бинты местами совсем побурели. Схожу с тропы и аккуратно опускаю раненого на землю. Достаю пластмассовую аптечку, из нее — шприц-стручок, укалываю в бедро прямо через штанину. Дима открывает глаза:— Хорошо гуляем. Горы, свежий воздух… А взгляд — мутный от боли.— Потерпи, Круз…Дима пытается улыбнуться потрескавшимися губами:— Буду.А через два часа я снова укладываю его между камней. Димино лицо серо от боли и пыли. Разрезаю бурые бинты. Вместо ступней — распухшее, в черных сгустках крошево. Плескаю на грязную рану оставшейся водкой из фляги, присыпаю антибиотиком из облатки, прикладываю марлю, затягиваю.— Дрон, что там?.. — спрашивает очнувшийся Дима.— Осколок, сволочь… — вру я, глядя в землю. — Потерпи, сейчас.Открываю аптечку. Пусто. Обезболивающие кончились. Набираю шприц из ампулки с надписью «вода для инъекций». Укалываю в бедро:— Ну вот, скоро полегче станет. Димыч пытается улыбнуться сквозь намертво закушенную губу:— Уже легче.Подхватываю Круза на плечи, в глазах мутно от жары и усталости. Нужно бежать. Вперед и вверх. Только вперед и вверх. Иначе ничего не будет. Ни жары, ни усталости. Ничего.— Держись, Димыч.Зрачки у Круза расширены, он произносит едва слышно:— Буду.Я поднимаюсь вверх по тропе. Только вперед и вверх……Открываю на мгновение глаза, опрокидываю в себя стаканчик джина и снова укладываю голову на руки. В мире воспоминаний ничего радостного, но в окружающем меня — хуже. В нем — вообще ничего.«Я пью один, со мною друга нет…»Меня наконец настигает видение, не отпускающее мою усталую память уже месяц, возвращающееся с монотонным постоянством работающего поршня и перемалывающее потихоньку волю к жизни……Дима, прихрамывая, идет к автомобилю. Улыбается беззаботно выглядывающим с балкона жене и дочкам, машет им рукой… Отворяет дверцу. Садится. Водитель запускает стартер. И тут… Автомобиль разбухает, начиненный огнем, и разваливается в пламени разрыва. Звука я почему-то никогда не слышу. Вижу лишь белые от ужаса глаза Тамары, закрывающей ладошками глаза Димкиным дочуркам…Нет, я не видел этого взрыва. Просто так я себе его представил.Диму Крузенштерна убили больше месяца назад.Я тогда сидел безвылазно в дальней деревеньке под Москвой и страдал от тупости и ничегонеделания… Дима там меня спрятал, как раньше спрятал в Штатах.Задача была проста, как апельсин: пересидеть какое-то время, пока московские мои приключения не забудутся «могучей кучкой» новых царевых шутов да окольничих, пока не изгладится из оперативной памяти узкого круга ограниченных лиц моя скромная, как статуя вождя в горкомовском скверике, фигура… Мы оказались завязаны в очень скверную историю, связанную с вечной жестокой борьбой за русский престол. Который не терпит обязательств ни перед кем. Мы победили.Кто-то — проиграл. Этот «некто» потребовал компенсаций. Ему нужны были головы.Скромный утешительный приз проигравшему Большую Гонку за власть и золото.Вернее, один из ее этапов.Финт удался: меня забыли. Тем более за очередным накатившим на страну громадьем судьбоносных планов сие было не мудрено. Благо велика Россия и делить ее не переделить.После моего возвращения из Штатов мы и увиделись лишь однажды. По настоянию Круза дома я появляться не стал: снял в деревеньке в дальнем Подмосковье недорого дачу, вернее, обычный деревенский дом. Развлечения я нашел себе соответственные: читал любимых Пушкина, Бунина, Гоголя и Хемингуэя и бегал кроссы по пересеченной местности, забираясь в совсем дальние чащобы, где можно было вдоволь пострелять. Был у меня старенький, надежный «макар»; патронов я запас гору и тренировался в стрельбе навскидку часами — с глушителем и без такового. Наверное, это был спорт. Под девизом: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…» За три с лишним месяца я добился результатов, которые одобрил бы любой понимающий человек.Туда, в эту деревеньку, и приехал однажды в конце лета Круз. Инкогнито — без охраны. Посидели в лесочке за костерком. Выпили водочки, поговорили. Если бы знать…Вечер был прохладным.— Чего такой смурной, Дрон? Красота-то вокруг какая!— Угу, — вяло согласился я. — Речка течет, лес шумит. Согласно расценкам.Анекдот помнишь?— Ну?— Приезжает порученец от нового русского на Средиземноморское побережье.