А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Для пополнения своих знаний Бург совершил путешествие в Италию. Там он попал под влияние умных католических проповедников, которые в долгих беседах «раскрывали» перед ним роль церкви как «прибежища страждущих», как «обители добра и любви». Под влиянием этих бесед Альберт, к огорчению своих родителей, стал фанатичным поборником католицизма и членом Францисканского ордена.Бург, как и Стенон, проявил особую заботливость. Ему захотелось видеть своего бывшего учителя среди тех, кто проклинает свободомыслие, чернит науку и превозносит церковь. «Уезжая из отечества, — начинает Бург свое длинное послание Спинозе, — я обещал написать Вам, если по дороге случится что-нибудь достопримечательное». Что же произошло? «Уведомляю Вас, — говорит Бург, — что по бесконечному милосердию бога я обратился в католичество и сделался членом католической церкви». Бург откровенно заявляет о своем ренегатстве: «Чем более я прежде восхищался тонкостью и остротою Вашего ума, тем более теперь я сожалею и оплакиваю Вас. Будучи человеком выдающегося ума, обладая душою, украшенною от бога блестящими дарами, страстно любя истину, Вы тем не менее позволили презренному в его гордыне князю бесовскому обойти и совратить Вас. Что такое вся Ваша философия, как не чистейшая иллюзия и химера? А между тем Вы рискуете для нее не только спокойствием духа в этой жизни, но и вечным спасением души Вашей».Переходя к «Богословско-политическому трактату», Бург даже и не пытается аргументировать свое несогласие с его содержанием. Он заунывно-догматически твердит о богооткровенности Библии, «о чем свидетельствуют само священное писание и святые отцы», и коленопреклоненно упрашивает Спинозу признать свою «сквернейшую ересь» и отказаться «от такого извращения». Затем фанатик уговаривает философа поверить в Христа распятого, ибо «если Вы и во Христа не веруете, — восклицает Бург, — то я не нахожу слов, чтобы выразить, сколь Вы достойны сожаления». Однако Бург готов «помочь» своему бывшему учителю. Бург советует: «Образумьтесь, откажитесь от заблуждений Ваших, признав пагубной гордынею свое жалкое и безумное учение». Расписывая Спинозе великолепие, чудеса и душеспасительное значение католической церкви, он, как и Стенон, зовет вольнодумного философа в лоно христианства: «Если уж Вы не желаете (чего я не хочу думать), чтобы бог или ближние Ваши сжалились над Вами, то сжальтесь хоть сами над своим несчастным положением, которое Вы хотите еще усугубить, продолжая жить так, как Вы живете в настоящее время. Опомнитесь, философ! Признайте свою мудрствующую глупость и безумную мудрость, смените гордость на смирение, и Вы излечитесь. Молите Христа во святой троице, чтобы он смилостивился над Вами и принял Вас. Читайте святых отцов и учителей церкви, и пусть они научат Вас, что надо делать, чтобы не погибнуть, но обрести жизнь вечную».Спиноза, прочитав безобразное обращение Бурга, решил оставить его без ответа, как и послание Стенона. Спорить можно и должно с идейными противниками. С безумцами и предателями не дискутируют. Однако по настоятельной просьбе родителей и друзей Бурга Спиноза ему ответил. По силе логики и глубине аргументации ответ Спинозы следует считать классическим.«Чему я едва решился верить по рассказам других, — пишет Спиноза Бургу, — в том я должен был, наконец, убедиться из Вашего собственного письма. А именно: Вы не только сделались, как Вы говорите, членом католической церкви, но и являетесь яростным поборником ее и уже научились злословить и дерзко неистовствовать против своих противников. Я решил было ничего не отвечать Вам, будучи уверен, что течение времени лучше, чем какие-либо доводы, может помочь Вам прийти в себя и вернуться к своим родным, — не говоря уже о других мотивах, которые некогда одобряли Вы сами в нашей беседе о Стеноне (по следам которого Вы теперь идете). Но некоторые друзья, возлагавшие вместе со мной надежды на Ваши прекрасные дарования, убедительно просили меня не изменять долгу дружбы и подумать более о том, чем Вы были прежде, чем о том, чем Вы стали теперь. Эти-то и подобные им доводы и склонили меня написать Вам нижеследующие строки, которые я убедительно прошу Вас прочесть с достодолжным спокойствием духа.Не буду говорить здесь, как это делают обыкновенно противники римской церкви, о пороках духовенства и пап, чтобы тем отвратить Вас от них, ибо все подобное распространяется часто под влиянием озлобления и служит скорее к раздражению, чем к поучению...