– Сначала в Питер по командировке киноотдела, а там есть надежный человек, он за деньги переправляет за границу. Поехали с нами.
– Не могу, Андрей Васильевич, я слово дал. А потом кое с кем надо разобраться. А адресок вашего проводника дайте.
– Это бывший капитан Доброфлота Немировский. – Племянник ювелира? – Да. А вы его знаете? – Немного. Он по прежнему адресу проживает?
– Да. Вы придете и скажите ему, что вы от Саломатина. – И все? – Все.
Они вошли в другую комнату. Дранков включил настольную лампу. – У вас есть карандаш? – спросил Бахтин. – Конечно.
– Записывайте адрес Ирины. У нее дача на Черной речке. – Это рядом с границей. Дранков достал карандаш, записал адрес.
– Вот спасибо, есть где прибиться на первое время. От вас что передать?
– Люблю. Скучаю. Пусть через месяц ждет. – Бахтин поднял трубку телефона: – Барышня, 27-15, пожалуйста. Литвин… Мотор в Гнездниковский… Всех берите… Едем на квартиру к Лимону.
– Вот он, дом Терентьева, – сказал шофер.
Машина затормозила. Сивцев Вражек был пуст и темен, как в далекие годы овраг у реки Сивки. Бахтин вылез из машины, посмотрел на застывший на морозе темный дом, в котором не горело ни одного окна, и еще раз подивился, как быстро изменилась жизнь в Москве. Литвин подошел к парадному, дернул дверь. – Заперта.
– Давайте ломать, – спокойно предложил Батов.
– Не надо. Запомните, надо стараться все делать тихо. Шум – это крайняя мера. Литвин на черный ход. Ищите дворника.
Литвин растворился в темноте арки. А они остались стоять в морозной темноте улицы, напоминающей ущелье из книги Луи Буссенара. Время шло, а Литвин не возвращался. – Где он, его мать, – выругался Батов.
– Запомните, – в голосе Бахтина зазвучали привычные командирские нотки, – еще раз матернетесь, отчислю из группы. – Да я же по-простому, товарищ начальник.
– Вы не матрос Батов, вы – оперативник, по вашему поведению будут судить о всех нас. – Значит, совсем нельзя? – изумился матрос. – Иногда можно, когда это делу помогает…
Бахтин не успел договорить, дверь заскрипела, подалась туго, словно кто-то придерживал ее изнутри, и Литвин крикнул: – Заходите. Они зашли в подъезд. – Что темно-то? – спросил Бахтин. Щелкнул выключатель.
Тусклый свет лампочки выдернул из темноты часть большой прихожей с нишами, в которых полуобнаженные мраморные фигуры женщин, фривольно показывая крепкие каменные груди, держали в руках факелы с разбитыми плафонами под хрусталь.
Рядом с Литвиным стоял человек в потертом армяке с ярко блестящей дворницкой бляхой. – Дворник? – спросил Бахтин. – Так точно. – Мы из ЧК – Из сыскной, значит. Мы понимаем. – Где Рубин живет? – В бельэтаже, второй нумер. – Он дома? – Никак нет. – Ключи запасные у тебя? – У меня. Кому доверить? – Пошли.
У квартиры с номером два дворник подошел к двери и вставил ключ в скважину. От легкого нажима дверь поддалась.
– Открыта, – изумленно посмотрел дворник на Бахтина.
Бахтин достал из кармана наган, распахнул дверь. В прихожей горел свет, на полу валялась зимняя офицерская шинель с каракулевым воротником. Бахтин вошел в первую комнату, пошарил по стене, нажал рычажок выключателя. Под потолком вспыхнула красивая люстра, стилизованная под китайский фонарь. Здесь у Рубина была гостиная, мебель черная с перламутром, в углу на подставке стоял большой фарфоровый китайский болванчик. Бахтин подошел к нему, толкнул, и улыбающийся китаец в шляпе приветливо закивал ему головой.
– Александр Петрович, – вошел в комнату Литвин, – в квартире никого нет. – Начинайте обыск.
– Здесь много ценных вещей, – внезапно раздался голос шофера, – они должны быть реквизированы в пользу революционного народа.
Бахтин повернулся, посмотрел насмешливо на борца за пролетарскую идею и сказал:
– Наше дело улики искать, а вы, молодой человек, если желаете, то займитесь этим, благословясь.
