– Я слушаю, – произнес я, немало обескураженный.
– Здравствуйте, Александр Петрович, – услышал я вскоре голос государя. – Рад вас приветствовать.
– Здравия желаю, ваше величество.
– Как здоровье? Как дела?
– Благодарю вас, ваше величество. Все превосходно.
– Я вот, князь, звоню, чтобы справиться, не намерены ли вы сегодня прибыть на прием в Царское, – светским тоном осведомился государь.
От изумления я чуть не потерял дар речи. Личный звонок императора подданному империи, даже такому, как князь Юсупов, – вещь вообще неординарная, а уж с таким вопросом...
– Вообще-то, я не планировал, – пробормотал я. – Много дел, знаете ли.
– Вы совершенно напрасно сторонитесь общества, – августейший голос был серьезен. – При дворе вас даже называют затворником.
– Уж таков я есть, государь.
– И все же сегодня я бы просил прибыть вас на прием, – в тоне императора зазвучали нотки приказа, – мне совершенно необходимо с вами поговорить. Я могу на это рассчитывать?
– Разумеется, – сказал я.
– Тогда всего доброго и до встречи, – государь повесил трубку.
Я немедленно вызвал секретаря.
– Анатолий, – сказал я ему, – сегодня к восьми вечера мне надо быть на приеме в Царском Селе. Распорядись, чтобы приготовили фрак, и позвони в гараж. Поеду на «Руссобалте». За рулем пусть будет Федор.
– Хорошо, ваша светлость. С вашего позволения, хотел бы напомнить, что совет директоров Николаевских верфей ждет вашего решения о продаже предприятия.
– Продавать Николаевские верфи не будем. Передайте им мое поручение подготовить бизнес-план развития предприятия. Я думаю, что буду готов вложить в них до трех миллиардов рублей и привлечь кредитную линию Имперского Сберегательного банка.
Глава 2
ПРИЕМ
Прием был самым обычным. Его организовали в честь визита наследницы датского престола принцессы Биатрикс, прибывшей в Петербург, кажется, на конференцию по экологии Балтийского моря. Император появился в самом начале, произнес несколько дежурных фраз о российско-датской дружбе и удалился со своей высокой гостьей, предоставив остальным приглашенным танцевать и осаждать праздничный стол.
Больше двух часов я слонялся по залам Екатерининского дворца, то и дело останавливаясь, чтобы с кем-нибудь поболтать. Изредка поглядывая на часы, я прикидывал, сколько времени мне еще вот так надлежит без толку болтаться среди великолепных интерьеров восемнадцатого века и выслушивать светские сплетни. Наконец передо мной предстал гигантского роста поручик лейб-гвардии, облаченный в парадную форму, и, церемонно отдав честь, произнес:
– Вас ожидает его императорское величество.
Я кивнул и последовал за гвардейцем.
Кабинет государя был оформлен в полном соответствии со вкусами восемнадцатого века. Я сел в кресло времен Людовика Шестнадцатого, мельком подумав, что, может, когда-то в нем сиживал Григорий Потемкин, Александр Первый, а то и вовсе сама Екатерина Великая, и принялся рассматривать изящную позолоту и картины, украшавшие комнату. Через пару минут двери, ведущие в личные покои государя, распахнулись, и в кабинет вошел государь. Его величеству было уже под шестьдесят. Высокий и грузный, осанистый и моложавый, он напоминал Александра Третьего. На нем был мундир полковника Семеновского полка, чрезвычайно шедший к его фигуре. Я встал и поклонился.
– Рад вас видеть у себя, князь, – произнес государь, протягивая мне руку.
– Ваше приглашение – большая честь для меня, – ответил я на рукопожатие.
Император жестом пригласил меня садиться и сам опустился в соседнее кресло, закинув ногу на ногу.
– Как вам сегодняшний прием? – осведомился он.
– Великолепен, как всегда.
– В вашей фразе, как я понимаю, ключевыми являются слова: «как всегда», – усмехнулся император.
Я сдержанно улыбнулся.
– Простите, государь, я не любитель светской жизни.
– Это свойственно философам.
– Вы мне льстите.
– Нисколько. Все, кто имел удовольствие общаться с вами достаточно близко, характеризуют вас как человека с философским складом ума, весьма глубокомысленного и проницательного.
