В Египте вместо этого полного звания в обиходе употреблялась, как правило, только вторая его половина. Меня же именовали то министром, то послом в связи с тем, что у меня был личный ранг посла, а к тому же я был аккредитован в качестве посла при югославском и греческом правительствах.
Разумеется, было бы уместно заменить «Миссию» одним из довоенных шедевров нашей кинематографии или хорошим фильмом военного времени. Однако в декабре советская киноэкспортная организация еще не вышла на египетский рынок, и для замены у нас ничего не было. В конце концов, рассуждали мы, показ «Миссии» также способен дать определенный положительный эффект, а наша поддержка мероприятия только усилит его. К тому же участие посольства в организации просмотра. – неплохая возможность для завязывания знакомств с представителями египетской общественности. Взвесив все, мы приняли предложение о «покровительстве». Премьера фильма и все последующие сеансы прошли с большим успехом.
В январе посольство устроило прием для представителей прессы.
Мы были очень заинтересованы в том, чтобы местная пресса как можно шире освещала жизнь Советского Союза. До сих пор она публиковала кое-какую информацию, заимствованную главным образом у западных телеграфных агентств, зачастую далекую от точности, а иногда и неприязненную по тону. Стремясь изменить это положение к лучшему, мы решили установить непосредственные деловые контакты с редакциями газет и журналов, что позволило бы нам снабжать их материалами из советских источников и в какой-то мере влиять на их ориентацию. С другой стороны, контакты наших сотрудников с журналистами, людьми осведомленными, могли стать источником информации о местных делах. В виде первого шага в этом направлении мы и пригласили в посольство представителей каирской прессы.
К назначенному часу гостиную посольства начали заполнять приглашенные журналисты. Их встречали наши сотрудники, владевшие хотя бы одним из трех языков – арабским, французским или английским. Гостей угощали отечественными напитками и закусками, завязывали с ними знакомства, расспрашивали их, отвечали на их вопросы.
Когда мне сообщили, что все приглашенные в сборе, я вышел из своего кабинета в гудящую, словно улей, гостиную и был тотчас окружен журналистами. Я радушно приветствовал их и произнес небольшую вступительную речь о задачах посольства в деле развития дружественных отношений с Египтом, выразив под конец надежду, что местная пресса окажет нам посильное содействие. Моя речь была встречена вежливыми аплодисментами. Затем началась пресс-конференция, хотя и не совсем обычная, так как проходила она в конфиденциальной атмосфере и без определенных тематических рамок.
На меня посыпался настоящий град вопросов. Чем только не интересовались напористые газетчики! Из сохранившихся у меня газетных вырезок видно, что диапазон их любознательности был необъятен – от пустяков, вроде того, какой авторучкой я подписываю документы, до проблем мирового масштаба. Каков штат посольства, какие его отделы уже функционируют, когда Советский Союз возобновит торговлю с Египтом и будет ли закупать хлопок, что будет предпринято в ближайшее время в области советско-египетских культурных связей, какую роль играют в войне советские граждане-мусульмане, что я думаю о сроках окончания войны – эти и еще десятки других вопросов были заданы мне в течение часа с четвертью. На некоторые из них – в зависимости от их характера – я отвечал подробно, на другие лаконично, от третьих – с каверзным подтекстом – отделывался шуткой.
По прошествии часа я начал уставать от непрерывного напора журналистов – ведь это была первая в моей жизни пресс-конференция. Сказывалось также и то, что формулировать ответы, зачастую большой политической важности, мне приходилось не на родном языке. Пора было свертывать «беседу», и я ждал лишь краткой паузы в вопросах, чтобы объявить о конце. Повод мне дал какой-то журналист, сказав:
– Мы слышали, что в Тегеране недавно побывал знаменитый русский балет. Можем ли мы надеяться, что в один прекрасный день он появится и в Каире?
Я шутливо промолвил: «Иншалла!», что значит «Как соблаговолит Аллах!» Все весело рассмеялись, а я, воспользовавшись желанной паузой, поблагодарил гостей за их интерес к делам посольства и попрощался с ними.