Сколько раз Бахтин видел изнанку человеческой жизни, которая предельно ясно вскрывается при обыске. Порой на свет появлялись вещи, которые хозяева искали много лет. Рубин, видимо, не успел обжить эту квартиру. Не было в ней тех мелочей, которые говорили бы о характере и привязанности хозяина. В гостиной ничего не было. Кабинет пуст. Только бювар на столе сохранил следы записей. Страницу Рубин вырвал, на следующей остались достаточно точные следы. Бахтин взял бювар, положил его в портфель. ВЧК он попробует восстановить написанное.
– Ничего, – Литвин сел в кресло, – никаких бумаг. Поедем?
Бахтин встал, пошел по квартире. Конечно, надо было уезжать, но что-то необъяснимое задерживало его в этой квартире. И он снова пошел по комнатам. Спальня. Здесь работал Литвин. Не нашел ничего.
– Александр Петрович, – подошел к нему Батов, – на кухне продукты. Крупа, сало, консервы. – Уложи в мешок и в машину. Нам пригодятся.
– Не нам, – вмешался шофер, – а всем. Продукты, изъятые в буржуазных квартирах, передаются в хозяйственный отдел МЧК. – Значит, передадим. Шофер нырнул в какую-то комнату. – Паскуда, – прошептал ему в спину Батов. – Вы же матрос, Батов, у вас смекалка должна быть.
– Я вас понял, товарищ начальник, -белозубо засмеялся Батов.
А Бахтин опять вошел в гостиную. Стол. Раскрытый буфет. Шкаф с посудой. Ширма. Кресла. Диван. Знакомая уже фигура китайца. Бахтин вновь ударил его по шляпе, и веселый старик опять радостно закивал ему. Бахтин пошел к дверям. И обернулся внезапно. Словно кто-то направил ему в спину револьвер. Голова китайца странно остановилась. Фарфоровый старик, задрав голову, глядел на люстру. А ведь безделушки эти славились именно количеством поклонов. Чем больше фигура, тем крупнее балансир, тем чаще кланяется вам китайский болванчик.
– Литвин, Батов, – рявкнул Бахтин. Сотрудники ворвались в комнату, устрашающе озираясь по сторонам. – Старика этого видите? – Я понял, – засмеялся Литвин. – А я нет, – вздохнул Батов.
– Сейчас поймете. Снимите китайца и поставьте на пол. Только осторожно. Сняли. Отлично. Теперь снимите голову. Голова болванчика вместе с маятником держалась на двух фарфоровых штырях, свободно лежащих в пазах. Литвин и Батов начали медленно приподнимать голову фигурки. Она подавалась с трудом. Наконец они изловчились и вытащили ее. К маятнику был плотно привязан толстый конверт. Бахтин взял из буфета нож, обрезал веревки, вытряхнул из конверта две папки с грифом: «Управление Московской сыскной полиции».
– Ну вот, что и требовалось доказать. – Бахтин закурил.
А Литвин засунул руку в чрево фарфорового человека и извлек толстенную пачку советских денег, перевязанную веревкой.
– Деньги нужно немедленно сдать… – Шофер не успел договорить.
Бахтин схватил его за ворот куртки и как котенка вышвырнул в коридор.
Дзержинский только что вернулся из Кремля, где обсуждался вопрос продовольственного снабжения Москвы. Он был заметно раздражен и шагал по кабинету из угла в угол. Свет настольной лампы ломал его тень на стенах и казалось, что вместе с председателем ВЧК по кабинету ходит еще кто-то страшноватый и опасный. Мартынов и Ганцев ждали, когда председатель задаст им первый вопрос.
– Вот что, товарищи, – отрывисто и зло начал Дзержинский. – Сегодня утром бандитами ограблен и убит инженер Виноградов. Ильич опять говорил со мной весьма резко. Что вы скажете?
– Феликс Эдмундович… – начал Манцев, но Дзержинский перебил его. – Что делает ваш хваленый Бахтин? – Он…
– Не надо, Василий Николаевич, я расскажу сам об этом. Сегодня днем он с сотрудниками устроил пьянку в деревне Лужники у бывшего городового. Потом гонял чаи с таким же, как он, сотрудником сыскной Куликом, потом развлекался в компании актрисы Вылетаевой и смотрел какую-то фильму в ателье «Киноглаз». Неплохо, правда?
– Позвольте, Феликс Эдмундович, – Мартынов встал, подошел к столу, положил фотографии. – Вот, смотрите. – Дзержинский схватил одну, взглянул быстро и цепко, потом вторую, третью. – Откуда это?
– Бывший городовой Никитин и чиновник Кулик дежурили в день разгрома сыскной полиции. Через них Бахтин вышел на кинооператора, снимавшего в тот день в Гнездниковском переулке. В киноателье Бахтин и Алфимов отсматривали фильму и сделали эти фотографии. Кстати, вот этот человек – бывший помощник коменданта Бутырок, убитый два дня назад. – Остальные?
