VadikV
54
Виктор Гюго: «Отверженны
е. Том III»
Виктор Гюго
Отверженные. Том III
«Виктор Гюго. Собрание сочинений в 10-и том
ах»: Правда; Москва; 1972
Аннотация
Ореолом романтизма овеяны все
произведения великого французского поэта, романиста и драматурга Викт
ора Мари Гюго (1802Ч 1885). Идея животворной любви, милосердия, торжества добра н
ад злом Ч вот стержень его романа «Отверженные». Среди «отверженных» и
Жан Вальжан, осужденный на 20 лет каторги за то, что украл хлеб для своей гол
одающей семьи, и маленькая замарашка Козетта, превратившаяся в очароват
ельную девушку, и дитя парижских улиц Гаврош...
Виктор Гюго
ОТВЕРЖЕННЫЕ
Том III
ЧАСТЬ V
«ЖАН ВАЛЬЖАН»
Книга первая
Война в четырех стенах
Глава первая.
Харибда предместья Сент-Антуан и Сцилла предместья Тампль
Две наиболее замечательные баррикады, которые может отметить исследов
атель социальных бурь, не принадлежат к тому времени, когда происходят с
обытия этой книги. Обе эти баррикады, бывшие каждая в своем роде символом
грозной эпохи, выросли из земли во время рокового июньского восстания 1848
года Ч величайшей из всех уличных войн, какие только видела история.
Случается иногда, что чернь, великая бунтовщица, восстает даже против вы
соких принципов, против свободы, равенства и братства, против избиратель
ного права, против верховной власти народа, восстает из бездны своего от
чаяния, своих бедствий, разочарований, тревог, лишений, смрада, невежеств
а, темноты; случается, что толпа объявляет войну народу.
Оборванцы нападают на общественное право, охлократия ополчается проти
в демоса.
Это мрачные дни, ибо даже в таком безумии всегда есть известная доля спра
ведливости, такая дуэль похожа на самоубийство, а слова якобы оскорбител
ьные Ч оборванцы, чернь, охлократия, простонародье Ч доказывают, увы, ск
орее вину тех, кто господствует, чем тех, кто страдает: скорее вину привиле
гированных, чем вину обездоленных.
Что до меня, я произношу эти слова с болью и уважением, ибо если философия
углубится в события, которым эти слова соответствуют, она нередко найдет
там великое наряду с ничтожным. В Афинах была охлократия, гезы создали Го
лландию, плебеи много раз спасали Рим, а чернь следовала за Иисусом.
Кто из мыслителей порою не задумывался над величием социального дна!
Именно об этой черни, о всех этих бедняках, бродягах, отверженных, из котор
ых вышли апостолы и мученики, думал, вероятно, блаженный Иероним, когда пр
оизнес свое загадочное изречение: Fex urbis, lex orbis
Скверна Рима Ч закон мира (лат.)
Возмущение толпы, страдающей и обливающейся кровью, ее бессмысленный бу
нт против жизненно необходимых для нее же принципов, ее беззакония ведут
к государственному перевороту и должны быть подавлены. Честный человек
идет на это и, именно из любви к толпе, вступает с ней в борьбу. Но как он соч
увствует ей, хотя и выступает против! Как уважает ее, хотя и дает ей отпор! Э
то один из редких случаев, когда, поступая справедливо, мы испытываем сму
щение и словно не решаемся довести дело до конца; мы упорствуем Ч это нео
бходимо, но удовлетворенная совесть печальна; мы выполняем свой долг, а с
ердце щемит в груди.
Поспешим оговориться, Ч июнь 1848 года был событием исключительным, почти
не поддающимся классификации в философии истории. Все слова, сказанные в
ыше, надо взять обратно, когда речь идет об этом неслыханном мятеже, в кото
ром сказалась священная ярость тружеников, взывающих о своих правах. При
шлось подавить мятеж, того требовал долг, так как мятеж угрожал Республи
ке. Но что же в сущности представлял собою июнь 1848 года? Восстание народа пр
отив самого себя.
То, что относится к основному сюжету, нельзя считать отступлением; поэто
му да будет нам дозволено ненадолго остановить внимание читателя на дву
х единственных в своем роде баррикадах, только что упомянутых нами и осо
бенно характерных для восстания.
Одна заграждала заставу предместья Сент-Антуан, другая защищала подсту
пы к предместью Тампль; те, кому довелось увидеть эти выросшие под ясным г
олубым июньским небом грозные творения гражданской войны, никогда их не
забудут.
