Изучение военного искусства Древнего Востока наталкивает его на символы. Определенным воплощением этого искусства для него становятся сабли, клинки, изготовлявшиеся для самураев большими мастерами средневековой Японии. После долгих целенаправленных поисков в лавочках Токио он купил клинок, сделанный знаменитым мастером Майошин. И в минуты, когда становилось на душе особенно тяжело, в раздумьях на военную тему, разглядывая клинок у пылающего камина, он видел в его отблесках живую душу древнего воина. Эти мысли, обращенные в прошлое, успокаивали. О своих раздумьях, мрачных размышлениях с клинком в руках у вечернего камина Колчак писал Тимиревой.
Многие исследователи мечут острые стрелы в адрес А. В. Колчака, прежде всего в связи с его высказываниями рассматриваемой поры. Но он сходные высказывания делал и в другое время, в частности, был сторонником надвигавшейся войны с Германией. Он «с радостью» встретил ее начало, считая происшедшее — неизбежным. Критические оценки воззрений Колчака, надо полагать, базируются на реальной почве. А. В. Колчаку действительно были присущи милитаристские воззрения. Но и преувеличенного подхода в оценках этого не следовало бы допускать. Естественно, выбор военной профессии сам по себе накладывал отпечаток на весь ход его мыслей, личности. В исторических условиях, в которых он жил и действовал, возможностей исключать войны практически не было. Колчак пережил грандиозный военный катаклизм — первую мировую войну. Отсюда военному деятелю трудно было не впасть в абсолютизацию такого явления, как война, в преувеличение военных методов решения исторических задач.
Своими мыслями об исторической судьбе России Колчак делится в письмах к любимой женщине — А. В. Тимиревой, хотя их переписка, осуществлявшаяся чаще через посольства (главным образом английского), другие посреднические каналы, с 1917 г. стала крайне затрудненной. «Оказии» стали редкими. С отъезжающим из Японии в Россию лейтенантом А. М. Меженцевым он 2 января отправил «рекордное, — как приписывал, — письмо в 40 страниц». Тот обещал его передать общему знакомому в Петроград, а уж затем оно попало бы в руки Тимиревой. Трудно сказать, какие письма дошли до адресата и вообще были ли отправлены. Мы имеем дело все с теми же черновиками писем в тетрадях.
Не часто, с опозданием, но получал ответы на свои послания и сам Колчак. Так, 3 декабря 1917 г. Колчак извещает Тимиреву, что «сегодня неожиданно я получил Ваше письмо от 6сентября, доставленное мне офицером, приехавшим из Америки». Письмо пропутешествовало через страны и океаны три месяца, пока оказалось в Йокохаме. Письма Колчака наполнены дневниковыми зарисовками, описанием поездок, встреч, бесед, планов на будущее. Подчас эти темы преобладают. Но бывает и так, что письма почти целиком носят личный, интимный характер, обращены к сердцу любимой, полны воспоминаний о былых встречах 1914-1916 гг.
Вот такие слова находил Александр Васильевич в письмах к Анне Васильевне. «…И Ваш милый и обожаемый образ все время был перед моими глазами. — Ваша… улыбка, Ваш голос, Ваши розовые ручки для меня являются символом высшей награды, которая может вручаться лишь за выполнение величайшего подвига, выполнение военной идеи, долга и обязательств. И, думая о Вас, я временами испытываю какое-то странное состояние, где мне кажется прошлое каким-то сном, особенно в отношении Вас. Да верно ли я (знаю) Анну Васильевну; неужели это правда, а не моя собственная фантазия о ней, что был около нее, говорил с нею, целовал ее милые розовые ручки, слышал ее голос? Неужели ни сада Ревельского собрания, белых ночей в Петрограде, — может быть, ничего подобного не было?! Но передо мной стоит портрет Анны Васильевны с ее милой прелестной улыбкой, лежат ее письма с такими же миленькими ласковыми словами; и когда читаешь их и вспоминаешь Анну Васильевну, то всегда кажется, что совершенно не достоин этого счастья, что эти слова являются наградой незаслуженной, и возникает боязнь за их утрату, и сомнения…».