Возвратимся, однако, к Вашему письму, которое Вы начинаете с сокрушения о том, что я дал обойти себя князю бесовскому. Я прошу Вас успокоиться и прийти в себя. Когда Вы были в полном здравом уме, Вы поклонялись, если я не ошибаюсь, бесконечному богу, силою которого все абсолютно происходит и поддерживается. Теперь же Вы бредите о каком-то князе бесовском, враге бога, совращающем и обманывающем против воли бога большинство людей (ибо добрых мало), которые преданы за это богом на вечные муки этому самому учителю преступлений. Итак, значит божественная справедливость допускает, по-Вашему, чтобы дьявол безнаказанно обманывал людей, но не терпит, чтобы эти люди, несчастным образом обманутые и совращенные им, остались безнаказанными?..Однако Вы, по-видимому, хотите апеллировать к разуму и спрашиваете меня: почему я знаю, что моя философия лучше всех других, которые только когда-либо проповедовались в мире, теперь проповедуются или в будущем будут проповедоваться? С гораздо большим правом я мог бы задать этот вопрос Вам. Ибо я вовсе не претендую на то, что открыл наилучшую философию, но я знаю, что я постигаю истинную. Если же Вы спросите: каким образом я знаю это? — то я отвечу: таким же образом, каким Вы знаете, что три угла треугольника равняются двум прямым. Ни единый человек не станет отрицать, что этого уже совершенно достаточно, если только он находится в здравом уме и не бредит нечистыми духами, которые будто бы внушают нам ложные идеи, совершенно подобные истинным. Ибо истинное есть показатель (index) как самого себя, так и ложного.А Вы, мнящий, что Вы, наконец, нашли наилучшую религию или, вернее, наилучших людей, которым Вы отдали свое легковерие, откуда Вы знаете, что эти люди наилучшие между всеми, кто только когда-либо проповедовал, проповедует или когда-либо в будущем будет проповедовать другие религии?Исследовали ли Вы все религии, как древние, так и новые, проповедуемые как здесь, так и в Индии и вообще по всей земле? А если бы Вы даже и исследовали их, каким образом Вы знаете, что избрали наилучшую? Ибо Вы не можете дать никакого разумного обоснования Вашей вере. Вы скажете, что Вы находите успокоение во внутреннем свидетельстве духа божия, тогда как все прочие совращаются и обманываются князем тьмы. Но ведь и все остальные, не принадлежащие к римской церкви, с таким же правом, как и Вы, говорят то же самое о своей вере.А то, что Вы говорите о единодушном согласии миллионов людей, о непрерывной преемственности церкви и т. п., — это есть не что иное, как старая песня фарисеев Спиноза имеет здесь в виду раввинов.

. Ведь фарисеи с не меньшей самонадеянностью, чем приверженцы римской церкви, выставляют миллионы свидетелей, которые с таким же упорством, как и свидетели римской церкви, пересказывают слышанное, как будто бы это было ими самими пережито. Далее, и они тоже возводят свое начало до Адама. И они с такой же надменностью хвастаются тем, что церковь и по сие время распространяется и держится твердо и неизменно вопреки ненависти и вражде язычников и христиан. И они тоже — более, чем кто-либо, — ссылаются на древность своей церкви. Они единогласно заявляют, что получили свои предания от самого бога и что они одни хранят писаное и неписаное слово божие. Никто не может отрицать того, что из их среды вышли всевозможные ереси, тогда как сами они на протяжении нескольких тысячелетий остались неизменными, и не по принуждению какого-нибудь правительства, но единственно в силу действия суеверия. Они рассказывают такое множество историй о всевозможных чудесах, что пересказ этих историй мог бы утомить тысячу самых говорливых людей. Но особенно они кичатся тем, что ни один народ не может насчитать за собою столько мучеников и что число их единоверцев, с необычайною твердостью духа претерпевающих всевозможные муки ради веры, которую они исповедуют, с каждым днем возрастает. И это не ложь. Я сам знаю, что среди других, о некоем Иуде, прозванном Верным, который, стоя среди пламени, когда его считали уже мертвым, запел гимн: «Тебе, господи, предаю душу мою» и на средине его испустил дух Спиноза имеет в виду перешедшего в иудейскую веру испанца Лопе де Вера Алкарона. Он принял имя Иуда Верный, был сожжен инквизицией на костре в 1644 году в испанском городе Вальядолиде. Под гимном Спиноза подразумевал псалом 31-й.

