Прижимайте с двух сторон, отсекайте от границы… Пусть бегут к гравийному карьеру… Что?.. Конечно, Кислицын — молодец, все делает, как надо… Конец связи! — Повернулся к оперативникам. — Ну, хлопцы, вроде, пришёл наш черед. Машину оставить — укроемся за валунами… Ты, Дима, гляди, не высовывайся. На всякий случай, держи…На мою ладонь уютно легла рукоять «Макарова». Водитель отогнал машину в сторону выработки, укрыл ее, забросал ветками и, захватив автомат, присоединился к нам.Со стороны границы к карьеру вела узкая лощинка. Прямо перед ней — кубовый экскаватор выставил мощную стрелу с ковшом. Экскаваторщик, не обращая внимания на наши маневры, кипятил на костерке чай. Вот-вот появятся машины — некогда будет подкрепляться.Ни я, ни Малеев вначале не заметили присевшего перед костерком парня в замасленном комбинезоне. Он укрылся под ковшом, и был малозаметен, его выдавал дымок.— Экскаваторщик, — кивнул в его сторону оперативник, — как бы под выстрел не подставился…— О, черт! — тоже заметил парня Малеев. — Убрать немедля. Добром не пойдет — тащите волоком… Да побыстрей!Оперативники подбежали к парню, принялись его уговаривать. Тот отрицательно качал головой, показывал в сторону подъездной дороги. Сейчас, мол, самосвалы подойдут, их загружать нужно, не выйдет, мужики, никак не получится.Малеев грозно замахал из-за камня кулаком. Оперативники подхватили упрямого механизатора под руки, потащили в укрытие. К карьеру осторожно попятился первый самосвал. За ним — второй….Положение отчаянное. Малеев растерялся, не зная, что предпринять.В это время из лощинки выскочил человек с автоматом. Постоянно оглядываясь, он побежал в сторону экскаватора. Несмотря на дальность, я видел крупные капли пота, стекающие по его узкому лбу, растрепанную белокурую чёлку, злобные нахмуренные глаза…Курков! Это был Курков!Бандит подскочил к самосвалу, рванул на себя дверку.— Ты что, сдурел! — закричал солдат-водитель. — Да, я тебя, падла, сейчас монтировкой по лбу…Сухо треснула автоматная очередь. Солдат охнул и осел на сиденье. Курков выбросил его из кабины, сел за руль, развернул самосвал. Затрещали автоматы оперативником и тут же… смолкли. Курковская машина вильнула и спряталась за вторую, водитель которой растерянно оглядывал» не зная, что ему делать.Для раздумий не было времени. Я выскочил из-за прикрытия, прячась, забежал за загородивший дорогу самосвал, обогнул его. Курков дернул машину в объезд. Сейчас перевалит через насыпанную бровку и — ищи тогда его…Я броском влетел в кузов, перекатился, ползком приблизился к задней стенке кабины и улегся под ней, ухватившись за борт. Так, чтобы бандит не смог меня увидеть.Машина грузно перевалила через бровку на дорогу… Оперативники не стреляли — боялись попасть в меня…Из старой выработки карьера показался нос «газика». Малеев и его ребята на ходу вскакивали в него… 3 Водителем Курков был классным. Самосвал легко наращивал скорость. Он трясся на щебеночном полотне, и каждый камешек отзывался болью в моем теле. Левой рукой держался за борт, правая — прижимала к груди пистолет. Умудриться бы, приподняться, и выстрелить через окошко в спину водителю… Но тряска не позволяла оторвать руку от борта, а без этого — ни заглянуть в кабину и не прицелиться.Я понимал: промажу — лишусь жизни. Курков из подмышки прошьет меня автоматной очередью. Даже руль не бросит… Я не имею права на риск не только потому, что страшусь гибели, но и потому, что отделавшись от меня, преступник скроется. И никто ему не помешает — оперативники, зная, что я нахожусь в кузове, стрелять не будут…Извернувшись, посмотрел назад. Метрах в пятистах от самосвала мчался «газик». Представляю себе, как нервничает Малеев, как отдает по рации команды перекрыть дорогу, поднять на ноги попутные гарнизоны, вызвать с близлежащего аэродрома вертолеты.Всё это — зряшные потуги. Кроме меня, никому не дано остановить преступника, ибо ни с вертолета, ни с «газика», ни с танка стрелять не будут — я сейчас живой щит для Куркова. Если он даже узнает, кто сидит в кузове — тоже не станет стрелять. До тех пор, пока не окажется в безопасности…Самосвал обогнул сопку. Промелькнула избушка, вторая, вторая третья… Ага, поселок Звериный. Когда еду в Лосинку, всегда останавливаюсь в местном магазинчике попить минеральной воды местного источника… Странно, ни в одном гарнизоне минералку не продают, даже в городе нарзан — редкость, а в Зверинке — ради бога, хоть купайся…«Газик» исчез за поворотом дороги. Именно в это мгновение Курков резко крутанул руль, перескочил через пологий кювет и затаился в кустах.