Она несла его без видимых усилий, подобно могучему мужчине, укравшему тонкий коврик.
— Ай-иии! — крикнул Чиун и перемахнул через зловещие куски стекла, торчащие из рамы.
Смит успел заметить, как Чиун, оттолкнувшись от железной галереи, спрыгнул прямо со второго этажа на землю, приземлился на ноги и бросился вдогонку за женщиной. Смит тоже вылез на галерею, но осторожно, боясь порезался, и загрохотал вниз по ступенькам.
У причала покачивался катер «Силвертон» с уключинами и тентом. Женщина перекинула Римо на катер, сорвала швартовочный канат со ржавого надолба и сама последовала за канатом.
Чиуна отделяло от пристани еще сорок футов. Он уже достиг пристани, когда взревели оба двигателя катера, и он, задрав нос, помчался во мглу, которая все больше окутывала холодную гладь залива.
Еще несколько мгновений — и рядом с Чиуном оказался Смит. Они вместе проводили взглядами катер. Катер, не зажигая огней, канул в темноту.
Смит ощутил потребность положить руку Чиуну на плечо. Старик словно не почувствовал его руку. Взглянув на него, Смит понял, до чего мал и тщедушен 80-летний кореец, знающий так много сразу о многих вещах.
Смит стиснул плечо Чиуна, чтобы по-дружески поддержать его в горе, которое он разделял.
— Мой сын умер, — сказал Чиун.
— Нет, Чиун, он не умер.
— Так умрет, — сказал Чиун безразличным тоном, словно от пережитого удара повредились его голосовые связки, утратив способность передавать волнение. — Он больше не способен защищаться.
— Он не умрет, — твердо повторил Смит. — Я позабочусь об этом.
Он развернулся и решительно зашагал назад к санаторию. Его ждали дела.
Ночь только начиналась.
Глава 12
Римо, лишившийся чувств после удара, нанесенного ему в голову правой рукой Шийлы Файнберг, правой рукой, движение которой он не успел заметить, пришел в себя, когда рев моторов стих и катер остановился. Он почувствовал, как катер ткнулся бортом в другое судно.
Пока Римо тряс головой, стараясь восстановить зрение, Шийла вцепилась ему в правое плечо, заставив поморщиться от боли.
— Пошли, — приказала она и подтолкнула его к ограждению.
Ночь была темной, воды залива пахли солью гораздо сильнее, чем днем, словно на ночь с него сняли крышку. Шийла помогла Римо перебраться через ограждение. Они оказались на другом катере, меньше размером и более быстроходном. Она ни на секунду не ослабляла свою хватку.
Римо решил, что с него хватит и попытался вырваться, но потерпел неудачу. Ее пальцы по-прежнему держали его за плечо, подобно цепким когтям.
Он не поверил, что настолько ослаб. Вторая попытка освободиться последовала незамедлительно и была столь же решительно пресечена.
— Будешь дергаться — я тебя опять вырублю. Тебе этого хочется?
— Нет. Чего мне хочется, так это покурить.
— Мне очень жаль, но здесь не курят.
В темноте Римо различил на корме какой-то ящик.
— Сюда, — поторопила его Шийла.
Вблизи Римо понял, что это не ящик, а клетка с железными прутьями, размером с большую стиральную машину с функцией сушилки. На клетке лежали черные чехлы. Свободной рукой Шийла открыла дверцу клетки и подтолкнула Римо.
— Залезай.
— Это так необходимо? — спросил Римо.
— Я не могу все время беспокоиться, как бы ты не прыгнул за борт. Давай.
— А если я откажусь?
— Тогда я запихну тебя туда силой, — сказала Шийла. — Я очень сильная, ты уже знаешь это.
Даже в темноте ее зубы и глаза давали кинжальные отблески, отражая дальние огни.
Римо все же решил попытаться. Он вырвал у нее свою руку, при этом резко развернувшись и затратив на прием все оставшиеся у него силы. Прием был ему хорошо знаком и всегда выполнялся машинально. Теперь же ему пришлось рассчитать каждое движение. Мышечная память, способность тела выполнять несложные задачи без участия рассудка, напрочь его покинула.
Именно это умение является общим в мастерстве выдающегося спортсмена, непревзойденной машинистки и швеи-волшебницы. Память о том, что надлежит делать телу, впечатанная в сами мышцы и минующая мозг. Он улыбнулся про себя, радуясь, что на этот раз добился цели. Мертвая хватка Шийлы Файнберг не удержала его, и он снова оказался на свободе.