– Не смею опровергать мнение света, – ответил я, усиленно соображая, куда клонит император.
– Вы в последнее время слишком редко бываете при дворе, и я, увы, не могу сказать, что хорошо знаком с вашими воззрениями, – сокрушенно покачал головой император. – Впрочем, когда вы вернулись из Поднебесной, как я помню, вы высказали несколько дельных соображений относительно политики империи на Дальнем Востоке и в Северной Америке. Не многие знают, какое влияние они оказали на дальнейшие события и насколько были полезны для нас.
– Я всегда к услугам вашего величества. Как только вам снова будут необходима моя помощь...
– Уже необходима, – неожиданно прервал меня император. – А именно, ваше знание Востока. В данном случае восточной философии и религии.
– К вашим услугам, – повторил я. Ситуация, кажется, начала проясняться.
– Скажите, что вы знаете о так называемом учении «Небесного предела»? – осведомился государь.
– Чрезвычайно мало, – развел я руками. – Читал, не то в «Коммерсанте», не то на одной из страниц Интернета. Кажется, это учение некоего китайца, переехавшего в Калифорнию и объявившего себя пророком. Писали, будто он создал не то философскую школу, не то религию, тут же обросшую большим количеством последователей. Вот, собственно, и все.
– Но, возможно, даже по этим обрывочным сообщениям вы сумели составить определенное мнение?
– Да как сказать... Судя по всему, это смесь буддизма и даосизма с доброй примесью восточной мистики.
– Вам не показалось, что речь идет о новой тоталитарной секте?
– Вряд ли, государь. Отсутствуют основные признаки: безоговорочное подчинение лидеру и предсказание скорого конца света. Впрочем, однозначно отвергать такое предположение я бы не стал.
– А сам этот новоявленный пророк, кто он? Жулик, помешанный... или святой?
– Боюсь, что не готов ответить, ваше величество. Но, может быть, я попытался бы сделать предположение, если бы знал подробности, известные вашему величеству.
– В Северной Америке учение «Небесного предела» имеет уже более полутора миллионов последователей, в Китае – более тридцати миллионов, во Франции – сто семьдесят тысяч. Это только люди, вступившие в секту официально. А сколько сочувствующих? В границах Евразийского союза «школы небесного сознания» – так они это называют – растут как грибы. Одна такая есть уже и в Петербурге. Их влияние ширится.
– Вот как? – удивился я. – Должен признаться, в последнее время я следил только за новостями, связанными с деловой жизнью. Влияние новейших философов на современность мне казалось преувеличенным.
– И совершенно напрасно. Познакомьтесь с его учением поближе, – не то попросил, не то приказал государь. – Виктор Гюго сказал: «Можно сопротивляться вторжению армий, но вторжению идей сопротивляться невозможно». На Земле нет сейчас такой силы, которая могла бы бросить вызов военной мощи Российской империи, однако армии не в состоянии сопротивляться вторжению идеологий. Мы с вами знаем, к чему привела эту страну восемьдесят восемь лет назад коммунистическая доктрина. Революция семнадцатого года стала следствием не плохой работы полиции и не просчетов армии, а закоснелости империи, ее привязанности к устаревшим догмам. Николай Второй так и не понял, что с идеологией должна бороться идеология, а не жандармерия и казаки. За это он и получил свою пулю в Екатеринбурге. Когда я восходил на престол, то поклялся, что не допущу повторения ошибок прошлого. Мои возможности вмешиваться в политическую жизнь страны ограничены конституцией, но обязанности заботиться о процветании империи с меня никто не снимал. Впрочем, мировое положение обязывает нас думать и о спокойствии и процветании всего мира. После развала США мы – единственная сверхдержава и оплот стабильности. Кризис у нас будет означать общемировой кризис. И если я увижу, что где-то на земле снова зреет идеология, грозящая ввергнуть Россию и мир в пучину бед, я сделаю все, чтобы воспрепятствовать ее распространению.
– А вы уверены, ваше величество, что здесь мы имеем дело именно с опасной деструктивной идеологией?
– Нет, – покачал головой император. – Является учение «Небесного предела» опасным и деструктивным или это просто новое философское течение, я хочу узнать от вас. Но я не могу оставить без внимания столь стремительно набирающую популярность философию.