– Известен еще один, некто Хряк, активный член бандгруппы Сабана. Вот он на фото. Остальных и авто устанавливаем. Теперь вот. Мартынов положил на стол два агентурных дела.
– Найдены при обыске в квартире некоего Рубина Григория Львовича, между прочим, правой руки Луначарского. – Арестован?
– Нет, успел скрыться два дня назад. Нам извест но, что Рубин доставал наркому дефицитные продукты и мануфактуру. Кличка его в уголовном мире Лимон, он был одесским налетчиком, позже крупным блатным Иваном. Вот что сделал Бахтин за этот день. – Мартынов сел.
Дзержинский подошел к столу, полистал дело. Потом опять взял фотографии.
– А этот коллежский советник не зря получал свои ордена. Кстати, где они? В протоколе обыска у него награды не значатся.
– Бахтин сказал, что поменял их на продукты, – мрачно пояснил Манцев.
– А что это за история с продуктами и избиением шофера на квартире Рубина?
– Все продукты сданы в хозчасть, а Соловьев усомнился в честности Бахтина, когда были найдены деньги. – Где они? – У меня в сейфе, вместе с актом изъятия.
– А ведь он мог Соловьева застрелить, – засмеялся Дзержинский, – такие господа, как Бахтин, чудовищно щепетильны.
– Не думаю, – бросился на защиту Мартынов. – Вы меня простите, товарищ Дзержинский, но я чувствую, что мне не верят.
– А вы Бахтину верите. – Дзержинский почти вплотную наклонился к Мартынову. Тот выдержал взгляд и ответил: – Я ему верю, и ребята тоже.
– Чертовского обаяния господин. – В голосе председателя послышалась злая ирония. – А вы, Манцев?
– Присматриваюсь. Но боюсь, если Рослева так нагло будет его пасти, он этого Соловьева шлепнет. – Что предлагаете?
– Другого шофера. Потом Бахтин все время на глазах.
– Хорошо, я распоряжусь. Пусть работает. Пока. Вы свободны, товарищи.
Бахтин занимался делом необычным. В комнате собрались почти все сотрудники уголовного отдела МЧК.
Бахтин разрубил четыре карандаша и растолок грифели. Потом осторожно начал втирать ватой черный порошок в листок бумаги. Потом стряхнул и на листе четко обозначилась надпись: «Сретенский бульвар. Дом страхового общества „Россия“, квартира восемь».
– Ну, вот и все, – Бахтин положил листок на стол. – Принесите мне справочник «Вся Москва». Бахтин полистал его.
– В квартире этой проживает профессор Васильев. Алфимов! – Я, товарищ начальник.
– К полудню мы должны знать все об этом профессоре. Бахтин встал и отправился к Мартынову.
– Федор Яковлевич. Вот адрес, найденный при обыске у Рубина. Надо бы прикрыть квартиру. – Что вы имеете в виду?
– Людей посадить, пусть смотрят. Пасти хозяев не надо, но наблюдение необходимо. Туда может наведаться Лимон, а возможно, и Сабан. – Сделаем.
– Тогда, если не возражаете, я пойду домой, хочется помыться, да и переодеться надо. – Не возражаю. Вас проводят. – Это охрана или слежка?
– Эх, Александр Петрович. – Мартынов горестно махнул рукой.
И Бахтин понял, что он может не бояться этого высокого, красивого человека. И почему-то сразу поверил ему. И время покажет, что он не ошибся.