Мы, разумеется, не рассчитывали на то, что этот наш скромный шаг мгновенно перестроит египетскую прессу, по большей части реакционную и рептильную, на просоветский лад. Но положительный резонанс все же имел место. На следующий день почти все газеты напечатали объективный репортаж о пресс-конференции, а в дальнейшем более или менее благожелательно освещали различные мероприятия посольства. Кроме того, отделу печати посольства удавалось время от времени протолкнуть на страницы газет и журналов материалы, поступавшие к нам от Совинформбюро или ВОКСа.
* * *
13 февраля мы открыли свою первую выставку – о зверствах немецко-фашистских оккупантов на советской земле. Обширная коллекция фотодокументов, удачно смонтированных и снабженных красноречивыми надписями, служила беспощадным обвинением против гитлеровского «нового порядка». Примерно половина экспонатов рисовала страшную картину фашистских зверств, пыток и издевательств над достоинством советских людей, имевших несчастье очутиться под властью оккупантов. Другая половина рассказывала о грандиозных масштабах ущерба, причиненного захватчиками советской экономике и жилому фонду в городах и селах. В целом выставка создавала отчетливое представление о бедствиях, которые война обрушила на наш народ, и с убийственной прямотой рисовала поистине звериный лик нацистских «сверхчеловеков». Она вызывала искреннее сочувствие к Советскому Союзу и справедливую ненависть к агрессору.
Получив из Москвы эти экспонаты, мы занялись поисками помещения для выставки. По совету наших новых каирских друзей мы обратились за содействием к Лиге защиты прав человека. Ее председатель Жан Рапнуй горячо откликнулся на просьбу посольства. Он заявил, что подобная выставка как нельзя лучше отвечает гуманным принципам Лиги, и заверил, что сочтет своим почетным долгом сделать все возможное для ее организации.
Его обещание не было пустым звуком. Руководители Лиги связались с местным Французским комитетом национального освобождения в Каире, и тот по их ходатайству предоставил нам на декаду несколько просторных комнат в занимаемом им здании. Благодаря дружеской помощи Лиги и Комитета выставка прошла очень организованно и привлекла массу посетителей. На другой день после закрытия выставки – это было в XXVI годовщину Красной Армии – совместная делегация Комитета во главе с его председателем Пьером Жуге и Лиги – во главе с Жаном Рапнуем посетила посольство и в торжественной обстановке вручила мне «Золотую книгу» с записями посетителей выставки. Одновременно делегация поздравила посольство с годовщиной Красной Армии, пожелав ей новых решающих успехов.
Записи в «Золотой книге» в основном сводились к двум категориям. Одна, меньшая по числу, выражала чувства сострадания к советским людям, дышала гневом против фашистских захватчиков. В другой, преобладающей, на первом плане стояли восхищение тем мужеством, с каким советский народ, несмотря на все суровые испытания, громит агрессоров, и уверенность в том, что вскоре он освободит порабощенные страны Европы.
Как бы продолжением этой выставки явилась другая – «СССР в дни войны», – фотоэкспонаты которой раскрывали, как выглядит всенародный отпор врагу. Посетителям предлагались наглядные свидетельства величайших сражений под Москвой и Ленинградом, под Сталинградом и на Курской дуге, свидетельства героического труда рабочих на оборонных предприятиях и колхозников на полях. Отражена была и культурная жизнь страны. Не пытаясь вдаваться в детальное описание экспонатов, хочу лишь упомянуть о фотоснимке, показывавшем руины Сталинграда, с лаконичной, но красноречивой надписью: «Здесь были похоронены замыслы врага». Такое проникало в самую глубь сердца и надолго запоминалось.
