— Эй, вы, что вы здесь делаете? Вас не приглашали!
— Ni ogs, frijond, — сказал Пэдуэй.
— Что?! Ты советуешь мне не бояться? — свирепо произнес гот.
— Мы и не пытаемся попасть на вашу вечеринку. Просто устроили здесь маленький пикник. Закон этого не запрещает, правда?
— Ну... А почему с оружием? Сдается мне, вы замышляете похищение!
— Тихо, тихо, — успокаивающе сказал Пэдуэй. — Ты ведь тоже при мече — и ничего.
— Я — лицо официальное, человек Виллимера.
— Ну а это — наши люди. Не волнуйся. Если хочешь, мы вообще останемся по другую сторону дороги... Иди себе с миром, попей пивка.
— Ладно, только не вздумайте хитрить. Мы будем наготове.
Гот удалился, вполголоса проклиная железную логику Пэдуэя.
Новоприбывшие устроились по другую сторону дороги, не обращая внимания на яростные взгляды приверженцев Теодегискеля. Мартин развалился на травке, не торопясь угощался принесенной закуской и сквозь полуприкрытые веки наблюдал: прием был в самом разгаре.
— Превосходнейший генерал Урия, — произес Томасус, — судя по виду нашего друга Мартинуса, он вынашивает какие-то коварные планы.
Теодегискель в сопровождении ближайшей свиты взобрался на сколоченный помост. Виллимер с похвальной краткостью представил претендента, и тот начал говорить. Пэдуэй внимательно прислушивался, но визгливый тенорок Теодегискеля тонул в многоголосом шуме толпы. По доносящимся обрывкам фраз Мартин сделал вывод, что оратор, как обычно, расхваливал выдающиеся качества своего характера. И публика внимала! Более того, готы зычным хохотом встречали непритязательный и грубый юмор Теодегискеля.
— ...А знаете, друзья, что генералу Урии исполнилось двенадцать лет, прежде чем мать отучила его мочиться в постель? Это установленный факт, можете не сомневаться! Уж чего у меня не отнять — никогда не преувеличиваю. Хотя преувеличить странности Урии просто невозможно. Например, когда он впервые в жизни назначил свидание девушке...
Урия редко выходил из себя, однако сейчас Пэдуэй заметил, что молодой генерал теряет самообладание. Надо было что-то быстро придумать, иначе заварухи все-таки не избежать.
Взгляд Мартина упал на Аякса и его семью, в частности на старшего сына раба — курчавого десятилетнего мальчугана с шоколадной кожей.
— Кто-нибудь знает, Теодегискель женат? — задумчиво спросил Пэдуэй.
— Да, — ответил Урия. — Перед самым отъездом в Калабрию этот подонок женился на кузине Виллимера.
— Гмм-м... Скажи-ка, Аякс, твой старший говорит на готском?
— Конечно, нет, господин, зачем это ему?
— Как его зовут?
— Приам.
— Приам, хочешь заработать несколько сестерций?
Мальчик вскочил и низко поклонился. Такая угодливость в ребенке вызвала у Пэдуэя отвращение. Пора с рабством кончать, подумал он.
— Да, господин, — с готовностью доложил мальчуган.
— Можешь произнести слово «atta»? По-готски это значит «отец».
— Atta, — исполнительно сказал Приам. — Где мои сестерции?
— Не так быстро, Приам. Повтори пока несколько раз, попрактикуйся.
Пэдуэй встал и оглядел многолюдное поле.
— Hai, Дагалайф!
Офицер выбрался из толпы и подошел ближе.
— Hails, Мартинус! Чем могу тебе помочь?
Пэдуэй зашептал ему на ухо, а потом обратился к Приаму:
— Видишь мужчину в красном плаще? Ну, который говорит? Так вот, заберись на помост и скажи ему «atta». Только громко, чтобы все слышали. И повторяй до тех пор, пока что-нибудь не произойдет. Потом беги сюда.
Приам задумчиво нахмурился.
— Этот человек — не мой отец. Вот мой отец! — Он указал на Аякса.
— Знаю. Но если хочешь заработать, делай так, как я велел. Все понял?
Мальчик в сопровождении Дагалайфа направился к толпе готов и на минуту скрылся из виду. Затем, поднятый сильными руками Дагалайфа, маленький негритенок появился на помосте, рядом с продолжающим бахвалиться Теодегискелем. Над полем отчетливо разнесся детский крик:
— Atta!
Теодегискель замолчал на полуслове. Приам несколько раз подряд повторил:
— Atta! Atta!
