Смею надеяться, вы уже изучили те бумаги, что мы послали к вам две недели назад, и у вас появились какие-то соображения по изложенным вопросам. Совет директоров КРОНЭКС-банка уполномочил меня обсудить с вами все интересующие вас вопросы… Мне представляется также, что мы могли бы сегодня же снять все возникшие или могущие возникнуть в будущем недомолвки и недоумения, чтобы разрешить нашу проблему к полному согласию сторон.Валерию Эммануиловичу понравился произнесенный им спич: просто и изящно.Но Илья Иванович Купчеев никак не прореагировал на сказанное. Он продолжал монументально возвышаться за столом, буравя зрачками посетителя. Единственное, что мелькнуло в его голове: а этот недоумок сам-то понял, что сказал?Банкир, не дождавшись ответа, вытащил из кармана золотой портсигар от Картье, осведомился вежливо:— Разрешите?Губернатор промычал нечто невразумительное; Валерий Эммануилович счел возможным считать это согласием, чиркнул кремнем такой же баснословно дорогой зажигалки, выпустил идеально ровную струйку дыма.— Итак, поговорим по существу вопроса? — Банкир выделил голосом словосочетание «по существу» и выразительно посмотрел на этого дремучего чинушу.Он был доволен складывающимся разговором. По крайней мере, инициатива была за ним. Сейчас этот медведь и мужлан заерзает, забеспокоится, начнет торговаться за каждую тысячу баксов и заглотнет тем временем крючок целиком. А с крючка КРОНЭКС-банка еще никто не слезал. Живым. Да и…Молодой человек выпустил очередную дымную струйку, затянулся. Теперь он был намерен держать паузу. Сколько бы это ни продлилось. Кажется, у Станиславского он читал: главное качество, отличающее великого актера от посредственности, — это умение держать паузу. Себя Валерий Эммануилович считал блестящим актером. И не только он один так считал. Если спросить у банкира Кодарковского, каким образом…— Ты это… — нарушил тишину хриплый голос губернатора.— Что, простите?..— Ты, Савчук, из этих?.. Из жидков будешь?..— Простите?— Ты чего, глухой, прости Господи?.. Из еврейчиков будешь, спрашиваю?— В смысле…— Да в прямом!— Я — русский. Но родом с Украины. Из Одессы.— Вот то-то. В Одессе в той у вас все еврейчики и есть. Так?— Ну почему же все?— А пес вас знает! И среди банкиров, что ни нос, то в полтора аршина… А пейсы чего не носишь? Не модно, знать, ныне?Пусть на секунду, но Валерий Эммануилович растерялся: он что, полный дебил, этот губернатор? Речь идет даже не о деньгах, а о Деньгах! Савчук не без труда подавил готовое вспыхнуть раздражение, улыбнулся достаточно непринужденно:— Если вы, Илья Иванович, насчет отчества интересуетесь…— Я насчет отечества интересуюсь! — грубо оборвал его губернатор. — Наобещаешь тут, напакостишь там, а потом — в свой Израиль подашься, к раввинам грехи замаливать, так? Гражданство-то, поди, оформил уже на случай? Чтобы, как крыса, сбегти с земли русской, когда припечет?Валерий Эммануилович вынул платочек, промокнул пот со лба… Этот губернатор не просто дебил, он махровый дебил! Кретин в квадрате, вот кто он!Каких дегенератов плодит еще земля русская. Боже ж мой! И с этим мастодонтом нужно вести разговор о сорока миллионах долларов? А на самом деле речь идет о полутора миллиардах?! Куда все катится?!Стоп! Не время для эмоций! Он справился с лицом, глянул на этого краснорожего ублюдка, по какой-то непонятной прихоти судьбы занимающего такой ключевой пост, собрался, проговорил, чуть понизив голос:— Вы правы, Илья Иванович. Я уважаю ваши убеждения и, если хотите, разделяю их. И относительно мирового еврейства — в том числе. Но… — Молодой человек слегка развел руками:— Вы же понимаете, в их руках сосредоточены крупнейшие мировые финансовые центры…— А ты что, Эммануилович, себя чукчей числишь? Или этим, камчадалом?Папашка, поди, тех самых, голубых кровей, даром что Савчук? А мамашка — вообще Гогельбрюхер какая-нибудь?Банкир заметил, что тон собеседника чуть сменился с напористо-агрессивного на насмешливо-снисходительный. Это Савчук счел хорошим предзнаменованием. Как учит сайентология, любую фразу, сказанную собеседнику, лучше всего начинать со слов «вы правы».