Но при этом он повернулся к ней спиной, против чего настойчиво предостерегала система Синанджу. Прежде чем он вспомнил об этом и попытался уклониться, Шийла прыгнула ему на спину. Римо почувствовал, как ее сильные пальцы сжимают ему горло, нащупывая артерии. Мгновение — и в горле у него забулькало, к мозгу прихлынула кровь, в глазах помутилось и померкло.
Римо тяжело шлепнулся на палубу. Он успел почувствовать собственное падение, но потом его глаза закрылись и он отключился. Он не чувствовал, как Шийла заталкивала его в клетку, не слышал, как она вешала на клетку замок, не видел, как завешивала клетку тяжелыми черными чехлами.
Римо спал. Шийла завела мотор и помчалась прочь от большого катера, на котором сбежала из Фолкрофта, оставив его болтаться на воде и дрейфовать по течению вдоль берега залива Лонг-Айленд.
Она развернулась и на полной скорости понеслась в восточном направлении. Путь до Бриджпорта занял полтора часа.
Когда Римо очнулся, движение уже прекратилось. Руки Шийлы Файнберг дотянулись до его горла. Она злобно шипела.
— Выбирай: либо ты ведешь себя смирно и тогда бодрствуешь, либо пробуешь поднять шум и тогда опять валяешься без сознания. Только учти, от этого у тебя прибавится шрамов.
Римо избрал первый вариант. Вдруг в награду за покорность он получит то, чего ему сейчас больше всего хотелось, — сигарету?
А потом — бифштекс. Сырой, сочный, какой ему однажды подали в Вихокене, штат Нью-Джерси.
Римо отчетливо помнил тот бифштекс, его восхитительный вкус. Но, вспомнив, где он и в чьей власти, он сообразил, что мечтать сейчас о мясных блюдах по меньшей мере неуместно.
* * *
Чиун дождался, пока Смит уберет с пола перед палатой Римо трупы, а потом прошел к себе в комнату, отказавшись перекинуться со Смитом даже словечком. Впрочем, Смиту было не до разговоров: он был слишком занят.
Он проследовал прямиком в кабинет.
В правительственных кругах никто не знал Смита. Ни в одном вашингтонском кабинете не висело его портрета, никто не получал от него предложений защиты от молнии, наводнения или пожара.
Однако, действуя анонимно, он тем не менее распоряжался более могучими армиями, чем кто-либо другой во всей Америке. В его кабинете сходилось больше, чем в любом другом месте, приводных ремней, заставляющих крутиться всю страну. Тысячи людей оплачивались непосредственно им, тысячи трудились на иные структуры, но их доклады поступали в КЮРЕ, хотя никто из них этого не знал и не послушался бы прямого приказания, отданного Смитом.
Молодой президент, поручивший Смиту руководство тайной организацией КЮРЕ, сделал мудрый выбор. Он поставил на этот пост человека, для которого ничего не значили ни личный престиж, ни власть. Его интересовало одно: иметь достаточно власти, чтобы хорошо исполнять свои обязанности.
Таков был его характер: он был органически неспособен злоупотребить властью.
Сейчас он собирался эту власть употребить. Уже спустя несколько минут над заливом Лонг-Айленд стали кружить военные вертолеты, разыскивая катер «Силвертон» длиной 27 футов. Федеральные агенты взяли под контроль мосты, тоннели и пункты оплаты за пользование автострадами между местечком Рай, штат Нью-Йорк, и городом Бостоном, штат Массачусетс. Им сказали, что они ищут дипломата, похищенного после того, как ему было предоставлено убежище в США. Имя его держалось в тайне, зато было известно, что он — брюнет с темными глазами, широкоскулый, с очень широкими запястьями. Остальное их не касалось.
Службы безопасности аэропортов и инспектора в морских портах по всему востоку США были приведены в состояние повышенной готовности приказом найти человека с теми же приметами. Им было известно одно: задание имеет чрезвычайную важность.
Мобилизовав все эти силы, Смит принялся ждать. Он развернул свое кресло так, чтобы у него перед глазами был залив Лонг-Айленд. Он не питал большой надежды на успех, поскольку правительство было как вода, на которую он сейчас смотрел. Поведение воды можно предсказать, ибо приливы и отливы подчиняются безупречному графику. Но разве его можно контролировать?