В наступившей тишине раздался голос:
— Похоже, он тебя знает!
Теодегискель, дико оскалившись и побагровев, застыл столбом. В рядах готов родился слабый смех, который, быстро вырос в гомерический хохот. Стараясь перекрыть шум, Приам еще громче крикнул:
— Atta!
Теодегискель схватился за меч и шагнул к мальчику. У Пэдуэя замерло сердце.
Но Приам спрыгнул с помоста в руки Дагалайфа, оставив Теодегискеля орать и размахивать мечом. По всей видимости, претендент снова и снова кричал: «Это ложь!» Пэдуэй видел, как открывается и закрывается его рот, слова же тонули в неистовом гоготаньи толпы.
Подбежали Приам и Дагалайф. Гот слегка пошатывался, держась руками за живот. Мартин было встревожился, однако заметил, что Дагалайфа разбирает приступ неудержимого смеха. Пэдуэй постучал его по спине, подождал, пока утих не дающий вздохнуть кашель, и произнес:
— Теодегискель скоро придет в себя, а он достаточно зол, чтобы натравить на нас всю свою шайку. У меня на родине есть образное выражение «делать ноги». По-моему, в данной ситуации оно очень уместно. Идем отсюда!
— Эй, господин, — выкрикнул Приам, — а где мои сестерции? О, спасибо! Хочешь, я кого-нибудь еще назову отцом?

ГЛАВА 16

— Теперь все в порядке, — сказал Пэдуэй Урии. — Сегодняшний скандал Теодегискелю даром не пройдет. У нас, американцев, есть свои способы влиять на исход выборов!
— Да, но если кто-нибудь решит разобраться, то станет известно, что Теодегискель — всего лишь жертва шутки. Разве тогда это не снимет с него подозрений?
— Нет, мой дорогой Урия, головы избирателей работают совсем по-другому. Несмотря на все доказательства невиновности, он выставлен на посмешище, и больше никто не будет принимать его всерьез.
В этот момент в комнату, запыхавшись, вбежал гонец.
— Тео... Теодегискель.
— Надо ввести правило: каждый, кто хочет меня видеть, должен отдышаться и успокоиться, прежде чем входить, — посетовал Пэдуэй. — Что стряслось, Родерик?
Родерик наконец выпалил:
— Теодегискель уехал из Флоренции, достойнейший Мартинус. Никто не знает куда. С ним Виллимер и несколько ближайших друзей.
Пэдуэй немедленно разослал по телеграфу приказ от имени Урии, лишающий Теодегискеля звания полковника — точнее, его примерного эквивалента в аморфной структуре готского военного командования. Затем сел, погрузился в мрачные размышления и стал ждать новостей.
Новости пришли следующим утром во время голосования. Правда, Теодегискеля они не касались. Крупные силы византийцев, расквартированные в Сицилии, высадились в Вибо. Пэдуэй сразу сообщил об этом Урии, но требовательно добавил:
— Несколько часов никому ничего не говори. Дело в шляпе, — то есть, исход выборов предрешен. Не стоит взвинчивать народ.
Однако слухи поползли. Телеграф обслуживают люди, а в истории редко бывали случаи, чтобы группа численностью больше десятка долго сохраняла секрет. Когда объявили об избрании Урии двумя третями голосов, толпы готов стихийно вышли на улицы, требуя похода против завоевателя.
Стали известны подробности. Имперская армия под командованием Кровавого Иоанна насчитывала около пятидесяти тысяч солдат. Видимо, Юстиниан, разъяренный письмом Пэдуэя, давно накачивал Сицилию войсками.
Пэдуэй и Урия полагали, что, не отзывая сил из Далмации и Прованса, они могут собрать людей не меньше, чем у Кровавого Иоанна. Однако дальнейшие известия сломали все их расчеты. Этот способный, жестокий и беспринципный военачальник для отвода глаз направил часть войск в глубь Италии, а основными силами ударил по Реджо. Пятнадцатитысячный гарнизон города, изолированного на крайней оконечности итальянского сапога, ради спасения чести сделал несколько вялых попыток отбиться, а затем поспешно сдался. Кровавый Иоанн собрал силы в кулак и начал поход на север.
Пэдуэй провожал Урию с тяжелым сердцем. Безусловно, армия, дополнительно вооруженная передвижными катапультами и усиленная конными лучниками, выглядела внушительно и грозно. Но Мартин отдавал себе отчет в том, что новобранцы неопытны, новые структуры командования ненадежны и скорее всего не выдержат испытания боем.