— Вы правы, Илья Иванович, но признайтесь, у вас имя тоже… Не того…— Да ты что, банкир, сдурел совсем за барышами?! — громыхнул Купчеев. — Да я в аккурат на Илью Пророка, третьего августа народился! Как меня родители мои православные могли наречь? Марком, что ли? Или Фемистоклом?!— Вы правы, Илья Иванович! Вот и у меня — та же ситуация! Мой покойный дедушка весьма увлекался философией немецкого мыслителя Канта, открывшего, как известно, шестое доказательство бытия Божия и тем самым дополнившего самого Фому Аквинского, отца схоластики… Так вот: в честь прославленного немца этот мой дедушка, Алексей Миронович, и нарек моего папу таким странным по тем временам именем! А родителей, как известно, не выбирают! И мой отец, Эммануил Алексеевич, был членом ВКП(б) с сорок девятого года, а тогда, как известно, иудеев не сильно жаловали…— Ну будет, будет, — совсем уже смягчился «грозный» губернатор. — Вы, хохлы, тоже не сахаром помазаны, только и норовите нашего брата русака объегорить…— Да полноте, Илья Иванович… Мы же деловые люди…— И коньячок делу не помеха, а? — хитро, по-крестьянски, прищурился Купчеев.Валерий Эммануилович внутренне ликовал: вот что значит мастерство! Все будет так, как он задумал! Торг. Этот Купчеев, конечно, дремучий мужик, но хитрый. Хотя… Как формулировал Ларошфуко, хитрость — признак недалекого ума.Дебют он, Валерий Савчук, выиграл вчистую. Осталось сделать следующий шаг. И — поставить мат.— Людмила, приготовь-ка нам с гостем чайку, эдак по-русски, с коньячком, буженинкой, севрюжкой… — услышал Валерий Эммануилович распоряжение губернатора. Прикрыл глаза, вдохнул глубоко, задержал дыхание, стараясь сосредоточиться. Именно так древнекитайский целитель Цзу Джи рекомендовал восстанавливать тонкую энергию «цы» после напряженного интеллектуального поединка. Который ему еще предстояло завершить победой. Полной победой.Если бы Валерий Эммануилович видел брошенный на него губернатором вскользь взгляд, он ощутил бы только одно чувство: страх. Страх, одинаково поражающий все зверье, будь оно ползучее, рогатое или двуногое. Страх нерассуждающий, слепой, смертельный. Ибо смотрел Купчеев на подсадного банкира профессионально-оценивающе, с прищуром, будто убойщик на готового к закланию бычка, будто стрелок на дичь — сквозь вороненую прорезь прицела. Глава 8 Панкратов дослушал разговор Савчука с губернатором, выключил запись. Из автомобиля он видел, как банкир, самодовольный, сияющий, будто новенький гривенник, вышел из дома администрации, медленно двинулся к машине.Телохранитель, здоровенный качок по имени Костик, по негласной классификации Панкратова — «амбал-вредитель», вроде того, что был у мэра, предупредительно встретил шефа с мобильником в руке. Сейчас Савчук будет докладываться Филину. Но Панкратов ошибся.— Владлен Ефимович? — произнес Савчук в трубку.Этот полудурок звонит самому Обновленскому по прямому? Холодная испарина обильно оросила лоб Панкратова. Он был рад, что выключил запись. Если он пропустил контакт банкирчика с олигархом, Филин не просто по голове не погладит… Он ее и оторвать запросто может.Или Савчук не такой уж олух? Раз решил играть свою игру? И вся его беседа с губернатором лишь прикрытие, и предназначена для его, Панкратова, ушей, и о прослушке он знает априори? Хм… Если хватило ума с Обновленским связаться, то такое не мудрено. Или это олигарх играет свою игру? Теплее. Поживем — увидим, а на нет — и суда нет.Степан Ильич продолжал напряженно слушать.— Я обговорил предварительные условия КРОНЭКС-банка с Купчеевым. Хитрит.Да, те, что я вам передал. Думаю, ваше предложение придется ему по душе. Только, если вам интересно мое мнение… Этот губернатор весьма ограниченный человек, к тому же — махровый антисемит… Да… В КРОНЭКС-банке все еще полагают, что…Хорошо, Владлен Ефимович. До свидания.Довольный собой и жизнью Савчук опустился в прохладу кондиционированного салона, и автомобиль помчался прочь из города.В машине Панкратова прозвучал зуммер спецсвязи.— Первый слушает, — отозвался он.— Докладывает Второй. Блондинчика обставили.— Давно?— После встречи с губернатором.— Насколько плотно?— Да внаглую: не понять, представительская охрана или — наоборот. Две машины. Возможно, есть еще несколько — это их город.