— «Из Рима привезли дикое чудище, строения столь небывалого и облика столь ужасающего, что одно имя его вызывало содрогание во всей Европе, Тело его было выковано из мощного железа; чудище с ядом смертоносным, с броней непроницаемой; покрыто оно было чешуей, выделанной из металла; тысячи крыл с черными ядовитыми перьями поднимали его над землей, тысячи ног гибельных приводили его в движение, морда его принимала облик морды львиной, частью облик грозных змиев, рожденных в пустынях африканских; зубы его огромные подобны были клыкам сокрушительнейших слонов; глас его, свист его убивали быстрее, чем ядовитый василиск; очи его, пасть его извергали безостановочно пламя всепожирающее; пищей, коей насыщалось оно, были тела человеческие; где появлялось оно со своей тенью могильной, возникали туманы; где солнце показывалось во всем блеске своем, след, оставляемый сим чудищем, претворялся во мрак стынущий; где пролетало оно, зелень, коей оно касалось, древа, где ставило оно ступни свои, высыхали и погибали; своим клювом всепожирающим вырывало оно их с корнем; ядом своим опустошало оно все области, где только появлялось, превращая их в пустыни, где ни одно растение не может произрасти, где ни одна трава не может пробиться».Ты понял, надеюсь, что такое инквизиция? — заключил Прада, закрыл книгу и поставил ее на место.— Да, понял.— Хорошо, мой мальчик. Так вот, слушай дальше. Отец Уриэля был ревностным христианином и страдал приступами религиозного фанатизма. Однако он любил жизнь и жил на широкую ногу. В деньгах у него недостатка не было, а в конюшне стоял благородный испанский конь для верховой езды. Мастер ездить верхом, он и сына своего обучал этому искусству.От отца Уриэль унаследовал жизнерадостность, расчетливость, умение приспосабливаться к обстоятельствам, а от матери — чувствительность и склонность к милосердию.Мать Акосты сыграла важную роль в становлении и развитии его характера.Родители ее, как и предки ее мужа, вынуждены были принять христианство. Однако возбуждение, вызванное насильственным крещением, в их семье не скоро улеглось. Ее отец, свободолюбивый и вольнодумный человек, проявлял полное равнодушие к вопросам религиозного культа. В семейном кругу он откровенно хулил бога и церковь, принуждавших веровать в свои поучения и догматы огнем и мечом. Мать Уриэля любила своего отца и разделяла его взгляды. Став женой Бенто да Косты, она не теряла надежды, что с помощью мужа и его друзей, влиятельных юристов — выходцев из маранов, можно будет добиться от папы отмены осуществленного силою крещения. Надежды оказались тщетными. Бен-то и слышать не хотел о возврате «к вере отцов». Новообращенный был преданным папизму «рабом божьим»...Вокруг воспитания Уриэля происходила тайная война. Отец обучал его «некоторым искусствам, как подобает благородным людям», заставлял часто молиться, читать душеспасительные книги.Мать прививала сыну чувство человеческого достоинства, нежное и доброе отношение к истории своих предков, страсть к истине и любовь к справедливости. Благодаря влиянию матери Уриэль смог честно мне сказать: «Неблагородные помыслы были чужды моему духу, и я не был свободен от гнева, если этого требовала справедливость. Поэтому я был противником гордых и высокомерных, которые из презрения и только своей силой привыкли чинить обиды другим; я старался принимать сторону слабых и охотно становился их союзником».Уриэль был на стороне матери, сердцем он понимал ее скорбь и стремление к воссоединению со своим народом, живая история которого составляла сплошной мартиролог. Юноша Акоста знал, что отец не прощает мать за ее причуды и непостоянство, за ее желание покинуть «святую церковь». Это обстоятельство еще больше привязывало сына к матери. Но властвовал над ним отец.Бенто входил в состав Союза терциариев святого Франциска и в соответствии с задачами союза активно распространял католицизм среди мирян. В доме у него была великолепная молельня. Ее стены, обитые шелком, были увешаны картинами библейского содержания. Потолок был исписан сценами из жизни Христа. А сам господь ослепительно сиял на кресте, прибитом к стенке, где находился алтарь. К этой молельне по воскресеньям приходили священники и члены союза. Отец Уриэля их охотно принимал. Они долгими часами читали Евангелие, пели псалмы, молились. А мальчик Уриэль по приказу отца должен был присутствовать на всех сборищах «братьев во Христе».