Машина Малеева проскочила мимо.Я приподнялся над полом кузова, прижался к стеклу окошка лицом. Курков сидел, настороженно глядя на дорогу. Сейчас наступил желанный момент…Осторожно взвел затвор пистолета, поднял его, прицелился…Самосвал неожиданно дернулся, я упал на пол, пистолет выскользнул из руки и, загрохотав по металлу кузова, покатился назад. Вдобавок ко всем несчастьям я еще и остался без оружия.Покачиваясь на кочках, мы медленно ползли по склону сопки. Пришлось ухватиться за борт обоими руками. Попытался сползти назад, к пистолету — не удалось. Машина, будто лодка в бурном море, валилась с борта на борт. Меня бросало, било о металл, выкручивало онемевшие руки…Наконец мотор заглох. Из кабины выскочил Курков и глянул в кузов. Видимо, грохот упавшего пистолета, и мои прыжки не прошли мимо его сознания.— Боже мой, какая приятная неожиданность! — по-волчьи оскалился он. — Дмитрий Данилович, вы ли это? Наконец-то судьба смилостивилась надо мной — сколько гоняюсь за вами, мечтаю о встрече, а она состоялась тогда, когда я почти потерял надежду— Я тоже мечтал увидеться с вами, — глухо ответил я, меряя расстояние до лежащего у заднего борта пистолета.— Сойдите на грешную землю, товарищ капитан, Побеседуем, как старые, добрые друзья. — приподнял Курков ствол автомата. — Кажется у нас с вами есть, о чем побеседовать… Например, о судьбе преданного вами Никифора Васильевича… милый, между прочим, человек, не так ли?Автомат подстерегал каждое мое движение, будто принюхивался к груди, к голове. Нет, прыгнуть к пистолету не удастся — Сергей Сергеевич прошьет меня очередью.Спрыгнул на землю, растер ладонями ноющие мышцы. Уж если суждено принять смерть, то человеком, а и падалью.Курков, не опуская оружия, удобно расположился в развилке дерева. Мне кивнул на пень напротив. Садись, мол, побеседуем напоследок, вволю поиздеваюсь над незадачливым пособником чекистов, возомнившим из себя гениального сыщика.Ну, что ж, посидим, потрепемся. Авось, удастся Малееву отыскать пропавший самосвал — с дороги или с воздуха — и тогда роли поменяются… Я невольно глянул вниз, но направлению к дороге, будто именно оттуда поднимаются к нам солдаты во главе с подполковником.— Не надейся, капитан, никто тебя не выручит — ни «особисты», ни Сережкин. Я вам не доверчивый Семыкин и не склерозный кладовщик, меня не обмануть… Ты, небось, думаешь, что нашу группу возглавлял Семыкин? Как бы не так, дурачок — майора мы купили на корню за большие деньги. В наш век все покупается и продается — старая истина, перед миллионами не устоят даже праведные коммунисты. Не устоял и майор…— По себе судишь, продажная тварь! — не выдержал я и вскочил с пня, но зрачок автоматного ствола быстро возвратил меня на прежнее место.— И по себе тоже, — ухмыльнулся Курков. — Дай мне сейчас пару миллионов долларов — продам зарубежных своих хозяев вместе со всеми их тайнами и замыслами. Точно так, как продался Семыкин, и кладовщик… Ты думаешь — не продашься? Если так — дурень с двумя извилинами в мозгах. Живем на свете единожды, второй жизни не предусмотрено…— Если один раз живем, нужно прожить достойно…— Снова философствуешь? Не надоело жевать одну и ту же солому? Ну, да ладно, поговори напоследок. Отправлю на тот свет, там не развернешься… Итак, о чем мы? Должен признаться — хоть ты и молокосос, но заставил старого волка побегать да пошевелить мозгами. Особенно, когда подсунул в сейфе чертежи солдатского нужника. Я и до того собирался расправиться с шутником, а уж после этого дал сам себе твердое слово исполнить приговор…— Автобус на Лосинском шоссе расстреляли, думая, что я еду в нем?Конечно, но главная задаче была прибарахлиться. Мои работники, читай — грабители и убийцы, требовали добычу, им были до лампочки мои мстительные намерения. Пришлось подкормить их. — — Заодно лишить жизни невинных людей?