— Значит, хобот — самое вкусное? — растерянно проговорил Сук, почесывая бритый затылок под шишаком.
— Самое вкусное, — подтвердил Дмитрий, усмехаясь. — Потому что самое нежное. Хотите попробовать? Давайте одному слону хобот отрубим, а после в лагере испечем на угольях.
На физиономиях солдат появились неуверенные улыбки.
— Чего бояться: убьем слона, съедим слона, — сказал Дмитрий, щурясь на солнце. — Еще пишут, что ноги у него тоже лакомство.
— А уши? — спросил Сук.
— Про уши не знаю, не читал, — пожал Дмитрий плечами. — Но ты можешь попробовать — вон их сколько, ушей. — Он махнул в сторону индийцев. — Бери и ешь.
Они засмеялись, сначала нерешительно, подначивая друг дружку, потом разошлись и заржали в голос. Дмитрий недовольно поморщился: смех раздражал его. Он вновь чувствовал себя взвинченным и злым. В последнее время он стал замечать, что его злость давит окружающих, словно пресс. Солдаты стали избегать его взгляда, отворачивались. И не только они: Зоррах не поднимала головы, когда он приходил к Джафару, а сам торговец уже не вел себя с ним запанибрата. И привычные партии в шахматы проходили в молчании, без сопровождения живой и насмешливой болтовни. Только, Яку Безумцу, пожалуй, было абсолютно наплевать на злость Дмитрия. И неудивительно, потому что никому не ведомо, на что джавляку не наплевать.
— Смотрите, — сказал Дмитрий.
Ровная линия слонов пришла в движение: на них неслось громадное стадо обезумевших от ужаса буйволов и верблюдов с полыхающими на спинах кострами. Погонщики, запалившие их, бегом возвращались к своему войску. Индийская легкая пехота была сметена в считанные секунды.
— Ай да Тамерлан… Ай да сукин сын! — произнес Дмитрий по-русски.
Слоны испугались огня. И, став неуправляемыми, раздались в стороны, кинувшись с трубными криками на фланги собственного войска. А там уже кипел бой, и отряды Тамерлана, начавшие сражение на флангах, поспешно отступали, чтобы не мешать слонам сделать их работу.
— Видели? — громко спросил Дмитрий, не оборачиваясь.
Заревели трубы, зовущие в атаку: пришел черед центра вступать в бой.
Дмитрий сжал древко копья и махнул им.
— Пошли, — выдохнул он и оскалил зубы.
* * *
Сражение может длиться часами, сражение может длиться днями, но это всегда одно растянутое мгновение. Оно вне времени и пространства. Оно само — и время и пространство. Время смерти и пространство смерти.
Дмитрий хотел бы взглянуть, как ведет себя во время битвы солнце. Может, оно, словно сумасшедшее, стремительно катит от одного края горизонта к другому? После сражения он в очередной раз удивится, как сжалось время, как незаметно промелькнуло, пока он выживал, убивая других.
В бою выживает тот, кто умнее. Умнее всем сразу: умом и телом. Кто способен стать одним большим глазом, озирающим вокруг себя на все триста шестьдесят градусов; кто способен стать лишь довеском к быстрой стали, доверив ей всего себя без остатка. Кто быстрее, чем бросок змеи, и устойчивее, чем слон.
Некогда смотреть на небо. Некогда думать. Надо просто все замечать. Видеть лужу крови, кишки, вывалившиеся из распоротого брюха мертвой лошади, отрубленную голову, некстати подвернувшуюся под ногу — можно поскользнуться, или споткнуться, или упасть. Упасть легко — подняться в сутолоке не в пример тяжелее. И земля под ногами предательски раскисает и хлюпает грязью — она не в силах впитать всю кровь, которая на нее льется. Надо не только видеть, но и слышать. Слышать тяжелое дыхание торопящегося врага, который покончил со своим противником и теперь спешит на помощь своему товарищу. Он не зайдет с лица, а нападет сбоку или постарается навалиться со спины. И ладно бы, если он один… Надо не только видеть и слышать, но и чувствовать. Чувствовать свистящую на излете стрелу — куда она летит, не к тебе ли? Чувствовать брошенный издали метательный топорик или тонкий дротик с узким, способным пропороть кольчугу острием, чтобы вовремя отпрыгнуть в сторону или отбить. Надо замечать все.
* * *
Войско султана Махмуда не выдержало нападения собственных боевых слонов, напуганных огнем, и натиска армии Тимура. Оно обратилось в бегство. Тимур преследовал индийцев, которые сражались с отчаянной храбростью обреченных, — но лишь те, кто не мог спастись бегством.