Один из священников, пожилой падре, полюбил Уриэля. Он его сажал к себе на колени, проверял, умеет ли он креститься, и постоянно внушал: «Мальчик должен вести себя примерно, бояться бога и слушаться отца».Как только Уриэлю исполнилось десять лет, отец поместил его в католическую школу, где мальчика заставляли зубрить «закон божий» и три раза в день молиться.Проходили годы. Уриэля переводили из класса в класс. По окончании школы для завершения образования его определили в Коимбрский университет, на факультет канонического права.Акоста прибыл в Коимбру в 1600 году. Восемнадцатилетнего юношу радовало освобождение от отцовской опеки. Статный, с большими честными глазами под высоким лбом, он сразу же завоевывал расположение окружающих. В университете и в доме, в котором он остановился, много было разговоров о новом абитуриенте.Любезная сеньора, хозяйка гостиницы, лично готовила ему самые изысканные блюда, знакомила его с постояльцами и старалась почаще попадаться ему на глаза. Однако новичок из Опорто либо не понимал причин этого внимания, либо просто оставлял ее ухаживания без ответа. В Коимбру он приехал отнюдь не затем, чтобы пополнять сундук своих прегрешений, а в поисках знаний и внутренней свободы, столь необходимых ему для развития.Сложны искания молодых, — продолжал Прада свой рассказ. — Старшее поколение кабальеро принимало горячее участие в сколачивании великой и могущественной державы, которая распоряжалась бы всеми сокровищами Старого и Нового Света под скипетром Филиппа П. Дворяне охотно шли во флот, гордо окрещенный «Непобедимой армадой». Но после того как в 1588 году на пути к берегам Англии значительная часть кораблей Армады погибла в водах Северного моря, воинственный пыл знати несколько поостыл.Большинство благородных кабальеро — современников Акосты — забросили мечты о военной карьере, не ломали себе голову витиеватыми оборотами схоластической философии и не сочувствовали странствиям рыцарей типа Дон-Кихота. Это были люди трезвые и расчетливые, которые искали трезвых и реальных дел для приложения своих сил. Но попадались среди них и такие, которые задумывались над важнейшими проблемами эпохи.Уриэль принадлежал к той немногочисленной плеяде новых людей века, чей «гений пламенный и смелый», обогащенный светской культурой, восстал против феодального гнета, против тех догм, которыми церковь столь щедро пичкала человечество.«Кто я такой? — задавал себе вопрос молодой Уриэль. — Люди моего поколения должны быть готовы умереть за великие идеалы».Природа наделила Акосту великолепными способностями, а с детства он был настолько проникнут верой в бога, что страстно стремился выполнить все предписания церкви, дабы избегнуть вечной кары. Он принялся за тщательное изучение Евангелия и других книг священного писания. Но странное дело — чем глубже пытался он вникнуть в их суть, тем больше трудностей и сомнений вставало перед ним.В университете он под руководством наставников усердно трудился над «Summa theologica» Святого Фомы и сочинениями других отцов церкви.Однако через несколько месяцев после поступления в университет Уриэль вынужден покинуть Коимбру. Уже в феврале 1601 года чума, свирепствующая по всему Пиренейскому полуострову, загоняет его обратно в Опорто, к отцу.Поверхностное знакомство с сочинениями отцов церкви только укрепило в нем веру в христианские догматы о загробной жизни и спасении души. Сомнения пришли несколько позже...Пребывание в родном городе затянулось до 1604 года. Все это время чума свирепствовала в Опорто и окрестностях. Добрые христиане — местные жители молили всевышнего о пощаде, с надеждой обращая свои взоры к небу, но небеса молчали. Среди отчаявшихся людей все чаще стали поговаривать о том, что только колдовство может принести спасение...