— Прежде всего, малявка, абсолютно невинных людей не существует — все грешники. Во-вторых, заруби себе на носу, что для достижения главной цели не нужно обращать внимание на мелочи… Кстати, хочу спросить, оклемался твой армяшка, или мне удалось спровадить его в ад?— Оклемался. Когда тебя станут судить — свидетелем будет. Да и я получу удовольствие…Боюсь, тебе насладиться моими последними минутами не придется.Посмотреть со стороны — беседуют два приятеля. Если бы не автомат в руках одного из них — разговор идет приятный, доброжелательный. И еще — тот, который восседает на пне, то и дело вертит головой, высматривая что-то среди деревьев и кустов.— … ты думаешь: зачем «шпион» за рубеж нацелился с пустыми руками? Секретную документацию добыть не удалось, хозяева за это не похвалят… Открою секрет. Больно горячо стало здесь, рано или поздно подколят бравого молодца «особисты», как боровка, прострелят буйную головушку либо наденут на руки браслеты. Ни того, ни другого мне не хочется, вот и порешил удрать вовремя. Отсижусь у хозяев, отпарюсь в баньке, испробую виски и ром, после с новыми силами вернусь на… родную землю…— А ты не боишься мести своих хозяев?Курков грязно выругался. Непонятно по чьему адресу: моему либо зарубежных своих руководителей. Помолчал и вдруг разговорился — не так, как только что, а более миролюбиво, с едва прослушиваемой иронией.Он со всеми подробностями поведал о вербовке Семыкина, рассказал, что из себя представляет кладовщик. Банду бывший инструктор организовал после провала хищения секретной документации, с целью, как он выразился, прибарахлиться и одновременно найти пути к выполнению задачи, поставленной зарубежным центром. Без чертежей и особенно текстового материала возвращаться к хозяевам он побаивался.Получив мой «подарочек» — сейф с издевательским содержимым — Курков понял: его план окончательно провалился. Оставался единственный выход, и он решил им воспользоваться: связался по рации с резидентом и попросил разрешения на переход границы.Только вчера это разрешение было, наконец, получено. Но какое? Ни катера, ни подводной лодки, ни паршивого вертолета не обещано — он должен пробиться с боем через заблокированную границу. Место перехода определит сам, время — тоже.Агент понял — его обрекают на верную гибель.Со свойственной ему изощренной хитростью Курков послал свою банду на прорыв. Убедившись в том, что сообщники ввязались в бой, он бросился через малозаметное ущелье — наименее, по его мнению, защищенному пункту границы. На подходе к нему столкнулся с группой, возглавляемой Сичковым.Воспользовался превосходным знанием местности и ушел в сторону гравийного карьера… Кажется, ему удалось оторваться от преследователей, но неожиданно он натолкнулся на группу Малеева.Остальное мне известно.— Сейчас распрощаюсь с тобой, — спрыгнул с развилки дерева на землю Курков. — И подамся к тому же месту. Скорей всего легавые ищут меня ближе к Бамбуковому перевалу, прочесывают лес, а я — вон где!.. Ну, паршивый прорабишко, поднимайся. Ежели веруешь, читай свои молитвы, не веруешь — вспомни марксизм-ленинизм плюс — демократическую трепотню сегодняшних «благодетелей» нищей России … Пять минут даю — не медли. После изукрашу тебя, будто резную шкатулку… Помнишь, показывал?Я все помню, но как-то не верится, что через пять минут уйду в небытие, не будет ни ласкового морозного неба, ни округлых сопок, поросших редким леском, ни… Оленьки…Медленно поднялся с пня — не умирать же сидя.Курков повел стволом автомата. Значит, расстрел произойдет не здесь… Я покорно двинулся в указанном направлении. Шел и лихорадочно искал пути к спасению. Нырнуть вон за тот валун?.. Не успею ~ очередь догонит… Прыгнуть в кусты?.. Не годится: убийца подстрелит меня в лет, как утку… Повернуться и броситься на убийцу? Благо, он идёт почти вплотную ко мне, я физически ощущаю направленный в спину автомат…— Стой!Я остановился.— Повернись ко мне лицом. Хочу напоследок глянуть в блудливые твои глаза, насладиться последним твоим вздохом!Да он же садист!Я стоял спиной к самосвалу. Курков — напротив, шагах в пяти. Он медленно, сладострастно передернул затвор.