«Ничего себе, будет у меня завтра вид, когда придется пройти по деревне!» — подумал Феликс.
Он уже знал, какими глазами посмотрят на него местные жительницы. Ну как же, понавез шлюх полон дом, а мужик-то с тех пор сущий кобель стал…
Колчанов вошел в комнату, которую представлял себе как будущую спальню на втором этаже. Он остановился у окна, глядя сверху на неровные ряды могил сельского кладбища.
— Ой, — послышалось у него за спиной, — кажется, мы здесь не одни!
— Да уж-Феликс обернулся. Из темноты на него глядело испуганное женское лицо, обрамленное всклокоченными волосами. Когда глаза немного привыкли к полумраку, оказалось, что девушка стояла на четвереньках, а сзади за ней пристроился один из налоговых полицейских. Взгляд его говорил только об одном: мужчину прервали в самый ответственный момент.
— Ой, как неудобно вышло! — захихикала девица и пару раз вильнула бедрами.
Мужчина выпустил из рук ее груди и поправил слипшиеся от пота волосы на лбу.
— Думали — успеем, управимся, — извиняющимся тоном пробормотал полицейский, у которого, видимо, сохранились остатки старомодного понятия «совесть».
— Вот как? Может, я мешаю? — иронически поинтересовался Феликс.
— Мы тут в уголочке тихо, как мышки, — пропищала барышня. — Нам недолго осталось, правда?
— Да я бы уже кончил, — заметил страж интересов казны.
— Черт с вами, — Колчанов вышел из будущей спальни.
Вслед ему послышался пьяный женский смех и какое-то утробное хрюканье мужчины.
— Можете и дальше трахаться, только презерватив на полу не бросайте!
— А мы без него, — долетел до него голос, прерываемый хохотом.
«Вот тебе и покой!» — подумал Феликс.
Он вышел во двор. Тут же к нему подбежала одна из девушек, схватила за руку и положила ладонь себе на грудь.
— Попробуй, какой толстый-толстый слой шоколада, — она принялась расстегивать ворот блузки. При этом глаза ее оставались какими-то бесцветными и отсутствующими. — Молоко вдвойне вкусней, если это «Милки Вэй». Му-у!
— Сгинь, — отмахнулся Феликс.
Он поискал глазами и тут же увидел якобы случайно оказавшегося неподалеку Виталика.
«Наверняка он подослал, подучил!» — мелькнула мысль.
— Ты мне нравишься, — шептала девушка. — Хочешь? — Она несколько раз качнулась и принялась тереться о Феликса животом, мягким и одновременно упругим.
— Тебе же не хочется.
— Хочется, хочется, —монотонно повторяло «погибшее, но милое создание», манерно прикрывая глаза.
— Иди и скажи ему, что ты мне не понравилась.
— Я не могу не нравиться.
— Ты же видишь, что не возбуждаешь меня.
— Этого не может быть, — рука девушки скользнула к «молнии» джинсов хозяина дома.
Феликс со злостью схватил проститутку за руку.
— Можешь считать, что я тебя уже трахнул, — сказал он.
— Было вкусно, — девица немного недоуменно скосила на Феликса глаза и облизала губы. — Но мне в самом деле хочется тебя.
— Теперь я тебе верю. Но все равно ничего не получится, у меня нет там кнопочки, на которую можно нажать, и я возбужусь. Ты не в моем вкусе.
— Может, попробуем? Если устал, я так умею орудовать языком…
— Остынь.
— Зря…
Колчанов несильно оттолкнул ее и направился к Виталику.
— Слушай, собирай своих и езжай отсюда куда-нибудь подальше! — бросил он приятелю без всяких экивоков.
— Ты что, обиделся? Я хотел как лучше… — растерялся Езерский.
— Нет, ты все сделал правильно, но мне пора спать. Завтра еду, отдохнуть нужно.
— Извини, — в голосе Виталика послышалась обида, — я и впрямь хотел сделать тебе приятное.
— Если еще не передумал, то сообрази, как их всех отсюда выпроводить.
— Нет проблем.
— У вас всех есть десять минут, — предупредил Колчанов. — Я пройдусь к реке, вернусь, и чтобы все уже собрались. Только смотри, там, на втором этаже, — он показал на недостроенный дом; — трахаются. Их не забудьте прихватить. — И Феликс вышел на улицу.
Деревня, несмотря на шум и гам, уже спала. Собаки знали Колчанова и не лаяли, заслышав его шаги. Он прошелся до луга, немного погулял, затем вернулся.
Честно говоря, Феликс не ожидал, что его просьба подействует. Компания была уже в сборе. Даже посуду со стола убрали и помыли.