С правительством дело обстояло точно так же. Его поведение иногда можно было предсказать, но только дураки могли утверждать, что способны его контролировать. Так же и воды залива: сотни, тысячи лет приливы сменяются отливами. Пройдут сотни, тысячи лет, и кто-нибудь будет так же сидеть в кресле Смита, глядя на воду. Вода будет по-прежнему находиться в движении, подчиняясь собственному ритму, собственному графику.
Зазвонил телефон. Это был не тот телефон и не тот звонок, которого ждал Смит.
— Да, господин президент, — произнес Смит.
— Не думал, что опять придется вам звонить, — начал президент, — но что творится, черт возьми?
— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил Смит.
— Мне докладывают о происходящем. Впечатление такое, будто все это дурацкое правительство поднято по тревоге. Это ваши проделки?
— Мои, сэр.
— С какой стати, раз вам положено разбираться с бостонской заварухой?
— Это — часть того, что вы именуете «бостонской заварухой», — ответил Смит.
— Я полагал, что ваше секретное оружие наведет за это время порядок. — Мягкий, вкрадчивый голос президента был полон сарказма.
— Секретное оружие повреждено и захвачено неприятелем, сэр, — отрапортовал Смит. — Важно найти его, прежде чем оно...
— Заговорит? — догадался президент.
— Да. Или будет уничтожено.
Президент вздохнул.
— Если оно заговорит, то это приведет к падению всего правительства.
Не только моей администрации, но и всей концепции конституционного правления. Полагаю, вам это известно.
— Известно, сэр.
— Как мы можем воспрепятствовать тому, чтобы оно заговорило?
— Обнаружив его.
— И что тогда?
— Если возникнет опасность, что оно разгласит то, чего не следует разглашать, я возьму это на себя.
— Как? — спросил президент.
— Не думаю, что вам хочется услышать ответ на ваш вопрос, господин президент, — ответил Смит.
Президент, отлично понявший, что только что услышал, как один человек дал обязательство убить другого, если это будет отвечать интересам страны, негромко произнес:
— Так. Оставляю это на вашей совести.
— Так будет лучше всего. Мы уже уничтожили несколько бостонских тварей. Количество жертв благодаря этому уменьшится.
— Слабое утешение. Не думаю, чтобы американский народ успокоился, если я скажу ему, что мы понизили смертность от мутантов на шестьдесят семь процентов. Вместо шести человек в день теперь от них погибают двое.
— Боюсь, что нет, сэр. Мы продолжаем заниматься этим, — сказал Смит.
— Спокойной ночи, — сказал президент. — Когда все кончится — если, конечно, мы выживем, мне, видимо, захочется с вами встретиться.
— Спокойной ночи, сэр, — сказал Смит, уклонившись от ответа.
Следующий звонок был тем самым, которого Смит ждал. Работник прибрежной охраны, полагавший, что беседует с агентом ФБР по графству Вестчестер, доложил, что один из вертолетов засек «Сильвертон» длиной 27 футов. Катер был пуст и дрейфовал без огней по заливу.
Принадлежал катер дантисту из Нью-Джерси, показавшему, что продал катер всего 8 часов тому назад за 27 тысяч долларов наличными. Покупателем был молодой мужчина с золотым медальоном в виде солнца на шее.
Смит поблагодарил звонившего и повесил трубку. Все, нить оборвалась.
Мужчина с медальоном был одним из людей-тигров. Смит лично пристрелил его в коридоре перед палатой Римо. Следствие зашло в тупик.
Смит прождал у телефона всю ночь, но других звонков не последовало.
Глава 13
Была еще ночь, когда небольшой реактивный самолет приземлился на ухабистой полосе. Как только он остановился, Римо почувствовал, что его клетку потащили к двери. Через секунду клетка упала с высоты пяти футов на землю.
— Больно, черт возьми! — крикнул Римо. Однако его голос не вырвался за пределы тесной клетки, завернутой в плотный черный брезент.
Воцарилась тишина. Через некоторое время моторы самолета заработали снова, причем прямо у него над головой. Было время, когда он умел отгородиться от любого шума, подобно тому, как обычные люди закрывают глаза, но сейчас у него ничего не вышло.
Оглушительный рев моторов отдавался у него в голове, заставляя стучать зубами и нарастая с каждой секундой. Наконец Римо перевел дух: самолет покатился прочь, взлетел и вскоре шум моторов стих.