.Систему управления римской церкви, которую Вы так хвалите, я признаю политичною и для многих весьма выгодною. И я считал бы ее даже наиболее приспособленною к тому, чтобы обманывать народ и сковывать души людей, если бы не существовало на свете магометанской церкви, которая в этом отношении превосходит католическую, ибо с тех самых пор, как существует это суеверие, в нем еще не происходило никаких расколов Спиноза ошибался, полагая, что исламу чужды были расколы и секты.

.Однако положим даже, что все выставленные Вами доводы говорят за одну только римскую церковь. Думаете ли Вы, что этими аргументами Вы математически доказываете авторитетность римской церкви? А так как это совершенно неверно, то как же Вы хотите, чтобы я поверил, что мои доказательства вдохновлены князем бесовским, а Ваши — самим богом, тем более что, как я вижу и как это явствует из Вашего письма, Вы сделались рабом этой церкви не столько из любви к богу, сколько из страха перед адом, каковой страх есть единственная причина суеверия. Не в том ли состоит всё Ваше смирение, что Вы верите не самому себе, но только другим людям, которых весьма многие осуждают. Или, быть может, Вы считаете дерзостью и гордостью то, что я пользуюсь моим разумом (ratio)?.. Долой это пагубное суеверие! Признайте разум, данный Вам богом, и развивайте его, если не хотите быть причисленным к животным! Перестаньте называть нелепые заблуждения мистериями и не смешивайте столь постыдно того, что нам неизвестно или еще не открыто, с тем, нелепость чего может быть доказана, — каковы приводящие в трепет таинства Вашей церкви, которые Вы тем более считаете превосходящими человеческое понимание, чем более они противоречат правильному разуму...Если только Вы пожелаете обратить внимание на все это и, кроме того, рассмотрите историю церкви (в которой Вы, как я вижу, совершенно несведущи), чтобы убедиться в том, как ложно передает духовенство большинство событий и какими средствами и ухищрениями сам папа римский шесть веков спустя после рождества Христова добился верховной власти над церковью, то я не сомневаюсь, что Вы в конце концов образумитесь. От всей души желаю Вам этого».Небольшое по объему письмо — яркий документ. В нем Спиноза, вдохновенный, вечно молодой, величавый, спокойный, страстный и могучий, выявлен крупным планом. Звонкая радость жизни, гневное осуждение суеверия, революционный задор, вера в грядущее, в победу света — неизменные характерные черты спинозизма.Спинозизм по-новому осваивал вселенную. Новое с трудом прокладывало себе дорогу. В борьбе за научное, материалистическое истолкование мира Спиноза был последователен и строг. Кто выступал против истины, против науки, тому не было пощады. Примером высокой принципиальности Спинозы служит его отношение не только к Стенону и Бургу, но и к Ольденбургу.Известно, как глубоко ценил Спиноза дружбу с Ольденбургом. Ценил потому, что Ольденбург еще в Рейнсбурге, а впоследствии в первых письмах из Лондона уговаривал его обнародовать свои философские труды, не обращая внимания на вопли и визг теологов. Но после того как был опубликован «Богословско-политический трактат», Ольденбург резко изменил свое отношение к Спинозе. Узнав, что Спиноза собирается выпустить в свет «Этику», Ольденбург сильно заволновался. «Позвольте мне, ввиду того расположения, которое Вы ко мне питаете, — писал он Спинозе 22 июля 1675 года, — высказать Вам мой совет — не помещать туда ничего такого, что могло бы показаться в какой бы то ни было мере подрывающим религиозную добродетель». Спиноза мудро отклонил «совет» беспринципности и соглашательства. «Я приношу, — пишет он Ольденбургу в сентябре 1675 года, — глубокую благодарность за Ваше весьма дружеское предостережение, относительно которого, однако, я хотел бы получить более подробное объяснение, чтобы знать, каковы, по Вашему мнению, те учения, которые могли бы показаться подрывающими религиозную добродетель. Ибо я считаю, — подчеркивает Спиноза, — что все то, что представляется мне согласным с разумом, в высшей степени полезно для добродетели».Спиноза в этом же письме рассказывает Ольденбургу поучительную историю о гонениях против «Этики» и ее автора, которые ведутся систематически теологами и мужами официальной науки. «В то время, — пишет Спиноза Ольденбургу, — когда пришло письмо Ваше от 22 июля, я был в Амстердаме, куда я отправился с намерением сдать в печать ту книгу Спиноза имеет в виду «Этику».

