Таким образом, выяснилось, во-первых, что в корме Шеены недостает кальция, а во-вторых, мы не повинны в гибели Мафита. Сердце рано или поздно все равно сдало бы, даже если бы мы не трогали малыша. Только от этого нам легче не стало…
Вскоре Шеена опять забеременела. На сей раз роды состоялись ночью, и родился здоровый, крепкий детеныш женского пола. Теперь ему почти два года, мы уже отделили его от матери, и малыш благополучно здравствует. Никаких симптомов вроде тех, которые наблюдались у Мафита. Конечно, под конец беременности мы особенно следили за питанием Шеены, с тем чтобы в молоке ее было достаточно кальция. Думаю, прекрасное здоровье Алексы объясняется витаминами, которые получала ее мать. Смерть Мафита нас кое-чему научила.

Прошло немного времени, и нас подбодрило новое счастливое событие. Как-то Джереми ворвался в мой кабинет возбужденный, нос розовый, волосы разлохмачены.
– Колобусы! – кричал он. – У них малыш!
Невероятная новость! Во всем мире только один зоопарк, кроме нашего, располагает гверецами этого вида, и, насколько нам было известно, никому не удавалось добиться, чтобы они размножались в неволе. Для нас уже одно то, что колобусы прижились в Джерсийском зоопарке, было большой победой. А если удастся вырастить малыша, мы вправе торжествовать вдвойне.
Мы побежали к клетке. Три самки буквально вырывали друг у друга беленького (у колобусов детеныши всегда белые) малыша, сразу и не поймешь, которая из них мамаша. Мы не очень-то хорошо представляли себе тонкости поведения гверец в естественных условиях. Может быть, у них, как у бабуинов, все самки поочередно выступают в роли тетушек. Но, глядя на то, как малыш переходит из рук в руки, мы решили, что надо бы опознать мамашу, пока с младенцем не случилась какая-нибудь беда.
Вошли в клетку, благополучно извлекли из нее малыша, живо взвесили его и определили пол. А заодно узнали, кто мать, потому что самая маленькая из трех самок тотчас спустилась к решетке, пытаясь вернуть свое чадо. Мы заперли двух других самок в спальном отделении и возвратили ребенка матери. Несколько дней их держали обособленно, пока не удостоверились, что малыш хорошо сосет молоко и достаточно крепок, чтобы выдержать знаки внимания «тетушек». Когда группа была воссоединена, не обошлось без недоразумений – обе тетушки пытались отвоевать для себя малыша. Потерпев неудачу, они угомонились и принялись поглаживать друг друга.
Через несколько часов картина переменилась: то одна, то другая самка возилась с малышом, но стоило ему пискнуть, как мамаша тотчас забирала его.
Старый самец, игравший роль властного и строгого папаши, не очень жаловал своего отпрыска. Он бесцеремонно толкал его, иногда выгонял из спального отделения мать с малышом. А чаще всего просто не замечал младенца – сидит с присущим ему надменным видом, этакий владыка всего обозримого мира.
Малыш отлично развивался, и выросла чудесная самочка, которую мы назвали Энн – ведь это Энн Питерс мы были обязаны тем, что смогли довезти колобусов до Джерси.
С тех пор у гверец еще не раз было прибавление семейства, и теперь их у нас двенадцать штук. Как я уже говорил, Джерсийский зоопарк – единственный в мире, добившийся размножения колобусов в неволе, и мы считаем это одной из наших главных побед.
Самка орангутана, Бали, решив, что ей не пристало отставать от других, тоже забеременела. И конечно, мы страшно волновались – ведь добиться размножения орангутанов в неволе чрезвычайно важно. По мнению специалистов, если этих обезьян будут истреблять по-прежнему, через десять-двадцать лет их и вовсе не останется в природе.
Бали – на редкость милое и кроткое создание, это намного облегчало нам работу, так как мы могли спокойно входить, к ней и обследовать ее. Она все полнела и полнела, предполагаемые сроки давно прошли, и мы начали беспокоиться. Я уже говорил, что у нас, как и в большинстве европейских зоопарков, за человекообразными присматривают не только ветеринары, но и терапевт. Ведь они так похожи на человека, что иногда нашему доктору удается поставить диагноз в тех случаях, когда ветеринар становится в тупик.
Как-то мы с Джереми при нашем враче заговорили о беременности Бали. Я заметил, что, по-моему, Бали просто морочит нам голову.
– А знаете, – сказал Майк, – если бы я мог приложить к ее животу стетоскоп, быть может, удалось бы прослушать сердцебиение плода. Обезьяна ручная?
– Конечно, – ответил Джереми. – Мухи не обидит.
– Так что, пойдем попробуем? – предложил Майк.
Мы отправились в Дом млекопитающих, Джереми вошел в клетку, Майк последовал за ним. Присев на корточках на соломе, он повесил стетоскоп на шею и стал потихоньку приближаться к обезьяне, говоря ей что-то ласковое. Бали возлежала на соломе – этакий рыжий косматый Будда – и с любопытством смотрела на врача своими кроткими миндалевидными глазами. Наконец Майк подобрался к ней вплотную, воткнул в уши стетоскоп и бережно приложил аппарат к ее огромному животу. Бали была очарована славным, воспитанным джентльменом, который так мило с ней разговаривал и прижимал к ее пузику какую-то заманчивую штуку. Л эти длинные трубочки – они не съедобны? Она осторожно вытянула руку и коснулась стетоскопа, но Джереми отвел ее пальцы в сторону. Послушав с минуту, Майк вынул стетоскоп из ушей.