Панкратов задумался: да, это могли быть и люди губернатора, не так он прост, вернее, совсем не прост… А мог и милейший Владлен Ефимович Обновленский подстраховаться: слишком большие ставки на кону. Нет, все же Блондинчик каков!Вышел на контакт с олигархом настолько втихую, что…— Второй, вы не спалились?— Пока нет. Ведь мы не предпринимали активных действий.— Сможете сопровождать объект?— Так точно.— А не засветиться перед чужой наружкой?— Если мы их срисовали, то и они нас прояснят непременно. Но какое-то время — сможем.— Постарайтесь это время продлить.— Есть.— Конец связи.— Конец связи.Панкратов задумался. Поднял трубку с тяжелого ящика, кодировавшего переговоры:— Панкратов вызывает Филина, — Слушаю, Степан Ильич.— Контакт с губернатором у Блондинчика прошел.— Да? И как твое мнение?— Честно или откровенно?— Лучше — как на духу.— Геннадий Валентинович, где вы разыскали этого долбаного урода?— Савчука?— Я по наивности полагал, природа подобных дураков больше не производит.— Природа и не на такое способна, — хмыкнул Филин. Добавил:— А вообще ты прав, Степан Ильич, пришлось попотеть. Я его полтора года обкатывал, пока в правление КРОНЭКСа ввел. Встреча прошла на «ять»?— Купчеев переиграл нашего дитятю на все сто. Во-первых, залепил молодому человеку голимую чернуху…— Степан Ильич, а без жаргона…— Никак не получится — в этом суть явления. Выставил себя «черной сотней», «памятником», баркашевцем и ярилопоклонником в одном лице! Заставил оправдываться на предмет чистоты кровей… Мои слухачи обтекали от хохота, а наш банкирчик сожрал все без соли, кетчупа и пыли — за чистую монету.— Тебя что-то беспокоит?— Не слишком ли?.. Я совсем не уверен, поверил ли Купчеев. Мужчина он очень серьезный.— А никто его за пацана и не держит. Но пока плевать, поверил не поверил!Главное — забеспокоился!— Это так.— Вот и славно. А мы усилим беспокойство. У вас все готово?— Да… — Панкратов помедлил немного, но все же решился: как знать, может быть, никакого разговора с Обновленским у Савчука и не было и все, что он слышал, просто «проверка на вшивость» Филиным его, Панкратова? С этой совы станется… — У нас возникла проблема.— Слушаю.— Банкирчик только что переговорил по прямому с Обновленским.— Вот как! А ты говоришь — дурак… Ласковый телок двух мамок сосет. Ты прозевал контакт?— Виноват. Недоработка, — произнес Панкратов.— Ну? Что ты замолчал? Что-то еще?— Да. Банкирчика плотно и демонстративно обставили после контакта с губернатором.— Кто?— Возможно, люди самого Купчеева, возможно, господин Обновленский решил перестраховаться… Мог и любой из местных спецов из ФСБ или РУБОПа: на кого кто здесь работает, мы пока не знаем…— Но по ходу пьесы узнаем…— Да. Тогда уже не скроешь.— Что предлагаешь?— Может быть, стоит поиграться с господином Обновленским?— Используя втемную Савчука?— Да.Филин не ответил. Молчание продолжалось секунд тридцать. Наконец в трубке прозвучало:— Нет. Перемудрим. Обновленский не та фигура, с которой можно будет долго играть втемную. Да и местные бароны — тоже не подарок. Сейчас главное — завершить «Тихий омут» по схеме. Чьи бы это люди ни были, больше огня — больше и дыма. А за дымовой завесой куличи выпекать — одно удовольствие. — Филин замолчал, добавил:— Подтверждаю штатный вариант.— Есть.Панкратов дал отбой, связался с группой наблюдения:— Первый вызывает Второго.— Второй слушает Первого.— Штатный вариант.— Есть штатный вариант. Когда?— Сейчас.
«Мерседес» с банкиром вели жестко, в три машины. Когда Илья Иванович Купчеев позвонил Дмитрию Олеговичу Алентову, в недавнем прошлом не самому крутому, но и не последнему оперативнику Покровского управления ФСК, а ныне — пенсионеру и директору частной охранной фирмы, работающей исключительно на интересы губернатора, то выразился просто:— Сядь ему на хвост и не слезай! Внаглую! Пусть этот байстрюк долбаный палево на своей заднице почувствует! Проводи так до Москвы, а твои ребята пусть раскладку мне на него приготовят: с кем из одного корытца лакает, а с кем — в один горшок ходит! Понял?!