Ни сами письма Колчака к Тимиревой, в чем-то безусловно отличавшиеся от черновиков, ни ее письма к нему (кроме написанных в 1919 г. на фронт), к сожалению, до нас не дошли. Они, видимо, погибли в пекле гражданской войны, при бесконечных арестах, тюремных и лагерных мытарствах Тимиревой при советской власти. Очень жаль! Но, судя по записям Колчака, письма Тимиревой были прелестными. Читая сейчас гораздо более поздние воспоминания А. В. Тимиревой, можно предполагать, что и письма ее к А. В. Колчаку были умными, полными ярких наблюдений, душевными и обаятельными. По письмам-ответам Колчака чувствуется, что и она упивалась эпистолярными посланиями любимого и вновь, и вновь просила у него слов о любви, внимания.
Пронеся любовь к Александру Васильевичу через десятилетия тяжких лагерных испытаний, она, обладавшая поэтическим даром, писала:
Ты ласковым стал мне сниться,
Веселым, как в лучшие дни.
Любви золотые страницы
Листают легкие сны…
В конце декабря 1917 г. А. В. Колчак получил наконец, сообщение о том, какое решение принято правительством, военным ведомством Англии по отношению к нему. В письме А. В. Тимиревой 30 декабря он, не без явного волнения, отмечает: «Сегодня день большого значения для меня; сегодня я был вызван сэром Грином в посольство и получил от него сообщение, решающее мое ближайшее будущее. Я с двумя своими спутниками принят на службу Его Величества короля Англии и еду на Месопотамский фронт. Где и что я буду делать там — не знаю.
…В своей просьбе, обращенной к английскому послу, переданной правительству Его Величества, я сказал: «Я не могу признать мира, который пытается заключить моя страна с врагами… Обязательства моей Родины перед союзниками я считаю своими обязательствами. Я хочу продолжить и участвовать в войне на фронте Великобритании, т. к. считаю, что Великобритания никогда не сложит оружия перед Германией».
Позднее, в автобиографии, А. В. Колчак о своей попытке определиться на английскую службу, ее мотивах писал: «Я оставил Америку накануне большевистского переворота и прибыл в Японию, где узнал об образовавшемся правительстве Ленина и о подготовке к Брестскому миру. Ни большевистского правительства, ни Брестского мира я признать не мог, но как адмирал русского флота я считал для себя сохраняющими всю силу наше союзное обязательство в отношении Германии. Единственная форма, в которой я мог продолжать свое служение Родине, оказавшейся в руках германских агентов и предателей (Колчак из правительственных кругов хорошо знал о связях В. И. Ленина и других большевистских руководителей с германскими властями, получении от них денег, согласованных действиях. — И. П.), — было участие в войне с Германией на стороне наших союзников. С этой целью я обратился, через английского посла в Токио, к английскому правительству с просьбой принять меня на службу, дабы я мог участво-вать в войне и тем самым выполнить долг перед Родиной и ее союзниками».
Назначение Колчака на сухопутный и второстепенный фронт было не очень логичным и понятным. Видимо, оно было связано с расчетами англичан на соединение войск в Месопотамии с русскими войсками, находившимися еще с царских времен в Персии, а также в Закавказье. Известно, что перед тем в Месопотамию на соединение с англичанами прорвалась часть русских войск, а другие наступали из Закавказья в южном направлении вплоть до декабря 1917 г.
Итак, вице-адмирал А. В. Колчак с конца 1917 г. становится было военнослужащим английской армии. Колчак понимает, что его положение необычно. Он иронически называет себя кондотьером и признает, что его решение служить в иностранной армии не бесспорно. Сознает он и излишнюю категоричность своих милитаристских взглядов. «Моя вера в войну, — пишет он Тимиревой, — ставшая положительно каким-то… убеждением, покажется Вам дикой и абсурдной и, в конечном результате, страшная формула, что я поставил войну выше Родины, выше всего! быть может, вызовет у Вас чувство неприязни и негодования. Я отдаю отчет в своем положении… Как посмотрите Вы на это — я не знаю. Но меня, конечно, заботит этот вопрос, вопрос существенный для меня только в отношении войны».