Ночь была тихой, если не считать стрекота насекомых, выступавших слаженным сводным хором всех букашек, какие только появлялись когда-либо на свет.
Римо по-прежнему сходил с ума по сигарете. Неожиданно чехол откинули, и по ту сторону решетки предстала Шийла Файнберг в шортах, которые едва прикрывали то, что им положено прикрывать, и в рубашке цвета хаки, обтягивающей ее огромную грудь.
— Как поживаешь? — спросила она.
— Превосходно, — отозвался Римо сквозь прутья. — Время бежит незаметно, когда человек веселится вовсю.
— Хочешь выбраться оттуда?
— Либо так, либо присылай мне служанку. Как тебе больше нравится.
Шийла наклонилась над прутьями клетки.
— Слушай. Думаю, теперь ты понял, что целиком находиться в моей власти. Если не станешь этого забывать и не будешь пытаться сбежать, я тебя выпущу. Но если начнешь выкрутасничать, лучше не выходи из клетки. Выбор за тобой.
— Выпусти меня, — сказал Римо.
— Ладно. Так-то лучше.
Она достала ключ из кармашка шортов, которые казались Римо слишком узкими для того, чтобы держать там даже заколку, и отперла замок.
Римо выбрался на растрескавшуюся полосу, встал и потянулся.
— Как здорово! — сказал он.
— Пошли, — сказала Шийла и направилась к джипу, стоявшему неподалеку.
Римо сел рядом. Она завела мотор.
— Один вопрос, — сказал Римо. — Ты — Шийла Файнберг, да?
— Да.
— На фотографиях ты другая...
— На фотографиях я еще в прежнем виде. С тех пор прошло много времени.
— Где мы? — задал Римо второй вопрос.
— В Доминиканской республике, в восемнадцати милях от Санто-Доминго.
— Далеко же ты меня затащила, чтобы убить!
— Кому нужно тебя убивать? У меня в отношении тебя другие планы.
Она повернулась к Римо и улыбнулась ему, продемонстрировав острые зубы. От этого зрелища Римо сделалось не по себе.
— Какие планы? — задал Римо третий вопрос.
— Ты будешь работать племенным жеребцом, — сказала она, громко захохотала и помчалась по узкой грязной дороге в сторону холмов, протянувшихся милях в шести от взлетной полосы.
Римо откинулся в кресле и решил получить удовольствие от поездки, чему, правда, мешало адское желание курить.
Они остановились у беленького домика на краю квадратного поля сахарного тростника размером с четыре городских квартала. Урожай был давно убран, тростник срублен и увезен. Остались только небольшие островки, похожие на клочки волос на голове у лысеющего мужчины. Остатки стеблей на земле были совсем сухими и оглушительно хрустели под ногами.
В домике было чисто и удобно. Бензиновый движок, тарахтевший неподалеку, снабжал дом электричеством, поэтому здесь был нормальный свет и холодильник. Римо начал с поиска сигарет, который увенчался успехом: он нашел их в кухонном буфете. Он поспешно закурил и сладострастно зажмурился, наслаждаясь вкусом дыма на языке и чувствуя, как смола частично оседает у него на зубах, деснах и языке, а частично проникает в легкие.
Потом он залез в холодильник и нашел там бисквит в целлофане. Он разорвал целлофан зубами и запихал бисквит в рот. В жизни есть два главных удовольствия: сигарета и шоколадный бисквит, подумал он.
Еще недавно его рацион состоял исключительно из риса, рыбы, утиного мяса и иногда овощей. Сколько времени прошло с тех пор, когда он последний раз уплетал сладости? И как он обходился без них столько лет?
Римо принялся за второй бисквит, когда в двери кухни появилась Шийла.
Она переоделась в прозрачный белый халат, который не оставлял воображению возможности дорисовывать прелести ее тела, так как выставлял их напоказ. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же сжала губы, подскочила к Римо и решительно затушила его сигарету в пепельнице.
— Эй, я ведь курю! — запротестовал он.
— Пора понять, что курение опасно для здоровья. — Она повернулась, задев его грудями. — Не то, что я: я могу оказаться полезной для твоего здоровья.
Римо так и застыл с бисквитом в руке. Он почувствовал то, чего не чувствовал уже много лет, — желание, жгучую потребность обладания женщиной. Искусство Синанджу научило его овладевать женщиной, когда это бывало нужно, причем так, что женщины лезли на стену от восторга. Однако, превратив это занятие в искусство и в науку, Синанджу сделало его скучным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Ай-иии! — крикнул Чиун и перемахнул через зловещие куски стекла, торчащие из рамы.