Выставка открылась 3 июня в здании Королевского общества инженеров Египта. На ее официальном открытии присутствовали представители короля Фарука и египетского МИД, члены дипкорпуса, британский министр-резидент на Среднем Востоке лорд Мойн, общественные деятели Египта. Но, отдавая эту неизбежную дань дипломатическому протоколу, мы, конечно, не упускали из виду, что наша выставка предназначена не столько для высокопоставленных лиц, получивших персональные приглашения, сколько для широких слоев населения. И в ее большом успехе мы уверились именно потому, что ежедневно тысячи и тысячи простых людей Египта устремлялись в ее залы, чтобы вдумчиво вглядеться в убедительные документы, а затем оставить восторженные записи в книге для отзывов.
Я не намерен прослеживать шаг за шагом все массово-пропагандистские начинания посольства. Хочется только остановиться еще на одном протокольном мероприятии, которое косвенно также давало серьезный пропагандистский эффект.
Речь идет о большом дипломатическом приеме, организованном посольством 23 февраля по случаю XXVI годовщины Красной Армии, – разумеется, не в нашем тесном особняке на набережной Бахр-эль-Ама. На этот раз нас выручил так называемый Греческий центр, нечто вроде культурно-просветительного клуба для греков, проживавших в Каире: он выделил нам свои парадные помещения. Пригласили мы около 300 гостей, в том числе, учитывая повод для приема, много военных. Личные поздравления по случаю годовщины победоносной Красной Армии принесли нам греческий премьер-министр Цудерос (говоривший одновременно и от имени короля Георга), британский министр-резидент лорд Мойн, начальник королевской канцелярии Хассанейн-паша, статс-секретарь египетского МИД Салахэддин-бей, члены трех дипкорпусов, главнокомандующий британскими вооруженными силами на Среднем Востоке генерал Пэйджет и многие другие высшие офицеры – египетские, английские, греческие, югославские. От имени короля Фарука поздравлял обер-камергер Теймур-бей, от имени югославского короля Петра – министр его двора. От чести побывать на нашем празднике уклонился только Наххас-паша, занятый какими-то неотложными делами и заранее извинившийся за свое отсутствие, да югославский премьер Божидар Пурич – по причине возникших у нас с ним дипломатических трений, о которых будет сказано ниже. Широко были представлены на приеме пресса и общественность. Из творческой интеллигенции наиболее заметной фигурой был маститый египетский писатель Таха Хуссейн, уже в преклонных годах и слепой, пришедший в сопровождении своей супруги.
Пресса с лихвой отплатила нам за приглашение ее представителей. Газетные репортажи не ограничивались перечислением знатных гостей, как это обычно делается в отношении дипломатических приемов, а давали и собственные комментарии в связи с годовщиной. Для их позитивного тона характерна такая выдержка из одной газеты:
«Можно смело сказать, что уже в течение года Россия переживает самые славные дни своей истории, и почести, которые вчера воздавались ей на всем земном шаре, – а почести в Каире нисколько не уступали им – показывают, что победы ее армий завоевали ей заветное место в сердцах наций, борющихся за свободу». Коснувшись далее того факта, что на протяжении всего XIX и начала XX века огромной военной мощью обладала и царская Россия, журналист продолжает: «Но сила сама по себе ничего не создает. Если она не служит добру и справедливости, она лишь разрушает. Народы страшатся силы, они любят равноправие. И воздавая почести Советской Армии, они выражают свое восхищение тем, что она разбила военную машину германского Цезаря, и в особенности тем, что вместе со своими союзниками она подготавливает мирное будущее и безопасность для всех».
Подобные высказывания лишний раз подтверждали ту истину, что Красная Армия являлась тогда наилучшим советским пропагандистом, благотворно влиявшим на общественное мнение во всем мире.
Заодно процитирую еще несколько строк из другой газеты – маленький, но небезынтересный штрих, также относящийся к данному приему. В своем репортаже газета писала: «Добавим, что весть о приеме распространилась по всему городу, и подступы к Греческому центру чернели – или, если хотите, белели – от любопытной и доброжелательной толпы, выражавшей на свой собственный лад чувства, внушенные ей приемом. Красный флажок на машине Его Превосходительства министра СССР привлек к себе всеобщее внимание».