– Ну? – нетерпеливо спросил я. – Что-нибудь слышно?
– Не уверен, – ответил Майк, – Какой-то стук есть, возможно, это сердце плода, но она лежит не совсем удобно. Если бы она села повыше…
Джереми попробовал заставить Бали сесть. Куда там, обезьяне больше нравилось лежать. В самом деле, пусть этот чудак хоть целый день щупает ее живот, если ему это доставляет удовольствие.
Все же мы ухитрились слегка развернуть ее, и Майк сделал новую попытку. Опять он услышал какой-то двойной стук, похожий на сердцебиение, но полной уверенности у него не было. Мы сдались. Майк вышел из клетки и отряхнул солому со своего безупречного костюма.
– Не могу сказать ничего определенного, – заключил он. – Мне кажется, она беременна, во она лежит так, что точно определить сердцебиение я не мог. Придется уж вам набраться терпения и ждать.
Так мы и поступили. Бали день ото дня становилась все круглее и круглее, все ленивее и добродушнее. В одно прекрасное утро, войдя пораньше в Дом млекопитающих, Джереми, к своему величайшему огорчению, обнаружил, что Бали произвела на свет мертвое дитя. Он вынес его из клетки, и мы исследовали младенца. Видно, мы ошиблись, определяя срок беременности Бали, потому что плод, в общем-то вполне нормальный, оказался недоношенным.
Правда, такие случаи не редкость, когда дикие животные рожают впервые. В какой-то мере нас утешило то обстоятельство, что мы считали Бали слишком молодой для материнства, а оказалось, что она в принципе уже способна произвести на свет здорового детеныша. Будем надеяться, что в следующий раз нам больше повезет!

Видимо, Бали пришлось по душе, как ее обхаживали, когда она была беременна, потому что вскоре мы снова обнаружили у нее знакомые симптомы. Опять ее окружили вниманием, отделили от супруга, кормили самыми лакомыми яствами; снова к ней в клетку пришел добродушный человек и прослушал весь живот стетоскопом – безрезультатно.
Предполагаемый срок беременности давно прошел, но мы все держали орангутанов порознь. Наконец решили, что Бали нас провела. И не ошиблись: как только их с Оскаром воссоединили, ее живот и груди опали. Мы здорово обиделись на Бали за такой розыгрыш, однако не теряем надежду, что в один прекрасный день она все-таки станет матерью.

Снова пришла весна, и снова мы с Шепом одержимы одной мыслью: размножением белоухих фазанов. Петушок все еще сильно хромал, и мы не сомневались, что он не сумеет выполнить свои супружеские обязанности. Может, прибегнуть к искусственному осеменению? На домашней птице этот способ хорошо отработан, но к диким птицам его почти не применяли. Мы связались с лучшими экспертами Англии и контингента, однако итог был неутешительным: коль скоро у нас всего одна пара и вид такой редкий, не стоит рисковать. Лучше оставить их в покое и уповать на то, что петушок в конце концов окрепнет.
Пришло время мне отправляться в ежегодный отпуск в Грецию. Разумеется, настоящего отпуска у меня никогда не бывает, потому что, удалившись от телефонов и прочих помех, я обычно стараюсь сосредоточиться и написать очередную книгу.
Итак, я нежился под солнцем Греции, любовался весенним цветением и оливковыми рощами, а потом мы не торопясь взяли курс домой через Францию, пользуясь случаем разговеться как следует. Кэт и Джереми писали нам обо всем, что происходило в зоопарке. Случись что-нибудь экстренное, они знали, куда мне звонить, чтобы я тотчас вылетел домой.
Хитроумный обмен со Смитсонианским институтом в Вашингтоне, устроенный Джереми, позволил нам получить несколько разных тенреков – маленьких зверушек, напоминающих ежа.