* * *
Дмитрий парировал два удара одновременно: противника спереди — щитом, противника сзади — скользнувшим за спину клинком бастарда. Меч откликнулся на удар протяжным звоном, словно камертон. Он крутанулся волчком, плавной широкой дугой выводя меч из-за спины. Карусель получилась отменная: похожий на изогнутый птичий клюв топор переднего противника застрял в щите, и тот, стараясь удержать оружие, не удержался на ногах, растянулся на земле, открыв незащищенную спину. Заднему противнику вишневый от крови клинок бастарда снес половину черепа.
Добивая упавшего ударом острия меча между лопаток, Дмитрий заметил, что мертвец, лишившийся верхней части головы, продолжает стоять. Топор крепко засел в щите, от его рукояти отходила кожаная петля, в которой болталась рука владельца. Дмитрий наступил на локоть убитого и дернул щит вверх. Сначала с треском сломалась рука, затем с треском выскочил застрявший топор. И тут стоящий мертвец осел и завалился на спину. Верхняя, срубленная часть черепа с чудом удержавшимися на макушке остатками шлема оказалась у покойника между ног, и она, словно удивленная происшедшим с ней, смотрела на Дмитрия с земли широко раскрытыми глазами, которые закатились в последней предсмертной судороге.
Он с размаху ударил ногой по этим раскрытым, мертвым глазам. Половинка головы подскочила и разделилась надвое, из нее выпала оставшаяся в черепном своде часть мозга. Пустая кость в шлеме покатилась по земле, словно тарелка, которую пустили катиться ребром, навстречу рослому воину с секирой, бросившемуся на Дмитрия из сутолоки рядов индийцев. Среди своих индус наверняка считался великаном, а Дмитрию он бы едва достал до ключиц. Дмитрий отмахнулся щитом от секиры и убил индуса прямым, колющим ударом меча в живот. Он толкнул ногой дергающееся в агонии тело, снимая его с клинка, и быстро развернулся на месте, встревоженный хриплым и пронзительным ревом.
Сквозь массу сцепившихся людей пер слон. Мотая хоботом, он кидался из стороны в сторону, топча всех подряд. Толстые попоны защищали его от стрел и копий, на бивнях — заостренные металлические чехлы, блестевшие, словно смазаны маслом. Серые колонны ног охватывали широкие браслеты, ощетинившиеся гранеными шипами. Сразу за головой слона сидел согнувшийся в три погибели вожатый. Жив он был или мертв, Дмитрий не мог разобрать: погонщик тряпичной куклой дергался вслед за рывками животного, но никакой другой активности не проявлял. Слон действовал по своему усмотрению. В башенке на его спине сидело трое лучников — живых и здоровых, в отличие от четвертого, который свесился через, невысокий бортик. Троица била стрелами и орала что-то невразумительное.
Слон шел прямо на Дмитрия. Один из лучников пустил в него стрелу. Дмитрий поднял щит, и стрела с глухим стуком вошла в него.
— Ну вот и лошадка, — пробормотал он. — Как раз по росту… — И крикнул: — Сук! Ты старший!
А сам побежал на слона, забирая вправо, чтобы оказаться сбоку от зверя и иметь возможность закрываться щитом от стрел. Он ждал, что животное кинется на него, но слон его не заметил, поглощенный погоней за живчиком в сине-белом мундире. Этот солдат из чужой сотни был незнаком Дмитрию, но помог ему, даже не подозревая, что совершает столь благородный поступок. Солдат, видимо, вознамерился убить зверя в одиночку и тем заслужить славу великого бойца. Быстрый и верткий, он ловко кружился, ускользал от слоновьих ножищ, размахивал кривой сабелькой и кричал:
— Ну, давай хватай меня! Хватай!
Он провоцировал зверя, чтобы тот попытался схватить его хоботом, — считая, наверное, что удар по хоботу должен слона убить. Однако слон был уже научен горьким опытом и хобот, окрашенный кровью, держал вне досягаемости. Лучники обстреливали смельчака из своей башенки, но солдат вертелся, как ошпаренный бес, и успевал все: и убегать от слона, и прикрываться от стрел, и даже отбивать их кривой саблей.
Защитную попону на боку слона покрывали круглые и крупные стальные бляхи. Дмитрий проскользнул к боку животного, по дороге отправив на тот свет подвернувшегося под меч легковооруженного пехотинца, и на ходу стряхнул с предплечья щит; бастард он сунул в ножны.
