– Ничего подобного, – возражал Квота. – Они будут покупать сжатый чистый воздух в баллонах на заправочных станциях.– А ради того, чтобы распродать побольше слабительного, – продолжала она кричать, – вы вызовете запор у всех жителей Тагуальпы? В таком случае почему бы вам не приправлять ваши сосиски висмутом?– Я уже думал об этом, тогда бы мы смогли одним махом сбыть залежи и висмута и касторки.«Ну как спорить с таким человеком? Он ослеплен своей манией», – думала Флоранс, шагая по улице. А вдруг и она, Флоранс, тоже ослеплена своими чувствами? Она поддалась порыву гнева. Она не права. Ведь было бы несправедливо отрицать бесспорную заслугу Квоты хотя бы в том, что уровень жизни в Тагуальпе значительно возрос, а до его появления был ниже среднего мирового, сейчас уровень жизни в Тагуальпе превосходит не только европейский, но даже уровень жизни богатого американского соседа. Так как же можно желать возвращения к прошлому? Не она ли сама сказала бедняге Эспосито: «Вы проповедуете нищету, отец мой». Где же правда? Где?Но что будет, если Квота пойдет еще дальше? Если осуществит свои намерения? Ведь он не оставит в стране ни одного клочка земли, где люди могли бы свободно вздохнуть. «Это же необходимо, чтобы жить, Квота, чтобы жить», – мысленно убеждала она его и тут же слышала его возражение: «А как жить без торговли?» Да, именно такими словами он и ответил бы ей. Все сводится у него к этой единственной области человеческой деятельности, только под этим углом зрения он видит мир. Кто он? Фантазер? Или просто маньяк? Ведь его маниакальные идеи граничат с идиотизмом, ибо при таких темпах через десять, а может, даже через пять лет или через несколько месяцев люди накупят автомобилей и пианино в пять, десять раз больше, чем они могут использовать… их даже некуда будет ставить… что тогда придумает Квота? Что изобретет, чтобы продолжить свой эксперимент?«Вот о чем надо было его спросить, – думала Флоранс, – вот как надо было ставить вопрос». Речь идет уже не о чувствах. Это чистая логика. Такая же бездушная, как сам Квота. А для объективного человека, каким считает себя Квота, это ясно как дважды два четыре, он же сам всегда с холодной улыбкой требует ясности…Флоранс решительно повернула обратно.Уже по дороге она угадала его ответ: «Займемся экспортом». Но здесь-то он заблуждается. Из-за его политики повышения заработной платы в зависимости от сумм, потраченных на покупки, неслыханно поднялась себестоимость товаров, а следовательно, и цены на них. Они настолько превышают цены, существующие в остальных странах, что там даже не придется создавать таможенных барьеров, дабы оградить себя от «тагуальпекского чуда». Сознательно или нет, но Квота добился того, чтобы его опыт не выходил за рамки in vitro и он мог, таким образом, словно в лаборатории, наблюдать на примере немногочисленного населения Тагуальпы, к чему приводит чрезмерное изобилие. Впрочем, к таким же последствиям привело бы подобное изобилие и во всем мире, если бы экспансия экономики на каждом из пяти континентов достигла столь же значительных успехов, каких добился Квота в Тагуальпе…Флоранс остановилась, пораженная. Пораженная открытием, к которому привели ее рассуждения. Оказывается, то, что сегодня верно для Тагуальпы, неизбежно будет истиной для всей планеты завтра или послезавтра. Потому что все страны – одни быстрее, другие медленнее – тоже изо всех сил стараются активизировать, насколько это возможно, развитие своей промышленности. Потому что, не расширяя экономической экспансии постоянно (а следовательно, беспредельно!), они не смогут сохранять экономическое равновесие, которое, подобно велосипеду, устойчиво лишь при движении вперед…Собственно говоря, что делает Квота? Он лишь торопит неотвратимую судьбу, ускоряет этот процесс, но он не вносит в него ничего нового. Эта мысль ужаснула Флоранс. Можно подумать, что на опыте Тагуальпы он хочет нам всем показать, какая судьба неизбежно ждет Америку, Европу, весь мир!..