Этим своеобразным мадагаскарским насекомоядным тоже грозит полное истребление, поэтому мы были рады возможности разводить их у нас в зоопарке. Когда половина Франции осталась позади, я решил сам позвонить Кэт – спросить, как поживают наши тенреки, и сообщить примерную дату нашей высадки на Джерси. Сидя за столиком в кафе и потягивая чудесное белое вино, я размышлял, с чего начать – с устриц или с улиток; в это время подошел официант и сообщил, что Джерси на проводе.
– Я поговорю, – сказала Джеки, предоставив мне продолжать упоительное чтение меню.
Вскоре Джеки вернулась, и по ее сияющему лицу я сразу понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
– Какие новости? – спросил я.
– Ни за что не угадаешь!
– Ладно, не морочь мне голову, говори скорей!
– Белоухие отличились, – сообщила она. – Снесли девятнадцать яиц, и Шеп говорит, что из четырнадцати вылупились цыплята.



Трудно выразить, что я испытал в эту минуту. Сперва – недоверие. Потом меня с головы до пят пронизало ликование. Ведь если мы благополучно вы растим четырнадцать белоухих фазанов, у нас будет самое большое «племенное стадо» в мире, не считая Китая. Пусть даже подтвердится, что этой птицы в естественных условиях больше нет, – теперь в наших силах спасти ее от полного исчезновения.
Наконец-то трест начинает служить цели, ради которой я его создавал! Мы заказали роскошный обед и отметили славное событие обильным возлиянием. Весь следующий день, провожая взглядом чудесные французские пейзажи, я думал про себя: «Четырнадцать штук! Четырнадцать штук!… С двумя взрослыми – шестнадцать! А если и на следующий год курочка не подведет. Бог мой! Мы сможем разослать белоухих фазанов во все зоопарки мира, чтобы судьба их зависела не от нас одних. Господи, хоть бы цыплята были разнополые… Надо будет устроить для них отдельные вольеры… Это просто необходимо.»
В радужном настроении мы доехали до побережья и переправились на Джерси. Прибыв в зоопарк, я немедленно вызвал Шепа.
– Что я слышу? – спросил я. – Ты угробил наших белоухих фазанов?
– Ага, – ответил он. – Чего уж тут запираться: все до одного околели. Жаль, конечно, да что теперь поделаешь.
– Ладно, балда, пошли, показывай!
Шеп отвел меня к загонам, где озабоченная курочка хлопотала вокруг своих чад, которым исполнилось почти десять дней. Цыплята были отличные, крепенькие, и Шеп позаботился о том, чтобы у них был совершенно чистый грунт, так что мы вполне могли надеяться сохранить весь выводок.
Я пригласил Шепа к нам, откупорил шампанское, и мы выпили за здоровье друг друга и белоухих фазанов. После длинной череды неудач и огорчений наступил час торжества.

9. Раскапываем Попокатепетль

Особую прелесть и красоту здешним видам придает внушительная панорама горных цепей, причудливые вершины которых являют собой подлинное чудо природы. Прибавьте к этому теплый климат, а также самобытную флору и фауну.
Путеводитель по Мексике.