В среде маранов упорно держались слухи, что только вмешательство великого каббалиста способно избавить Пиренейский полуостров от божьей кары. Называли даже имя этого каббалиста — Леви ибн Бецалел. Это он согласно широко распространившейся легенде создал из глины человека — голема, вдохнул в него жизнь при помощи куска пергамента, исписанного именами ветхозаветного бога, и теперь голем служит ему верой и правдой.Глиняный истукан могуч и всесилен. Для него нет ничего невозможного. Стоит только великому каббалисту приказать ему, и он в два счета изничтожит всех насылателей чумы и прочей нечисти. Шутка ли, голем!В Праге, далеко от Опорто, живет Леви ибн Бецалел. Но имя его широко известно за пределами Чехии и Моравии. Куда только не дошла слава о творимых им чудесах!Послушайте только, что рассказывают о нем.В древней Праге, в районе, известном под названием «Старого города», в 1602 году, в дни, когда зацвели первые цветы, разразилась страшная эпидемия. Чума не щадила никого, но чаще всего она наведывалась в хижины бедняков, много гибло от нее стариков и молодых, но больше всего уносила она детских жизней.Господь всеведущ, думали люди Старого города, он мудр и справедлив. Ему дано казнить своей карающей десницей за прегрешения. Но почему господь гнев свой обрушивает на головы невинных детей, чем они успели прогневить его?И вот настал день, когда старейшины города пришли к Леви ибн Бецалелу с просьбой защитить их детей от гибели. Великий каббалист ответил им, что все в руке провидения, но вопли матерей и стоны детей вынуждают его вступить в единоборство с Сатаной.Этой же ночью Леви ибн Бецалел призвал к себе голема и велел глиняному истукану отправиться на кладбище и поймать там душу недавно умершего ребенка. Леви ибн Бецалелу известно было поверье о том, что над могилами умерших детей по ночам появляются их души, распевающие гимны в честь всевышнего, восхваляя его доброту и справедливость...Голем выполнил приказ своего повелителя. Он предстал перед каббалистом, держа в руках трепетную душу девятилетнего мальчика. Чернокнижник спросил у ребенка:— Кто виновен в твоей гибели, ведь об этом должны знать на том свете?— Души умерших не смеют открывать смертным тайн загробного мира.— Я требую от тебя этого, — властно сказал Леви, — мне нужно знать, по чьей вине Сатана губит столько невинных душ!— Не могу, рабби, не могу! Железными прутьями будут сечь меня за это! — взмолился мальчик.— Вернувшись к себе, ты скажешь, что это я, Леви ибн Бецалел, повелел тебе раскрыть тайну. И тогда я один буду в ответе перед всевышним. Говори!— О рабби, — шепотом произнесла душа ребенка, — грех, великий грех всему виною! Нам, детям, и не понять, что это за грех такой... Но взрослые говорят, что гнездится он... — и мальчик испуганно замолчал.— Где, где он гнездится? Где искать мне сосуд греховный? Договаривай!— Взрослые говорили о том, что там, на пустыре, стоит заброшенный домишко, а живет в нем некий Гамлиил... Отпусти меня, рабби, я сказал все, что знаю.И Леви ибн Бецалел приказал голему отпустить душу мальчика.«Гамлиил, неужели горбун Гамлиил, мой любимый ученик? Пустое, этого не может быть! Здесь что-то не так».Но сомнения и тревога запали в душу старого рабби. С наступлением зари он отправился в синагогу и провел там весь день в молитвах и размышлениях. А когда на улицах города наступили вечерние сумерки, рабби вместе с големом отправились к знакомому домику на городской окраине. Без труда отыскали они пристанище горбуна. Прежде чем постучать, рабби приложил ухо к двери, и ему послышались какие-то голоса. Рабби постучал, но никто не отзывался. Рабби постучал сильнее.— Кто там? — спросил голос из-за двери.Старый Леви сразу же узнал этот голос, ибо это был голос его любимого ученика.Горбун Гамлиил был настолько безобразен, что ни одна девушка не желала выйти за него замуж. Отвергаемый всеми, бездомный, нашел он приют в школе рабби Леви ибн Бецалела. Здесь чернокнижник посвящал его в тайны каббалы. И Гамлиил удивительно быстро постиг скрытое значение цифр и древних слов. Рабби гордился своим учеником. И кто бы мог подумать, что тайны каббалы горбун использует во зло ближним!— Отвори немедленно! — потребовал рабби.