– Хорошо, ваше величество, я выясню это.
– Благодарю. Я попрошу директора Имперского Комитета Государственной Безопасности навестить вас завтра же и предоставить вам всю необходимую информацию.
– Умоляю, не надо. Пусть ко мне приедет тот сотрудник аналитического управления, который занимался этим делом.
– Почему? – император был заметно удивлен. – Ведь генерал Шебаршин весьма информированная личность.
– Безусловно, но все же он администратор и глава спецслужбы, а значит, так или иначе вовлечен в политику. Я хотел бы поговорить с экспертом, который рассматривал проблему, не заостряясь на вопросах внешней или внутренней политики.
– Хорошо, – согласился государь. – Не смею вас более задерживать.
– Благодарю вас, ваше величество, за аудиенцию. Всего доброго, – я встал из кресла.
– До свидания, князь.
Я поклонился и направился к выходу, но император окликнул меня:
– Князь, а все-таки, почему вы так легко согласились? Ведь вы чрезвычайно занятой человек. На вас одна из крупнейших в мире корпораций, на государственной службе вы не состоите. Зачем вам это?
– Меня попросил сам император. Это ли не причина?
– Для вас, полагаю, нет, – государь внимательно посмотрел мне в глаза. – Предыдущие мои просьбы, включая и предложение занять пост министра иностранных дел, вы неизменно отклоняли под разными предлогами.
– Но я неоднократно выполнял отдельные поручения, которые имели значение для империи и Евразийского союза. Сейчас, по просьбе господина Вольского, я участвую в переговорах с правителями германских государств по вопросам торговых отношений в Европе.
– Согласитесь, это непосредственно касается деятельности вашей корпорации.
– Пожалуй. Но в случае с сектой «Небесного предела» речь идет о безопасности моей страны. Как русский дворянин я обязан сделать все, что в моих силах.
– Хорошо, – император тепло улыбнулся, – я не ошибся в вас. – Неожиданно улыбка слетела с его лица. Император подошел ко мне поближе и заглянул в глаза. – В декабре тысяча девятьсот шестнадцатого года, накануне великой смуты, ваш дед, Феликс Юсупов, и мой дед, великий князь Дмитрий Павлович, убили человека, назвавшегося пророком и ведшего страну к катастрофе. Увы, они опоздали, и революцию в тот момент это уже остановить не могло. Мы с вами не должны опоздать.
Я молча поклонился и покинул кабинет.
Глава 3
ЗНАКОМСТВА
– Ваша светлость, – голос секретаря заставил меня оторваться от монитора ноутбука, – там, в приемной, вас ожидает полковник Мамин. Осмелюсь напомнить, что через четверть часа к вам на прием назначен Иван Хо.
– Ах, да, – я схватился за голову, – я и забыл про Хо. Когда он придет, проводи его в Мавританскую гостиную, предложи чай или кофе. Извинись от моего имени. А полковника зови.
– Слушаюсь, – Анатолий распахнул дверь кабинета и пропустил в него невысокого полноватого человека лет сорока пяти, в гражданском костюме и мягких кожаных туфлях. Под мышкой он держал папку.
– Здравия желаю, ваша светлость, – поприветствовал он меня.
– Здравствуйте полковник, садитесь, – указал я ему на стул. – Вот, второй день собираю материалы на этого вашего пророка.
– Какой он мой? – полковник скривился, но тут же опомнился и изобразил на лице. – Нашли ли что-нибудь интересное?
– Данных много, – сказал я, складывая ноутбук. – Кстати, менее всего информативен их сайт. Опубликованные речи самого «пророка» весьма безлики. Нейтральные какие-то. Ничего нового, хотя, вроде как, и спорить не с чем. Весьма известные и достаточно банальные истины. А вот статьи о секте очень показательны. Кажется, на всех произвело большое впечатление, когда он предсказал землетрясение в Турции. Забавно и то, что нет ни одной нейтральной публикации: «Небесный предел» либо яростно ругают, либо расхваливают на все лады. Я уже успел выяснить, что это и исчадье ада, чуждое духу православия, и тоталитарная секта, и школа аутотренинга и релаксации, и великое учение, объясняющее все события в этом мире. По фотографиям и видеороликам тоже ничего особенного не могу сказать. Обычный китаец средних лет. Похоже, не страдает никакими серьезными заболеваниями. Двигается плавно. Полагаю, серьезно занимался тайчи. Вот, собственно, и все. А что у вас есть для меня?