— Спасибо, — по-клоунски раскланивался Виталик, — все довольны, все хорошо.
— Да, вкусно было, — вставила проститутка, от услуг которой отказался Феликс.
— Не знаю, твоих шоколадок не пробовал, — съязвил Колчанов.
Первая злость у него прошла, теперь он даже немного жалел, что выгнал приятеля: наверное, тот и впрямь хотел как лучше. Но отступать было некуда. Стоило хоть на минуту расслабиться — и вся эта гоп-компания пришла бы к нему «навеки поселиться».
— Пока.
Он пожал руку Езерскому, еще кому-то, а затем вскинул ладонь кверху.
— Спокойной ночи!
Возле машин завязалась небольшая перебранка, кому с кем ехать. Пьяные садились за руль, кто-то из налоговой инспекции подбадривал:
— Да не бойся, тебе с нами никакая милиция не страшна! Всех построим, если надо.
Машины одна за другой отъехали. Феликс проводил их взглядом, словно боялся, не придет ли в голову этой шатии вернуться. Но вскоре красные габаритные огни исчезли за холмом и деревня погрузилась в тишину. Феликс чувствовал себя разбитым и уставшим. Во рту ощущался вкус водки, хотя сколько там было выпито, грамм семьдесят, не больше. Он почувствовал, что тело его стало липким от пота, бросил на лавку рубашку и, подойдя к колодцу, вытащил ведро. Холодная вода остудила его, придала бодрости.
Феликс развязал шнурок, стягивавший волосы в хвост на затылке, и смочил их, чтобы не так торчали. Что-то определенно не срабатывало. Мечта никак не желала становиться явью, хоть и приобрела уже некоторые материальные формы.
«Ну вот, избавился от навязчивых гостей, — подумал хозяин будущего дома-крепости. — Ничего не поделаешь, среди людей ведь живем».
Феликс чувствовал, что не сможет уснуть, настолько взбудоражили его незваные гости. Но и делать что-нибудь ночью, шуметь, принимаясь за работу, он не мог. Ему не хотелось нарушать тишину, наступившую так внезапно, принесшую освобождение.
Он вступил в прохладное нутро своей голубой мечты. Пахло сыростью. Она еще не приобрела того почти неуловимого запаха, который всегда чувствуется в обжитых домах. Он шел, полуприкрыв глаза, даже не считая ступеньки. Сколько раз ему приходилось взбегать по ним вверх, спускаться, когда пот заливал глаза и некогда было смотреть по сторонам!
Он вошел в комнату на втором этаже, которую называл спальней. Презерватив все-таки лежал здесь, правда, не распакованный и не на полу — блестел яркой оберткой на горке кирпичей.
«Сувенир, — усмехнулся Феликс. — Все-таки не такие уж и плохие они ребята, если способны на шутку, не только на хамство».
Он опустил презерватив в карман и уселся на доску под самым окном. Совсем рядом — казалось, протяни руку и коснешься их — шумели деревья. И Феликс стал представлять себе, каким будет его дом.
Да, он станет жить здесь, ходить среди этих стен. Но их покроют красивые обои. Вот тут будут висеть часы. Здесь он повесит картину… Тут встанет кровать.
Колчанов запрокинул голову, пытаясь поймать взглядом лунный свет. Но в окно был виден лишь самый краешек луны. Косой луч, скользя, падал на пол, и в нем промелькнула тень летучей мыши.
«Летучие мыши — ночные ангелы», — подумал
Феликс и вдруг услышал чьи-то осторожные шаги в доме, легкие, еле различимые.
Он насторожился, мгновенно отбросив сладкие грезы. Нет, если бы кто-то поднимался по лестнице с улицы, этого нельзя было не заметить. Человек оставался в доме и тогда, когда он сам поднимался по лестнице. На мужские шаги не было похоже, слишком уж легкие, какие-то невесомые.
«Черт, неужели кто-то остался? Этого еще не хватало! Понапивались, как сволочи!»
Глава седьмая
Феликс поднялся и выглянул за дверь. Пусто. Зашел в другую большую комнату и остановился. Посреди нее в лунном свете стояла Марина. Она не испугалась его появления, даже, как показалось Колчанову, просто ничего не заметила. Ей было все равно, видит она кого-либо или нет, видят ли ее.
— Ты почему осталась? — спросил Феликс. Девушка пожала плечами.
— Забыли, наверное…
— Не ври, ты не пьяная, чтобы тебя забывали. Значит, сама не захотела уехать?
— Я гордая, — подчеркнуто произнесла она, — и если меня не приглашали в машину, значит, забыли.
— Знаешь, девочка, и я тебя не приглашал оставаться в моем доме.
— Я это знаю.
— Это не ответ.