Сент-Антуанская баррикада была чудовищных размеров Ч высотой с трехэт
ажный дом и шириной в семьсот футов. Она загораживала от угла до угла широ
кое устье предместья, то есть сразу три улицы; изрытая, иссеченная, зубчат
ая, изрубленная, с громадным проломом, как бы образующим бойницу, подпира
емая грудами камней, превращенными в бастионы, там и сям выдаваясь впере
д неровными выступами, надежно прикрывая свой тыл двумя высокими мысами
домов предместья, она вздымалась, как гигантская плотина, в глубине гроз
ной площади, некогда видевшей 14 июля. Девятнадцать баррикад громоздилис
ь уступами, уходя в глубь улиц, позади этой баррикады-прародительницы. До
статочно было увидеть ее издали, чтобы почувствовать мучительные страд
ания городских окраин, достигшие того предела, когда отчаянье превращае
тся в катастрофу. Из чего была построена баррикада? Как говорили одни, из р
азвалин трех шестиэтажных домов, нарочно для этого разрушенных. По слова
м других, ее сотворило чудо народного гнева. Эти развалины наводили унын
ие, как все порожденное ненавистью. Можно было спросить: кто это построил?
Можно было спросить также: кто это разрушил? То было создано вдохновенны
м порывом клокочущей ярости. Стой! вот дверь! вот решетка! вот навес! вот ра
ма! сломанная жаровня! треснувший горшок! Давай все, швыряй все! Толкай, та
щи, выворачивай, выламывай, сшибай, разрушай все! В одну кучу дружно валили
булыжники, щебень, бревна, железные брусья, тряпье, битое стекло, ободранн
ые стулья, капустные кочерыжки, лохмотья, мусор, проклятья. Это было велич
ественно и ничтожно. Пародия на первозданный хаос, созданная в спешке и с
уматохе. Громады и атомы вперемешку; кусок стены рядом с дырявой миской
Ч грозное братство всевозможных обломков; Сизиф бросил сюда свою камен
ную глыбу, а Иов Ч свою черепицу. Все в целом внушало ужас. Это был Акропол
ь голытьбы. По всему скату торчали опрокинутые тележки; огромная повозка
, перевернутая колесами вверх, казалась шрамом на этом мятежном лике; рас
пряженный омнибус, который со смехом втащили на руках на самую верхушку,
как будто строители варварского сооружения хотели соединить трагическ
ое с забавным, вытягивал свое дышло навстречу неведомым небесным коням.
Эта гигантская насыпь, намытая волнами мятежа, вызывала в памяти нагромо
ждение Оссы на Пелион во всех революциях: 93-й год на 89-й, 9 термидора на 10 авгу
ста, 18 брюмера на 21 января, вандемьер на прериаль, 1848-й год на 1830-й. Площадь того
стоила, и баррикада имела право возникнуть на том самом месте, где исчезл
а Бастилия. Если бы океан строил плотины, он воздвиг бы именно такую. Ярост
ь прилива наложила печать на эту бесформенную запруду. Какого прилива? Т
олпы. Казалось, вы видите окаменелый вопль. Казалось, вы слышите, как жужжа
т над баррикадой, словно над ульем, огромные невиданные пчелы бурного пр
огресса. Не то непроходимая чаща. Не то пьяная оргия. Не то крепость. Чудил
ось, будто безумие создало это взмахом крыла. Было что-то омерзительное в
этом укреплении и нечто олимпийское в этом хаосе. Там и сям в невероятном
сумбуре торчали стропила крыш, оклеенные обоями углы мансард, оконные ра
мы с целыми стеклами, стоящие среди щебня в ожидании пушечного выстрела,
сорванные с кровель трубы, шкафы, столы, скамейки, в бессмысленном, вопиющ
ем беспорядке, всевозможный убогий скарб, отвергнутый даже нищим и носящ
ий отпечаток ярости и разрушения. Можно было бы сказать, что это лохмотья
народа: лохмотья из дерева, из железа, меди, камня, и что предместье Сент-Ан
туан вышвырнуло все это за дверь могучим взмахом метлы, создав баррикаду
из своей нищеты. Обрубки, напоминавшие плаху, разорванные цепи, брусья с п
ерекладиной в виде виселиц, колеса, валяющиеся среди щебня, населяли это
жилище анархии мрачными видениями всех древних пыток, каким некогда под
вергался народ. Сент-Антуанская баррикада обращала в оружие все; все, чем
гражданская война может запустить в голову обществу, вылетало оттуда; то
было не сражение, а припадок бешенства. Карабины, которые защищали этот р
едут, и несколько мушкетонов палили осколками, костяшками, пуговицами, д
аже колесиками из-под ночных столиков Ч весьма опасными снарядами, так
как они были из меди. Баррикада бесновалась. Она оглашала небо неистовым
и воплями; время от времени, как бы дразня осаждавших, она покрывалась буш
ующей толпой, морем горячих голов; она вся кишела людьми, щетинилась колю
чим гребнем ружей, сабель, палок, топоров, пик и штыков; огромное красное з
намя плескалось по ветру. С баррикады доносились команда, боевые песни, д
робь барабанов, женский плач и хриплый смех умиравших с голоду. Она была ч
удовищна и полна жизни, она вспыхивала искрами, как спина электрического
ската. Дух революции клубился облаком над этой вершиной, откуда гремел г
лас народа, подобный гласу божию; от этой гигантской груды мусора исходи
ло странное величие. То была куча отбросов, и то был Синай.
