"Как уснут, тогда и начну. Подойду к спящим, чтобы не успели вызвать охрану, разбужу, обязательно разбужу! И всажу в них всю обойму!"
Это была сладостная картина, он очень четко себе представил перекошенное ужасом лицо "мадам", а вот облик самого Балашова оставался плоским, без эмоций, как газетный лист.
О наступлении ночи Нумизмат узнал из донесшихся окриков "мадам", загоняющей свое чадо в постель. Затем супруги долго не спали, переговаривались. Слов он не различал, было слишком далеко. Потом между ними что-то произошло, Силин расслышал злые интонации в голосе Балашовой. Вскоре свет в спальне погас, и Нумизмат медленно пополз по коробу вперед, к люку...
Всю дорогу до Зубовки Киреев думал о том, звонить Балашову или не звонить. Вроде бы и надо, но... А вдруг вся эта теория с вентиляционным коробом чистый бред? В какую он сядет глубокую лужу! Пожалуй, впервые он пожалел, что неделю назад рядом с ним не было Баграева.
"Тот бы так это дело не спустил. Обязательно бы изучил все чертежи, все простукал, проверил, десять раз бы кинолога привел, а не так, как я, один раз и то неудачно! И самое главное, спрос теперь будет с меня, а не с него!"
Убедившись, что окна в доме в самом деле черны, Киреев скомандовал своим подчиненным резким, неприятным голосом:
-- Быстро себе и мне приборы ночного видения, и ключи от всех дверей! Живо!
Охранники опешили, но приказ выполнили в точности. Поднявшись по ступеням к парадной двери, Киреев вытащил пистолет и, передернув затвор, приглушенным голосом объяснил подчиненным задачу:
-- Сейчас входим в дом, поднимаемся наверх, на второй этаж. Цель -- ниша в самом конце коридора. Идти тихо, не топать, оружие держать наготове. Все ясно?
-- Ясно, -- сказал один охранник, а второй чуть помялся и спросил:
-- А кого мы будем брать?
-- Крысу, двуногую крысу. Ты фото в дежурке видел? Вот его. 23. ЗА КАДЫК.
...Переждав с полчаса, Нумизмат потихоньку открыл люк и с пистолетом в руках начал сползать вниз единственно возможным способом. На этот раз он не упал, спрыгнул мягко, хотя голова при этом закружилась так, что ему пришлось опереться на полки.
Чуть переждав и отдышавшись, Силин приоткрыл дверь и сделал три осторожных шага вперед. Именно в эту секунду прогремел первый залп праздничного фейерверка. Застыв на месте, Михаил с некоторым недоумением прислушивался к отдаленному гулу взрывов. Матовое стекло двери, пропуская через себя цветные блики фейерверка, оставляло Силину лишь бледные, вспыхивающие и гаснущие пятна.
"Война, что ли, у них там началась?" -- с недоумением думал Нумизмат, не понимая причины подобной канонады. Наконец пальба кончилась, но ни из розовой, ни из голубой спален не донеслось ни звука.
"Неужели спят? -- гадал Силин. Он простоял на месте еще несколько минут, прислушиваясь к звукам замершего дома. -- Все-таки спят", -- решил он и сделал два шага вперед.
Он жестоко ошибался. Спал только сын Балашовых. И финансиста, и "мадам" разбудили звуки фейерверка. Каждый из них думал о своем. Виктор Александрович знал, что пальба раздается в честь дня рождения его главного конкурента Федоровского. Это было обиднее всего, именно к нему ушел в вице-президенты Андрей Ратманов.
Анна Марковна, также разбуженная жуткой стрельбой, думала совсем о другом. Она вдруг поняла, почему ей не понравились спальни. Да, они были срисованы с ее эскизов, разработаны лучшими архитекторами и дизайнерами. Но нельзя, нельзя сделать уютной спальню размером с небольшой концертный зал!
"Похоже, что Россия уже исчерпала себя. Слишком мало перепадает народу с нашего праздничного стола. Однажды чернь уже перевернула вверх ногами всю историю. Такое не забывается, многие захотят повторить тот жуткий эксперимент. Да и ресурсы уже почти на нуле. Пять лет назад можно было продавать за бугор все что угодно и по дешевке, все компенсировалось объемом. Теперь такое не пройдет..." -- именно об этом думал Виктор Александрович Балашов за секунду до того, как заметил на дверном стекле спальни тень. Она очень слабо, но прорисовывалась на фоне кабинета сына, подсвеченная фонарями от соседних домов и восходящей молодой луной. И тень эта была огромная, угрожающая.
