому что ему нужно золото, дабы спасти от голода и страданий свою маленькую корейскую деревню. Но дают ли ему возможность применять в США свое благородное искусство? Нет. Его делают тренером и заставляют передавать секреты Синанджу толстому и ленивому любителю мяса.— А это я, — сказал Римо. — Римо Уильямс.— Они находят этого несчастного любителя мяса, когда тот служит полицейским, хватают его и сажают на электрический стул, который не срабатывает, ибо ничто в Америке не работает, кроме меня. Спасшись от смерти, он занимает место убийцы в секретной организации, борющейся с преступностью в Америке. Организация называется КЮРЕ, и руководит ею слабоумный.— А вот и Смит! — обрадовался Римо. — Доктор Харолд В.Смит.— История эта повествует о злоключениях любителя мяса. Неприятности преследуют его, пока он бредет, ковыляя, по своему жизненному пути, а никем не ценимый и не любимый Мастер с риском для собственной драгоценной жизни каждый раз спасает его от смерти. И вот однажды благодарный народ воздает Мастеру по заслугам — ибо даже самые глупые народы могут быть благодарными, — и Америка осыпает его золотом и бриллиантами. И он возвращается в свою родную деревню, чтобы провести остаток жизни в мире и покое, всеми любимый.— Это все о тебе, — заметил Римо. — А что случилось со мной? С любителем мяса?— Мелкие детали я еще не обдумывал.— И для этого нужен Пол Ньюмен и Роберт Редфорд?— Правильно, — подтвердил Чиун. — Они за это ухватятся.— А кто из них кого играет? — поинтересовался Римо.— Ньюмен будет играть Мастера, — сказал Чиун. — Нам придется сделать что-то с этими его смешными круглыми глазами, чтобы заставить их выглядеть как надо.— Ясно. А Редфорд будет изображать меня.Чиун повернулся и так посмотрел на Римо, как будто его ученик заговорил на неизвестном языке.— Редфорд будет играть главу сверхсекретной организации, который, по-твоему, напоминает Смита, — произнес Чиун.— Тогда кто же играет меня? — удивился Римо.— Знаешь, Римо, когда снимают фильм, то какую-нибудь женщину назначают ассистентом режиссера, а она уже находит актеров на все мелкие, незначительные роли.— Мелкая роль? Это ты про меня?— Точно, — сказал Чиун.— Ньюмен и Редфорд будут изображать тебя и Смита, а моя роль незначительная?— Совершенно верно.— Надеюсь, ты встретишь Ньюмена и Редфорда, — сказал Римо. — Очень надеюсь, что встретишь.— Конечно, встречу, для того я и еду в этот ресторан. Я слышал, когда они в городе, они всегда там обедают.— Надеюсь, ты встретишь их. Я в самом деле на это надеюсь.— Спасибо, Римо, — поблагодарил его Чиун.— Нет, я действительно надеюсь, что ты их встретишь, — повторил Римо.Чиун поглядел на него с интересом.— Ты обиделся, да?— А почему я не могу обидеться? Для себя и Смита ты находишь звезд, а для меня, значит, довольно и мелкой роли.— Мы найдем тебе кого-нибудь, вот увидишь. Кого-нибудь похожего на тебя.— Да? И кого же?— Сиднея Гринстрита. Я видел его по телевизору, он был совсем неплох.— Во-первых, он умер, а во-вторых, он весил триста фунтов.— Ну тогда, Питера Устинова.— Он говорит не так, как я. У него акцент.— Мы никогда не закончим фильм, если ты будешь ко всему цепляться, — заметил Чиун.— Я не собираюсь иметь ничего общего с этим фильмом, — фыркнул Римо.Надувшись, он остановил машину в самом центре города. Был уже почти полдень, и очередь желающих пообедать в этом маленьком ресторане заворачивала за угол.— Видишь эту толпу? — спросил Римо. — Все они хотят встретиться с Ньюменом и Редфордом и продать им свои сценарии.— Мой лучше всех, — сказал Чиун. — А как насчет Раймонда Барра?— Не подойдет, он слишком стар, — произнес Римо.— Ты просто чересчур упрям, — объявил Чиун, вылезая из автомобиля и направляясь ко входу в ресторан.Ему не нужно было становиться в очередь: ежедневно для него оставляли свободным столик в глубине зала. В первый же день он урегулировал этот вопрос с владельцем ресторана, засунув его голову в котел с супом из морских продуктов.На середине улицы Чиун на мгновение замер, а затем вернулся к машине. Его лицо сияло радостью, как у всякого, кто совершает благородный поступок.— Я нашел! — воскликнул он.— Ну и кто же это? — проворчал Римо.— Эрнст Борньин.— Ооох... — простонал Римо и нажал на акселератор. Через открытое окно он слышал, как Чиун кричал вслед:— Подойдет любой толстый белый актер! Вы же все на одно лицо, это всякий знает!Глава Американской Национальной партии именовал себя «Оберштурмбаннфюрер Эрнест Шайсскопф». Это был двадцатидвухлетний парень с прыщавым лбом, настолько худой, что повязка со свастикой соскальзывала с рукава его коричневой рубашки. Его черные штаны были заправлены в начищенные до блеска сапоги, но ноги были так тонки, мускулы на них так незаметны, что нижняя часть его тела в целом производила впечатление двух карандашей, воткнутых в две буханки черного хлеба.Он глядел прямо в телевизионные камеры, снимающие пресс-конференцию, и пот выступал у него на верхней губе. Римо смотрел новости, лежа на диване в небольшом доме, который он снимал.