Как мы говорили выше, баррикада сражалась во имя Революции. С кем? С самой
Революцией. Эта баррикада, порождение беспорядка, смятения, случайности
, недоразумения, неведения, восстала против Учредительного собрания, вер
ховной власти народа, всеобщего избирательного права, против нации, прот
ив Республики Карманьола вызвала на бой Марсельезу.
Вызов безрассудный, но героический, ибо этот старый пригород сам был гер
оем.
Предместье и его редут защищали друг друга. Предместье опиралось на реду
т, редут прислонялся к предместью. Громадная баррикада высилась, как ска
ла, о которую разбивалась стратегия генералов, прославленных в африканс
ких походах. Все ее впадины, наросты, шишки, горбы казались в клубах дыма е
е гримасами, озорной усмешкой. Картечь застревала в ее бесформенной масс
е, снаряды вязли, поглощались, исчезали, ядра только дырявили дыры; какой с
мысл бомбардировать хаос? И войска, привыкшие к самым страшным картинам
войны, с тревогой глядели на этот редут-чудовище, щетинистый, как вепрь, и
огромный, как гора.
Если бы кто отважился заглянуть в четверти мили оттуда за острый выступ,
образуемый витриной магазина Далемань, на углу улицы Тампль, выходившей
на бульвар близ Шато-д'О, то увидел бы вдалеке, по ту сторону канала, на верх
нем конце улицы, поднимающейся лесенкой по предместью Бельвиль, какую-т
о странную стену в два этажа высотой. Она соединяла прямой чертой дома пр
авой стороны с левой, как будто улица сама отвела назад свою самую высоку
ю стену, чтобы выставить надежный заслон. Это была стена из тесаного камн
я. Прямая, гладкая, холодная, крутая, она была выверена наугольником, вылож
ена по шнурку, проверена по отвесу. Разумеется, ее не цементировали, но, ка
к в иных римских стенах, это не нарушало строгой ее архитектуры. По высоте
можно было догадаться о ее прочности. Карниз был математически точно пар
аллелен основанию. На серой поверхности, через известные промежутки, вид
нелись едва заметные отверстия бойниц, подобные черным линиям. Бойницы б
ыли расположены на равных расстояниях друг от друга. Улица была пустынна
; все окна и двери заперты, а в глубине возвышалась застава Ч неподвижная
и безмолвная стена, превращавшая улицу в тупик. На стене никого не было ви
дно, ничего не было слышно: ни крика, ни шума, ни дыхания. Она казалась гробн
ицей.
Ослепительное июньское солнце заливало светом это грозное сооружение.
То была баррикада предместья Тампль.
Подойдя и увидев ее, даже самые смелые призадумывались, пораженные загад
очным видением. Все здесь было строго, прямолинейно, тщательно прилажено
, плотно пригнано, симметрично и зловеще. Здесь наука сочеталась с магией.
Казалось, создателем такой баррикады мог быть геометр или призрак. Глядя
на нее, невольно понижали голос.
Время от времени, лишь только солдат, офицер или представитель власти ре
шался пересечь пустынную улицу, раздавался тонкий свистящий звук, и прох
ожий падал раненный или убитый. Если же ему удавалось перебежать, пуля во
нзалась в закрытую ставню, застревала между кирпичами или в стенной штук
атурке. А иногда вылетала и картечь. Бойцы баррикады соорудили из двух об
ломков чугунных газовых труб, заткнутых с одного конца паклей и глиной, д
ве небольшие пушки. Пороха не тратили зря: почти каждый выстрел попадал в
цель. Здесь и там валялись трупы, лужи крови стояли на мостовой. Мне запомн
ился белый мотылек, порхавший посреди улицы. Лето остается летом.
