Вместе с Хильдой мы вкусим вечное блаженство в Белокаменном Городе.Детские мечты, детские фантазии, такие трогательные и несбыточные… Что ответить ему? Долф не придумал ничего лучше, как отвесить поклон маленькому королю — дань почтения, благосклонно принятую Каролюсом.— Рудолф ван Амстелвеен, — объявил он, не вставая чтобы не потревожить спящую Хильду, — отныне назначаю тебя своим главным оруженосцем. — Свободной рукой он коснулся плеча Долфа. — Тем самым я дарую тебе право ночевать в шатре, — заговорщически добавил он.— Благодарю тебя, Каролюс, но мне привычнее засыпать у своего костра. Там тоже есть замечательная девочка, которой нужна моя защита.Каролюс понимающе кивнул. Долф поднялся.«Вот меня и посвятил в рыцари король Иерусалимский, — забавляясь, подумал он. — Теперь вместе с тысячами одураченных красивой сказкой детей я отправляюсь в поход, который не под силу и взрослым, хорошо вооруженным мужчинам. Что же это за безумное время такое?» И снова поймал себя на мысли, что людей средневековья ему никогда не понять до конца.Вместе с Леонардо и Франком, который уже клевал носом, Долф вернулся к своему костру, возле которого ребят ожидал Петер. Он один не спал и нес вахту. Франк вкратце рассказал ему о том, что произошло.Долф укладывался спать. Он растянулся на земле подле Леонардо и тихонько спросил:— Как ты оказался там, дружище? Ты шел за нами?— Ах, это обычная мера предосторожности, — с напускной небрежностью пробормотал студент. — Я заметил, что вы с Франком ушли. На лице у тебя было написано, что ты выскажешь все, что накипело на душе. Я понял, что ты можешь сорваться, и решил держаться поближе. Что ты думаешь об этих святошах?— Недоумки какие-то! — не раздумывая, выпалил Долф.— Ничего подобного, Рудолф. Во всяком случае, Ансельм не столь прост, как хочет казаться.— Ты в самом деле так думаешь? — встрепенулся Долф.— Тс-с-с, не так громко. Именно так я и думаю. Еще вчера я обратил на них внимание. Что-то тут не то. Зачем им этот крестовый поход детей?— Обратить язычников Иерусалима на путь веры.— Как они говорят, — пробормотал Леонардо.Долф порадовался, что сомнения на этот счет появились не только у него.— Почему ты решил, что монахи не настоящие?— Меня удивило, что они выслушали тебя до конца, — задумчиво пояснил Леонардо, — а ведь им пристало возмутиться, объявить тебя еретиком.— Мне казалось, я обратился к ним с самой благочестивой речью, — наивно ответил Долф.Леонардо затрясся от смеха.— Рудолф, друг мой, никогда в жизни я не слыхал более странных вещей, чем нынче вечером от тебя. Ты необыкновенно умен. Одного не пойму: как ты успел набраться всей этой премудрости в свои юные годы. Но рассуждаешь ты как истинный еретик. На твоем месте я бы вел себя осмотрительнее.Долф вздохнул. Прав Леонардо: как ни старайся, изобразить религиозное рвение, которого не чувствуешь, ему не под силу.— Я лишь слово в слово повторил то, что говорили они сами о приказах свыше и прочем, — принялся объяснять он.Студент поднялся, пристально глядя на Долфа.— Ты искренне верил в то, о чем говорил, Рудолф?Мальчик почувствовал, что краснеет. К счастью, огонь уже едва теплился, так что итальянец ничего не заметил.— Ты так же мало веришь всему этому, как и я сам Рудолф. Ведь я тоже немало путешествовал и кое-что повидал. Думаю, Николас не обманывает ребят его самого дурачат двое мошенников с притворно умильными физиономиями и в рясах с чужого плеча. Никакие это не монахи. Самый последний служка тут же заткнул бы тебе рот. А эти? Внимательно выслушали твои советы. Похоже этой парочке выгодно доставить в Геную как можно больше ребят целыми и невредимыми. Для чего? Ты задавал себе этот вопрос, Рудолф?— Конечно, — немедля отозвался Долф.— Тогда не нужно долго объяснять, чего тебе следует остерегаться и почему необходимо соблюдать осторожность.Леонардо собирался заснуть, но Долф схватил его за руку:— Друг, ты веришь, что морская пучина расступится перед нами?Студент лишь хмыкнул в ответ.— Ты веришь в чудеса?— Иной раз приходится верить. — Леонардо опять привстал. — Ты, например, самое настоящее чудо. В то мгновение, когда мне грозила гибель от рук бандитов, ты словно с неба свалился, чтобы спасти меня. А еще ты принес с собой непостижимую тайну арабского исчисления! Вместе мы попали в самую гущу этого крестового похода, и снова чудо: чужеземец, неожиданно явившийся накануне Святого Яна, оказывается более опытным и знающим, нежели те кто стоят во главе этого похода. И ты еще спрашиваешь, верю ли я в чудеса. Да со мной, кроме чудес, ничего и не случается.