— Это правда, что вы бросили школу после десятого класса? — задавал вопрос журналист.— Да, как только понял, что в школе наши головы забивают еврейской пропагандой!Его голос был так же тонок и бесплотен, как и тело. Еще два одетых в форму нациста стояли у стены за его спиной. Их маленькие злобные глазки смотрели прямо перед собой.— И тогда вы попытались вступить о Ку-Клукс-Клан в Кливленде? — спросил другой журналист.— Это была единственная организация в Америке, не желающая отдавать страну в лапы ниггеров.— Почему же вас туда не приняли?— Я не принимаю эти вопросы, — заявил Шайсскопф. — Я пришел сюда, чтобы поговорить о нашем завтрашнем марше. Не понимаю, почему он вызывает такое раздражение в этом городе. Здесь соблюдают права человека, только пока речь идет о евреях, цветных и прочих неполноценных расах. Завтрашним маршем мы собираемся отпраздновать годовщину первой в истории и единственной подлинно успешной программы городского благоустройства. Полагаю, все ваши либералы, любящие подобные программы, должны выйти на улицы вместе с нами.— О каком городском благоустройстве вы говорите?Лежа на диване, Римо покачал головой. Ну и дурак!— В Варшаве, двадцать пять лет назад, — объяснил Шайсскопф. — Некоторые называют это Варшавским гетто, но на самом деле это была попытка улучшить условия жизни для недочеловеков. Того же самого добиваются все современные программы городского благоустройства.Комната содрогнулась, когда Чиун вошел и грохнул дверью.— Ты хочешь знать, что произошло? — спросил он у Римо.— Нет.— Они опять не явились.— Мне-то что? Я смотрю новости.Чиун выключил телевизор.— Я хочу поговорить с ним, а он любуется на каких-то животных в коричневых рубашках!— Черт возьми, Чиун, это мое задание на сегодня.— Забудь о задании, — сказал Чиун. — Я важней.— Значит, я могу сказать Руби, что ты велел мне забыть о задании?Чиун вновь включил телевизор.— Быть художником среди обывателей — вот крест, который я должен нести, — вздохнул Чиун.Американская национальная партия собралась в доме на узкой и извилистой Грин Фармс-роуд. Неделями нацисты говорили о грандиозном многотысячном марше, но пока что прибыли только шесть человек.Количество народу, толпящегося вокруг, превосходило их в сорок раз. Половину составляли пикетчики, протестующие против марша. В другую половину входили добровольные адвокаты из Американского общества по охране гражданских свобод, демонстрирующих всем вокруг разрешения, полученные в Федеральном окружном суде. В разрешениях говорилось о необходимости соблюдать порядок и о праве нацистов на свободу слова.И пикетчиков, и адвокатов, в свой черед, превосходила числом полиция, которая, с целью исключить возможность нападения, окружила дом со всех четырех сторон.И всех их, вместе взятых, было меньше, чем репортеров. В унизительном замешательстве журналисты толпились вокруг и брали друг у друга интервью, изобилующие глубокими философскими размышлениями о новом проявлении расизма. Все они сходились на том, что это явление хоть и плохое, но типичное, ибо чего еще ожидать от страны, однажды избравшей себе в президенты Ричарда Никсона.В десять вечера отбыли телевизионщики, за которыми через несколько секунд последовала пишущая братия. В 22.02 исчезли пикеты, еще через минуту — адвокаты и, наконец, в четыре минуты одиннадцатого уехала полиция. Только двое усталых полицейских в патрульной машине остались дежурить около дома.В пять минут одиннадцатого нацисты выглянули в окно и, увидев, что горизонт чист, выслали на стражу часового по имени Фредди, вооруженного полицейской дубинкой, Ему было велено стоять на крыльце с устрашающим видом. Остальные пятеро остались внутри.Оберштурмбаннфюрер Эрнест Шайсскопф смахнул с доски шахматные фигурки. Они вынули шахматную доску для какого-нибудь случайного наблюдателя. Если бы он заглянул к ним через окно, то увидел, как молодые интеллектуалы-нацисты проводят время. К сожалению, никто не мог вспомнить, как ходит конь. Теперь один из них достал шашки и расставил их на доске: два нациста знали правила и могли научить остальных.В 22.06 прибыл Римо и просунул голову в патрульный автомобиль. Полицейские, не заметившие, откуда он взялся, удивленно глядели на него.— Долгий был денек? — с усмешкой сказал он.— Уж это точно, — отозвался полицейский, сидящий за рулем.— Ну так отдохните чуток, — произнес Римо.Его руки стремительно метнулись вперед и коснулись впадины между шеей и ключицей полицейских. Они открыли рты, как будто пытаясь закричать, потеряли сознание и уронили головы.Римо лениво направился по каменной дорожке к дому, снаружи выглядевшему очень опрятно.Стоящий на крыльце и одетый в полную униформу Фредди при его появлении выпрямился и принял надменный вид.— Вы кто? — требовательно спросил он.— Я из «Еврейского журнала», хочу взять интервью, — объяснил Римо.— Мы не даем интервью жидовской прессе! — рявкнул Фредди и ткнул Римо дубинкой в живот.Темноглазый человек не пошевелился, но удар Фредди почему-то не достиг цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13