Все подворотни окрестных домов были забиты ранеными.
Каждый чувствовал себя под прицелом невидимого врага и понимал, что улиц
а пристреляна во всю длину.
Солдаты, построенные для атаки у Тампльской заставы, за горбатым мостом
канала, хмуро и сосредоточенно разглядывали этот мрачный редут, неподви
жный, бесстрастный, рассылающий смерть. Некоторые добирались ползком до
середины выгнутого дугой моста, стараясь не выставлять кивера.
Бравый полковник Монтейнар любовался баррикадой не без внутреннего тр
епета.
Ч А как построено! Ч сказал он, обращаясь к одному из депутатов. Ч Ни од
ин камень не выдается. Точно из фарфора!
В этот миг пуля пробила орден на его груди, и он упал.
Ч Трусы! Ч кричали солдаты. Ч Да покажитесь же! Дайте на вас посмотреть
! Они не смеют! Они прячутся!
Баррикада предместья Тампль, которую защищали восемьдесят человек про
тив десяти тысяч, продержались три дня. На четвертый, как в битве при Зааче
и при Константине, атакующие ворвались в дома, прошли по крышам, и баррика
да была взята. Ни один из восьмидесяти «трусов» и не подумал бежать, все бы
ли убиты, кроме начальника Бартелеми, о котором мы скажем позже.
Баррикада Сент-Антуан поражала раскатами громов, баррикада Тампль Ч мо
лчанием. Между двумя редутами была та же разница, как между страшным и зло
вещим. Одна казалась мордой зверя, другая Ч маской.
Если в грандиозном и мрачном июньском восстании сочетались гнев и загад
ка, то за первой баррикадой чудился дракон, за второй Ч сфинкс.
Две эти крепости были созданы двумя людьми. по имени Курне и Бартелеми. Ку
рне воздвиг баррикаду Сент-Антуан, Бертелеми Ч баррикаду Тампль. Кажда
я отражала черты того, кто ее построил.
Курне был человек высокого роста, широкоплечий, полнокровный, с могучими
кулаками, смелым сердцем, чистой душой, с открытым и грозным взглядом. Отв
ажный, решительный, вспыльчивый, буйный, он был самым добродушным из люде
й и самым опасным из бойцов. Война, борьба, схватка были его родной стихией
и радовали его. Он служил когда-то офицером флота; по его движениям и голо
су можно было угадать, что он сын океана, порождение бури; он врывался в би
тву, как ураган. У Курне было нечто общее с Дантоном, кроме гениальности, к
ак у Дантона было нечто общее с Геркулесом, кроме божественного происхож
дения.
Худенький, невзрачный, бледный, молчаливый Бартелеми напоминал гамена, н
о с трагической судьбой; получив как-то пощечину от полицейского, он его в
ыследил, подстерег, убил и, семнадцати лет от роду, был сослан на каторгу. В
ыйдя оттуда, он построил баррикаду.
Волею рока, в Лондоне, где позже оба они жили в изгнании, Бартелеми убил Ку
рне. Злосчастная дуэль! Некоторое время спустя, впутанный в одну из тех за
гадочных историй, где замешана страсть, в одну из тех катастроф, где франц
узское правосудие видит смягчающие обстоятельства, а английское право
судие Ч только убийство, Бартелеми был повешен. Наш общественный строй
так мрачен, что этот несчастный, который несомненно был одарен незаурядн
ым, а может быть, и выдающимся умом, в силу материальных лишений и низкого
морального уровня, начал каторгой во Франции и кончил виселицей в Англии
. Во всех случаях Бартелеми водружал одно только знамя Ч черное.
Глава вторая.
Что делать в бездне, если не беседовать?
Шестнадцать лет Ч немалый срок для тайной подготовки к восстанию, и июн
ь 1848 года научился многому в сравнении с июнем 1832 года. Поэтому баррикада на
улице Шанврери была только наброском, только зародышем по сравнению с дв
умя гигантскими баррикадами, описанными выше; но для своего времени она
была страшна.
Под наблюдением Анжольраса повстанцы работали всю ночь. Мариус ни в чем
не принимал участия. Баррикада не только была восстановлена, но и достро
ена.