Только сейчас она заметила, что весь обратный путь она чуть ли не бежала бегом и взлетела по ступеням лестницы почти так же быстро, как недавно спустилась по ней. Но сейчас ею владело иное чувство – страх. Страх за те страны, которые она любит. За Францию и Италию. За Прованс и за Калабрию. И опять она ждала от Квоты каких-то новых откровений. Уж он-то наверняка все это обдумал. Иначе и быть не может. Флоранс сгорала от нетерпения, ей хотелось знать, что он ей ответит. Какой он видит выход из положения. Должен же быть какой-то выход. Непременно должен быть. Иначе невозможно!
Квота, казалось, ничуть не удивился ее возвращению. Ждал ли он ее? Во всяком случае, встретил ее он без иронии и без обиды. Наоборот, он мило, с отеческой снисходительностью улыбнулся ей, как бы говоря, что может все понять. И снова он устроился на краешке стола, а Флоранс села в кресле напротив него. Она теребила носовой платок.– Ну что? – спросил Квота.Флоранс извинилась. Она постаралась объясниться. Она сообщила ему, к каким выводам пришла. Теперь она поняла, что вся деятельность Квоты направлена на то, чтобы экономическое развитие Тагуальпы шло в стремительном темпе, который не прочь были бы взять и другие страны, если бы это зависело только от них. Может быть, она ошибается?– Нет, – сказал Квота.Вот именно это-то и беспокоило, мучило, даже пугало ее. Поначалу она считала, что ею руководят сентиментальные соображения, сожаление о былых временах. Но теперь она поняла, что причины куда серьезнее. Теперь она предвидит катаклизмы. Полный и неизбежный крах. Соображения ее исходят из элементарной логики и математически точны. Возьмите хотя бы Эстебана с его восемью умывальниками, возмущалась Флоранс. Два из них за неимением места он вынужден был упрятать на чердаке. Разве может он еще покупать умывальники? Так что же Квота думает предпринять тогда, когда у каждого количество вещей – автомобилей, холодильников и прочего – будет в десять, в сто раз превышать их потребности? Что еще он станет им продавать?Флоранс с облегчением заметила, что ее вопрос не застал Квоту врасплох. И не смутил его, потому что он спокойно ответил:– Постараемся понять друг друга.Он подтянул рукава. И она узнала этот характерный жест – жест преподавателя из Камлупи. Равно как и тон, каким он сказал ей, что не следует зря бросаться словами. Что, к примеру, она подразумевает под понятием «потребности». У нее в голове явная путаница. Наши насущные потребности – то, без чего нельзя прожить, – действительно невелики. В чем же они состоят? В очень немногом: иметь кров, постель, хлеб. Все, что сверх этого, – уже не «потребности». Это комфорт. Излишество. Роскошь, развлечение, короче говоря – наши аппетиты. Здесь потребность – это желание, принявшее хронический характер. Следовательно, Флоранс неправильно ставит вопрос. Вопрос надо ставить так: что станут делать люди, когда приобретут в десять, в сто раз больше полюбившихся им вещей.– Хорошо, пусть будет так, – согласилась Флоранс. – Но разве это что-нибудь меняет?