По получении 30 декабря (по ст. стилю) 1917 г. предписания отправиться на Месопотамский фронт, Колчак, который практически всегда был по-военному в сборе, готов был двинуться в путь незамедлительно. Предстояло плыть пароходом через Шанхай — Сингапур — Коломбо — Бомбей. Но, увы, ему вновь пришлось ждать транспорта. В показаниях на допросе в Иркутске Колчак говорил, что уехал из Йокохамы в Шанхай в 20-х числах января. В письме-записи прибытие в Шанхай Колчак датирует 16-м по старому стилю (по новому — 29-го) января 1918 г. Здесь вновь пришлось долго ждать английского парохода для дальнейшего следования. А когда этот пароход — «Динега» пришел, то на нем были выявлены заболевания чумой. Начался карантин. Удалось отплыть лишь через месяц, в феврале.
Как и в Японии, в Китае, в его столице Пекине, А. В. Колчак встречается с российскими дипломатами, в том числе с посланником князем Н. А. Кудашевым. Здесь дипломатов, различ-ных чиновников, приезжавших из Харбина, из управления Китайско-Восточной железной дороги, эмигрантов из России было гораздо больше. Встречи с земяяками были более многочис-ленными. У Колчака уже в это время завязываются определенные связи с представителями атамана Забайкальского казачьего войска Г. М. Семенова, администрацией КВЖД, японскими дипломатическими представителями. Он оказался в курсе дела о контактах семеновцев с японцами, даже пытался содействовать первым в получении средств из посольства для закупки в Японии оружия. Посол России князь Н. А. Кулашев, управляющий КВЖД генерал-лейтенант Д. Л. Хорват продумывали вопрос о задержании А. В. Колчака, чтобы предложить ему включиться в борьбу с большевистским режимом на территории России. Через заключительный промежуток времени Кудашев прислал Колчаку из Пекина письмо с просьбой приехать к нему по весьма важному делу. Но Колчак ответил, что приехать не может, должен следовать по назначению, и вскоре отплыл в Сингапур. Он вполне мог предполагать, о чем пойдет речь. Видимо, по каким-то причинам он не был готов, не был склонен связывать свою судьбу с белым движением на Дальнем Востоке, предпочитал внешний, хотя и зарубежный фронт. Но этим планам не суждено было сбыться. Русские дипломатические и политические деятели за его спиной договорились с англичанами об использовании Колчака на внутреннем российском фронте. Надобно отметить, что зачисление Колчака и двух его офицеров на английскую службу не было подкреплено материально. Они продолжали жить и ездить на средства, которые оставались от суммы, выданной Временным правительством летом 1917 г. Деньга подходили к концу. Их приходилось жестко экономить.
В Сингапуре, куда Колчак прибыл на «Динеге» 11 марта 1918 г., его встретил командующий английскими войсками генерал Ридаут (все последующее датирование событий нами дается, как и в данном случае, уже по новому стилю). Встретил, по отзыву Колчака, «весьма торжественно» и передал уже подготовленный пакет с распоряжением английского генерального штаба. Колчаку следовало вернуться в Россию, ехать на Дальний Восток и начинать свою деятельность там. В качестве мотива выдвигался тот факт, что к тому времени положение на Месопотамском фронте резко изменилось; русские войска, находившиеся в Персии, Месопотамии и сражавши-еся против турок, фактически исчезли, разбежались. Большие территории правительство Ленина передало Турции.
Пробыв некоторое время в экзотическом Сингапуре в отеле «Европа» и написав 16 марта 1918 г. письмо А. В. Тимиревой, А. В. Колчак первым же пароходом вернулся в Шанхай. В письме Тимиревой он информировал ее о своих делах и сетовал на судьбу: «Милая, бесконечно дорогая, обожаемая моя Анна Васильевна! Пишу Вам из Сингапура, где я оказался неисповеди-мой судьбой в совершенно новом и неожиданном положении. Прибыв на „Динега“, которую я ждал в Шанхае около месяца, я был встречен весьма торжественно командующим морскими войсками генералом Ridand, передавшим мне служебный пакет… с распоряжением английского правительства вернуться немедленно в Китай… для работы в Манчжурии и Сибири. Английское правительство после последних событий, выразившихся в наглом (неразборчиво написанное слово; по смыслу — „попрании“. — И. П.) России Германией, нашло, что меня необходимо использовать в Сибири в видах союзников к России, предпочтительно перед Месопотамией, где обстановка изменилась… И вот я со своими офицерами оставил „Динега“, перебрался в Hotel du Europa и жду первого парохода, чтобы ехать обратно в Шанхай и оттуда в Пекин, где я имею получить инструкции и информацию от союзных посольств. Моя миссия является секретной, и хотя я догадываюсь о ее задачах и целях, но пока не буду говорить о ней до приезда в Пекин.