1 2 3 4 5 6
54
Виктор Гюго: «Отверженны
е. Том III»
Виктор Гюго
Отверженные. Том III
«Виктор Гюго. Собрание сочинений в 10-и том
ах»: Правда; Москва; 1972
Аннотация
Ореолом романтизма овеяны все
произведения великого французского поэта, романиста и драматурга Викт
ора Мари Гюго (1802Ч 1885). Идея животворной любви, милосердия, торжества добра н
ад злом Ч вот стержень его романа «Отверженные». Среди «отверженных» и
Жан Вальжан, осужденный на 20 лет каторги за то, что украл хлеб для своей гол
одающей семьи, и маленькая замарашка Козетта, превратившаяся в очароват
ельную девушку, и дитя парижских улиц Гаврош...
Виктор Гюго
ОТВЕРЖЕННЫЕ
Том III
ЧАСТЬ V
«ЖАН ВАЛЬЖАН»
Книга первая
Война в четырех стенах
Глава первая.
Харибда предместья Сент-Антуан и Сцилла предместья Тампль
Две наиболее замечательные баррикады, которые может отметить исследов
атель социальных бурь, не принадлежат к тому времени, когда происходят с
обытия этой книги. Обе эти баррикады, бывшие каждая в своем роде символом
грозной эпохи, выросли из земли во время рокового июньского восстания 1848
года Ч величайшей из всех уличных войн, какие только видела история.
Случается иногда, что чернь, великая бунтовщица, восстает даже против вы
соких принципов, против свободы, равенства и братства, против избиратель
ного права, против верховной власти народа, восстает из бездны своего от
чаяния, своих бедствий, разочарований, тревог, лишений, смрада, невежеств
а, темноты; случается, что толпа объявляет войну народу.
Оборванцы нападают на общественное право, охлократия ополчается проти
в демоса.
Это мрачные дни, ибо даже в таком безумии всегда есть известная доля спра
ведливости, такая дуэль похожа на самоубийство, а слова якобы оскорбител
ьные Ч оборванцы, чернь, охлократия, простонародье Ч доказывают, увы, ск
орее вину тех, кто господствует, чем тех, кто страдает: скорее вину привиле
гированных, чем вину обездоленных.
Что до меня, я произношу эти слова с болью и уважением, ибо если философия
углубится в события, которым эти слова соответствуют, она нередко найдет
там великое наряду с ничтожным. В Афинах была охлократия, гезы создали Го
лландию, плебеи много раз спасали Рим, а чернь следовала за Иисусом.
Кто из мыслителей порою не задумывался над величием социального дна!
Именно об этой черни, о всех этих бедняках, бродягах, отверженных, из котор
ых вышли апостолы и мученики, думал, вероятно, блаженный Иероним, когда пр
оизнес свое загадочное изречение: Fex urbis, lex orbis
Скверна Рима Ч закон мира (лат.)
Возмущение толпы, страдающей и обливающейся кровью, ее бессмысленный бу
нт против жизненно необходимых для нее же принципов, ее беззакония ведут
к государственному перевороту и должны быть подавлены. Честный человек
идет на это и, именно из любви к толпе, вступает с ней в борьбу. Но как он соч
увствует ей, хотя и выступает против! Как уважает ее, хотя и дает ей отпор! Э
то один из редких случаев, когда, поступая справедливо, мы испытываем сму
щение и словно не решаемся довести дело до конца; мы упорствуем Ч это нео
бходимо, но удовлетворенная совесть печальна; мы выполняем свой долг, а с
ердце щемит в груди.
Поспешим оговориться, Ч июнь 1848 года был событием исключительным, почти
не поддающимся классификации в философии истории. Все слова, сказанные в
ыше, надо взять обратно, когда речь идет об этом неслыханном мятеже, в кото
ром сказалась священная ярость тружеников, взывающих о своих правах. При
шлось подавить мятеж, того требовал долг, так как мятеж угрожал Республи
ке. Но что же в сущности представлял собою июнь 1848 года? Восстание народа пр
отив самого себя.
То, что относится к основному сюжету, нельзя считать отступлением; поэто
му да будет нам дозволено ненадолго остановить внимание читателя на дву
х единственных в своем роде баррикадах, только что упомянутых нами и осо
бенно характерных для восстания.
Одна заграждала заставу предместья Сент-Антуан, другая защищала подсту
пы к предместью Тампль; те, кому довелось увидеть эти выросшие под ясным г
олубым июньским небом грозные творения гражданской войны, никогда их не
забудут.