– Решительно все! – ответил Квота. – Допустим, что наши аппетиты, как и наши насущные потребности, ограниченны. Но в отношении чего? Только в отношении к тем предметам, которые существуют. Ведь не могут же люди пресытиться чем-то заранее! Значит, мы будем изобретать потребности, вот и все! Разве наши предки в прошлые века могли испытывать потребность в телевизоре или телефоне? Они великолепно обходились без них. Но стоило их изобрести, и мы оказались в их власти. То же можно сказать и о таких «потребностях», как кофе, чай, аспирин, губная помада, нейлоновые чулки, не говоря уже об автомобиле. Я вижу, дорогая, как вы, нервничая, курите сигарету за сигаретой, а разве у Клеопатры, например, могла быть такая потребность? Вот видите. И такие примеры можно приводить до бесконечности. Подымитесь со мной на пятнадцатый этаж, я покажу вам наши лаборатории коммерческого психоанализа.– Лаборатории чего? – изумилась Флоранс.– Коммерческого психоанализа. Разве дядя вам не говорил о них?Пока они ждали лифта, Квота рассказал Флоранс об этом новом научно-исследовательском отделе.– Правда, он существует недавно, и результаты его работы пока еще весьма скромны, – говорил Квота. – Однако уже сейчас они позволяют надеяться на многое.Спустился лифт, и они вошли в него.– Так о чем мы говорили? – продолжал Квота. – Ах да, об изобретении, о создании новых потребностей, по мере того как существующие будут отмирать. Каким образом? При помощи психоанализа. Ибо в каждом из нас сидят заторможенные с детства разнообразнейшие желания, которые, если их вытащить на свет божий, могут воплотиться в товары широкого потребления. Среди этих желаний есть и глупые или неосуществимые, такие, например, как желание, нажав кнопку, разом перенестись через Атлантический океан. Эти отбрасываются. Другие же, наоборот, оказываются весьма плодотворными. Возьмем хотя бы оксигеноль. Вы знаете, что это?– Да, к сожалению, уже видела.– Замечательное достижение. И мы обязаны этим молодому доктору Спицу, весьма увлеченному своей работой. Однажды он спросил старика, который по утрам заправляет бензином его машину: «Как самочувствие?» Тот в шутку ответил: «Неважно, вот если бы немножко подкачать…» А для специалиста по психоанализу любое слово, любая шутка имеют глубокие корни в подсознании человека. Спиц заставил старика разговориться, и тот, следуя ассоциации идей, перешел от «подкачать» к «втягивать», «вдыхать», «задыхаться» и так дошел до кислорода. «Почему?» – спросил доктор. «Да мне кажется, не так будешь задыхаться, если глотнуть чуток кислорода», – пояснил старик.Флоранс с Квотой вышли из лифта.– Мы проделали опыт на наших служащих, – продолжал Квота, – и получили великолепные результаты. Дело тут, конечно, не столько в кислороде, сколько в самовнушении, о котором напомнила мечта старика. Самовнушение вызывает определенный рефлекс, тот, в свою очередь, порождает привычку, то есть потребность. Оксигеноль покупается нарасхват. Хотите попробовать?В комнате, куда они вошли, вдоль стен тянулись металлические шкафы. В одном из них стояли алюминиевые флаконы различной формы. Квота сунул Флоранс под жакет какой-то флакон, и он аккуратно лег между грудью и подмышкой, так что снаружи его совсем не было видно. Флоранс нажала на рычажок, и ей в лицо ударила струя газа с запахом не то перца, не то амбры. Флоранс почувствовала прилив бодрости: в этом не могло быть никаких сомнений.– Вы уверены, что дело здесь не в кислороде?– Только никому не говорите, но это не чистый кислород. Чистый было бы опасно. Мы смешиваем его с азотом и углекислым газом…– Но это же просто сжатый воздух?– Боже мой, ну конечно…Флоранс удивленно моргнула.– Как же так… как же…– Я уже объяснил вам: дело в самой мысли. И вы тоже поддались самовнушению. А теперь пойдемте, я вам еще кое-что покажу.Они пошли по застекленной галерее, вдоль которой помещались небольшие кабинеты. В каждом кабинете на диване лежал человек, а за ним, сидя, наблюдал психоаналитик с блокнотом в руке. Оттуда доносилось беспрерывное, похожее на молитву бормотание.