Балашов раздумывал над происходящим не более трех секунд, потом протянул руку и, нащупав на тумбочке кнопки селектора, нажал на самую большую из них. Это был сигнал тревоги, поступающий в сторожку у ворот. Увы, сторожка была пуста. Оба охранника и Киреев в этот момент стояли у входной двери. Валерий Николаевич лично повернул ключ в замочной скважине, он слышал, как четко щелкнул механизм замка, сделал приглашающий жест рукой и дернул ручку на себя. Но дверь даже не шелохнулась. У Киреева даже подкосились ноги. "Задвижка!" -- понял он. -- "Усиленные щеколды на всех дверях, пуленепробиваемые стекла на окнах, это же... ловушка!"
А Балашов все жал на кнопку, не понимая, почему не появляется никто из охраны. Логическое мышление бизнесмена сделало самый вероятный вывод: "Они или купили, или убили их всех!"
А Силин в это время вдруг понял, что хочет жить. Справа, за стеклянной дверью, находились его враги, но слева, за точно такой же дверью, хранилась его коллекция! Именно это заставило Нумизмата думать о том, как бы еще и остаться живым. Ему снова захотелось, как прежде бесконечными зимними вечерами, сидеть за письменным столом, перебирать одну монету за другой, рассматривая их в лупу и сравнивая с изображением в каталоге, проверяя вес, размеры, пытаясь прочесть полустертые буквы надписей и разобраться в символике гордых стран и городов. Прежние минуты спокойствия и счастья вспомнились так реально, что он даже застонал, как от боли.
Но слабость длилась не больше полминуты.
"И как я смогу отсюда вырваться? -- с усмешкой подумал Нумизмат. -- Взять этих троих в заложники и потребовать самолет и миллион долларов в придачу? Куда я полечу со своей коллекцией? Есть только одна страна, которая приняла бы меня с радостью, та, что существует сейчас только в моей памяти. Но дороги туда еще не проложили".
Эта его задержка во многом предопределила дальнейший ход событий. Оставив в покое бесполезный селектор, Балашов опустил руку ниже и достал из тумбочки небольшой пистолет, наградной "ПСМ", подаренный ему бывшим министром обороны с птичьей фамилией по случаю участия Балашова в снабжении на льготной основе войск в Чечне.
Когда дверь в спальню с тихим шорохом поехала в сторону, финансист поднял пистолет.
Силин пошарил по стене, потом вспомнил, что сенсорный выключатель находится гораздо ниже, опустил руку, и свет послушно вспыхнул, ослепив на несколько секунд и Нумизмата, и Балашова. К банкиру зрение вернулось чуточку раньше, он даже сумел рассмотреть несуразно высокого, худощавого человека, заросшего густой щетиной, в мокром трико и рубахе с оторванным рукавом. Почему-то больше всего его поразило, что незванный гость оказался босым. Совсем не так представлял Балашов человека, пришедшего убить его. Эта краткая пауза выровняла шансы обоих, Нумизмат успел вскинуть свой пистолет.
Два выстрела слились в один, и обе пули попали в цель. Силин упал назад, сломленный резкой болью в районе печени. Выпущенный же им заряд угодил финансисту в плечо, на некоторое время лишив того сознания. Когда Балашов пришел в себя, Нумизмат уже вставал, постанывая от боли и не отрывая руки от раны. Балашов, превозмогая боль, приподнялся в поисках пистолета. Увы, тот лежал на полу. Виктор Александрович попытался нагнуться, но правая рука его не действовала, и он просто упал на пол, нелепо перекувыркнувшись через голову. От удара Балашов на пару секунд снова потерял сознание, а когда очнулся и почти дотянулся до оружия, на спину финансиста обрушилось тело Нумизмата.
-- Куда, -- прохрипел Силин, обхватывая левой рукой шею врага, -- нет уж, по-твоему не выйдет!
Они барахтались в луже крови, Балашов все тянулся к спасительному серебристому металлу, почти касаясь его кончиками пальцев. Но Силин не сдавался, со стонами, превозмогая жуткую боль, он тянул и тянул лысеющую голову миллиардера вверх и на себя. В былые времена он управился бы с этим хлюпиком за несколько секунд, но многодневная голодовка, болезнь и ранение подточили его силы. Балашов хрипел, изо рта его текла слюна, но он продолжал сопротивляться. Лишь черная, звериная ярость, поднявшаяся из глубины души Нумизмата, небольшой остаток былой, ослепляющей ненависти помогли ему справиться с врагом. Уже не изо рта, а откуда-то из утробы Балашова раздался жуткий стон, хрустнули шейные позвонки, и тело миллиардера обмякло.