Сент-Антуанская баррикада была чудовищных размеров Ч высотой с трехэт
ажный дом и шириной в семьсот футов. Она загораживала от угла до угла широ
кое устье предместья, то есть сразу три улицы; изрытая, иссеченная, зубчат
ая, изрубленная, с громадным проломом, как бы образующим бойницу, подпира
емая грудами камней, превращенными в бастионы, там и сям выдаваясь впере
д неровными выступами, надежно прикрывая свой тыл двумя высокими мысами
домов предместья, она вздымалась, как гигантская плотина, в глубине гроз
ной площади, некогда видевшей 14 июля. Девятнадцать баррикад громоздилис
ь уступами, уходя в глубь улиц, позади этой баррикады-прародительницы. До
статочно было увидеть ее издали, чтобы почувствовать мучительные страд
ания городских окраин, достигшие того предела, когда отчаянье превращае
тся в катастрофу. Из чего была построена баррикада? Как говорили одни, из р
азвалин трех шестиэтажных домов, нарочно для этого разрушенных. По слова
м других, ее сотворило чудо народного гнева. Эти развалины наводили унын
ие, как все порожденное ненавистью. Можно было спросить: кто это построил?
Можно было спросить также: кто это разрушил? То было создано вдохновенны
м порывом клокочущей ярости. Стой! вот дверь! вот решетка! вот навес! вот ра
ма! сломанная жаровня! треснувший горшок! Давай все, швыряй все! Толкай, та
щи, выворачивай, выламывай, сшибай, разрушай все! В одну кучу дружно валили
булыжники, щебень, бревна, железные брусья, тряпье, битое стекло, ободранн
ые стулья, капустные кочерыжки, лохмотья, мусор, проклятья. Это было велич
ественно и ничтожно. Пародия на первозданный хаос, созданная в спешке и с
уматохе. Громады и атомы вперемешку; кусок стены рядом с дырявой миской
Ч грозное братство всевозможных обломков; Сизиф бросил сюда свою камен
ную глыбу, а Иов Ч свою черепицу. Все в целом внушало ужас. Это был Акропол
ь голытьбы. По всему скату торчали опрокинутые тележки; огромная повозка
, перевернутая колесами вверх, казалась шрамом на этом мятежном лике; рас
пряженный омнибус, который со смехом втащили на руках на самую верхушку,
как будто строители варварского сооружения хотели соединить трагическ
ое с забавным, вытягивал свое дышло навстречу неведомым небесным коням.
Эта гигантская насыпь, намытая волнами мятежа, вызывала в памяти нагромо
ждение Оссы на Пелион во всех революциях: 93-й год на 89-й, 9 термидора на 10 авгу
ста, 18 брюмера на 21 января, вандемьер на прериаль, 1848-й год на 1830-й. Площадь того
стоила, и баррикада имела право возникнуть на том самом месте, где исчезл
а Бастилия. Если бы океан строил плотины, он воздвиг бы именно такую. Ярост
ь прилива наложила печать на эту бесформенную запруду. Какого прилива? Т
олпы. Казалось, вы видите окаменелый вопль. Казалось, вы слышите, как жужжа
т над баррикадой, словно над ульем, огромные невиданные пчелы бурного пр
огресса. Не то непроходимая чаща. Не то пьяная оргия. Не то крепость. Чудил
ось, будто безумие создало это взмахом крыла. Было что-то омерзительное в
этом укреплении и нечто олимпийское в этом хаосе. Там и сям в невероятном
сумбуре торчали стропила крыш, оклеенные обоями углы мансард, оконные ра
мы с целыми стеклами, стоящие среди щебня в ожидании пушечного выстрела,
сорванные с кровель трубы, шкафы, столы, скамейки, в бессмысленном, вопиющ
ем беспорядке, всевозможный убогий скарб, отвергнутый даже нищим и носящ
ий отпечаток ярости и разрушения. Можно было бы сказать, что это лохмотья
народа: лохмотья из дерева, из железа, меди, камня, и что предместье Сент-Ан
туан вышвырнуло все это за дверь могучим взмахом метлы, создав баррикаду
из своей нищеты. Обрубки, напоминавшие плаху, разорванные цепи, брусья с п
ерекладиной в виде виселиц, колеса, валяющиеся среди щебня, населяли это
жилище анархии мрачными видениями всех древних пыток, каким некогда под
вергался народ. Сент-Антуанская баррикада обращала в оружие все; все, чем
гражданская война может запустить в голову обществу, вылетало оттуда; то
было не сражение, а припадок бешенства. Карабины, которые защищали этот р
едут, и несколько мушкетонов палили осколками, костяшками, пуговицами, д
аже колесиками из-под ночных столиков Ч весьма опасными снарядами, так
как они были из меди. Баррикада бесновалась. Она оглашала небо неистовым
и воплями; время от времени, как бы дразня осаждавших, она покрывалась буш
ующей толпой, морем горячих голов; она вся кишела людьми, щетинилась колю
чим гребнем ружей, сабель, палок, топоров, пик и штыков; огромное красное з
намя плескалось по ветру. С баррикады доносились команда, боевые песни, д
робь барабанов, женский плач и хриплый смех умиравших с голоду. Она была ч
удовищна и полна жизни, она вспыхивала искрами, как спина электрического
ската. Дух революции клубился облаком над этой вершиной, откуда гремел г
лас народа, подобный гласу божию; от этой гигантской груды мусора исходи
ло странное величие. То была куча отбросов, и то был Синай.