Флоранс и Квота с минуту на них смотрели, потом пошли дальше.– А где вы набираете ваших… ваших… как вы их называете, пациентов?..– Не бойтесь, говорите откровенно – больных. Ведь они и впрямь больны, их болезнь – пресыщение. И они жаждут лишь одного: чтобы из них извлекли новые желания. Причем больных мы не ищем, мы даже не в состоянии принять всех жаждущих.– И каковы результаты?– Пока еще весьма скромны, как я вам уже говорил. В большинстве случаев – всякая ерунда. Но ведь это только начало.Квота достал из шкафа ботинки на толстой резиновой подошве, усеянной дырочками.– Ботинки – распылитель духов, – объяснил он, – изобретенные после сеанса психоанализа с одним почтальоном. Мы ждем жары, чтобы пустить их в продажу.Из другого шкафа Квота вынул брюки, задняя часть которых надувалась и при легком нажатии выпускала воздух.– Результат психоанализа одного бумагомарателя, – сказал Квота. – Сейчас разрабатывается другая модель подобных брюк, предназначенных для кавалеристов, для потребностей армии.Из следующего шкафа Квота извлек несколько предметов, по форме напоминавших лимоны.– Психоанализ драматурга: слезоточивые бомбы для трагедий и веселящие – для комедий. Уменьшенные модели – для похорон и свадеб.Квота вытащил из ящика кожаный кошелек старомодного фасона, такого не найдешь даже в захолустной деревне, но тут же бросил его обратно.– Нет, никчемная штука, – сказал он.– Все-таки покажите…– Психоанализ старой крестьянки: кошелек на резинке. В провинции на них огромный спрос. Но этот предмет противен нашей цели, поскольку он предназначен для накопления денег. Мы вынуждены были снять его с продажи. Ага, вот наша последняя новинка.Квота взял с полки какой-то предмет, напоминавший человеческую ладонь, снабженную гибким шлангом. Электрический моторчик на батарейке приводил пальцы в движение. При нажатии на кнопку из-под ногтей высыпалось немного порошка.– Скребница для почесывания труднодосягаемых мест с головкой самонаведения и распылителем порошка, вызывающего зуд, – объяснил Квота и кинул щепотку порошка за воротник Флоранс. – Много совпадающих психоанализов.От возмущения и зуда у Флоранс на минуту перехватило дыхание.– Ой! – крикнула она наконец. – Это отвратительно! Ой! Дайте скорее мне эту штуку!Она схватила ручку-скребницу и принялась ожесточенно чесать себе лопатки, спину, поясницу, сердясь и наслаждаясь одновременно.– Прекрасное изобретение, не правда ли? – осведомился Квота.– Вы лучше скажите… ой… что это просто… не могу… ой… омерзительная шутка, – проговорила Флоранс, продолжая, однако, с наслаждением чесаться. – Только не уверяйте меня… Ай! Ой!.. что вы говорите серьезно.– А почему бы и нет? – живо возразил Квота. – А если я вам предложу чихательный порошок, это, по-вашему, тоже будет злая шутка? А ведь потребность нюхать табак твердо держала в своих тисках наших прадедов и прабабок в течение трех веков, если не больше. Пари держу, что изысканный зуд, если его по-настоящему широко разрекламировать и найти для него подходящий лозунг, может продержаться не менее долго. «В чем ангельское наслажденье? Где чешется – чесать, в том нет сомненья!» Посмотрите на себя, Флоранс, вы взбешены, но в то же время помимо воли вы уже попали в рабство, вы наслаждаетесь последними вспышками упоительного зуда…Флоранс хотела было возразить, но страшный зуд не давал ей сосредоточиться, и она, расчесывая себе спину, стонала от удовольствия и унижения. 7 И все-таки Флоранс еще сомневалась, что Квота говорил вполне серьезно. Ей казалось, что он относится к ней с насмешливой нежностью. Поэтому когда он сказал: «Ну, здесь мы пробыли достаточно, теперь пойдем, я покажу вам много интересного», – у Флоранс мелькнула надежда, что все это вопреки заверениям Квоты было лишь мистификацией с целью ее испытать.