Смит успел заметить, как Чиун, оттолкнувшись от железной галереи, спрыгнул прямо со второго этажа на землю, приземлился на ноги и бросился вдогонку за женщиной. Смит тоже вылез на галерею, но осторожно, боясь порезался, и загрохотал вниз по ступенькам.
У причала покачивался катер «Силвертон» с уключинами и тентом. Женщина перекинула Римо на катер, сорвала швартовочный канат со ржавого надолба и сама последовала за канатом.
Чиуна отделяло от пристани еще сорок футов. Он уже достиг пристани, когда взревели оба двигателя катера, и он, задрав нос, помчался во мглу, которая все больше окутывала холодную гладь залива.
Еще несколько мгновений — и рядом с Чиуном оказался Смит. Они вместе проводили взглядами катер. Катер, не зажигая огней, канул в темноту.
Смит ощутил потребность положить руку Чиуну на плечо. Старик словно не почувствовал его руку. Взглянув на него, Смит понял, до чего мал и тщедушен 80-летний кореец, знающий так много сразу о многих вещах.
Смит стиснул плечо Чиуна, чтобы по-дружески поддержать его в горе, которое он разделял.
— Мой сын умер, — сказал Чиун.
— Нет, Чиун, он не умер.
— Так умрет, — сказал Чиун безразличным тоном, словно от пережитого удара повредились его голосовые связки, утратив способность передавать волнение. — Он больше не способен защищаться.
— Он не умрет, — твердо повторил Смит. — Я позабочусь об этом.
Он развернулся и решительно зашагал назад к санаторию. Его ждали дела.
Ночь только начиналась.
Глава 12
Римо, лишившийся чувств после удара, нанесенного ему в голову правой рукой Шийлы Файнберг, правой рукой, движение которой он не успел заметить, пришел в себя, когда рев моторов стих и катер остановился. Он почувствовал, как катер ткнулся бортом в другое судно.
Пока Римо тряс головой, стараясь восстановить зрение, Шийла вцепилась ему в правое плечо, заставив поморщиться от боли.
— Пошли, — приказала она и подтолкнула его к ограждению.
Ночь была темной, воды залива пахли солью гораздо сильнее, чем днем, словно на ночь с него сняли крышку. Шийла помогла Римо перебраться через ограждение. Они оказались на другом катере, меньше размером и более быстроходном. Она ни на секунду не ослабляла свою хватку.
Римо решил, что с него хватит и попытался вырваться, но потерпел неудачу. Ее пальцы по-прежнему держали его за плечо, подобно цепким когтям.
Он не поверил, что настолько ослаб. Вторая попытка освободиться последовала незамедлительно и была столь же решительно пресечена.
— Будешь дергаться — я тебя опять вырублю. Тебе этого хочется?
— Нет. Чего мне хочется, так это покурить.
— Мне очень жаль, но здесь не курят.
В темноте Римо различил на корме какой-то ящик.
— Сюда, — поторопила его Шийла.
Вблизи Римо понял, что это не ящик, а клетка с железными прутьями, размером с большую стиральную машину с функцией сушилки. На клетке лежали черные чехлы. Свободной рукой Шийла открыла дверцу клетки и подтолкнула Римо.
— Залезай.
— Это так необходимо? — спросил Римо.
— Я не могу все время беспокоиться, как бы ты не прыгнул за борт. Давай.
— А если я откажусь?
— Тогда я запихну тебя туда силой, — сказала Шийла. — Я очень сильная, ты уже знаешь это.
Даже в темноте ее зубы и глаза давали кинжальные отблески, отражая дальние огни.
Римо все же решил попытаться. Он вырвал у нее свою руку, при этом резко развернувшись и затратив на прием все оставшиеся у него силы. Прием был ему хорошо знаком и всегда выполнялся машинально. Теперь же ему пришлось рассчитать каждое движение. Мышечная память, способность тела выполнять несложные задачи без участия рассудка, напрочь его покинула.
Именно это умение является общим в мастерстве выдающегося спортсмена, непревзойденной машинистки и швеи-волшебницы. Память о том, что надлежит делать телу, впечатанная в сами мышцы и минующая мозг. Он улыбнулся про себя, радуясь, что на этот раз добился цели. Мертвая хватка Шийлы Файнберг не удержала его, и он снова оказался на свободе.