Как мы говорили выше, баррикада сражалась во имя Революции. С кем? С самой
Революцией. Эта баррикада, порождение беспорядка, смятения, случайности
, недоразумения, неведения, восстала против Учредительного собрания, вер
ховной власти народа, всеобщего избирательного права, против нации, прот
ив Республики Карманьола вызвала на бой Марсельезу.
Вызов безрассудный, но героический, ибо этот старый пригород сам был гер
оем.
Предместье и его редут защищали друг друга. Предместье опиралось на реду
т, редут прислонялся к предместью. Громадная баррикада высилась, как ска
ла, о которую разбивалась стратегия генералов, прославленных в африканс
ких походах. Все ее впадины, наросты, шишки, горбы казались в клубах дыма е
е гримасами, озорной усмешкой. Картечь застревала в ее бесформенной масс
е, снаряды вязли, поглощались, исчезали, ядра только дырявили дыры; какой с
мысл бомбардировать хаос? И войска, привыкшие к самым страшным картинам
войны, с тревогой глядели на этот редут-чудовище, щетинистый, как вепрь, и
огромный, как гора.
Если бы кто отважился заглянуть в четверти мили оттуда за острый выступ,
образуемый витриной магазина Далемань, на углу улицы Тампль, выходившей
на бульвар близ Шато-д'О, то увидел бы вдалеке, по ту сторону канала, на верх
нем конце улицы, поднимающейся лесенкой по предместью Бельвиль, какую-т
о странную стену в два этажа высотой. Она соединяла прямой чертой дома пр
авой стороны с левой, как будто улица сама отвела назад свою самую высоку
ю стену, чтобы выставить надежный заслон. Это была стена из тесаного камн
я. Прямая, гладкая, холодная, крутая, она была выверена наугольником, вылож
ена по шнурку, проверена по отвесу. Разумеется, ее не цементировали, но, ка
к в иных римских стенах, это не нарушало строгой ее архитектуры. По высоте
можно было догадаться о ее прочности. Карниз был математически точно пар
аллелен основанию. На серой поверхности, через известные промежутки, вид
нелись едва заметные отверстия бойниц, подобные черным линиям. Бойницы б
ыли расположены на равных расстояниях друг от друга. Улица была пустынна
; все окна и двери заперты, а в глубине возвышалась застава Ч неподвижная
и безмолвная стена, превращавшая улицу в тупик. На стене никого не было ви
дно, ничего не было слышно: ни крика, ни шума, ни дыхания. Она казалась гробн
ицей.
Ослепительное июньское солнце заливало светом это грозное сооружение.
То была баррикада предместья Тампль.
Подойдя и увидев ее, даже самые смелые призадумывались, пораженные загад
очным видением. Все здесь было строго, прямолинейно, тщательно прилажено
, плотно пригнано, симметрично и зловеще. Здесь наука сочеталась с магией.
Казалось, создателем такой баррикады мог быть геометр или призрак. Глядя
на нее, невольно понижали голос.
Время от времени, лишь только солдат, офицер или представитель власти ре
шался пересечь пустынную улицу, раздавался тонкий свистящий звук, и прох
ожий падал раненный или убитый. Если же ему удавалось перебежать, пуля во
нзалась в закрытую ставню, застревала между кирпичами или в стенной штук
атурке. А иногда вылетала и картечь. Бойцы баррикады соорудили из двух об
ломков чугунных газовых труб, заткнутых с одного конца паклей и глиной, д
ве небольшие пушки. Пороха не тратили зря: почти каждый выстрел попадал в
цель. Здесь и там валялись трупы, лужи крови стояли на мостовой. Мне запомн
ился белый мотылек, порхавший посреди улицы. Лето остается летом.