Не удержавшись, Силин дернул эту уже мертвую плоть на себя, отлетел назад и снова потерял сознание...
Когда над головой Киреева и охранников прозвучали роковые выстрелы, исполняющий обязанности начальника личной охраны поднял лицо вверх, затем попятился назад и загремел вниз головой по ступеням крыльца. Опешившие охранники подбежали, осветили его лицо фонарем. Киреев был мертв. Сердце, до этого вечера никогда не беспокоившее экс-дипломата, разлетелось в лохмотья...
А Силин был еще жив. Очнувшись, он поднялся и, постанывая и согнувшись почти вдвое, пошел к выходу из спальни. В коридоре он снова упал, но упрямо поднялся и, с зубовным скрежетом отворив показавшуюся невероятно тяжелой дверь, ввалился в кабинет младшего Балашова. Сам Володя в это время лежал на полу под своей роскошной кроватью в крепких объятьях матери. Спросонья он ничего не мог понять, брыкался и пинал Анну Марковну, но та крепко держала "свое счастье" в сухопарых руках. Она молила Бога только об одном -- лишь бы сын остался в живых, о себе она в этот момент не просила.
Но Силину было не до них. Весь мир качался у него перед глазами, боль одолевала нестерпимо. С трудом включив свет, Михаил сразу увидел то, ради чего он жил и пришел сюда. Массивное бюро красного дерева стояло посреди комнаты. Это прибавило сил Нумизмату, он почти побежал к своей коллекции, если можно было назвать бегом его уродливое ковыляние.
Добравшись до бюро, Силин повис на нем, жадно ощупывая руками теплое дерево.
-- Мое, -- прохрипел он. -- Только мое!
С полминуты он передохнул, потом, наконец, потянул верхний планшет на себя. Да, это была действительно его коллекция! Свои монеты он узнал сразу, с первого взгляда. Слезы потекли по грязному, исхудавшему и заросшему лицу Нумизмата. Он смог, он нашел ее!
Тут мир снова качнулся под ногами Силина. Он испугался. Приходила смерть, которой он не хотел. Он только что нашел свою коллекцию. Ее надо было забрать с собой. Он не хотел оставлять ее здесь!
Михаил дернул посильнее верхний планшет и, не удержав его, просыпал на пол многоцветную россыпь монет, отозвавшуюся переливчатым звоном.
-- Мое, только мое! -- продолжал твердить себе под нос Нумизмат, вытягивая очередной планшет. Некоторое время он рассматривал свое богатство, затем пробормотал: -- Австрия, прошлый век. -- И уже сознательно ссыпал монеты на пол, с грохотом откинув в сторону пустой ящик.
Теперь он не церемонился со своим добром. Силина охватило беспокойство, он никак не мог понять систему распределения планшетов, они шли не по алфавиту и не по континентам. И самое главное -- он не видел самой любимой своей монеты, константиновского рубля. Нетерпение подгоняло его, и, бросив беглый взгляд на очередной планшет и убедившись, что рубля и тут нет, Нумизмат беспощадно вываливал бесценное серебро и медь в одну кучу. Планшеты убывали, а холмик на полу рос, увеличивался в размерах. Монеты со звоном раскатывались по уголкам комнаты, словно радуясь свободе после стольких лет заточения.
Лишь на предпоследнем планшете, среди множества разного размера и цвета монет Силин увидел знакомый, высокомерный профиль Великого князя. Бережно взяв рубль в руки, Нумизмат долго рассматривал потемневшее от времени серебро. Зрение уже отказывало ему, пришлось поднести монету к самим глазам. Но это был он, тот самый шестой константиновский рубль. Силин узнал даже два приметных пятнышка на щеке никогда не правившего императора. Перевернув монету на другую сторону, Нумизмат увидел и злосчастную царапину, стоившую Зубанову жизни.
На короткое время Силина охватило счастье, даже боль отошла на второй план. Он был со своими монетами, со своей коллекцией наедине. Никто и ничто не сможет больше разлучить его с ней! Они пытались отнять ее и не смогли!
Но мир вдруг снова качнулся как переворачивающийся корабль, боль пронзила все тело. Не удержавшись, Нумизмат упал с колен на пол, прямо на кучу зазвеневших монет.
-- Мое, -- шептал он, корежась от боли, правой рукой зажимая рану, а левой подгребая под себя монеты. -- Мое!
В следующую секунду к Михаилу пришло понимание того, что он умирает.