Снимает весь отель целиком на месяц. Идут с управляющим осматривать пляжик.«Знаете, босс любит, чтобы песочек был белый, меленький, песчинка к песчинке, по миллиметру каждая». — «Вы понимаете, здесь особый микроклимат, природный биоценоз…» Порученец открывает чемодан, достает пачку баксов, передает управляющему. Тот: «Сделаем».Порученец дальше: «А чтобы вон там гладкие валуны беспорядочно эдак громоздились, лучше — из фаросского гранита, с красным таким отливом. Идея вам понятна?» — И передает следующую пачку денег. «Дизайнер постарается». — "Да, и что-то шумливо у вас. Волна прибоя должна биться о берег с ритмом семь-восемь наплывов в минуту. И ветер, пожалуйста, умеренно охлажденный, типа «бриз». — «Да как же мы…» Порученец передает еще несколько пачек. «Сделаем». — «Ну вот. Да, и еще… Боссу нравится, чтобы вон там вот, у горизонта, три чаечки парили, лениво так, сонно…» Администратор, уже без споров, принимает очередную пачку баксов.Через неделю новый русский приезжает в отель, выходит прогуляться на пляж, устраивается в шезлонге, перебирает пальцами сыпучий песок, любуется на грубовато-дикое нагромождение гранитных валунов чуть вдалеке, слушает размеренный шелест волн, подставляя лицо прохладному бризу… А там, у горизонта, парят три чайки… Новый русский щурится блаженно, вздыхает, произносит: «Да-а-а… Такую красоту за деньги не купишь».Дима Крузенштерн улыбнулся невесело, спросил:— И к чему ты?.. Сейчас мы сидим вполне как «старые русские». Ни охраны, ни омаров.— Да брось, Дим. Тебе не надоело жить «за забором»? Охрана, закрытые заведения, закрытые встречи… Чтобы нам вот так вот запросто за шашлычком с водочкой посидеть, проводишь целую операцию по «скрытному проникновению на объект». Да и я тут… Как шпион-подпольщик. Это в родном-то Подмосковье. «А в Подмосковье ловятся лещи, водятся грибы, ягоды, цветы…» Дим, это и есть теперь «новое русское счастье» — жить в родной стране «за колючкой»?Круз внимательно посмотрел на меня, сказал серьезно:— Что делать, Олег. Мы играем на деньги. Это очень большие деньги. Очень.Да и… Если бы только деньги… Ты ведь и сам понимаешь. Глава 11 — Понимаю. Тем более — сколько мне здесь сидеть?— Тебя необходимо поберечь.— Куда уж больше. Шизею.— Что так?— От безделья.— Может, тебя на курорт отправить?— Не-а.— Дронов… А если бы я попросил тебя пошизеть еще маленько, а? Ты как?— Можно. А зачем?— «Отмыться».— Во-первых, черного кобеля… ну, дальше ты знаешь. А в-десятых, был бы «заляпан», уже давно бы отпели.— У нас на тебя виды. Нужно, чтобы был чистеньким, как ангелочек.— Да я в Штатах уже «отмылся» до костей! Даже хотел было на работу пристроиться.— По специальности?— В супермаркет. Сторожем.— Сильно ты там нужен…— Вот и я так подумал. Круз, я ничего не делаю.— Тебя ведь не это на самом деле беспокоит.— Не-а. Не это.— Во-о-от. Жениться тебе надо.— Ага.— Домом обзавестись.— Большим. С бассейном.— Ну, на бассейн у тебя не хватит, а вообще-то со временем…— Сильно ты умный.— А то… Банкир должен быть психологом.— Или — психиатром.— Или так.— Пока ты будешь психологические изыски строить, я как раз и стану натуральным психом. Так чего еще мне нужно поиметь со временем?— Дрон, не заводись.— Со временем… Над временем невластен никто, даже банк. А оно убегает.Как вода сквозь пальцы.— Олег… Я же сказал: мы имеем на тебя виды.— Хм… Звучит заманчиво. Как предложение руки и сердца.— Ты хоть как-то за прессой следишь?— Символически. Эпизодически. В дачный сезон это неактуально. Совсем.— А что актуально?— Две недели подряд, пока дождички полоскали, — народ по грибочки подавался. А сейчас — не знаю. Загадка русской души.Мы расплескали еще грамм по пятьдесят, выпили.— Круз, историю хочешь? — спросил я.— Мировую?— Да нет, из жизни.— Валяй.— Еду я как-то в электричке…— Куда это ты ездил?— На садовый участок.— Решил обзавестись недвижимостью?— Не-а. Помогал семье Васнецовых крестьянствовать. По-соседски.— Сложно мне это представить…— Что помогаю?— Что с соседями общаешься.— Это они со мной.— А-а-а…— У них девица на выданье.— Велика ли девица?— Сорока пяти еще нет.— Ну… Тогда…— А дочке ейной — все восемнадцать.— Так тебя за кого садоводы сватают — за маму или за дочку?