— Курков, бросить оружие! — Раздался из кустов долгожданный голос, и в подтверждение сказанному автоматная очередь прошлась над головой бандита, срезав несколько веток. — Одно движение и ты — мертв… Руки! Ты окружен, советую сдаться. В противном случае…Курков колебался. Он то приподнимал автомат, целясь в меня, то опускал его.Я не стал ожидать выстрела — метнулся за машину. С такой скоростью и увертливостью, каких от себя не ожидал.Но Курков стрелять не стал. Он длинно выругался, отбросил в сторону автомат и с демонстративным равнодушием прислонился к стволу дерева.— Против судьбы не попрешь, мать вашу… Хватайте, вяжите, вешайте — ваша взяла…Из кустов появились капитан Кислицын и два пограничника.— Это все твое войско? — изумился бандит. — Знатно купил меня, подлюга… Да я бы вас разрезал на мелкие кусочки, кабы знал… Постарел Серега, коли трое мальцов его повязали…Семка под прикрытием машины радостно ощупывал меня, хлопал по спине, отпускал чувствительные пинки.— Живой, строитель?.. Бельишко поменять не требуется? А то я прихватил кальсоны с собой… На всякий случай.Отшучиваться нет сил. Дрожь сотрясала мое тело, от головы до ног пробегали противные волны, тряслись губы, слезились глаза…— Молодец, дружище, молоток! — подбадривал меня Кислицын, не торопясь покинуть уютное прикрытие самосвала. — Дрожишь, конечно; знатно. Да и то ясно, на твоем месте и я бы дрожал… На вот, хлебни…Ч глотнул из фляжки спирт, и задохнулся. Но дрожь в руках и ногах почти исчезла.Когда мы вышли, наконец, из-за машины, вес было готово к движению. Курков в наручниках стоял между пограничниками и злобно усмехался.— Лучше бы, конечно, отправить пацана на тот свет без исповеди, но раз не получилось — хоть напугал до полусмерти… Ишь, какой серый! Сто лет проживешь теперь, малявка! — болтал он, скрывая собственный страх, который, видимо, мучил его. — Стрелять меня не станут — отсижу срок, после встретимся, всажу в тебя столько пуль, сколько будет в обойме…— Двигай, паскуда, — подгонял пленного пограничник. — А то допросишься. — Он поднес к лицу Куркова мосластый кулак…Вышли к дороге. Здесь стоял грузовик с солдатами, знакомый «газик». От него бежал, переваливаясь, будто утка, подполковник. За ним — Сичков.— Жив, курилка, — одышливо, запинаясь, говорил Малеев, но за внешне насмешливыми словами я уловил волнение. — Ну, ты даешь, строитель, ну ты даешь… Попрошу Анохина упечь тебя за самовольство на гауптвахту суток на десять, не меньше…— Спасибо… Отосплюсь…На Куркова никто не обращал внимания. Он стоял, переводя иронический взгляд с одного лица на другое. Как будто говорил: радуйтесь, паскуды, торжествуйте, отсижу, выйду на волю — посчитаемся, поглядим, чей козырь старше… 4 На стройке, тем более, особой, время движется рывками, в точном соответствии с ритмом штурма. А штурм превратился для нас в привычный режим работы.Незаметно пробежало лето. Уже три сооружения сданы под спецмонтаж, захлебываясь от напряжения, недосыпая и недоедая, мы форсируем сдачу оставшихся двух «подземок». На другой стороне железной дороги, напротив прирельсового склада вымахали три жилых четырехэтажных дома, пара казарм и прочие здания и сооружения гарнизона.Только в октябре Анохин решился удовлетворить мою просьбу об отпуске. У него в сейфе мирно лежит добрый десяток рапортов начальника особого участка аналогичного содержания. Не считая телефонных переговоров по этому поводу. Первый рапорт датирован месяцем, когда Китов привез мне с почты в Анютино Оленькино письмо-записку…И вот — свершилось. В уютной кабине «зилка» рядом с водителем уместились два офицера: я и лейтенант Стеков. В кузове аккуратно привязан мой походный чемодан, прикрытый шинелью.Представлю сейчас Кругомаршу врио начальника особого участка, получу отпускное свидетельство, проездные, денежки, и двину поездом до ближайшего аэропорта. По-моему, езды — часов пять, не меньше. Оттуда ближайшим рейсом — на Запад…Нет, не к родителям! Им я уже написал, многословно просил извинить сына. Заеду позже и… не один, а с женой… Надо же, тридцать один минуло, а думаю о жене, как о неземном блаженстве… Погоди, Димка, задаст тебе Оленька и за вечные опоздания к обеду, и за ночные бдения над чертежами и нарядами, и за частые командировки… Ну и пусть ругается — не страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26