-- С собой, не отдам! -- упрямо прохрипел Нумизмат.
Последним, медлительным жестом он сунул себе в рот константиновский рубль и пальцами попытался запихать его как можно дальше в горло, давясь и задыхаясь.
"Никому, никому не отдам!" -- билась в голове замедляющимся пульсом последняя мысль...
Карусель мелких огней вдруг стремительно рванулась из-под него, обдав тело прощальным, самым жутким страхом. Михаилу показалось, что это монеты, монеты, монеты кружат вокруг него, сталкиваясь в воздухе, и звенят, звенят все громче и громче, множась и заполняя собой всю комнату, весь мир, всю Вселенную!..
ЭПИЛОГ.
Морг ни кто и никогда не называл "теплым местечком", и врач-паталогоанатом Андрей Сунгоркин усмехнулся, заметив как ежится одетый в свой легкомысленный плащ Юрий Скорик. Отложив в сторону протокол осмотра места происшествия медэксперт спросил:
-- Все таки я не пойму, что ты хочешь от меня? Выдернул из дома, притащил сюда.
-- Холодно тут у вас, -- заметил следователь, снова зябко передернув плечами. -- Да ничего особенного. Дело практически закрыто, нужен только протокол вскрытия, причина смерти.
-- Что ж раньше то его не распахали?
-- Ну это надо тебя спрашивать, не я же здесь работаю.
-- Ладно, давай посмотрим на твоего клиента.
Эксперт подошел к большому, обитому нержавейкой столу. Тело Силина на нем казалось неестественно длинным и худым. Пулевое ранение под ребрами на серой коже смотрелось как большая темная точка. Скорик не любил подобные зрелища и поспешно отвернулся. Сунгоркин засмеялся.
-- Ну вот, а говорил так хочешь его увидеть, грозился расцеловаться.
Затем он потрогал тело, пробормотал:
-- Вроде оттаял. Чаю хочешь? -- спросил Сунгоркин кивая на термос.
-- Ты бы еще перекусить предложил, -- скривился сыщик. -- А где его одежда?
-- Что, одежда? Там где-то, в углу.
Пока Скорик рылся в сложенной кучей одежде Силина медик неторопливо пил чай. Высокий, с излишним весом и уже заметно лысоватый Сунгоркин являл собой полную противоположность худощавого и поджарого Скорика, откровенного брюнета южного типа. Роднило их то, что они были погодками, людьми новой формации, профессионалами с регулированной тратой эмоций. Знакомы они были давно, часто приходилось сталкиваться по долгу службы, особыми друзьями не числились, но приятелями назвать их можно было. Взаимное уважение строилось на признании профессионализма другого и поверхностной легкости отношений.
Сунгоркина удивило что Скорик затеял вс эту канитель уже из-за практически закрытого дела. Казалось что сыщик чего-то недоговаривает, но Андрей не стал задавать лишних вопросов.
В своих подозрениях медик укрепился, когда увидел как тщательно Юрий обшаривает одежду Силина. Разочарование, отразившееся на лице Скорика еще больше озадачило медэксперта.
-- Я выйду покурю, -- сказал Скорик. -- Да и погреюсь в машине. Холодно здесь у тебя.
Вернувшись минут через сорок он увидел что патологоанатом уже завершает свою работу. Зрелище это было неприятное и Скорик поспешно отвел глаза.
-- Готово?
-- Да, -- подтвердил Андрей снимая перчатки. Вымыв руки он первым делом закурил, а потом, с прищуром взглянув на Скорика, тихо но весомо сказал: -- Я нашел что ты искал.
-- Что? -- не сразу понял Скорик.
-- Я нашел то, что ты искал, -- повторил Сунгоркин. -- Вот она, у меня.
Скорик уставился на зажатую в пальцах эксперта монету. Он сразу понял что это именно он, тот самый Константиновский рубль.
-- Она застряла в гортани этого мужика, -- пояснил врач.
-- Черт, я даже подумать не мог... -- пробормотал Юрий.
Скорик понял всю ценность этой монеты еще там, в доме Балашова, бегло пролистав Черную тетрадь. Наследники банкира в те дни меньше всего интересовались коллекцией Силина, и Скорик реквизировал и ее, и Черную тетрадь до полного выяснения обстоятельств дела. К разборке коллекции он привлек кружок нумизматов одного из районов столицы, более опытных коллекционеров приглашать не стал, побоялся обрести нового конкурента. Юным энтузиастам, вдесятером управившимся за сутки, Скорик заплатил из своего кармана, но увы, Константиновский рубль те так и не нашли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47