Долфу стало весело, и его настроение передалось Леонардо.— Доброй ночи.Не прошло и пяти минут, как друзья крепко спали. ОПАСНАЯ ОХОТА После ночи, которую ребята провели на заболоченном поле к югу от Страсбурга, дела пошли на лад. Ежевечерне, выслушав проповедь — дон Ансельм не упускал случая еще раз напомнить о благородной цели похода — и помолившись, ребята расходились по отрядам, которыми командовали Долф, Леонардо, Франк, Петер и Каролюс. Первое время трудно было навести порядок, но мало-помалу все стало на свои места.Тяжелобольных, находившихся отныне под неусыпным присмотром, разместили в повозке. Хильда, маленькая королева Иерусалима, выхаживала их. И не только потому, что ей хотелось устроиться в повозке. В монастыре, где воспитывалась Хильда, девочек обучали уходу за больными. Довольная тем, что ей поручили это милосердное дело, Хильда подобрала нескольких подружек себе в помощь, обучила их заваривать настои из целебных трав, готовить больным пищу и укрепляющие снадобья. Бинтов, конечно, не было, но ребята научились делать их. Своеобразная процедура изготовления бинтов порядком удивила Долфа.Девочки сплетали из жестких травяных стеблей широкие полосы, затем сворачивали их и складывали про запас.Кровоточащие раны сначала покрывали слоем травы, предварительно пережеванной: зелень, смешанная со слюной, оказывала кровоостанавливающее и противовоспалительное действие при том, что траву давали жевать абсолютно здоровым ребятам. На подобный «тампон» накладывалась повязка, сплетенная из травы, которую туго затягивали.Готово. К изумлению Долфа, случаев заражения крови почти не было. Значит, слюна здоровых людей обладает дезинфицирующими свойствами. Прошло немного времени, и Долф убедился, что службу милосердия можно полностью доверить Хильде ван Марбург. Привычка принимать решения и отдавать приказы была у нее в крови.Не пришлось, шагать пешком и Николасу: кто-то должен был править волами. Но когда оба монаха тоже вознамерились забраться в повозку, Долф запротестовал.— Так вы не хотите разделить тяготы со своей паствой?! — вскричал он так, чтобы его услышали находившиеся вблизи.Монахам, опасавшимся за свой престиж, не оставалось ничего, кроме как трусить за повозкой. Дон Ансельм полоснул Долфа злобным взглядом, и мальчик понял: отныне он приобрел заклятого врага. Долф тут же отогнал эту мысль — и без того хлопот достаточно, чтобы обращать внимание на лжемонаха.Фредо, сын воина, знал толк в подготовке защитников.Долф потихоньку называл эти отряды «боевиками».Ребята с азартом принялись за изготовление стрел, луков, дубинок. Каролюс обучал их стрельбе, Леонардо показывал, как орудовать дубинкой, попадая точно по цели.Мальчишки, настроенные по-боевому, несли по ночам вахту на подходах к огромному лагерю, каждые два часа сменяя друг друга. А днем они то и дело появлялись в разных концах растянувшегося на многие километры шествия, утихомиривали забияк, прикрывали голову и хвост колонны, отгоняли зверье. Но страшнее хищников все-таки были люди. Рассерженные крестьяне опасались, как бы многотысячная толпа не вытоптала их посевы, не опустошила поля. Иной раз обедневшие дворяне норовили выкрасть детей, чтобы затем выгодно продать их или самим поживиться дармовой рабочей силой. Подозрительные личности, неизвестно с какими намерениями, терлись среди детей. Теперь отряды стражников держали всех на расстоянии, и ребята наконец почувствовали себя в относительной безопасности.В то же время сами «боевики» были далеко не образцом поведения. Парни, заполучив оружие, поддавались соблазну покуражиться над младшими и более слабыми.Но каждый был уверен: стоит пожаловаться Леонардо — и он защитит.Долф при постоянной дружеской поддержке Леонардо, совершенно по стремясь к тому, стал подлинным руководителем похода. Он принес из двадцатого века нечто дотоле неведомое большинству этих ребят: сознание ответственности за ближних, чувство долга, которое он, дитя своего времени, впитал с младенчества. Для него все дети были равны. Он не делал различий между крепостными и знатью, вольными горожанами и бездомными нищими.Всякого оценивал по его достоинствам. Ребята знали: если ты наделен хоть каким-нибудь талантом, тебе непременно дадут попробовать силы в любимом деле. Именно так Петер, с рождения влачивший жалкое существование крепостного, стал признанным командиром рыбаков. Он щедро делился со всеми умением плести рыболовные снасти, издалека распознавать подводные течения, выдававшие, где прячется рыба. В команду рыбаков набирали только тех, кто умел плавать. Они вносили заметную лепту в дневной рацион путников и потому пользовались всеобщим уважением.