Многозначительно замечание корреспондента о том, что улица вблизи Греческого центра «белела» от толп народа. Это значит, что состояли они из тех «любопытных и благожелательных» египтян, которые принадлежали к низам общества – ведь только они в Каире не носили европейской одежды, а одевались по традиции в длиннополую, по щиколотку, белую галябию.
* * *
В 1943–1944 годах Каир был транзитным пунктом для всех – будь то советские люди или иностранцы, – кто ехал из Москвы в Алжир, Лондон, освобожденные районы Югославии и Италии, а со второй половины 1944 года также и в освобожденные районы Франции. Не миновали его, разумеется, и те, кто ехал в обратном направлении. Из проезжавших через Каир советских людей редко кто не заглядывал в наше посольство по каким-либо делам, а то и вовсе без дела, но мы всегда были рады им. Для нас они были очень важным источником новостей, в том числе и таких, о которых не узнаешь ни из прессы, ни по радио. Поэтому мы не могли пожаловаться на свою оторванность от мира, хотя и находились, казалось бы, на отшибе от эпицентра потрясавших его событий.
В декабре 1943 года из США в Москву возвращались народный артист СССР С. Михоэлс и поэт И. Фефер, делегаты Антифашистского еврейского комитета. Они рассказали много интересного о положении в Америке и о своих дорожных впечатлениях. Воздушный путь из США в Каир пролегал тогда через Вест-Индию, Бразилию, Сенегал, Марокко, Тунис и Ливию.
Пребывание на каирском «бойком месте» позволило мне познакомиться с рядом видных иностранных деятелей.
В первой декаде декабря 1943 года по пути из Лондона в Москву в Каире остановился на сутки президент Чехословакии Эдуард Бенеш. Он ехал, чтобы подписать советско-чехословацкий Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Его сопровождал советский посол при чехословацком правительстве В. З. Лебедев. Предварительно сговорившись через последнего, я нанес Бенешу визит в гостинице.
По форме это был простой визит вежливости, вызванный, однако, моим деловым интересом, сохранившимся с того времени, когда я еще сам – в последний раз в октябре 1943 года – занимался чехословацкими делами, среди которых был и вопрос о советско-чехословацком договоре, встречавший тогда препятствия со стороны Форин офис. Я поздравил президента с успешным завершением подготовки к подписанию договора. Но в беседе на эту тему я не заметил с его стороны энтузиазма. Может быть, на его настроении сказалась усталость от дальней дороги. А может быть, в этот момент перед глазами у него маячила негодующая физиономия Идена, не дальше как в сентябре обозвавшего правительство Чехословакии безумным – за его решение подписать договор с Советским Союзом.
В марте 1944 года мне довелось познакомиться с Пальмиро Тольятти. До тех пор я знал о нем лишь по советским газетам как об одном из руководителей Коминтерна, притом под конспиративным именем Эрколи. Сейчас он возвращался на родину как лидер итальянских коммунистов, с тем чтобы уже в апреле войти в коалиционное правительство маршала Бадольо в качестве министра без портфеля.
Памятной была встреча в начале апреля с военной миссией Национального комитета освобождения Югославии во главе с генералом Терзичем, направлявшейся в Москву. Мы горячо приняли членов миссии. Ведь они прибыли из страны, где размах народного сопротивления оккупантам и его успехи не шли ни в какое сравнение с тем, что делалось в этом смысле в других оккупированных странах Европы. Посольство устроило для миссии неофициальный прием, на котором присутствовали все члены миссии и ряд сотрудников посольства.
На нем все вместе мы пели советские песни, начиная, конечно, с «Катюши», которая в те годы победоносно шествовала по всем континентам. Далеко за полночь не смолкала причудливо смешавшаяся русская, сербская и хорватская речь. Когда из-за недопонимания возникала заминка с языком, на помощь приходил Д. С. Солод, до войны работавший в советском посольстве в Белграде и прилично знавший сербский язык.