В следующей комнате Квота продемонстрировал Флоранс ряд американских новинок, которые, по его словам, уже продавались в лучших магазинах Нью-Йорка на Бродвее и на Седьмой авеню, в Америке для их изобретения даже не пришлось прибегать к психоанализу: достаточно было немного воображения, а это подтверждает, что творческие возможности человека беспредельны, подчеркнул Квота; одна из новинок, показанных Флоранс, – гребенка, всасывающая перхоть, – предназначалась мужчинам, вторая – парик из древесных стружек красного или палисандрового дерева в зависимости от мебели в доме – дамам; затем специальная краска для газонов, которая окрашивала их в такой яркий цвет, что настоящая трава в соседнем саду казалась совсем бесцветной. Был там и пульверизатор для опрыскивания старых машин, что придавало им запах только что сошедших с конвейера, и они уже не производили такого удручающего впечатления; и счетная линейка, находившая за вас в Библии нужный стих, который поможет вам в каждодневных делах и будет благоприятствовать всем вашим начинаниям; и черный кружевной гарнитур против сексуальной робости: трусики и лифчик с тремя аппликациями из красного бархата – в виде руки, сжимающей пальцы; и фарфоровая статуэтка одалиски, огромные груди которой вынимались и служили одна – солонкой, другая – перечницей, а что именно предназначалось для хранения горчицы – лучше и не уточнять; и отороченное норкой сиденье унитаза с центральным отоплением – для особо чувствительных задов; и распределитель соответствующей атмосферы для светских приемов, имитирующий смех и оживленный рокот голосов; и флюоресцирующий крем для изменения выражения лиц покойников, чтобы они во время похоронной церемонии не выглядели такими печальными; короче, когда Флоранс поняла, что «беспредельные творческие возможности человека» в действительности свидетельствуют лишь о дурном вкусе Квоты, а главное, что, к величайшему сожалению, эти творения не просто причуды свихнувшихся специалистов по психоанализу, что они уже заполонили витрины на Таймс-сквер, Мичиган-авеню и вскоре будут красоваться на Пикадилли, Виа Венето и Елисейских полях, она не выдержала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Квота, казалось, ничуть не удивился ее возвращению. Ждал ли он ее? Во всяком случае, встретил ее он без иронии и без обиды. Наоборот, он мило, с отеческой снисходительностью улыбнулся ей, как бы говоря, что может все понять. И снова он устроился на краешке стола, а Флоранс села в кресле напротив него. Она теребила носовой платок.– Ну что? – спросил Квота.Флоранс извинилась. Она постаралась объясниться. Она сообщила ему, к каким выводам пришла. Теперь она поняла, что вся деятельность Квоты направлена на то, чтобы экономическое развитие Тагуальпы шло в стремительном темпе, который не прочь были бы взять и другие страны, если бы это зависело только от них. Может быть, она ошибается?– Нет, – сказал Квота.Вот именно это-то и беспокоило, мучило, даже пугало ее. Поначалу она считала, что ею руководят сентиментальные соображения, сожаление о былых временах. Но теперь она поняла, что причины куда серьезнее. Теперь она предвидит катаклизмы. Полный и неизбежный крах. Соображения ее исходят из элементарной логики и математически точны. Возьмите хотя бы Эстебана с его восемью умывальниками, возмущалась Флоранс. Два из них за неимением места он вынужден был упрятать на чердаке. Разве может он еще покупать умывальники? Так что же Квота думает предпринять тогда, когда у каждого количество вещей – автомобилей, холодильников и прочего – будет в десять, в сто раз превышать их потребности? Что еще он станет им продавать?