Ваш Невзоров тут не подходит, — поймал удивленно-вопросительный взгляд Собчака переводчик, — его смерть, которую он, полагаю, давно заслужил, вызовет обратную планируемой реакцию и волну негодования толпы, направленную против угодного нам правления. Здесь нужны другие персонажи, в отличие от владельца несменяемых кожаной куртки и носочков, ежевечерне 600 секунд кряду закидывающего всех подряд грязью из-за дефицита собственных чистых побуждений. Такие же всенародно известные, но совершенно бескорыстно-безыдейные, нейтральные, аполитичные и, если хотите, «центральные» кандидаты в покойники, симпатии зрителей к которым определяются не только цветом знамен, флажков, причесок, пуловеров и гамаш. В этом случае цель убийства ваше быдло, теряясь в догадках, сформулировать однозначно не сможет. Поэтому, благодаря сопутствующим мероприятиям разработанного сценария, станет возможным в вашей национально-акустической среде, где сплетни распространяются быстрее звука, эти преступления легко свалить на всякие разные «коррумпированно-мафиозные» группировки, объявив Россию ареной их бесконтрольного разгула, где убивают даже абсолютно безвредно-известных. Затем смело, под гул всеобщего одобрения СМИ и толп, нужно ввести чрезвычайное положение в стране, исключающее на «неопределенный срок» любые выборы вообще, до так называемой «стабилизации положения», которая, по ясной причине, уже никогда не наступит, чтоб не допустить утрату завоеванного и сохранить навсегда приобретенную власть.
После того, как удастся разгромить СССР и расчленить саму страну, — продолжал «американский друг», — нужно будет затеять грандиозную эпопею глумления, издевательств и унижений национального достоинства русских. В этом направлении надо зайти как можно дальше и сколь достижимо ниже. Правда, к тому времени желательно сосредоточить в своих руках всю полноту власти сверху донизу, чтобы иметь возможность силой пресекать даже ропот оскорбляемых. Для этого на первых порах необходимо спешно принять закон, охраняющий евреев, завуалировав его уголовным преследованием лиц, разжигающих национальную вражду и рознь. Оболваненным будет невдомек: таким законом заткнут рот именно и прежде всего русским, ибо кому из нацменов, будь то евреи или калмыки, взбредет в голову, к примеру, в Москве задирать огромного русского медведя, публично сокрушаясь и негодуя, скажем, от того, что Союз писателей России в большинстве своем состоит из русских. После же принятия такого закончика станет возможным беспрепятственно с телеэкранов, страниц газет, журналов, по радио разливать потоком сионизированные домыслы и распевать песни на идиш или по-английски. Важно, чтобы не только правильная, но и вообще русская речь исчезла из эфирного обращения. Деда Мороза надобно обозвать Санта Клаусом, и чтоб даже «шумел камыш» пели не по-русски, промеж демонстрации сплошь американских кинофильмов. Чтоб все дикторы телевидения и радио щеголяли блистательным произношением махровых бердичевских портных времен НЭПа, а с праздничными датами и днями Побед русского оружия стали поздравлять такие восхитительные карикатурно-картаво-зажидовленные телерожи, вызывающие только одним своим видом сердечные приступы от генетической зависти у селекционных экземпляров не тронутых ассимиляцией потомков, выведенных Моисеем из Древнего Египта. В этом важном деле мелочей нет, предпочтительно даже команды КВН укомплектовать кем угодно, только не русскими.
Вообще же, отечественный эфир желательно махом отдать западным телекомпаниям, сделав из него этакий канал по переброске народного достояния за рубеж, сперва под видом рекламных объявлений, а затем полной продажи всего времени вещания, в результате чего нужную стране объективную, правдивую информацию навсегда подменить рекламой женских гигиенических прокладок, западной порнухой, развлекательным розыгрышем призов, викторинами и прочим блудливым бредом.
Телеэкран надо населить выдуманными врагами и фикцией повального процветания, чтоб окончательно застлать глаза вашему паршивому народишку, непоправимо опоздавшему с нашей помощью к «торжеству социальной справедливости». Ему после приступа «демократии» останутся мучения ощущением пустоты, опасности и панического страха за завтрашний день — не только свой, но и детей.