Но при этом он повернулся к ней спиной, против чего настойчиво предостерегала система Синанджу. Прежде чем он вспомнил об этом и попытался уклониться, Шийла прыгнула ему на спину. Римо почувствовал, как ее сильные пальцы сжимают ему горло, нащупывая артерии. Мгновение — и в горле у него забулькало, к мозгу прихлынула кровь, в глазах помутилось и померкло.
Римо тяжело шлепнулся на палубу. Он успел почувствовать собственное падение, но потом его глаза закрылись и он отключился. Он не чувствовал, как Шийла заталкивала его в клетку, не слышал, как она вешала на клетку замок, не видел, как завешивала клетку тяжелыми черными чехлами.
Римо спал. Шийла завела мотор и помчалась прочь от большого катера, на котором сбежала из Фолкрофта, оставив его болтаться на воде и дрейфовать по течению вдоль берега залива Лонг-Айленд.
Она развернулась и на полной скорости понеслась в восточном направлении. Путь до Бриджпорта занял полтора часа.
Когда Римо очнулся, движение уже прекратилось. Руки Шийлы Файнберг дотянулись до его горла. Она злобно шипела.
— Выбирай: либо ты ведешь себя смирно и тогда бодрствуешь, либо пробуешь поднять шум и тогда опять валяешься без сознания. Только учти, от этого у тебя прибавится шрамов.
Римо избрал первый вариант. Вдруг в награду за покорность он получит то, чего ему сейчас больше всего хотелось, — сигарету?
А потом — бифштекс. Сырой, сочный, какой ему однажды подали в Вихокене, штат Нью-Джерси.
Римо отчетливо помнил тот бифштекс, его восхитительный вкус. Но, вспомнив, где он и в чьей власти, он сообразил, что мечтать сейчас о мясных блюдах по меньшей мере неуместно.
* * *
Чиун дождался, пока Смит уберет с пола перед палатой Римо трупы, а потом прошел к себе в комнату, отказавшись перекинуться со Смитом даже словечком. Впрочем, Смиту было не до разговоров: он был слишком занят.
Он проследовал прямиком в кабинет.
В правительственных кругах никто не знал Смита. Ни в одном вашингтонском кабинете не висело его портрета, никто не получал от него предложений защиты от молнии, наводнения или пожара.
Однако, действуя анонимно, он тем не менее распоряжался более могучими армиями, чем кто-либо другой во всей Америке. В его кабинете сходилось больше, чем в любом другом месте, приводных ремней, заставляющих крутиться всю страну. Тысячи людей оплачивались непосредственно им, тысячи трудились на иные структуры, но их доклады поступали в КЮРЕ, хотя никто из них этого не знал и не послушался бы прямого приказания, отданного Смитом.
Молодой президент, поручивший Смиту руководство тайной организацией КЮРЕ, сделал мудрый выбор. Он поставил на этот пост человека, для которого ничего не значили ни личный престиж, ни власть. Его интересовало одно: иметь достаточно власти, чтобы хорошо исполнять свои обязанности.
Таков был его характер: он был органически неспособен злоупотребить властью.
Сейчас он собирался эту власть употребить. Уже спустя несколько минут над заливом Лонг-Айленд стали кружить военные вертолеты, разыскивая катер «Силвертон» длиной 27 футов. Федеральные агенты взяли под контроль мосты, тоннели и пункты оплаты за пользование автострадами между местечком Рай, штат Нью-Йорк, и городом Бостоном, штат Массачусетс. Им сказали, что они ищут дипломата, похищенного после того, как ему было предоставлено убежище в США. Имя его держалось в тайне, зато было известно, что он — брюнет с темными глазами, широкоскулый, с очень широкими запястьями. Остальное их не касалось.
Службы безопасности аэропортов и инспектора в морских портах по всему востоку США были приведены в состояние повышенной готовности приказом найти человека с теми же приметами. Им было известно одно: задание имеет чрезвычайную важность.
Мобилизовав все эти силы, Смит принялся ждать. Он развернул свое кресло так, чтобы у него перед глазами был залив Лонг-Айленд. Он не питал большой надежды на успех, поскольку правительство было как вода, на которую он сейчас смотрел. Поведение воды можно предсказать, ибо приливы и отливы подчиняются безупречному графику. Но разве его можно контролировать?