Все подворотни окрестных домов были забиты ранеными.
Каждый чувствовал себя под прицелом невидимого врага и понимал, что улиц
а пристреляна во всю длину.
Солдаты, построенные для атаки у Тампльской заставы, за горбатым мостом
канала, хмуро и сосредоточенно разглядывали этот мрачный редут, неподви
жный, бесстрастный, рассылающий смерть. Некоторые добирались ползком до
середины выгнутого дугой моста, стараясь не выставлять кивера.
Бравый полковник Монтейнар любовался баррикадой не без внутреннего тр
епета.
Ч А как построено! Ч сказал он, обращаясь к одному из депутатов. Ч Ни од
ин камень не выдается. Точно из фарфора!
В этот миг пуля пробила орден на его груди, и он упал.
Ч Трусы! Ч кричали солдаты. Ч Да покажитесь же! Дайте на вас посмотреть
! Они не смеют! Они прячутся!
Баррикада предместья Тампль, которую защищали восемьдесят человек про
тив десяти тысяч, продержались три дня. На четвертый, как в битве при Зааче
и при Константине, атакующие ворвались в дома, прошли по крышам, и баррика
да была взята. Ни один из восьмидесяти «трусов» и не подумал бежать, все бы
ли убиты, кроме начальника Бартелеми, о котором мы скажем позже.
Баррикада Сент-Антуан поражала раскатами громов, баррикада Тампль Ч мо
лчанием. Между двумя редутами была та же разница, как между страшным и зло
вещим. Одна казалась мордой зверя, другая Ч маской.
Если в грандиозном и мрачном июньском восстании сочетались гнев и загад
ка, то за первой баррикадой чудился дракон, за второй Ч сфинкс.
Две эти крепости были созданы двумя людьми. по имени Курне и Бартелеми. Ку
рне воздвиг баррикаду Сент-Антуан, Бертелеми Ч баррикаду Тампль. Кажда
я отражала черты того, кто ее построил.
Курне был человек высокого роста, широкоплечий, полнокровный, с могучими
кулаками, смелым сердцем, чистой душой, с открытым и грозным взглядом. Отв
ажный, решительный, вспыльчивый, буйный, он был самым добродушным из люде
й и самым опасным из бойцов. Война, борьба, схватка были его родной стихией
и радовали его. Он служил когда-то офицером флота; по его движениям и голо
су можно было угадать, что он сын океана, порождение бури; он врывался в би
тву, как ураган. У Курне было нечто общее с Дантоном, кроме гениальности, к
ак у Дантона было нечто общее с Геркулесом, кроме божественного происхож
дения.
Худенький, невзрачный, бледный, молчаливый Бартелеми напоминал гамена, н
о с трагической судьбой; получив как-то пощечину от полицейского, он его в
ыследил, подстерег, убил и, семнадцати лет от роду, был сослан на каторгу. В
ыйдя оттуда, он построил баррикаду.
Волею рока, в Лондоне, где позже оба они жили в изгнании, Бартелеми убил Ку
рне. Злосчастная дуэль! Некоторое время спустя, впутанный в одну из тех за
гадочных историй, где замешана страсть, в одну из тех катастроф, где франц
узское правосудие видит смягчающие обстоятельства, а английское право
судие Ч только убийство, Бартелеми был повешен. Наш общественный строй
так мрачен, что этот несчастный, который несомненно был одарен незаурядн
ым, а может быть, и выдающимся умом, в силу материальных лишений и низкого
морального уровня, начал каторгой во Франции и кончил виселицей в Англии
. Во всех случаях Бартелеми водружал одно только знамя Ч черное.
Глава вторая.
Что делать в бездне, если не беседовать?
Шестнадцать лет Ч немалый срок для тайной подготовки к восстанию, и июн
ь 1848 года научился многому в сравнении с июнем 1832 года. Поэтому баррикада на
улице Шанврери была только наброском, только зародышем по сравнению с дв
умя гигантскими баррикадами, описанными выше; но для своего времени она
была страшна.
Под наблюдением Анжольраса повстанцы работали всю ночь. Мариус ни в чем
не принимал участия. Баррикада не только была восстановлена, но и достро
ена.
1 2 3 4 5 6