Когда армия покинула Рим, тревожиться стало бессмысленно. Пэдуэй возобновил эксперименты с порохом. Может, нужен другой сорт угля? Для опытов требовалось время, которого всегда было мало; вскоре, как понял Мартин, его не осталось совсем.
Судя по идущим сообщениям, Теодегискель, благополучно добравшись до войск в Калабрии, отказался признать телеграфный приказ о своем смещении, а для темных неграмотных готов слова такого уверенного в себе оратора, как Теодегискель, обладали большей силой, чем сухое короткое распоряжение, поступившее по загадочному телеграфу.
Кровавый Иоанн продвигался осторожно; он едва дошел до Козенцы, когда подоспел Урия. Возможно, все это было заранее согласовано с Теодегискелем, чтобы заманить противника в ловушку.
Так или иначе, когда Урия и Кровавый Иоанн схватились, Теодегискель ударил Урии в тыл. Хотя у него было всего пять тысяч копейщиков, их неожиданная атака сломила дух основной готской армии. Конные лучники, пешие лучники — все бросились врассыпную. Многие пали от рук византийских кирасиров, другие погибли под копытами тяжелых ломбардских лошадей или сдались в плен. Остальным удалось бежать в холмы, где их укрыли сгущающиеся сумерки.
Урия сумел собрать часть своего войска и атаковал предателей. По слухам, он собственноручно убил Теодегискеля. Пэдуэй, знавший склонность готов к мифотворчеству, делал скидку на неизбежные преувеличения. Однако доподлинно было известно, что Теодегискель убит, а Урию, с горсткой храбрецов нанесшего отчаянный удар по центру византийской армии, никто из спасшихся больше не видел.
Целый день Пэдуэй просидел за столом, уставившись на груду телеграфных посланий, а также на большую и изумительно неточную карту Италии.
— Может, тебе что-нибудь принести, хозяин? — участливо спросил Фритарик.
Пэдуэй покачал головой,
— Боюсь, как бы наш Мартинус не повредился рассудком из-за катастрофы, — тихо произнес Юниан.
— Плохо же ты его знаешь! — хмыкнул Фритарик. — Он всегда такой, когда вынашивает важные планы. Погоди, эти греки жестоко поплатятся!..
Подоспели очередные сообщения: Кровавый Иоанн приближается к Салерно, местные жители его приветствуют; Велизарий разбил крупные силы франков.
Пэдуэй словно очнулся, поднял голову и задумчиво произнес:
— Фритарик, пожалуйста, выйди за дверь на минутку... Юниан, ты, по-моему, уроженец Салерно?
— Да, мой господин.
— Признайся, ты из колонов?
— Э-э... ну, видишь ли... — Дюжий Юниан вдруг побледнел и съежился.
— Не бойся. Я не возвращу тебя хозяину.
— Ну... в общем, да, господин,
— Когда говорят, что местные жители приветствуют византийцев, не имеют ли при этом в виду в первую очередь крупных итальянских землевладельцев?
— Конечно, мой господин. Колонам и рабам все равно. Один хозяин ничем не лучше другого, поэтому нет смысла браться за оружие и рисковать жизнью. Греки, итальянцы, готы — какая разница?
— А если раздать колонам их земельные наделы и предоставить им полную свободу, будут они за это драться, как ты думаешь?
— Ну... — Юниан глубоко вздохнул. — Думаю, будут. Да, будут, конечно. Только прости, блистательный Мартинус, мне трудно усвоить такую дикую идею...
— Даже на стороне арианских еретиков?
— По-моему, особого значения это не имеет. В городе могут сколь угодно серьезно относиться к своей ортодоксальности, крестьянам же на это наплевать. Все равно они еще наполовину язычники. А уж землю свою любят больше, чем всех богов вместе взятых.
— Примерно так я и думал, — удовлетворенно произнес Пэдуэй. — Фритарик! Надо срочно отправить по телеграфу несколько сообщений. Во-первых, эдикт, подписанный мною от имени Урии, освобождающий колонов Ломбардии, Калабрии, Апулии, Кампании и Лации. Во-вторых, приказ генералу Велизарию: на случай повторного нападения франков оставить в Провансе заслон, а с основными силами немедленно выступить на юг. Чуть не забыл!.. Вызови ко мне Гударета. И старшего печатника.
Когда пришел Гударет, Пэдуэй объяснил ему свои планы. Офицер присвистнул.