Он прыгнул на бок зверя — это был самый рискованный момент: если соскользнет, то может свалиться прямо под задние ноги. Бляхи, к счастью, оказались чем-то вроде больших заклепок и крепились к попоне только по центру. Дмитрий ухватился за верхние края двух блях и рванул тело выше — к крепежным ремням башенки. Повиснув на боку слона на прочном кожаном ремне, он подошвой отогнул от попоны одну из блях и попытался опереться на нее ногой — сорвется или нет? Бляха выдержала. Удовлетворенный, Дмитрий освободил правую руку и без спешки вытащил меч. Теперь можно было не торопиться — он оказался в зоне, недоступной для стрел лучников: горизонтальная площадка, на которой крепилась конструкция боевой башни, была немного шире, чем спина зверя, и нависала над головой, словно узкий карниз.
Слон почувствовал на боку лишний вес и закружился на месте, стараясь его сбросить.
Гулкое дерево днища боевой башенки великолепно проводило звуки. Дмитрий услышал громкое шарканье у себя над головой и, не раздумывая, со всей силы вогнал бастард в это место, рассчитывая, что вряд ли доски толще трех сантиметров. Клинок пробил деревяшку с глухим щелчком, и меч вошел в живое, трепещущее тело: будто ток вышедшей из него энергии пробежал по руке от кисти до предплечья легкой щекоткой.
Меч Дмитрий оставил в доске — он мог потерять бастард, если тот вывалится, и найти его после сражения будет совсем непросто, но в башенке длинный клинок станет помехой.
Он сумел бы без особого труда забраться в башенку прямо с бока слона, но тело наколотого на бастард лучника могло помешать, а перспектива из-за секундного промедления получить стрелу нимало не прельщала. Цепляясь за крепежные ремни, Дмитрий снова рванулся вверх и влево, к голове зверя, ухватился за невысокий передний бортик и, оттолкнувшись ногами от плеча слона, одним прыжком влетел в башенку.
Его неожиданное появление привело уцелевших лучников в замешательство, и этих мгновений хватило, чтобы выхватить нож и с размаху вогнать прямо в глаз тому, который оказался справа. Защищаясь, индиец вскинул лук, но было поздно. Он без звука повалился на мертвого товарища, неподвижно сидящего возле бортика в нелепой, неестественной позе: тот сильно наклонился вперед, но не падал, а кольчуга на спине оттопыривалась необычным коническим горбом. Последний лучник окончательно растерялся и взирал на расправу, которую учинил Дмитрий, вытаращенными глазами. Левой Дмитрий схватил его, дернул на себя и одновременно с рывком со всей мочи влепил кулак правой в бородатый подбородок. Даже сквозь шум сражения он услыхал, как сухо треснула, ломаясь, шея.
Прикрываясь покойником от случайных стрел, Дмитрий вытащил нож из головы второго лучника и пинком перекинул тело через невысокий бортик. Третьего индуса, которого он насадил на меч, как на кол, Дмитрий не стал трогать: если мертвец вдруг упадет, надо будет останавливать слона и искать выпавший меч.
Он пригнулся, и над головой со свистом пролетел кусок “шрапнели” из “противопехотной гранаты” индийцев. Гораздо опаснее боевых слонов оказался другой военный секрет индусов: разрывающиеся снаряды, которые разбрасывали всякую режущую и колющую дрянь. Дмитрий был уверен, что в это время порохом еще и не пахнет. Греческого огня, пылающей нефти — этого добра было завались с обеих сторон, но вот летающие и взрывающиеся шутихи индийцев — встретить их Дмитрий никак не ожидал, а индийский “подарочек” вывел из строя троих из его десятка.
Слон взревел и дернулся — очевидно, на долю зверя пришлась изрядная часть “шрапнели” и ранила в какое-то чувствительное место. Пол башенки резко ушел из-под ног; чтобы устоять, Дмитрий ухватился обеими руками за невысокий бортик. Мертвый индиец, которого он использовал в качестве щита, упал ему на спину и по-дружески обнял мертвыми руками.
Слон бежал прямо на массу сражающихся людей, ревя и размахивая окровавленным хоботом, давя и своих, и чужих. Кто успел, тот спасся.
Чего Дмитрий совершенно не мог понять, так это что случилось с погонщиком. Он видел лишь щуплую, согнутую горбом спину, затянутую стеганым кафтаном с высоким воротником. Если убит, то почему не падает? Если жив, то почему свернулся в клубок и даже не пытается править? Но как бы то ни было, а слона надо заставить повиноваться. Попробовать все: постучать кулаком по башке, подергать за уши, попинать ногами, в случае чего — пустить в ход нож.