* * *
За всеми шагами нашего посольства с сочувственным интересом следили друзья и со скрытым недоброжелательством – недруги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Разумеется, было бы уместно заменить «Миссию» одним из довоенных шедевров нашей кинематографии или хорошим фильмом военного времени. Однако в декабре советская киноэкспортная организация еще не вышла на египетский рынок, и для замены у нас ничего не было. В конце концов, рассуждали мы, показ «Миссии» также способен дать определенный положительный эффект, а наша поддержка мероприятия только усилит его. К тому же участие посольства в организации просмотра. – неплохая возможность для завязывания знакомств с представителями египетской общественности. Взвесив все, мы приняли предложение о «покровительстве». Премьера фильма и все последующие сеансы прошли с большим успехом.
В январе посольство устроило прием для представителей прессы.
Мы были очень заинтересованы в том, чтобы местная пресса как можно шире освещала жизнь Советского Союза. До сих пор она публиковала кое-какую информацию, заимствованную главным образом у западных телеграфных агентств, зачастую далекую от точности, а иногда и неприязненную по тону. Стремясь изменить это положение к лучшему, мы решили установить непосредственные деловые контакты с редакциями газет и журналов, что позволило бы нам снабжать их материалами из советских источников и в какой-то мере влиять на их ориентацию. С другой стороны, контакты наших сотрудников с журналистами, людьми осведомленными, могли стать источником информации о местных делах. В виде первого шага в этом направлении мы и пригласили в посольство представителей каирской прессы.
К назначенному часу гостиную посольства начали заполнять приглашенные журналисты. Их встречали наши сотрудники, владевшие хотя бы одним из трех языков – арабским, французским или английским. Гостей угощали отечественными напитками и закусками, завязывали с ними знакомства, расспрашивали их, отвечали на их вопросы.
Когда мне сообщили, что все приглашенные в сборе, я вышел из своего кабинета в гудящую, словно улей, гостиную и был тотчас окружен журналистами. Я радушно приветствовал их и произнес небольшую вступительную речь о задачах посольства в деле развития дружественных отношений с Египтом, выразив под конец надежду, что местная пресса окажет нам посильное содействие. Моя речь была встречена вежливыми аплодисментами. Затем началась пресс-конференция, хотя и не совсем обычная, так как проходила она в конфиденциальной атмосфере и без определенных тематических рамок.
На меня посыпался настоящий град вопросов. Чем только не интересовались напористые газетчики! Из сохранившихся у меня газетных вырезок видно, что диапазон их любознательности был необъятен – от пустяков, вроде того, какой авторучкой я подписываю документы, до проблем мирового масштаба. Каков штат посольства, какие его отделы уже функционируют, когда Советский Союз возобновит торговлю с Египтом и будет ли закупать хлопок, что будет предпринято в ближайшее время в области советско-египетских культурных связей, какую роль играют в войне советские граждане-мусульмане, что я думаю о сроках окончания войны – эти и еще десятки других вопросов были заданы мне в течение часа с четвертью. На некоторые из них – в зависимости от их характера – я отвечал подробно, на другие лаконично, от третьих – с каверзным подтекстом – отделывался шуткой.
По прошествии часа я начал уставать от непрерывного напора журналистов – ведь это была первая в моей жизни пресс-конференция. Сказывалось также и то, что формулировать ответы, зачастую большой политической важности, мне приходилось не на родном языке. Пора было свертывать «беседу», и я ждал лишь краткой паузы в вопросах, чтобы объявить о конце. Повод мне дал какой-то журналист, сказав:
– Мы слышали, что в Тегеране недавно побывал знаменитый русский балет. Можем ли мы надеяться, что в один прекрасный день он появится и в Каире?
Я шутливо промолвил: «Иншалла!», что значит «Как соблаговолит Аллах!» Все весело рассмеялись, а я, воспользовавшись желанной паузой, поблагодарил гостей за их интерес к делам посольства и попрощался с ними.