С правительством дело обстояло точно так же. Его поведение иногда можно было предсказать, но только дураки могли утверждать, что способны его контролировать. Так же и воды залива: сотни, тысячи лет приливы сменяются отливами. Пройдут сотни, тысячи лет, и кто-нибудь будет так же сидеть в кресле Смита, глядя на воду. Вода будет по-прежнему находиться в движении, подчиняясь собственному ритму, собственному графику.
Зазвонил телефон. Это был не тот телефон и не тот звонок, которого ждал Смит.
— Да, господин президент, — произнес Смит.
— Не думал, что опять придется вам звонить, — начал президент, — но что творится, черт возьми?
— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил Смит.
— Мне докладывают о происходящем. Впечатление такое, будто все это дурацкое правительство поднято по тревоге. Это ваши проделки?
— Мои, сэр.
— С какой стати, раз вам положено разбираться с бостонской заварухой?
— Это — часть того, что вы именуете «бостонской заварухой», — ответил Смит.
— Я полагал, что ваше секретное оружие наведет за это время порядок. — Мягкий, вкрадчивый голос президента был полон сарказма.
— Секретное оружие повреждено и захвачено неприятелем, сэр, — отрапортовал Смит. — Важно найти его, прежде чем оно...
— Заговорит? — догадался президент.
— Да. Или будет уничтожено.
Президент вздохнул.
— Если оно заговорит, то это приведет к падению всего правительства.
Не только моей администрации, но и всей концепции конституционного правления. Полагаю, вам это известно.
— Известно, сэр.
— Как мы можем воспрепятствовать тому, чтобы оно заговорило?
— Обнаружив его.
— И что тогда?
— Если возникнет опасность, что оно разгласит то, чего не следует разглашать, я возьму это на себя.
— Как? — спросил президент.
— Не думаю, что вам хочется услышать ответ на ваш вопрос, господин президент, — ответил Смит.
Президент, отлично понявший, что только что услышал, как один человек дал обязательство убить другого, если это будет отвечать интересам страны, негромко произнес:
— Так. Оставляю это на вашей совести.
— Так будет лучше всего. Мы уже уничтожили несколько бостонских тварей. Количество жертв благодаря этому уменьшится.
— Слабое утешение. Не думаю, чтобы американский народ успокоился, если я скажу ему, что мы понизили смертность от мутантов на шестьдесят семь процентов. Вместо шести человек в день теперь от них погибают двое.
— Боюсь, что нет, сэр. Мы продолжаем заниматься этим, — сказал Смит.
— Спокойной ночи, — сказал президент. — Когда все кончится — если, конечно, мы выживем, мне, видимо, захочется с вами встретиться.
— Спокойной ночи, сэр, — сказал Смит, уклонившись от ответа.
Следующий звонок был тем самым, которого Смит ждал. Работник прибрежной охраны, полагавший, что беседует с агентом ФБР по графству Вестчестер, доложил, что один из вертолетов засек «Сильвертон» длиной 27 футов. Катер был пуст и дрейфовал без огней по заливу.
Принадлежал катер дантисту из Нью-Джерси, показавшему, что продал катер всего 8 часов тому назад за 27 тысяч долларов наличными. Покупателем был молодой мужчина с золотым медальоном в виде солнца на шее.
Смит поблагодарил звонившего и повесил трубку. Все, нить оборвалась.
Мужчина с медальоном был одним из людей-тигров. Смит лично пристрелил его в коридоре перед палатой Римо. Следствие зашло в тупик.
Смит прождал у телефона всю ночь, но других звонков не последовало.
Глава 13
Была еще ночь, когда небольшой реактивный самолет приземлился на ухабистой полосе. Как только он остановился, Римо почувствовал, что его клетку потащили к двери. Через секунду клетка упала с высоты пяти футов на землю.
— Больно, черт возьми! — крикнул Римо. Однако его голос не вырвался за пределы тесной клетки, завернутой в плотный черный брезент.
Воцарилась тишина. Через некоторое время моторы самолета заработали снова, причем прямо у него над головой. Было время, когда он умел отгородиться от любого шума, подобно тому, как обычные люди закрывают глаза, но сейчас у него ничего не вышло.
Оглушительный рев моторов отдавался у него в голове, заставляя стучать зубами и нарастая с каждой секундой. Наконец Римо перевел дух: самолет покатился прочь, взлетел и вскоре шум моторов стих.
Ночь была тихой, если не считать стрекота насекомых, выступавших слаженным сводным хором всех букашек, какие только появлялись когда-либо на свет.