Но дверь по-прежнему оставалась на запоре. Тогда Леви ибн Бецалел повелел голему взломать ее. И когда глиняный истукан выполнил его приказание, греховная картина предстала перед глазами старого мудреца.Домик Гамлиила был полон музыкантов и блудниц. Столы ломились от яств и изысканных вин. В объятиях горбуна сидела девушка. Они целовались, не обращая внимания на вошедших. И все это в городе, пораженном чумой!Рабби произнес заклинание, и голем выгнал всех, кроме Гамлиила.Долго и горестно молчал старый чернокнижник, вглядываясь в лицо своего ученика, но ему так и не удалось разглядеть на нем раскаяния.— Как смеешь ты использовать свои познания во вред людям? — спросил он, наконец, Гамлиила.— В чем вина моя, о рабби?— Позабыв о стыде, ты предаешься разврату и бражничанью, ты наполнил свой дом блудницами и скоморохами...— Но ведь все это только в моем воображении, рабби!— Вижу... Но грех остается грехом, даже если его совершают мысленно. И бог наш, Адонай, карает нас за твои утехи. Жизнью детей наших расплачиваемся мы за твои прегрешения, выродок!— Рабби, вы наставляли меня на путь праведный, и я страстно желал идти этим путем. Но зачем же всеблагой господь сотворил меня горбуном? Зачем он дал мне глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, руки, чтобы осязать? Зачем наградил он меня сердцем и разумом? Красив божий мир, великолепно все живое на земле! К прекрасному тянется сердце мое, но все отворачивается от меня. Учение, рабби, наделило меня силой, оно дало мне возможность по-новому познать мир и жизнь...— Горе мне, кого ввел я в триклиний учения и тайн каббалы! Я привел тебя, страждущего, к чистейшему роднику и думал, что ты будешь достоин испить из него. Но ты его осквернил.— Нет, рабби, это всевышний осквернил мое тело, а я — я лишь очистил его. Я постиг теперь жизнь, я был счастлив, я дышал ароматом тела прекраснейшей из женщин, я целовал ее умные глаза, и она не глядела на меня с отвращением и ужасом, я любовался цветами и наслаждался музыкой...— Будь проклят ты, нечестивец! — закричал вне себя рабби. Он приказал голему разрушить домишко и заковать в цепи Гамлиила.И с той поры исчезла чума в Старом городе...С быстротой молнии разнеслась по миру весть о чудесном избавлении. Докатилась она и до португальского городка Опорто, где ее и услышал юный Уриэль Акоста. Горожане благоговейно произносили имя Леви ибн Бецалела, а что думал он, Уриэль?Возможно, что именно она, эта странная легенда, заставила Акосту усомниться в догматах веры, в справедливости и ценности религиозного мировосприятия.Кто прав? Рабби или его ученик? К чему познание, если оно не призвано исправить жизнь, устранить несправедливость, искоренить зло? Какая мораль выше — естественная, отвечающая насущнейшим человеческим потребностям, или религиозная, взывающая к умерщвлению плоти, к принижению человеческого начала в человеке?Я знаком с Уриэлем, история его жизни и страданий мне хорошо известна. По его словам, ему трудно было отречься от религии, в которой он был воспитан с колыбели, но на двадцать втором году жизни у него родилось сомнение: могут ли рассказы о загробной жизни быть истинными, а вера в них согласоваться с разумом? Разум твердил и постоянно шептал на ухо совершенно противоположное.— Акоста прав, — вставил Спиноза. — И я так думаю.Для подкрепления своего замечания Барух процитировал Екклезиаст: «Потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах».Прада очень обрадовался. Вот он какой, его юный друг! Именно друг, единомышленник, смелый и проницательный. Среди взрослых такого не сыщешь.Спиноза просил продолжить рассказ об Акосте. Прада охотно согласился.— И вот, — продолжал свой рассказ Даниэль, — чума покинула, наконец, Пиренейский полуостров. Можно было возвращаться к прерванным занятиям. В 1604 году Уриэль снова в Коимбре, в благословенном университете. Он окреп и возмужал, но духовно он был надломлен. Смутно сознавая, что все хорошее и дурное в человеке ограничивается кругом его земного существования, он все еще беспокоился о душе. Он все еще верил, что человек состоит из бренного тела и вечного духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25