Милая моя Анна Васильевна, Вы знаете и понимаете, как это все тяжело, какие нервы надо иметь, чтобы переживать это время, это восьмимесячное передвижение по всему земному шару…
Не знаю, я сам удивляюсь своему спокойствию, с каким встречаю сюрпризы судьбы, изменения внезапно всех намерений, решений и целей…»
На самом деле спокойствия, конечно, не было: сильнейшие потрясения, неурядицы, личная неустроенность этих восьми месяцев основательно подействовали на здоровье Колчака; нервы его стали сдавать. Его раздражало, что он, его судьба зависят не только от постоянно меняющихся исторических обстоятельств, но и от многих людей.
С прибытием А. В. Колчака в Пекин и последовавшим обоснованием его в Харбине закончился многомесячный зарубежный период поездок. Предстояла деятельность, связанная с политическими и военными приготовлениями к участию в борьбе с большевистским режимом на внутренних, российских фронтах.
7. НА ПОРОГЕ РОССИИ
Имея самую общую информацию и ориентировку о предстоящей работе, А. В. Колчак ждет конкретных разъяснений, посвящения в суть дела. В конце концов окончательное ранение вопроса об участии в нем зависело от его собственного решения.
Первым, главным источником ожидаемой информации и соавтором предполагаемого плана действий явился все тот же князь H. А. Кудашев. При встрече в Пекине он Колчаку сказал: «Против той анархии, которая возникает в России, уже собираются вооруженные силы на юге России, где действуют добровольческие армии генерала Алексеева и генерала Корнилова (тогда еще не было известно о его смерти. — И. П.). Необходимо начать подготовлять Дальний Восток к тому, чтобы создать здесь вооруженную силу, для того, чтобы обеспечить порядок и спокойст-вие на Дальнем Востоке». Колчак дал согласие на сделанное ему предложение. Позднее в Пекине состоялись встречи его с рядом политических деятелей, представителей КВЖД, включая ее управляющего Д. Л. Хорвата и А. И. Путилова. Он убедился, что русскими политиками действительно вынашивается идея создания в районе КВЖД крупных вооруженных сил с тем, чтобы в дальнейшем двинуть их против большевиков, то есть начать движение, подобное тому, которое возникло на юге страны. В этом большая ставка, видимо, делалась на него, Колчака. С учетом возможного успеха всего дела его это устраивало. Решено было, что для удобства действий А. В. Колчаку надо занять официальное положение. И он был введен в правление КВЖД.
Итак, главной задачей А. В. Колчака в Харбине было формирование на Дальнем Востоке вооруженных сил, противостоящих советской большевистской власти. Но уже в силу этого его деятельность переставала быть чисто военной, она становилась и политической. Ему приходи-лось иметь дело с различными политическими организациями. А их на Дальнем Востоке, в зоне КВЖД, появилось много.
В «русском» городе Харбине в феврале 1918 г. был образован Дальневосточный комитет активной защиты Родины и Учредительного собрания, решающее влияние в котором имел Д. Л. Хорват, возглавлявший КВЖД с ее открытия в 1903 г. Комитет включал в себя силы либерально-демократической, а отчасти и правомонархической ориентации. К моменту возвращения Колчака в Китай в Харбине появилось временное правительство автономной Сибири во главе с эсером — П. Я. Дербером, возникшее в Томске и вынужденное бежать oт советов на восток. Эти два органа конкурировали между собой. Доминировал комитет. Особую прояпонскую политиче-скую силу составляли казачьи атаманы — Г. М. Семенов и другие, подвизавшиеся в это время также в Маньчжурии. Все сильней оказывалось влияние Японии и на комитет Хорвата. В тогдашних условиях без поступления оружия из этой рядом расположенной страны начинать формирование отрядов было невозможно.
Войдя в состав управления КВЖД, А. В. Колчак контактировал прежде всего с Д.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28