— Кстати, — втиснулся в перевод сам Гинзбург, — евреи всегда были удобной мишенью для разгневанных толп сломленных похмельем русских мужиков. И вот теперь наступает счастливая пора рассчитаться за всю историю. Поэтому пусть чаще мелькают на телеэкранах лики «демократов-победителей», исполненные в традиционном этногенетическом стиле. Дабы русские привыкли к облику своих новых хозяев.
— Это действительно важно еще и потому, — вдруг вмешался другой црушник, до этого не понимавший ни слова по-русски, — что, в случае не управляемого нами взрыва недовольства, вызванного творимыми разрушениями Союза, гнев негодования населения можно будет, как пар из котла, выпустить через традиционный российский «антисемитский гудок», тем самым защитив и сохранив истинных погромщиков государства. Кроме того, видимых следов нашего участия в изнасиловании России желательно в истории не оставлять, придав происходящим событиям некий якобы естественный ход, лишь подстрекая удавить страну руками и силами ее же населения, охмуренного «демократами». Для этого в первую очередь потребуется полностью разметать жизненные приоритеты, чтоб все смешалось в одну, смердящую разбитыми вдребезги мечтами и надеждами, зловонную кучу. И никто не ведал, к чему, кроме заработка денег, стремиться.
Все первичные ценности: образование, культуру, высшее профессиональное мастерство, — надо резко девальвировать за счет передачи значительных государственных вторичных материальных ценностей в руки кучки отдельных избранных лиц, будущих родоначальников нового социального слоя, не имеющего даже признаков образованности. И вот тогда, при выборе жизненного пути следующего поколения, русские дети, вместо приобретения традиционного образования и профессий, определяющих потенциал могущества любого государства, устремятся, подталкиваемые недальновидно-мещанской сутью основной родительской массы, в сточную людскую канаву похотливых желаний быстрого обогащения, не требующего применения знаний, опыта, навыков и ума.
В этой смрадной круговерти юношество потеряет самое дорогое, имеющееся у человека, — время. Когда же люди наконец поймут, что их просто одурачили, то будет уже поздно, и не останется ни сил, ни возможностей учиться и наверстать упущенное. Если же, мистер Собчак, вы нам поможете и в этом, то тогда мир вместо Союза получит колонию без будущего, с великолепно отвечающим нашим грандиозным замыслам новым поколением рабов, полностью зависящих от воли определенных Западом хозяев, которые позаботятся о том, чтобы возрождение России вовек не состоялось.
В осуществление этих великолепных планов нам, как ни странно, Русскую Православную Церковь вовлечь не удалось. Возможно, РПЦ ограничится нейтралитетом к происходящему.
Правда, достижению наших целей существенно способствуют, сами порой не ведая того, многие представители не только среднего, но и высшего, номенклатурного партслоя. Удивляться тут нечему, — заметил недоумевающе-вопросительный взгляд «патрона» црушник, — каким бы гениальным человек ни был, но пронзить своим предвидением толщу столетия никому не дано. Поэтому государственное устройство, предложенное Лениным, как и любая другая форма, требовала постоянного активного анализа и развития, осуществляемого напряженнейшей умственной работой высоколобых, убежденных в правоте своего дела мыслителей-интеллектуалов, а не сладострастно-густобровых пожирателей отведенного историей времени либо иных маразматических ренегатов-вегетарианцев, остановивших данной им властью процесс совершенствования вашей социально-экономической формации. Спасибо им за это! Их глупость, а точнее — неспособность достраивать идеологическую модель, парткузница кадров огромным количеством стала копировать во всех звеньях требующего постоянной реконструкции государственного механизма, породив чудовищную партийно-директивную тупость, безыдейность и беспринципность самих исполнителей постановлений ЦК КПСС. Они невосполнимо многие годы лишь имитировали, как на тренажерах, движение страны вперед, сами же стремясь только поспеть в спецбуфет или к раздаче номенклатурных кресел.