Сбросив с себя покойника, Дмитрий, пригнувшись, сел и осмотрел башенку. Из-под ноги мертвеца, убитого бастардом, торчал круглый щит, сплетенный из толстых прутьев. Дмитрий осторожно вытащил его и, сняв пояс с другого покойника, прикрепил щит на спину. Береженого бог бережет — на кой хрен ему нужна какая-нибудь шальная бронебойная стрелка?
Затем он перелез через передний бортик башенки, сел на шею слона позади погонщика и легонько подтолкнул его пониже поясницы. Свалится или нет? Щуплая спина вздрогнула. Вожатый медленно разогнулся. И обернулся.
Вместо верхней части лица у индийца была жуткая маска из запекшейся крови и живого мяса, ниже которой скривились в болезненной гримасе пухлые губы юнца. Индиец обернулся чисто рефлекторно — увидеть Дмитрия он при всем желании не мог. Сначала Дмитрию показалось, что индиец плачет, но секунду спустя он сообразил: не слезы блестят на изувеченном лице, а все, что осталось от вытекших глаз.
Что бы ни выбило глаза погонщику, маленький индус каким-то чудом удержался на слоне и продолжал сидеть на шее зверя. И правильно делал: слепого ждала внизу быстрая и неминуемая смерть, а он, по всему, очень хотел жить. И ему везло: не сбили ни копьем, ни стрелой. Если в его положении это можно было считать везением.
Погонщик пронзительно вскрикнул, словно спрашивал: “Кто это?”
— Твою мать… — вырвалось у Дмитрия.
Индиец, запустив одну руку за спину, лихорадочно ощупывал его, будто пытался таким образом понять, друг или враг. Другой рукой он сжимал нечто вроде короткого пожарного багра с острым крючком.
Дмитрий перехватил руки слепца и легонько сжал их. Тот испуганно замер. Первым импульсом Дмитрия было сбросить его под ноги зверю. И он уже готов был швырнуть маленького человечка вперед, через слоновью голову, но неожиданная идея остановила: ему же нужно как-то управиться со слоном — зачем тогда он хочет покончить с вожатым? Этот малый справится со зверем гораздо лучше. И черт с ним, что вожатый ослеп, у него-то ведь глаза на месте… Неясно, правда, поймет ли его слепой и не заартачится ли; может, вообще потерял всякое соображение от боли.
То, что маленькому погонщику приходится не сладко, и дураку понятно.
Не выпуская рук вожатого, Дмитрий чуть толкнул его грудью вперед. Никакой реакции. Тогда он повторил легкий толчок: раз, другой, третий. Сухая ручка с багром нерешительно зашевелилась, стараясь высвободиться из хватки чужих пальцев. Дмитрий отпустил руку индийца и замер в ожидании. Тот нерешительно поднял свой инструмент и ткнул острием крюка слоновью башку.
Дмитрий едва не расхохотался от радости. Но рано: слон и сам по себе топал вперед, не останавливаясь. Тогда он взял вожатого за левое плечо и чуть качнул в ту же сторону: поверни, мол. Тот послушно ткнул слона крюком. Зверь будто и не почувствовал укола. Погонщик и сам понял, что слон не послушался, что-то резко вскрикнул и ударил сильнее — животное ощутимо вздрогнуло и повернуло, куда приказано.
— А теперь вправо, — сказал Дмитрий и опять качнул вожатого.
После укола слон повернул направо.
— Молодец, — похвалил Дмитрий погонщика.
Тот приподнял обезображенную голову, вслушиваясь в голос. Наверное, до него дошло, что за спиной сидит враг, но погонщик и не думал сопротивляться, видимо, поняв, что в нем нуждаются, и надеясь если не сохранить жизнь, то хотя бы ненадолго продлить ее.
Стрела на излете ударила Дмитрия в предплечье и, вышибив искру из широкого браслета, прикрывающего руку до кольчужного рукава, упала вниз. Он недовольно ругнулся. Сзади его прикрывал плетеный щит, спереди погонщик. А вот маленького индийца запросто могли подстрелить, чего очень бы не хотелось.
Дмитрий развязал ремень на груди, снял со спины щит и укрыл им слепого вожатого. Тот сначала забеспокоился и стал ощупывать щит, который Дмитрий удерживал перед его грудью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37