Римо по-прежнему сходил с ума по сигарете. Неожиданно чехол откинули, и по ту сторону решетки предстала Шийла Файнберг в шортах, которые едва прикрывали то, что им положено прикрывать, и в рубашке цвета хаки, обтягивающей ее огромную грудь.
— Как поживаешь? — спросила она.
— Превосходно, — отозвался Римо сквозь прутья. — Время бежит незаметно, когда человек веселится вовсю.
— Хочешь выбраться оттуда?
— Либо так, либо присылай мне служанку. Как тебе больше нравится.
Шийла наклонилась над прутьями клетки.
— Слушай. Думаю, теперь ты понял, что целиком находиться в моей власти. Если не станешь этого забывать и не будешь пытаться сбежать, я тебя выпущу. Но если начнешь выкрутасничать, лучше не выходи из клетки. Выбор за тобой.
— Выпусти меня, — сказал Римо.
— Ладно. Так-то лучше.
Она достала ключ из кармашка шортов, которые казались Римо слишком узкими для того, чтобы держать там даже заколку, и отперла замок.
Римо выбрался на растрескавшуюся полосу, встал и потянулся.
— Как здорово! — сказал он.
— Пошли, — сказала Шийла и направилась к джипу, стоявшему неподалеку.
Римо сел рядом. Она завела мотор.
— Один вопрос, — сказал Римо. — Ты — Шийла Файнберг, да?
— Да.
— На фотографиях ты другая...
— На фотографиях я еще в прежнем виде. С тех пор прошло много времени.
— Где мы? — задал Римо второй вопрос.
— В Доминиканской республике, в восемнадцати милях от Санто-Доминго.
— Далеко же ты меня затащила, чтобы убить!
— Кому нужно тебя убивать? У меня в отношении тебя другие планы.
Она повернулась к Римо и улыбнулась ему, продемонстрировав острые зубы. От этого зрелища Римо сделалось не по себе.
— Какие планы? — задал Римо третий вопрос.
— Ты будешь работать племенным жеребцом, — сказала она, громко захохотала и помчалась по узкой грязной дороге в сторону холмов, протянувшихся милях в шести от взлетной полосы.
Римо откинулся в кресле и решил получить удовольствие от поездки, чему, правда, мешало адское желание курить.
Они остановились у беленького домика на краю квадратного поля сахарного тростника размером с четыре городских квартала. Урожай был давно убран, тростник срублен и увезен. Остались только небольшие островки, похожие на клочки волос на голове у лысеющего мужчины. Остатки стеблей на земле были совсем сухими и оглушительно хрустели под ногами.
В домике было чисто и удобно. Бензиновый движок, тарахтевший неподалеку, снабжал дом электричеством, поэтому здесь был нормальный свет и холодильник. Римо начал с поиска сигарет, который увенчался успехом: он нашел их в кухонном буфете. Он поспешно закурил и сладострастно зажмурился, наслаждаясь вкусом дыма на языке и чувствуя, как смола частично оседает у него на зубах, деснах и языке, а частично проникает в легкие.
Потом он залез в холодильник и нашел там бисквит в целлофане. Он разорвал целлофан зубами и запихал бисквит в рот. В жизни есть два главных удовольствия: сигарета и шоколадный бисквит, подумал он.
Еще недавно его рацион состоял исключительно из риса, рыбы, утиного мяса и иногда овощей. Сколько времени прошло с тех пор, когда он последний раз уплетал сладости? И как он обходился без них столько лет?
Римо принялся за второй бисквит, когда в двери кухни появилась Шийла.
Она переоделась в прозрачный белый халат, который не оставлял воображению возможности дорисовывать прелести ее тела, так как выставлял их напоказ. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же сжала губы, подскочила к Римо и решительно затушила его сигарету в пепельнице.
— Эй, я ведь курю! — запротестовал он.
— Пора понять, что курение опасно для здоровья. — Она повернулась, задев его грудями. — Не то, что я: я могу оказаться полезной для твоего здоровья.
Римо так и застыл с бисквитом в руке. Он почувствовал то, чего не чувствовал уже много лет, — желание, жгучую потребность обладания женщиной. Искусство Синанджу научило его овладевать женщиной, когда это бывало нужно, причем так, что женщины лезли на стену от восторга. Однако, превратив это занятие в искусство и в науку, Синанджу сделало его скучным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17