(Комментируя сказанное црушником, следует подчеркнуть: в идеологических ошибках и просчетах виновна вовсе не партия и уж, тем более, не теория Маркса, развитая Лениным, кстати, бесспорно, не самая худшая в извечном поиске землянами справедливого бытия, но именно серая плеяда дегенератов, возглавлявших наше государство в постсталинский период, устремленных только безмятежно и праздно провести оставшееся до могилы время, заодно урвать попутно из жизни последние крохи неги, а не строить будущее страны.
Много лет тому назад мне довелось присутствовать на встрече аппарата Ленинградского обкома партии с одним из видных идеологических импотентов М. Сусловым, даже академиком каких-то наук. В маленьком зальчике Смольного, ощупываемом объективами бессонных телекамер, пред нами предстал задрапированный кожей, пожилой, седенький скелет с колючим взглядом и тоненькой, морщинистой, как у индюка, шейкой.
Пугая слушателей уродством старости и запахом тлена из мертвого оскала вставных челюстей, он предпочел, даже находясь в узком кругу, говорить по бумажке, однобоко косясь в написанное дефективными глазами сквозь толстенные линзы очков и с трудом, по слогам читая, явно не вникая в суть и так примитивно изложенного.
Помню, как тогдашний заведующий отделом экономики обкома Василий Мелещенко не сдержался и, вероятно, заметив мое разочарование живым портретом, демонстрируя ко мне полное доверие, шепнул полушутя, что, мол, Суслов выжил из ума.
Полагаю, «дядя Вася» Мелещенко ошибался: не выжил, а, подозреваю, просто никогда его не имел.
Поэтому после крушения КПСС, когда живые соратники триумфально почившего Суслова, начиная от ответственных работников провинциальных обкомов и до членов Политбюро, ватагами повалят в подвернувшиеся на пути церкви, мечети, синагоги и буддистские храмы, разукрасив себя по дороге нательными христианскими крестами и магометанскими знаками, да станут там не только истово, но обязательно публично молиться, то осуждать их и обзывать «циничными лицемерами» не следует. Ибо не имеют они ни обычного ума и воззрений, ни твердой веры. — Ю.Ш.)
Темень уже села на крыши домов. Собчак долго и тепло прощался с американскими «друзьями», волосы которых купались в сизых прядях сигаретного дыма, скопившегося в небольшом пространстве за время инструктажа.
Выпровоженный вежливыми хозяевами на улицу, «патрон», прежде чем сесть в авто, немного постоял отдышавшись, а затем попросил прокатить его идеальным маршрутом для заинтересованных сексом.
Луна бесстыдно села на ближайшую дымовую трубу и медленно стала сползать по кровлям крыш домов столицы мира. Где-то там наверху с душераздирающими жалобными воплями предавался яростной любви кот.
На французском ветру совсем по-русски скулил парижский фонарь...
Некоторое время спустя, когда я уже сам почти прозрел относительно Собчака, в гамбургском аэропорту встретился со мной специально прилетевший из Франции потомок славной русской династии, унаследовавший от своих предков верность, любовь и преданность России. Он молча сунул мне пленку с записью парижских «свиданий» Собчака и попросил в оставшийся до отлета французского самолета час растолковать ему, за что же в подвалах ВЧК сгинули многие его белогвардейские родственники, если они были только против красных, но Родину-то, как нынешние, не продавали. Впоследствии, прослушав записи, я сам уразумел: данные мною в зале ожидания аэропорта разъяснения были неуместны.
Прощаясь, он мне намекнул, что хранение этой кассеты может сделать мое бытие опаснейшим промыслом и в соответствии с устойчивой российской традицией я смогу выпасть из окна высотного дома в любую минуту. Дальнейшие события показали: он как в воду глядел.