Марина прошла возле хозяина, остановилась рядом с окном и глянула вниз. По ее лицу можно было подумать, что она собирается совершить затяжной прыжок без парашюта.
«Этого еще не хватало!» — подумал Феликс, присаживаясь возле стены.
— Значит, так, красотка, — распорядился он. — Времени у меня на тебя нет, сегодня в город я тебя уже не повезу. А завтра отправлю к братцу.
— Я тебе не вещь, чтобы так все решать!
— Вот как? А забывают-то именно вещи. Марина резко развернулась. Луна светила ей в спину, и Феликс не мог рассмотреть ее лица — только глаза блестели.
— Виталик говорил с тобой?
— О чем?
— О том, что ты должен взять меня с собой.
— Должен? — рассмеялся Феликс. — Я никому ничего в этой жизни не должен. Если хочешь знать — это мое единственное достоинство.
— Нет, ты должен меня взять с собой, — сказала Марина.
Колчанов вздохнул так, как вздыхает человек, окончивший трудную работу и которому не дают отдохнуть. Он положил ногу на ногу, вытащил из пачки сигарету и закурил. Некоторое время Феликс невидяще смотрел на Марину, затем принялся мурлыкать какой-то назойливый мотивчик.
Девушку это начало злить.
— Чего это вы на меня так смотрите? — спросила она.
— А как прикажешь на тебя смотреть?
— Но я же все-таки живой человек.
— Ты — вещь, — с расстановкой произнес Колчанов, — вещь, которую забыли. А забытые вещи обычно тихо лежат себе и ждут, когда за ними вернется хозяин.
— Но я же сестра вашего друга! — проговорила Марина, едва сдерживая рыдания.
— Вот пока Виталик был здесь, ты была его сестрой. А теперь он уехал, и ты вещь, которую пьяная компания забыла в моем доме.
— Так нельзя говорить о живых людях! — Казалось, такое отношение совершенно обескуражило девушку.
— Какая-то ты странная, — нахмурился Феликс, сбивая первую порцию пепла.
Его уже начала забавлять эта девушка. Если бы не ее глаза, он бы подумал, что она обычная пустышка. Но в них читалась такая грусть и даже тоска, что Феликсу немножко стало жаль ее, хотя его бы самого кто пожалел! Приперлись ночью, не дали отдохнуть, выспаться, так еще и девчонку подсунули, от которой никакого проку.
«Лучше уж и впрямь было выбрать одну из проституток», — подумал Колчанов.
— Ты хоть знаешь, куда стремишься? — спросил он, выпуская к потолку несколько колечек дыма, которые тут же растворились в лунном свете.
Марина, как завороженная, смотрела на мерцающий огонек сигареты. Феликс принялся чертить им в воздухе какие-то затейливые письмена.
— Представляю.
— Ни черта ты не представляешь! Вон, посмотри за окно. Полюбуйся.
Девушка машинально обернулась и увидела покосившиеся кресты, часовенку под старыми деревьями.
— Так вот, это кладбище — санаторий по сравнению с тем, что творится с такими, как ты, в Вене.
— Я знаю, мне подруги рассказывали.
— Тогда тем более, — Феликс уже начинал терять терпение.
Но при этом он понял, что с Мариной нельзя разговаривать как с разумным взрослым человеком. Она просто ребенок, который сам не знает, что ему нужно.
Колчанов прикрыл глаза, задумался.
«Сколько бы я ни уверял эту девочку, что ее затея бессмысленна, она не поверит мне, лишь укрепится в своем упрямстве. Нужно попробовать встать на ее место, взглянуть на жизнь ее глазами, и тогда… Что тогда? — мысленно усмехнулся Феликс. — И ты захочешь стать проституткой в Вене? Да, наверное, бредовые идеи — это заразная болезнь, вроде гриппа».
— Послушай, Марина, — ласково произнес он, — ведь ты ни черта не умеешь делать.
— Я умею многое.
— Я охотно поверю, что ты умеешь готовить обед, мыть пол…
— Машину немного умею водить, только прав нет, — вставила девушка.
— Погоди, погоди, давай забудем сейчас о том, стоит тебе становиться проституткой или нет. Просто посмотрим, есть ли у тебя для этого способности. Это такая же профессия, как и тысячи других, и постигают ее не сразу, постепенно.
— Я тебе противна? — спросила Марина, уже окончательно перейдя на «ты».
— Что ты, просто забавна. — Феликс вновь принялся чертить огоньком сигареты свои иероглифы.
— Я умею, — дрогнувшим голосом произнесла девушка, — я умею, слышишь?
— Ни черта ты не умеешь делать, — спокойно отвечал Феликс.
— Откуда знаешь?
— По глазам видно.