Флоранс с облегчением заметила, что ее вопрос не застал Квоту врасплох. И не смутил его, потому что он спокойно ответил:– Постараемся понять друг друга.Он подтянул рукава. И она узнала этот характерный жест – жест преподавателя из Камлупи. Равно как и тон, каким он сказал ей, что не следует зря бросаться словами. Что, к примеру, она подразумевает под понятием «потребности». У нее в голове явная путаница. Наши насущные потребности – то, без чего нельзя прожить, – действительно невелики. В чем же они состоят? В очень немногом: иметь кров, постель, хлеб. Все, что сверх этого, – уже не «потребности». Это комфорт. Излишество. Роскошь, развлечение, короче говоря – наши аппетиты. Здесь потребность – это желание, принявшее хронический характер. Следовательно, Флоранс неправильно ставит вопрос. Вопрос надо ставить так: что станут делать люди, когда приобретут в десять, в сто раз больше полюбившихся им вещей.– Хорошо, пусть будет так, – согласилась Флоранс. – Но разве это что-нибудь меняет?– Решительно все! – ответил Квота. – Допустим, что наши аппетиты, как и наши насущные потребности, ограниченны. Но в отношении чего? Только в отношении к тем предметам, которые существуют. Ведь не могут же люди пресытиться чем-то заранее! Значит, мы будем изобретать потребности, вот и все! Разве наши предки в прошлые века могли испытывать потребность в телевизоре или телефоне? Они великолепно обходились без них. Но стоило их изобрести, и мы оказались в их власти. То же можно сказать и о таких «потребностях», как кофе, чай, аспирин, губная помада, нейлоновые чулки, не говоря уже об автомобиле. Я вижу, дорогая, как вы, нервничая, курите сигарету за сигаретой, а разве у Клеопатры, например, могла быть такая потребность? Вот видите. И такие примеры можно приводить до бесконечности. Подымитесь со мной на пятнадцатый этаж, я покажу вам наши лаборатории коммерческого психоанализа.– Лаборатории чего? – изумилась Флоранс.– Коммерческого психоанализа. Разве дядя вам не говорил о них?Пока они ждали лифта, Квота рассказал Флоранс об этом новом научно-исследовательском отделе.– Правда, он существует недавно, и результаты его работы пока еще весьма скромны, – говорил Квота. – Однако уже сейчас они позволяют надеяться на многое.Спустился лифт, и они вошли в него.– Так о чем мы говорили? – продолжал Квота. – Ах да, об изобретении, о создании новых потребностей, по мере того как существующие будут отмирать. Каким образом? При помощи психоанализа. Ибо в каждом из нас сидят заторможенные с детства разнообразнейшие желания, которые, если их вытащить на свет божий, могут воплотиться в товары широкого потребления. Среди этих желаний есть и глупые или неосуществимые, такие, например, как желание, нажав кнопку, разом перенестись через Атлантический океан. Эти отбрасываются. Другие же, наоборот, оказываются весьма плодотворными. Возьмем хотя бы оксигеноль. Вы знаете, что это?– Да, к сожалению, уже видела.– Замечательное достижение. И мы обязаны этим молодому доктору Спицу, весьма увлеченному своей работой. Однажды он спросил старика, который по утрам заправляет бензином его машину: «Как самочувствие?» Тот в шутку ответил: «Неважно, вот если бы немножко подкачать…» А для специалиста по психоанализу любое слово, любая шутка имеют глубокие корни в подсознании человека. Спиц заставил старика разговориться, и тот, следуя ассоциации идей, перешел от «подкачать» к «втягивать», «вдыхать», «задыхаться» и так дошел до кислорода. «Почему?» – спросил доктор. «Да мне кажется, не так будешь задыхаться, если глотнуть чуток кислорода», – пояснил старик.Флоранс с Квотой вышли из лифта.