Мы, разумеется, не рассчитывали на то, что этот наш скромный шаг мгновенно перестроит египетскую прессу, по большей части реакционную и рептильную, на просоветский лад. Но положительный резонанс все же имел место. На следующий день почти все газеты напечатали объективный репортаж о пресс-конференции, а в дальнейшем более или менее благожелательно освещали различные мероприятия посольства. Кроме того, отделу печати посольства удавалось время от времени протолкнуть на страницы газет и журналов материалы, поступавшие к нам от Совинформбюро или ВОКСа.
* * *
13 февраля мы открыли свою первую выставку – о зверствах немецко-фашистских оккупантов на советской земле. Обширная коллекция фотодокументов, удачно смонтированных и снабженных красноречивыми надписями, служила беспощадным обвинением против гитлеровского «нового порядка». Примерно половина экспонатов рисовала страшную картину фашистских зверств, пыток и издевательств над достоинством советских людей, имевших несчастье очутиться под властью оккупантов. Другая половина рассказывала о грандиозных масштабах ущерба, причиненного захватчиками советской экономике и жилому фонду в городах и селах. В целом выставка создавала отчетливое представление о бедствиях, которые война обрушила на наш народ, и с убийственной прямотой рисовала поистине звериный лик нацистских «сверхчеловеков». Она вызывала искреннее сочувствие к Советскому Союзу и справедливую ненависть к агрессору.
Получив из Москвы эти экспонаты, мы занялись поисками помещения для выставки. По совету наших новых каирских друзей мы обратились за содействием к Лиге защиты прав человека. Ее председатель Жан Рапнуй горячо откликнулся на просьбу посольства. Он заявил, что подобная выставка как нельзя лучше отвечает гуманным принципам Лиги, и заверил, что сочтет своим почетным долгом сделать все возможное для ее организации.
Его обещание не было пустым звуком. Руководители Лиги связались с местным Французским комитетом национального освобождения в Каире, и тот по их ходатайству предоставил нам на декаду несколько просторных комнат в занимаемом им здании. Благодаря дружеской помощи Лиги и Комитета выставка прошла очень организованно и привлекла массу посетителей. На другой день после закрытия выставки – это было в XXVI годовщину Красной Армии – совместная делегация Комитета во главе с его председателем Пьером Жуге и Лиги – во главе с Жаном Рапнуем посетила посольство и в торжественной обстановке вручила мне «Золотую книгу» с записями посетителей выставки. Одновременно делегация поздравила посольство с годовщиной Красной Армии, пожелав ей новых решающих успехов.
Записи в «Золотой книге» в основном сводились к двум категориям. Одна, меньшая по числу, выражала чувства сострадания к советским людям, дышала гневом против фашистских захватчиков. В другой, преобладающей, на первом плане стояли восхищение тем мужеством, с каким советский народ, несмотря на все суровые испытания, громит агрессоров, и уверенность в том, что вскоре он освободит порабощенные страны Европы.
Как бы продолжением этой выставки явилась другая – «СССР в дни войны», – фотоэкспонаты которой раскрывали, как выглядит всенародный отпор врагу. Посетителям предлагались наглядные свидетельства величайших сражений под Москвой и Ленинградом, под Сталинградом и на Курской дуге, свидетельства героического труда рабочих на оборонных предприятиях и колхозников на полях. Отражена была и культурная жизнь страны. Не пытаясь вдаваться в детальное описание экспонатов, хочу лишь упомянуть о фотоснимке, показывавшем руины Сталинграда, с лаконичной, но красноречивой надписью: «Здесь были похоронены замыслы врага». Такое проникало в самую глубь сердца и надолго запоминалось.