— Пока не разобрался. Да и они, видно, еще не решили.— Когда решат, сообщишь?— Дима Иваныч, прекрати сбивать с сути вопроса. Я тебе историю рассказываю.— Вот, значит, как.— Ну.— Весь внимание.— Проезжаем какой-то городишко районный. Задками, понятное дело. Чтобы тебе легче представить — что-то вроде Наро-Фоминска, но поободраннее.— Считай, что представил.— Знаешь, сталкеровский такой сюжет. Пути. Брошенные цистерны. Свалка неизвестно чего. Какие-то шалаши из дерьма и жести — бомжатник. Пестрые ленты по ветру — кто их развесил, зачем, неведомо. Торцевые красные кирпичные стены каких-то жилищ. Край огорода — на нем ничего не может расти; посередине — лужа солярки. Слепой домик врос в землю по самые окна, ставня отодрана с мясом, но со двора дымок вьется, живут там. Смотрю на все это и произношу непроизвольно вслух: «Странный город».Девчушка там играла на соседней лавке, маленькая совсем, лет шести. С куклой. Расслышала мое замечание, глянула за окно, махнула рукой совсем по-женски, как ее мама или бабушка сделала бы с приговором: «Чего от них ждать», и произнесла: «А, поломанный он». Ты понял, Круз?— Чего ж тут не понять…— По-ло-ман-ный! Словно жестокие дети порезвились. Как с игрушкой. С чужой игрушкой! А нам теперь можно или починить, или выбросить! Поломанный город.Поломанная страна.— Дронов… Может, тебе действительно…— Может. Это я на «измену подсел». В хорошем смысле этого слова. Пройдет.Вместе с жизнью. Знаешь, зачем я тебе это рассказал?— Воспитываешь.— Ну. А то вы, банкиры, далеки от народа, как декабристы в декабре. Кстати, выросло поколение, которое не знает ни кто такие декабристы, ни кто такие октябристы. Октябрят с пионерами тоже не знает.— Узнают, кому нужно.— Понимаешь, Круз… Я растерялся. Столько времени в Штатах просидел, чувствовал себя как на Луне. Думаю, прикандыбаю домой, полегче станет. Фигушки.Здесь я — как на Марсе. Ни хрена не понимаю. Что-то с головой.— У тебя?— Да окосел я сидеть уже в этой тмутаракани и изображать, что такой же, как все! И так уже, как рыба камбала, слился с местностью, вывернул глазенки на один бок и тупо лупаю ими в верхние слои: я не я и хата не моя. Как известно, камбалу акула хватает не глядя, да и смысла глядеть нет: ее действительно нельзя заметить, но… Когда грозная акулья тень движется по дну, камбала боится, трусит смертельно, и эти самые флюиды страха, будто волны, расходятся вокруг; их каким-то восьмым чувством улавливает хищница и хватает застывшую от ужаса рыбешку с хрустом и смаком. Поперек хребта.Одним махом я накатил лафитник водки, разжевал кусочек ветчины, выдохнул:— Бояться мне здесь некого и незачем. Но от такой насыщенной жизни и помереть недолго, а?— Дрон, прекрати! — возмутился Круз. — Работой мы тебя пока не загружаем намеренно, нам осенью понадобится твоя голова, максимально свежая. Но раз ты так исстрадался… Хорошо. Придумаю я тебе трудотерапию. Разберись покамест с Покровском. И тебе занятие, и нам не без пользы: есть у нас там свой пиковый интерес.— Покровск?— Да.— Что там? Опытный завод? Объединение «Ураган»? «Точприбор»?— Ну вот, а говоришь, буквы забыл, газет не читаешь.— Завод электрооборудования тоже?— Этот группа Раковского уже к клешням прибрала, плетью обуха не перешибить.— А попытаться?— Верным путем идет ход ваших мыслей, товарищ!— А то… — пожимаю плечами.— Компьютер у тебя с собой?— Обязательно. Ржавеет в груде тряпья.— Через пару дней подошлю тебе материал. На лазерных дисках.— Иваныч, раз такое дело, мне бы самому по городку побродить, местную прессу почитать, на рынке потолкаться…— Там есть кому толкаться. Ты у нас думный боярин. Вот и думай.— Круз, я не боярин, я пролетарий умственного труда. Мне доставляет удовольствие сам процесс. К тому же… Никакие «ноги» и никакой чужой подбор не заменят такой штуки, как интуиция. Может, я за какое объявление на заборе зацеплюсь и…— Раскроешь антинародный план «First Boston Group» по превращению Покровска в Клинтоноград?— Может, и не так круто, но…— А что там у нас с карасиками? Карасиков я самолично натаскал из пруда на хлебный мякиш ранним утречком, а по приезде Димы, после отведывания столичных изысков и поедания обязательного шашлыка, рыбку мы закопали в остывающие угли.