В один прекрасный день, прочтя очередные письма и перейдя к журналам, я обратил внимание на одну статью в «Энимэлз». Некий Норман Пеллем Райт рассказывал о своеобразном маленьком зверьке – так называемом вулканическом кролике, или тепоринго. Я слышал об этом кролике, но не подозревал, что ему грозит полное истребление. У тепоринго весьма ограниченный ареал, он обитает лишь на склонах нескольких вулканов вокруг Мехико. Мяса от этого крохотного зверька очень мало, и он охраняется законом, но это не мешает местным охотникам упражняться на нем в стрельбе и натаскиваний собак. Статья Пеллема Райта заканчивалась призывом: пусть какой-нибудь зоопарк попробует приобрести несколько тепоринго и размножать их в неволе на случай, если природные популяции будут окончательно истреблены.
Подходящая задача для треста! С таким маленьким животным мы уж как-нибудь справимся. Правда, я знал, что содержать в неволе зайцеобразных нелегко, но не сомневался, что терпение и труд восторжествуют. Отложив журнал, я стал перебирать в уме проблемы, с которыми предстоит столкнуться. Полистал справочники и выяснил, что с кормом будет так же сложно, как и в случае с колобусом, потому что вулканический кролик обитает в сосновых лесах на большой высоте, среди травы закатан; она-то и составляет его главный корм. Как он отнесется к другой зелени? Опять же – высота. Очень серьезная проблема, ведь из Мексики кролики полетят самолетом на Джерси, а это значит, что с высоты трех тысяч метров они опустятся почти до нуля. Ничего, что-нибудь придумаем…
К тому же, сколько ни ломай голову над этими вопросами, сперва предстояло решить множество других задач. Тут ведь не то что взял да сел на пароход, отправляющийся в Мексику. Пока я прикидывал, что да как, пришло письмо все от того же Пеллема Райта, причем как раз в ту минуту, когда я сам собирался написать ему о том, что нас обоих волновало: о тепоринго. А в письме говорилось, что он, Райт, слышал про наш трест и нашу работу и берет на себя смелость предложить нам заняться вулканическим кроликом. Пеллем Райт заверял меня, что я могу всецело рассчитывать на его помощь, если задумаю отловить несколько экземпляров.
Что ж, меня это вполне устраивало. Кстати, мы с Джеки давно ждали повода, чтобы поехать в Мексику, – и вот отличный повод!
Вывезти из страны животное, которое строго охраняется законом, не так-то просто даже для уважаемой научной организации. Поэтому нам с Пеллемом Райтом пришлось довольно долго переписываться с государственными органами Мексики, прежде чем мне разрешили приехать для отлова тепоринго.
К тому времени я выяснил, что в Мексике есть еще три вида, которым угрожает полное истребление и которые строго охраняются законом, причем все три – птицы. Во-первых, квезал – изумительно красивая птица с золотисто-зеленым оперением, алой грудкой и длинными, отливающими металлом хвостовыми перьями. Во-вторых, рогатый гокко, величиной с индейку, с острым рогом на лбу, похожим на носорожий. И, в-третьих, толстоклювый попугай, ярко-зеленая птица с алой «маской», перья крыльев и ног тоже с алым отливом.
Мексиканские власти разрешили мне отловить только вулканического кролика и толстоклювого попугая, считая, что рогатый гокко и квезал стали чересчур большой редкостью. К тому же у властей были свои соображения насчет охраны ареала этих птиц, и вот-вот должны были последовать практические меры.
Два разрешения из четырех возможных – замечательно, это даже больше того, на что я рассчитывал!
Мы приступили к сборам. Нужно было спроектировать и смастерить складные клетки, уложить продукты и так далее. И главное, найти судно, заходящее в Веракрус, поближе к Мехико, куда нам непременно надо было попасть, чтобы засвидетельствовать свое почтение властям. Несколько месяцев напряженного труда, десятки писем и телефонных звонков – наконец все приготовления закончены, и мы погрузились на борт парохода, идущего в Мексику.
Наш отряд состоял из Джеки, меня, Шепа (когда можно, я всегда стараюсь брать с собой кого-нибудь из сотрудников зоопарка, а так как на этот раз нам предстояло ловить птиц, поехал Шеп), моей секретарши Дорин (Энн Питерс перешла на другую работу) и нашего старого друга, Пегги Кэрд. До того как стать вольным художником, Пегги долго работала в Би-Би-Си, и я пригласил ее в экспедицию в расчете, что она сможет сделать интересные звукозаписи к фотографиям, которые мы надеялись снять во время охоты на вулканических кроликов. А Дорин – первоклассный водитель, и ее талант мог очень даже пригодиться в облюбованных нами районах Мексики. К тому же я собирался в пути писать книгу.
Минул месяц, и вот пароход «Ремшид» причалил к дебаркадеру в порту Веракрус. Поднявшись на палубу, я смотрел на город. Картина была такая оживленная, радостная, теплая, и в воздухе носились такие приятные запахи, что я сразу же проникся глубоким расположением к Мексике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18