— О, вот уж отчаянная мера, уважаемый Мартинус. Не уверен, что королевский совет ее одобрит. Если всем этим низкородным крестьянам дать свободу, то как потом снова прикрепить их к земле?
— Никак, — отрезал Пэдуэй. — Что касается королевского совета, то он практически в полном составе отбыл с Урией.
— Все равно, Мартинус, за несколько недель толковых солдат из крестьян не сделать. Поверь слову старого опытного воина, собственноручно уложившего сотни врагов. Нет, клянусь, тысячи!
— Знаю, знаю, — устало произнес Пэдуэй.
— Итальянцы — никудышные вояки. Нет боевого духа. Полагаться можно только на готов.
— Я не рассчитываю победить Кровавого Иоанна с помощью зеленых новобранцев. Но мы настроим против него народные массы. Продвигаться по вражеской территории не так-то просто. Ты займешься вооружением и подготовкой резерва.
Ранним весенним утром Пэдуэй с наспех сколоченной армией выступил из Рима. Зрелище было довольно плачевное: на конях сидели престарелые готы, давно отошедшие от дел, и юноши с еще неокрепшими голосами.
На улице Патрициев, недалеко от лагеря преторианцев, Мартину пришла в голову идея. Он дал команду продолжать марш, а сам направил лошадь наверх к Эсквилину,
Из дома Анция вышла Доротея.
— Мартинус! — вскричала она. — Ты опять куда-то уезжаешь?
— Увы, да.
— Мы не видели тебя целую вечность! Всякий раз ты появляешься лишь на минутку, чтобы проститься, перед тем как вскочить на лошадь и куда-то ускакать.
Пэдуэй беспомощно развел руками.
— Ничего, вот покончу с этой проклятой политикой... Твой высокочтимый отец дома?
— Нет, в библиотеке. Он очень огорчится, что не повидался с тобой.
— Передай ему привет и наилучшие пожелания.
— Опять война? Я слышала, Кровавый Иоанн разбил наши силы и вторгся в Италию.
— Похоже на то.
— Ты будешь участвовать в сражении?
— Возможно.
— Мартинус!.. Подожди минутку. — Доротея скрылась в доме и вышла с маленьким кожаным мешочком на веревочке. — Вот, лучшее средство для победы над врагом.
— А что это?
— Кусочек черепа святого Поликарпа,
Брови Пэдуэя поползли вверх.
— Ты веришь в его действенность?
— Безусловно! Он обошелся моей матери в такую сумму, что просто обязан быть настоящим,
И Доротея собственными руками надела мешочек ему на шею.
Пэдуэю не приходило в голову, что образованная девушка может серьезно относиться к суевериям. В то же время он был тронут.
— Спасибо, дорогая, благодарю тебя от всей души. Но есть нечто более ценное для меня...
— Что же?
— Вот это.
Он поцеловал ее в губы и вскочил на лошадь. Доротея застыла с удивленным, однако вовсе не обиженным видом. Пэдуэй решительно направил коня вверх по улице, обернулся, чтобы помахать рукой и... едва не вылетел из седла, когда лошадь резко остановилась перед появившейся из-за угла повозкой.
— Иисус Христос и дева Мария! — истошно закричал возница.
— Смотри, куда едешь, а не ворон считай! Святой Петр, святой Павел, святой Иоанн...
Когда список апостолов был исчерпан, Пэдуэй пришел в себя и оглянулся. Улица была пуста. Мартину хотелось верить, что Доротея не видела этого неприятного инцидента, омрачившего столь красивое прощание.

ГЛАВА 37

Пэдуэй привел армию в Беневенто в конце мая. Численность ее понемногу росла по мере того, как остатки войск Урии стекались на север. К примеру, только этим утром фуражиры обнаружили трех готов, уютно устроившихся на местной ферме и, несмотря на протесты хозяина, собиравшихся сидеть там в тепле и комфорте до конца войны. Они тоже влились в ряды сражающихся, хотя и не совсем добровольно.
Посылая гонцов через Апеннины к телеграфным станциям, которые еще не попали в руки врага, Пэдуэй следил за передвижениями Кровавого Иоанна и привел войска к Беневенто, а едва Иоанн захватил Салерно на другой стороне полуострова, оставил заслон у Неаполя, отступив с основными силами на Рим по Латинской дороге.
Пэдуэй рассчитывал настичь византийцев в районе Капуи и атаковать их с тыла на марше, в то время как Велизарий — если, разумеется, ничего не случилось — должен был двигаться со стороны Рима и нанести противнику удар во фронт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22