— Ну, тогда смотри.
Она вышла на небольшой пятачок, освещенный луной, и принялась танцевать под музыкальное сопровождение собственного голоса, отбивая ритм каблуками. Феликс поудобнее устроился на доске и смотрел взглядом товарища Сухова, взирающего на подобные авансы Гюльчатай.
— Ну что ж, чувство ритма у тебя есть, в хореографическое училище, может, и поступишь.
Но Марина уже совсем не реагировала на его колкие замечания. Ее взгляд был обращен куда-то внутрь, и она, наверное, видела то, что было недоступно Колчанову. Чуть шелестели деревья, лунный свет холодил душный летний воздух. Из-под каблуков девушки взлетали легкие облачка строительной пыли, такие обычные и вместе с тем загадочные, как вся эта странная ночь.
Танцевала Марина хорошо и даже довольно умело изображала невидимого партнера. Феликс невольно залюбовался, забыв, что давно пора спать. Тот алкоголь, который он проформы ради выпил, уже успел улетучиться, хмельным восторгам не было места.
Еще несколько движений, и Марина всего на каких-то несколько секунд оказалась спиной к Феликсу, но когда она обернулась, ее блузка была уже расстегнута. Лунный свет посеребрил холмики ее грудей, глубокой тенью лег в ложбинки между ключиц. Марина запрокинула голову, и только сейчас Колчанов заметил, какая длинная у нее шея.
«Та-та-та…» — отбивали такт каблуки.
Длинные волосы рассыпались по плечам.
«Ля-ля», — подпевала она себе.
Девушка легко повела плечами, блузка соскользнула с них, и Марина бросила ее Феликсу. Тот едва успел вскинуть руку, чтобы поймать невесомую материю, и почувствовал еле уловимый запах чистого, недавно вымытого женского тела. Было в этом танце что-то сумасшедшее. Ритм все ускорялся, Марина то и дело хлопала в ладоши, все чаще и чаще выбивала каблучками дробь. И вот она медленно и плавно закружилась.
Щелкнула застежка на ее юбке.
Феликс не мог себя заставить сказать хоть слово, не мог даже найти в себе силы, чтобы поднять руку, остановить Марину. Он понимал, что так быть не должно. Да, можно говорить, убеждать друг друга, приводить аргументы, но словами. Не переставая танцевать, девушка умудрилась освободиться от юбки и швырнула ее Феликсу. Теперь только узкая черная полоска трусиков прикрывала Маринины бедра.
Феликс непроизвольно облизал губы и чуть-чуть подался вперед. Одного этого движения было достаточно, чтобы Марина внезапно остановилась, прикрыла грудь рукой и, тряхнув головой, закрыла лицо густыми волосами. Теперь она виновато смотрела на Феликса сквозь свои пряди, казавшиеся в лунных лучах седыми.
— Мне стыдно, — сказала она, шагнула вперед и остановилась, боясь выбраться из круга лунного света, словно он был каким-то волшебным оберегом. — Дай мне одежду, — спокойно произнесла она.
— Да?..
Феликс даже не сразу сообразил, о чем она просит. Он не мог оторвать взгляда от ее тела. Именно теперь, когда Марина уже не хотела, чтобы он смотрел на нее.
— Дай одежду, — уже не потребовала, а с упреком попросила она.
— Держи…
Феликс поднялся, двинулся к ней, держа в руках расправленную блузку. Марина со злостью вырвала ее из рук мужчины и принялась одеваться, путаясь в рукавах. При этом она что-то раздраженно шептала себе под нос, норовя все время оказаться к Феликсу боком. А он с глупым видом стоял рядом с ней и мял в руках ее юбку. И почему-то в это время ему казалось, что в руках у него не шелковистая материя, а то, что ей положено прикрывать.
— Вот видишь, — сказал он совсем не то, что хотел сказать, — тебе и самой противно.
— Мне не противно, мне стыдно, — поправила его Марина и рассмеялась, глядя на растерянного Феликса. А затем уже совершенно спокойно взяла из его рук юбку, ловко нырнула в нее, застегнула «молнию». — Ну что, теперь вид у меня приятный и аккуратный?
— Просто пай-девочка. Не хватает только косичек с бантиками.
— Мне в самом деле стыдно.
Девушка быстро отошла к окну, легко вспрыгнула на подоконник и уселась на нем с ногами, прислонившись к простенку спиной.
— Да, я и впрямь идиотка. Почему-то решила, что ты поможешь мне.
— Я согласен тебе помочь. Но если под помощью ты понимаешь…
— Я все прекрасно понимаю, — перебила его Марина, — и, честно говоря, в такую ночь мне не хочется говорить ни о чем неприятном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33