– Мы проделали опыт на наших служащих, – продолжал Квота, – и получили великолепные результаты. Дело тут, конечно, не столько в кислороде, сколько в самовнушении, о котором напомнила мечта старика. Самовнушение вызывает определенный рефлекс, тот, в свою очередь, порождает привычку, то есть потребность. Оксигеноль покупается нарасхват. Хотите попробовать?В комнате, куда они вошли, вдоль стен тянулись металлические шкафы. В одном из них стояли алюминиевые флаконы различной формы. Квота сунул Флоранс под жакет какой-то флакон, и он аккуратно лег между грудью и подмышкой, так что снаружи его совсем не было видно. Флоранс нажала на рычажок, и ей в лицо ударила струя газа с запахом не то перца, не то амбры. Флоранс почувствовала прилив бодрости: в этом не могло быть никаких сомнений.– Вы уверены, что дело здесь не в кислороде?– Только никому не говорите, но это не чистый кислород. Чистый было бы опасно. Мы смешиваем его с азотом и углекислым газом…– Но это же просто сжатый воздух?– Боже мой, ну конечно…Флоранс удивленно моргнула.– Как же так… как же…– Я уже объяснил вам: дело в самой мысли. И вы тоже поддались самовнушению. А теперь пойдемте, я вам еще кое-что покажу.Они пошли по застекленной галерее, вдоль которой помещались небольшие кабинеты. В каждом кабинете на диване лежал человек, а за ним, сидя, наблюдал психоаналитик с блокнотом в руке. Оттуда доносилось беспрерывное, похожее на молитву бормотание.Флоранс и Квота с минуту на них смотрели, потом пошли дальше.– А где вы набираете ваших… ваших… как вы их называете, пациентов?..– Не бойтесь, говорите откровенно – больных. Ведь они и впрямь больны, их болезнь – пресыщение. И они жаждут лишь одного: чтобы из них извлекли новые желания. Причем больных мы не ищем, мы даже не в состоянии принять всех жаждущих.– И каковы результаты?– Пока еще весьма скромны, как я вам уже говорил. В большинстве случаев – всякая ерунда. Но ведь это только начало.Квота достал из шкафа ботинки на толстой резиновой подошве, усеянной дырочками.– Ботинки – распылитель духов, – объяснил он, – изобретенные после сеанса психоанализа с одним почтальоном. Мы ждем жары, чтобы пустить их в продажу.Из другого шкафа Квота вынул брюки, задняя часть которых надувалась и при легком нажатии выпускала воздух.– Результат психоанализа одного бумагомарателя, – сказал Квота. – Сейчас разрабатывается другая модель подобных брюк, предназначенных для кавалеристов, для потребностей армии.Из следующего шкафа Квота извлек несколько предметов, по форме напоминавших лимоны.– Психоанализ драматурга: слезоточивые бомбы для трагедий и веселящие – для комедий. Уменьшенные модели – для похорон и свадеб.Квота вытащил из ящика кожаный кошелек старомодного фасона, такого не найдешь даже в захолустной деревне, но тут же бросил его обратно.– Нет, никчемная штука, – сказал он.– Все-таки покажите…– Психоанализ старой крестьянки: кошелек на резинке. В провинции на них огромный спрос. Но этот предмет противен нашей цели, поскольку он предназначен для накопления денег. Мы вынуждены были снять его с продажи. Ага, вот наша последняя новинка.Квота взял с полки какой-то предмет, напоминавший человеческую ладонь, снабженную гибким шлангом. Электрический моторчик на батарейке приводил пальцы в движение. При нажатии на кнопку из-под ногтей высыпалось немного порошка.– Скребница для почесывания труднодосягаемых мест с головкой самонаведения и распылителем порошка, вызывающего зуд, – объяснил Квота и кинул щепотку порошка за воротник Флоранс. – Много совпадающих психоанализов.От возмущения и зуда у Флоранс на минуту перехватило дыхание.– Ой! – крикнула она наконец. – Это отвратительно! Ой! Дайте скорее мне эту штуку!