, о которой я Вам писал. Пока я был занят этим делом, распространился слух, что я уже печатаю какую-то книгу о боге и что в этой книге я пытаюсь доказать, что никакого бога не существует. Слух этот был многими принят с доверием. Это послужило поводом для некоторых теологов (быть может, авторов этого слуха) обратиться с жалобой на меня к принцу Речь идет о принце Оранском — Вильгельме III.

и к городским властям. Кроме того, тупоголовые картезианцы Спиноза имеет в виду тех, кто выдавал себя за сторонников учения Декарта.

, так как они считаются благожелательно настроенными по отношению ко мне, чтобы отвести от себя это подозрение, не переставали и не перестают повсюду поносить мои мнения и мои сочинения. Узнав все это от заслуживающих доверия людей, утверждавших вместе с тем, что теологи повсюду строят мне козни, я решился отложить подготовлявшееся мною издание до тех пор, пока не выяснится, какой оборот примет это все дело... Однако положение, по-видимому, ухудшается со дня на день, и я все еще не решил, что предпринять.Смысл печального рассказа о кознях, преследованиях, доносах и запретах совершенно ясен: господин Ольденбург, вот Вам наглядный урок, как теологи и другие враги разума, совести и правды преследуют истину. А вы призываете меня, вашего друга Спинозу, к тому, чтобы пресмыкаться перед богословами. Допустимо ли? Они беспощадно душат живую мысль и готовы коварнейшим образом уничтожить любого, кто творит подлинную науку и светлую философию. «Теологи повсюду строят мне козни». А вы, господин Ольденбург, требуете от меня поступиться в главном, в истине, приукрасить религию и защитить тем самым злейших врагов науки. Мракобесы наступают. «Положение ухудшается со дня на день». А мы, люди науки, должны, по-Вашему, отмалчиваться? Нет, господин Ольденбург, никаких компромиссов с церковью, с богословами! Борьба, непримиримая борьба света против мрака, науки против религии, философии против теологии! Свет и мрак взаимоисключают друг друга. Или — или. С кем Вы, Ольденбург? Уточните Ваши претензии к моей «Этике». Что Вас смущает?»В последующих письмах секретаря Королевского общества правоверный христианин окончательно победил дилетанта-ученого. Ольденбург прямо заявил философу, что он двусмысленно оперирует словом «бог», отрицает значение искупления Христа и авторитет чудес, «которые в глазах почти всех христиан служат важнейшим удостоверением божественного откровения». Ольденбург советует поэтому Спинозе высказаться по этим трем пунктам, и притом так, чтобы это понравилось «просвещенным и рассудительным христианам». Ученый секретарь великодушно обещает, что тогда дела философа «будут в безопасном состоянии».Чудовищно! Иметь великое счастье видеть Спинозу и беседовать с ним, долгие годы состоять в переписке со Спинозой — и ничего не понять ни в характере философа, ни в сущности его учения!Ольденбург — консерватор мысли. Он, оказывается, никогда и не был подлинным естествоиспытателем. Поэтому он и советует Спинозе писать так, чтобы завоевать симпатии «рассудительных христиан», к числу которых он, несомненно, причислил и себя. Но не в характере Спинозы «разыгрывать обезьяну среди обезьян». Так поступил Уриэль Акоста. Образ этого борца-одиночки манил к себе молодого Спинозу. Он внимательно изучал жизнь этого беспокойного, мятежного человека. Внутренняя тревога и непокорность Акосты, его умение пристально допрашивать памятники прошлого и ставить тысячи вопросов настоящему, его неуемность и пыл — все это хорошо запомнилось Спинозе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25