— Должно быть, готово.— Ну и славно. А под карасиков «Померанцевой», ага?— Расчехляй.Дима Крузенштерн уехал рано утром. Вяло помахав ему ручкой, я завалился дрыхнуть дальше.Через два дня никто ни от Димы, ни из «Континенталя» не приехал. Прошло еще три дня. И в передачке про распоясавшийся криминал дикторша, равнодушно глядя красивыми коровьими глазами в камеру, сообщила, что преступность в очередной раз обнаглела и скоро примут меры…Диму Крузенштерна взорвали в машине у подъезда дома, на глазах Тамары и детей.«Я пью один, со мною друга нет…» Когда уходит близкий человек, чувство потери возместить нельзя ничем. И вспоминаешь, что мы так и не поговорили о самом важном в этом мире. Зато мы умели об этом помолчать. «Если радость на всех одна, на всех и беда одна…»В Москву я сорвался в ту же ночь, электричкой. Часть втораяДЫМ ОТЕЧЕСТВА Глава 12 Киевский вокзал встретил обычной здесь, несмотря на время суток, суетой и бдительной милицией. Документы у меня спросил первый же патруль. Благо паспорт у меня был при себе, я и предъявил его рьяно, но спокойно. Сержант долго сличал фото на документе с «подлинником» и, видимо, остался недоволен последним. Хорошо хоть, «Макаров», не значившийся ни в одном реестре, я оставил завернутым в масляную тряпочку под гнилой дощечкой на веранде. Статью бы, пожалуй, не навесили, а вот на пару суток приземлили бы точно.— Откуда следуете? — спросил сержант.— С дачи.Еще раз оглядев мою небритую физиономию, сержант козырнул и удалился вместе с напарником.Встреча с блюстителями меня отрезвила, хотя я и не пил накануне: куда я двинул в ночь, зачем? Тем более место происшествия «остыло», да и я не опер, чтобы собирать в полиэтиленовые пакетики важнецкие улики. Надо думать, вся служба безопасности «Континенталя» кинута на такую суровую «заказнуху»…Но тем и отличается моя дурная бестолковка от прочих умных, что, когда нужно действовать, я действую. А думаю по ходу. Или не думаю вообще. Как там в популярной передачке? «Бывают дни, когда ты тупой и безмозглый… Когда все против тебя, а ты за мир!»Именно в такие дни логическое мышление, которое в простонародье по какому-то недоразумению называется умом, у меня отключается вовсе. И я начинаю интуичить.Единственное, что я сделал после встречи с неприветливой милицией, — так это обозрел свою физиономию в зеркале витрины. Служивый был прав: такого субъекта нужно задерживать и лучше потом уже не отпускать — глаза дикие, блестят, словно индивид кушал коноплю расписными хохломскими ложками, да еще и пересыпал героином, аки сахарной пудрой!И я принял мудрое, по-мужски логичное решение: поехать домой и переодеться.А с раннего ранья навестить по всей форме руководство «Континенталя», подключиться к команде, поработать извилинами, вычислить не только киллера, но и заказчика и примерно наказать обоих. Ибо, как нас учит Федор Михайлович, наказание должно следовать за преступлением с неотвратимостью падающей гильотины, иначе… Иначе мы получаем то, что имеем.То, что для банка найти и киллера, и заказчика не просто жизненно необходимо, но дело чести, я почему-то не сомневался. Да и один в Москве — не воин, если, конечно, он не мэр Лужков или не Георгий Победоносец.Случайный мотор доставил меня к Юго-Западу; квартал до дому я не доехал: привычка. Подошел к родному небоскребу, в коем не бывал черт-те сколько времени, и потому в хату не поспешил: если когда-то и после недолгого моего отсутствия ее успели выставить ленивые лохи, то после длительного, в свете новых реалий, ее могли навестить люди вполне квалифицированные и поставить на меня если не капкан, так силки. Поймать Додо? Как писал классик, Птица-Говорун была умна и сообразительна, но всех Говорунов истребили. Ну что ж… Когда ты числишься без вести живым, да еще и в единственном экземпляре, это обязывает.Перед входом в подъезд пришлось помаячить: бдительные жильцы от бомжей, вроде меня, обзавелись шифровой защелкой. Чуть-чуть повозившись, я и вскрыл оную с помощью перочинного ножа и ежовой матери.Лифт по поздно-раннему времени не работал, и я потащился на искомый седьмой этаж на своих двоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9