Выставка открылась 3 июня в здании Королевского общества инженеров Египта. На ее официальном открытии присутствовали представители короля Фарука и египетского МИД, члены дипкорпуса, британский министр-резидент на Среднем Востоке лорд Мойн, общественные деятели Египта. Но, отдавая эту неизбежную дань дипломатическому протоколу, мы, конечно, не упускали из виду, что наша выставка предназначена не столько для высокопоставленных лиц, получивших персональные приглашения, сколько для широких слоев населения. И в ее большом успехе мы уверились именно потому, что ежедневно тысячи и тысячи простых людей Египта устремлялись в ее залы, чтобы вдумчиво вглядеться в убедительные документы, а затем оставить восторженные записи в книге для отзывов.
Я не намерен прослеживать шаг за шагом все массово-пропагандистские начинания посольства. Хочется только остановиться еще на одном протокольном мероприятии, которое косвенно также давало серьезный пропагандистский эффект.
Речь идет о большом дипломатическом приеме, организованном посольством 23 февраля по случаю XXVI годовщины Красной Армии, – разумеется, не в нашем тесном особняке на набережной Бахр-эль-Ама. На этот раз нас выручил так называемый Греческий центр, нечто вроде культурно-просветительного клуба для греков, проживавших в Каире: он выделил нам свои парадные помещения. Пригласили мы около 300 гостей, в том числе, учитывая повод для приема, много военных. Личные поздравления по случаю годовщины победоносной Красной Армии принесли нам греческий премьер-министр Цудерос (говоривший одновременно и от имени короля Георга), британский министр-резидент лорд Мойн, начальник королевской канцелярии Хассанейн-паша, статс-секретарь египетского МИД Салахэддин-бей, члены трех дипкорпусов, главнокомандующий британскими вооруженными силами на Среднем Востоке генерал Пэйджет и многие другие высшие офицеры – египетские, английские, греческие, югославские. От имени короля Фарука поздравлял обер-камергер Теймур-бей, от имени югославского короля Петра – министр его двора. От чести побывать на нашем празднике уклонился только Наххас-паша, занятый какими-то неотложными делами и заранее извинившийся за свое отсутствие, да югославский премьер Божидар Пурич – по причине возникших у нас с ним дипломатических трений, о которых будет сказано ниже. Широко были представлены на приеме пресса и общественность. Из творческой интеллигенции наиболее заметной фигурой был маститый египетский писатель Таха Хуссейн, уже в преклонных годах и слепой, пришедший в сопровождении своей супруги.
Пресса с лихвой отплатила нам за приглашение ее представителей. Газетные репортажи не ограничивались перечислением знатных гостей, как это обычно делается в отношении дипломатических приемов, а давали и собственные комментарии в связи с годовщиной. Для их позитивного тона характерна такая выдержка из одной газеты:
«Можно смело сказать, что уже в течение года Россия переживает самые славные дни своей истории, и почести, которые вчера воздавались ей на всем земном шаре, – а почести в Каире нисколько не уступали им – показывают, что победы ее армий завоевали ей заветное место в сердцах наций, борющихся за свободу». Коснувшись далее того факта, что на протяжении всего XIX и начала XX века огромной военной мощью обладала и царская Россия, журналист продолжает: «Но сила сама по себе ничего не создает. Если она не служит добру и справедливости, она лишь разрушает. Народы страшатся силы, они любят равноправие. И воздавая почести Советской Армии, они выражают свое восхищение тем, что она разбила военную машину германского Цезаря, и в особенности тем, что вместе со своими союзниками она подготавливает мирное будущее и безопасность для всех».
Подобные высказывания лишний раз подтверждали ту истину, что Красная Армия являлась тогда наилучшим советским пропагандистом, благотворно влиявшим на общественное мнение во всем мире.
Заодно процитирую еще несколько строк из другой газеты – маленький, но небезынтересный штрих, также относящийся к данному приему. В своем репортаже газета писала: «Добавим, что весть о приеме распространилась по всему городу, и подступы к Греческому центру чернели – или, если хотите, белели – от любопытной и доброжелательной толпы, выражавшей на свой собственный лад чувства, внушенные ей приемом. Красный флажок на машине Его Превосходительства министра СССР привлек к себе всеобщее внимание».