Дмитрий Алентов понял. Поэтому сейчас они шли на «БМВ» в пятидесяти метрах от банкирского «мерса». Увязавшемуся позади «жигуленку», по странному совпадению не отстававшему от заморского чуда автотехники, Алентов, за громадьем планов и масштабностью задач, не уделил должного внимания. Ему было чем заняться: его «БМВ» и два джипа попеременно шугали и прессовали банкирский «мерседес», который размеренно пылил по шоссе, похожий на иноходца в окружении паленых волков.— Ну-ка, прибавь! — приказал Алентов водителю, и «БМВ» начал тихонечко, но неотвратимо нагонять «мерседес», в то время как один из джипов перестроился назад, а другой — рванул вперед. Хотя «охота на банкира», вернее, его травля была и показательной, ненастоящей, все «загонщики» увлеклись не на шутку: азарт есть азарт.— Может, прижать чуток? — оскалился водитель. — К обочине?— Нет. Подойди вплотную, светом поиграй…— Да у «мерсова» водилы, поди, итак нервы не железные.— А мне нужно, чтобы его шеф кипятком писал, понял? Прибавь!— Щас…До «мерса» оставалось метров десять. Что произошло дальше, Алентов не успел ни понять, ни уразуметь: шедший впереди автомобиль подняло в воздух, чуть накренило и — будто упругий огненный шар расцвел, разбух, корежа металл, раздирая его в клочья…Алентов метнул безумный взгляд водителю, тот вдавил педаль тормоза, машину развернуло и поволокло в метавшуюся впереди огненную плазму. Грохнул второй взрыв — рванул бензобак «БМВ», и останки автомобилей сверглись под откос, не оставляя ничего живого в месиве из огня, земли и покореженного металла.«Жигуленок» мирно прижался к обочине метрах в тридцати от места катастрофы.Водитель, малорослый, средних лет мужичок вместе с пассажиром не поленились выйти и поспешить к невысокому откосу, с которого свалились объятые пламенем «мерседес» и «бээмвэшка». Мчавшиеся по шоссе с двух сторон вереницы машин тоже останавливались одна за другой, водители подходили посмотреть на то, что осталось от двух шикарных автомобилей и пятерых мужчин.Но люди из «жигуленка», похоже, особым любопытством не страдали.Убедившись, что в живых никого не осталось, спокойно удалились к своему автомобилю, разместились в салоне; «жигуленок» лихо развернулся и пошел обратно, в сторону города, на самой благонамеренной скорости. Пассажир поднес к губам рацию и коротко произнес:— Второй — Первому. Ваш товар упакован полностью. Глава 9 Слава Богу, нам не дано знать, прожили ли мы большую половину жизни, но как часто все мы уверены, что уже прожили лучшую ее часть!Лето — не самое благоприятное время для умствований, рефлексии и прочей перетряски скопившегося душевного хлама; летом обычно тянет на приключения; беспутные и бездумные дни летят хороводом, длинные, как детство, и теплые, как слезы… И только когда разом упадет хрупкая изморозь, когда полетят прозрачные сети паутинок над нежно-зеленой стрельчатой озимью, когда бабье лето засветится бледно-голубым далеким небом сквозь вытянувшиеся деревца, когда холодные нити дождей заструятся с оловянного казенного неба, когда еще вчера блиставшие золотом листья разом превратятся в линялые бесцветные тряпки — станет понятно, что лето кончилось и его не будет уже никогда, по крайней мере, такого… И все, что пряталось в тайниках и дальних закоулках души, вдруг проступает самой что ни на есть явью, и мы снова и снова переживаем несбывшееся и мечтаем о том, чего никогда не случится, но оттого это «будущее грез» не становится менее манящим или желанным…Есть люди, которым на роду написано быть богатыми. Богатство для них так же естественно, как воздух. Есть люди-устрицы: на мир они смотрят из рябой скорлупки собственных представлений, водрузив на нос очки в невероятное количество диоптрий, а потому ту муть, что произрастает вокруг и гнездится в их собственных душах, принимают за жизнь. Да и то до поры, пока какой-нибудь шустрый хищник не скушает их под белое винцо… Хотя… Такими можно и поперхнуться.Впрочем, недавно я совершил открытие. Небольшое, но, как всегда, гениальное. Спроси любого, что он доброго сделал за день? Мало кто ответит внятно. Чаще вздыхают: летят годы… Двадцать лет упорхнуло, как не было… А если прикинуть на калькуляторе, оказывается, двадцать лет — это всего лишь семь тысяч триста пять дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9