Полковник Генерального штаба Чечель попал в обстоятельства весьма и весьма сложные. Перед самым октябрьским переворотом он получил восемьсот тысяч франков наличными и должен был с тремя офицерами отбыть в Стокгольм, где ему предписано было организовать резидентуру. Деньги были получены, а разведслужба России рухнула, и Чечель остался, словно часовой, у денежного ящика. Состояние это безумно угнетало его. Он – кадровый потомственный военный, связавший свою жизнь, сразу после училища, со службой в разведке, вместо того чтобы уехать на юг и драться с большевиками, вынужден охранять казенные суммы. Да и жил он бедно и голодно, продавая вещи. Несколько дней назад он реализовал последнюю ценность – золотой портсигар и денег, вырученных от этой операции, еле-еле хватит ему на неделю весьма скромной жизни. Господи! Как глупо иметь на руках больше полумиллиона франков и нищенствовать. Но казенные деньги для Чечеля были предметом чисто абстрактным, как, к примеру, военное имущество. Деньги эти были цепью, накрепко приковавшей его к Москве. Пробираться с ними к Деникину через пылающую войной и нашпигованную бандами Россию и Малороссию было предприятием крайне рискованным и ненадежным. Конечно, можно было спрятать деньги в тайник и уйти. Потом пусть посылают курьеров. Но он со свойственными ему скрупулезностью и упрямством профессионального разведчика искал любой выход на растворившегося в зареве революции своего бывшего шефа генерала Батюшева. Пока ему это не удавалось. И поэтому Чечель решил поступить на службу, благо бывший однокашник полковник Климов заведовал милицейскими стрелковыми курсами. Правда, в последнее время, он начал замечать, что за ним следят. Несколько раз он замечал одного и того же человека, толкущегося у дома. Пару раз обращал внимание на людей, пытавшихся его пасти на улице. Это были ясно не чекисты, уж больно грубо и непрофессионально действовали эти люди. А потом ЧК не стала бы возиться с ним. Взяли б и дело с концом. Слежка напугала его, возможно, кто-то еще знал о казенных суммах. Получал он их в Союзе городов и ехать в Швецию должен был как представитель земства, отправленный за кордон для закупки продовольствия и одеял для беженцев. Об операции этой знали, кроме него, двое. Председатель Союза князь Львов и его помощник присяжный поверенный Усов. Но они оба давно в Париже. В целях конспирации князь Львов выдал Чечелю документ, в котором было обозначено, что полученные им казенные суммы переданы шведскому Красному Кресту. Нынче утром Чечель поехал к Климову и поступил на службу. Назначили его заведовать строевой подготовкой милиционеров. Встретили его хорошо, комиссар курсов, большевик, из бывших унтер-офицеров, даже благодарил полковника за патриотический порыв. Чечель получил мандат, оружие и паек. Домой он возвращался с вещмешком, в котором была крупа, вобла, сахарин и даже цибик чая. Но главное было в другом, полковник Чечель перетянул шинель ремнем с кобурой. Теперь оружие он носил на законном основании. Но у дома он опять срисовал юркого мужичка в офицерской бекеше и котиковой шапке «пирожок». Третий раз он попадался на глаза полковнику в самых неожиданных местах. Обостренное чувство опасности, свойственное многим людям его профессии, подсказало ему, что, возможно, этой ночью что-то может случиться. Кто-то наверняка прознал об этих деньгах. Но кто? Да, Господи, какая разница, будут ли это бывшие офицеры или просто бандиты. Чечель достал из тайника саквояж с деньгами, и большой двенадцатизарядный кольт, две гранаты «мильс», собрал необходимые документы, привязал вещмешок с пайком к ручке саквояжа. Теперь надобно заняться дверями. Черный ход Чечель заколотил еще в октябре. Не нужен он ему был. Окно туалета выходило на крышу сарая. Прыгать всего ничего. Один этаж, а там проходной двор и ищи его. А нынче вообще снег выпал, и у стены сарая нанесло метровый сугроб, так что уйти он сможет легко.
Вот только от кого? Эта мысль занимала полковника весь сегодняшний вечер. Часы в столовой пробили одиннадцать раз. Чечель подошел к окну. Темнота. Даже снег стал невидимым и черным. Он закурил, и вдруг под аркой вспыхнули лучи огня. Урча моторами, во двор въехало два авто. Все. Это к нему. Чечель достал из стола рубчатую гранату «мильс», подошел к двери, повесил ее на ручку, отогнул усики детонатора, привязал к кольцу шнур и зацепил его за крюк. В дверь уже колотили, что-то кричали и матерились. Гулко раздавались удары и на черном ходу. Чечель надел бекешу, папаху, взял саквояж с притороченным к нему вещевым мешком, оглядел последний раз квартиру. Пора. Он вошел в туалет, запер дверь, распахнул окно. В лицо ударило снежным холодом. Крышу он не видел. Но память услужливо подсказала ему ее размеры. Он прыгнул и мягко приземлился. В квартире грохнул взрыв. Чечель прыгнул в сугроб, провалился почти по пояс в снег, матерясь, выбрался и побежал через проходной двор. Через несколько минут он словно растворился в хитросплетении дворов и переулков на Мясницкой.
Литвин тоже не спал в эту ночь. В Москве было двенадцать крупных гаражей и более двадцати мелких, принадлежащих разросшимся, как грибы, новым комиссиям, главкам и комиссариатам. Он решил начать с бывшего гаража Союза городов на Сретенке. На проходной сидел вахтер с наганом и пил чай из медного гнутого чайника. – Куда? – лениво спросил он. – ЧК, – ответил Батов.
Но страшное это словосочетание не произвело никакого впечатления на вахтера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42