Многозначительно замечание корреспондента о том, что улица вблизи Греческого центра «белела» от толп народа. Это значит, что состояли они из тех «любопытных и благожелательных» египтян, которые принадлежали к низам общества – ведь только они в Каире не носили европейской одежды, а одевались по традиции в длиннополую, по щиколотку, белую галябию.
* * *
В 1943–1944 годах Каир был транзитным пунктом для всех – будь то советские люди или иностранцы, – кто ехал из Москвы в Алжир, Лондон, освобожденные районы Югославии и Италии, а со второй половины 1944 года также и в освобожденные районы Франции. Не миновали его, разумеется, и те, кто ехал в обратном направлении. Из проезжавших через Каир советских людей редко кто не заглядывал в наше посольство по каким-либо делам, а то и вовсе без дела, но мы всегда были рады им. Для нас они были очень важным источником новостей, в том числе и таких, о которых не узнаешь ни из прессы, ни по радио. Поэтому мы не могли пожаловаться на свою оторванность от мира, хотя и находились, казалось бы, на отшибе от эпицентра потрясавших его событий.
В декабре 1943 года из США в Москву возвращались народный артист СССР С. Михоэлс и поэт И. Фефер, делегаты Антифашистского еврейского комитета. Они рассказали много интересного о положении в Америке и о своих дорожных впечатлениях. Воздушный путь из США в Каир пролегал тогда через Вест-Индию, Бразилию, Сенегал, Марокко, Тунис и Ливию.
Пребывание на каирском «бойком месте» позволило мне познакомиться с рядом видных иностранных деятелей.
В первой декаде декабря 1943 года по пути из Лондона в Москву в Каире остановился на сутки президент Чехословакии Эдуард Бенеш. Он ехал, чтобы подписать советско-чехословацкий Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Его сопровождал советский посол при чехословацком правительстве В. З. Лебедев. Предварительно сговорившись через последнего, я нанес Бенешу визит в гостинице.
По форме это был простой визит вежливости, вызванный, однако, моим деловым интересом, сохранившимся с того времени, когда я еще сам – в последний раз в октябре 1943 года – занимался чехословацкими делами, среди которых был и вопрос о советско-чехословацком договоре, встречавший тогда препятствия со стороны Форин офис. Я поздравил президента с успешным завершением подготовки к подписанию договора. Но в беседе на эту тему я не заметил с его стороны энтузиазма. Может быть, на его настроении сказалась усталость от дальней дороги. А может быть, в этот момент перед глазами у него маячила негодующая физиономия Идена, не дальше как в сентябре обозвавшего правительство Чехословакии безумным – за его решение подписать договор с Советским Союзом.
В марте 1944 года мне довелось познакомиться с Пальмиро Тольятти. До тех пор я знал о нем лишь по советским газетам как об одном из руководителей Коминтерна, притом под конспиративным именем Эрколи. Сейчас он возвращался на родину как лидер итальянских коммунистов, с тем чтобы уже в апреле войти в коалиционное правительство маршала Бадольо в качестве министра без портфеля.
Памятной была встреча в начале апреля с военной миссией Национального комитета освобождения Югославии во главе с генералом Терзичем, направлявшейся в Москву. Мы горячо приняли членов миссии. Ведь они прибыли из страны, где размах народного сопротивления оккупантам и его успехи не шли ни в какое сравнение с тем, что делалось в этом смысле в других оккупированных странах Европы. Посольство устроило для миссии неофициальный прием, на котором присутствовали все члены миссии и ряд сотрудников посольства.
На нем все вместе мы пели советские песни, начиная, конечно, с «Катюши», которая в те годы победоносно шествовала по всем континентам. Далеко за полночь не смолкала причудливо смешавшаяся русская, сербская и хорватская речь. Когда из-за недопонимания возникала заминка с языком, на помощь приходил Д. С. Солод, до войны работавший в советском посольстве в Белграде и прилично знавший сербский язык.
* * *
За всеми шагами нашего посольства с сочувственным интересом следили друзья и со скрытым недоброжелательством – недруги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56