4 октября 1991 года, когда я уже заканчивал первую книгу о Собчаке («Собчачье сердце»), в мою квартиру на Сиреневом бульваре, где мы еще совсем недавно с «патроном» соседствовали, проникли поздним вечером какие-то люди, не повредив ни дверей, ни запоров. В тот вечер меня угораздило внезапно и необычно рано явиться домой. Ничего не подозревая и ни о чем не заботясь, я, войдя в квартиру, натолкнулся на следы тщательного обыска и двоих незваных гостей, перевернувших все вверх дном. Они тут же принялись меня бесшумно и деловито убивать ножами и молотками из моей же кладовки. Когда отбушевала потасовка, я с проломленным в нескольких местах черепом и другими ранениями остался в отвоеванной квартире, а они сбежали. Несмотря на обильно залитый кровью мозг, сознание почему-то не ушло. По характеру осмотренных и раскиданных во время этого обыска предметов, а также другим признакам мне сразу стало ясно: гостей главным образом интересовала злополучная гамбургская пленка и мои рукописи, частично ими похищенные. Успокоившись на полу в кровавой луже, я подтянул телефон и позвонил Невзорову. Он примчался почти одновременно с врачами, доставившими меня в Военно-Медицинскую академию, где в ту ночь, на мое счастье, дежурил замечательный полевой хирург Юрий Дикарев, который со свойственным ему угрюмым выражением лица спокойно, не суетясь, но поспевая, спас мне жизнь. Обширная трепанация черепа, кровоизлияния и наркоз не возвращали мне сознание пару суток, а всего в госпитале в окружении заботливого персонала мне суждено было провести несколько месяцев.
После того как я стал самостоятельно ходить, меня внезапно арестовали по «подозрению» во многих не только еще не раскрытых, но даже пока вообще не совершенных преступлениях.
Среди схвативших меня сотрудников уже действующего собчако-крамаревского ОРБ (оперативно-розыскное бюро) ГУВД я с изумлением, безошибочно опознал убийц, забравшихся в квартиру и раскроивших мне череп. Остолбенение от неожиданного свидания я, видимо, скрыть не смог, поэтому, поняв, что их обнаружили, они, ничуть не таясь, злорадно хохотнули прямо мне в лицо и высказали сожаление наряду с сочувствием по поводу недобития меня при первой нашей встрече. Понимая всю трагичность своего положения, я, тем не менее, потребовал бумагу и тут же написал несколько заявлений на имя городского прокурора Еременко, начальника ГУВД Крамарева и его заместителя Горбачевского, так как все знали, что Крамарев возглавляет ГУВД, а Горбачевский руководит им. На эти мои послания в ГУВД, естественно, никак не прореагировали, дав мне понять то, что и так стало совершенно ясно: я попал в плен к бандитам с милицейскими удостоверениями в карманах, а вовсе не арестован за какие-то правонарушения, которые, надо полагать, только сейчас станут подбирать для сокрытия собственного преступления.
Что же касается городского прокурора, то он откликнулся на мое заявление и расторопно подослал в камеру своего помощника, некоего Осипкина, по первому впечатлению смахивающего на дореволюционного отпрыска многодетной одесской семьи, которого неисчислимые родственники из зоны оседлости благоразумно и вскладчину трудоустроили лакеем к начинающему спиваться русскому дворянину средних лет. Как показало дальнейшее, качествами прислужника природа наделила Осипкина сполна. Эта, по сути халявно-ничтожная, премерзкая пьянь был абсолютно беспринципен, по-бабьи захватывающе фигурист, отважно хулиганист, отменно гадлив, презрительно заносчив с бесправными, беспредельно угодлив с барином и нечист не только помыслами, но и на руку.
В свой первый приход Осипкин, сияя гаденькой улыбочкой и потирая пухлые ладошки, с порога камеры сразу сообщил мне, мучимому сильной болью еще не зажившей раны, что никакими расследованиями по факту опознания мною убийц заниматься никто не станет, хотя моя правота очевидна и, к тому же, память на лица не подвела. Далее он, не скрывая сути, доходчиво разъяснил, что незачем мне было собирать досье и писать грязную книжку о горячо любимом народом Собчаке. И если бы я это сообразил раньше, то отпала бы необходимость пробивать мне голову и упрятывать в тюрьму. А теперь, увы, «поздно пить боржоми». Потребуется долго и смиренно сидеть в одиночке, «хавать» тюремную пайку, разлагаясь душой и телом, да ждать, когда мне специально отобранные и обученные люди сфабрикуют мало-мальски приличное обвинение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53