– Материалов море, ваша светлость, но, если после ознакомления с ними вы сможете сформировать окончательное мнение... я сниму перед вами шляпу.
– Что же, – улыбнулся я, – давайте начнем с биографии основателя.
– Извольте, – Мамин ловким движением извлек из папки листок бумаги. – Ди Гоюн. Родился четырнадцатого августа тысяча девятьсот пятьдесят третьего года в Нанкине, в семье мелкого торговца. Окончил среднюю школу и Пекинский университет по специальности «теоретическая физика».
– Ого, однокашники, – вставил я. – Только я учился на юридическом.
– С семьдесят восьмого года работал в одном из научно-исследовательских институтов, – продолжил полковник, – откуда уволился в восемьдесят шестом. В этом же году открыл свою школу ушу. Этим боевым искусством он начал заниматься в шестьдесят пятом году под руководством мастера Ма Ханьцина...
– Что?! – я чуть не вскочил от изумления. – Ма Ханьцин из Пекина?
– Так точно, – полковник внимательно посмотрел на меня. – Не знал, что вы занимались у Ма.
– Я не люблю об этом широко распространяться, – я несколько смутился, что выдал свои чувства постороннему. – В конце концов, я достаточно известный человек, и мне бы не хотелось, чтобы имя учителя трепали в связи с теми или иными моими поступками.
– Возможно, по тем же причинам об этом предпочитает молчать и Гоюн. С Ма он расстался в семьдесят восьмом году. В восемьдесят девятом объявил о создании философской школы «Небесного предела». Учение быстро набрало популярность. Надо отметить, что Гоюн очень удачно использовал средства массовой информации: оружие, которое в Поднебесной империи не привыкли применять для популяризации философских течений. Число его последователей за год достигло полумиллиона. Это вызывало беспокойство императорских властей.
– Что именно обеспокоило власти? Он критиковал государство?
– Никогда, – покачал головой полковник. – В то время его учение ограничивалось только вопросами духовного самосовершенствования, практиковал дыхательные упражнения и медитацию.
– Продолжайте, – кивнул я.
– В конце девяностого года Ди Гоюн, под давлением китайских властей, переезжает в Калифорнию.
– Простите, я читал, что он поехал туда сам, – уточнил я.
– Он уехал туда под страхом смерти на родине, – твердо сказал Мамин. – Министр внутренних дел пригласил его на обед и велел подать к столу пельмени. В Китае такие намеки понимают быстро.
Я удивленно вскинул бровь. О том, что в Китае пельменями потчуют в знак прощания и пожелания счастливого пути, я знал, но мне было неясно другое.
– Он был уже настолько влиятелен, что его удостоил аудиенции сам министр? – спросил я. – Странно, я совсем не помню каких-либо упоминаний об этой секте, а я ведь жил в Поднебесной как раз в то время.
– Для Китая численность его последователей на тот момент была небольшой. Недовольство императорского двора вызвало то, что адептами школы «Небесного предела» становилось все больше высших сановников и влиятельных бизнесменов. Полагаю, в том и заключалась проблема.
– Но даосская и буддийская философия, а тем более дыхательные оздоровительные системы традиционны для Китая. Что такого криминального нашли китайцы в школе «Небесного предела»?
– Я полагаю, что Гоюн постепенно начал вмешиваться в политические процессы и придворную жизнь, хотя прямых доказательств этого у меня нет. Вы знаете, как хорошо хранит свои тайны Запретный город. Впрочем, если моя версия верна, не удивительно, что его предпочли выслать.
– Резонно, продолжайте.
– В Калифорнии он создал так называемый «Институт гармонии». Занимался антистрессовыми программами, обучал медитации, читал лекции по восточной философии.
– Да уж, американцам в начале девяностых антистрессовая поддержка была очень нужна, – усмехнулся я. – Секты получали там большое распространение.
– Именно так, ваша светлость, – подтвердил Мамин. – Дело Гоюна оказалось настолько успешным, что, несмотря на страшный экономический кризис в Северной Америке, он сколотил приличное состояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34