Она схватила ручку-скребницу и принялась ожесточенно чесать себе лопатки, спину, поясницу, сердясь и наслаждаясь одновременно.– Прекрасное изобретение, не правда ли? – осведомился Квота.– Вы лучше скажите… ой… что это просто… не могу… ой… омерзительная шутка, – проговорила Флоранс, продолжая, однако, с наслаждением чесаться. – Только не уверяйте меня… Ай! Ой!.. что вы говорите серьезно.– А почему бы и нет? – живо возразил Квота. – А если я вам предложу чихательный порошок, это, по-вашему, тоже будет злая шутка? А ведь потребность нюхать табак твердо держала в своих тисках наших прадедов и прабабок в течение трех веков, если не больше. Пари держу, что изысканный зуд, если его по-настоящему широко разрекламировать и найти для него подходящий лозунг, может продержаться не менее долго. «В чем ангельское наслажденье? Где чешется – чесать, в том нет сомненья!» Посмотрите на себя, Флоранс, вы взбешены, но в то же время помимо воли вы уже попали в рабство, вы наслаждаетесь последними вспышками упоительного зуда…Флоранс хотела было возразить, но страшный зуд не давал ей сосредоточиться, и она, расчесывая себе спину, стонала от удовольствия и унижения. 7 И все-таки Флоранс еще сомневалась, что Квота говорил вполне серьезно. Ей казалось, что он относится к ней с насмешливой нежностью. Поэтому когда он сказал: «Ну, здесь мы пробыли достаточно, теперь пойдем, я покажу вам много интересного», – у Флоранс мелькнула надежда, что все это вопреки заверениям Квоты было лишь мистификацией с целью ее испытать.В следующей комнате Квота продемонстрировал Флоранс ряд американских новинок, которые, по его словам, уже продавались в лучших магазинах Нью-Йорка на Бродвее и на Седьмой авеню, в Америке для их изобретения даже не пришлось прибегать к психоанализу: достаточно было немного воображения, а это подтверждает, что творческие возможности человека беспредельны, подчеркнул Квота; одна из новинок, показанных Флоранс, – гребенка, всасывающая перхоть, – предназначалась мужчинам, вторая – парик из древесных стружек красного или палисандрового дерева в зависимости от мебели в доме – дамам; затем специальная краска для газонов, которая окрашивала их в такой яркий цвет, что настоящая трава в соседнем саду казалась совсем бесцветной. Был там и пульверизатор для опрыскивания старых машин, что придавало им запах только что сошедших с конвейера, и они уже не производили такого удручающего впечатления; и счетная линейка, находившая за вас в Библии нужный стих, который поможет вам в каждодневных делах и будет благоприятствовать всем вашим начинаниям; и черный кружевной гарнитур против сексуальной робости: трусики и лифчик с тремя аппликациями из красного бархата – в виде руки, сжимающей пальцы; и фарфоровая статуэтка одалиски, огромные груди которой вынимались и служили одна – солонкой, другая – перечницей, а что именно предназначалось для хранения горчицы – лучше и не уточнять; и отороченное норкой сиденье унитаза с центральным отоплением – для особо чувствительных задов; и распределитель соответствующей атмосферы для светских приемов, имитирующий смех и оживленный рокот голосов; и флюоресцирующий крем для изменения выражения лиц покойников, чтобы они во время похоронной церемонии не выглядели такими печальными; короче, когда Флоранс поняла, что «беспредельные творческие возможности человека» в действительности свидетельствуют лишь о дурном вкусе Квоты, а главное, что, к величайшему сожалению, эти творения не просто причуды свихнувшихся специалистов по психоанализу, что они уже заполонили витрины на Таймс-сквер, Мичиган-авеню и вскоре будут красоваться на Пикадилли, Виа Венето и Елисейских полях, она не выдержала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24