Каролюс, главный стрелок, подобрал в помощники Эверарта и мускулистого Берто, а теперь со свойственным ему пылом тренировал свою команду. Стрелки трудились на славу. Они понимали, что это занятие можно счесть браконьерством, которое признавалось одним из тягчайших преступлений того времени, и старались не попадаться на пути охотничьих выездов знати. А это удавалось далеко не всегда. Бывало, что ребят догонял разъяренный лесник, настигали скорые на расправу крестьяне или их взбешенный господин. Тут уж спасало только бегство, если, конечно, маленький Каролюс, пустив в ход все свое красноречие и знание придворных нравов, не убеждал мечущего громы и молнии владельца угодий, что Господь повелел пилигримам кормиться всеми плодами, которыми изобилует его земля. Через некоторое время юные охотники стали действовать хитрее, благополучно избегая хозяйской мести, поскольку колонна продвигалась все дальше и можно было не опасаться, что их схватят дважды на одном и том же месте.Долф не забывал о том, что через неделю-другую им предстоит пробираться по изрезанной горами местности.Он с ужасом смотрел на разбитые в кровь босые ноги ребят. Своими опасениями Долф поделился с Франком, сыном кожевника. Тот сразу смекнул, что от него требуется. Теперь с наступлением сумерек ребята принимались свежевать дневную добычу Каролюса и его стрелков.Копили ворохи мягких кроличьих шкурок, бобровых, заячьих шубок, шкуры косуль и оленей. После захода солнца сотни мальчиков и девочек старательно скоблили и вымачивали их, затем по трафарету резали заготовки и сшивали их. Работа не из легких, тем более что инструмента не было и в помине. Зато смекалки не занимать! Девочки научились плести тонкие прочные нити из волокон растений.Куда только не сгодились самодельные нитки: теперь можно было вязать рыболовные снасти, тачать обувь, латать одежду. Пошла в дело и древесная кора, обтянутая кожей. Самодельная обувь оказалась незаменимой для покалеченных, израненных ног.Помимо того что ухитрялись добыть команды охотников и рыбаков, изрядная толика съестного перепадала от жителей окрестных городов и сел.Хотя сообщение между поселениями в те времена было непростым, новости и слухи разлетались с непостижимой быстротой. Весть о беде, постигшей Спирс, мгновенно разошлась по всей округе. За восемьдесят миль от злосчастного города люди повторяли историю о том, как жестоко обошлись зажиточные горожане с детским воинством и как в одну ночь громы небесные заставили их поплатиться за бессердечие. Лишь горячие молитвы маленьких пилигримов спасли город от полной гибели.Это известие поразило воображение людей, и теперь, едва лишь процессия крестоносцев показывалась вдали, горожане, торговцы, землепашцы спешили детям навстречу — в надежде щедрыми дарами откупиться от гнева всевышнего. «Боевики» из команды Фредо строго следили за тем, чтобы вся снедь, принесенная днем, сберегалась до вечера. По заведенному порядку есть разрешалось только на привале, а припрятать для себя что-нибудь вкусное считалось большим грехом.— Все мы, — твердил Долф, — идем одной дорогой, и цель у нас одна; а это значит, что мы тоже равны. Тот, кто присваивает себе больше, чем надлежит, грешит против законов нашего воинства и недостоин увидеть стены Иерусалима.И ребята хорошо понимали его.Они приближались к Страсбургу берегом Рейна. Выпадали и нелегкие дни, когда солнце пряталось за тучи, промозглый ветер свистел над холмами, вода и реке бурлила и пенилась, а ловить рыбу становилось опасно. В такие дни сырость и холод особенно донимали плохо одетых детей.Особенно тревожило растущее число больных. Как тут не утратить веру в высший смысл всех этих испытаний, когда ноги целый день — шлеп-шлеп-шлеп — месят грязь, негде высушить промокшие лохмотья, а костер, чтобы приготовить еду, с таким трудом разжигаешь сырыми дровами. Но именно в эти минуты ребята видели Каролюса, который представал перед ними в своем нарядном плаще, в сапожках из оленьей кожи, опоясанный серебряным кушаком.В самые тягостные дни маленький король, казалось, излучал энергию. Только что его видели в одном месте, и вот он уже в другом конце колонны. Он покрывал двойное расстояние, словно молодая гончая: утешал дрожащих, плачущих детей, которые, сотрясаясь от кашля, едва передвигали распухшие ноги, закутывал в плащ окоченевшего малыша. Ловкие пальцы Каролюса быстро сплетали тонкие веточки с длинными побегами травы — получался своеобразный навес. Взявшись за концы такой крыши, четверо ребят вполне могли укрыться от потоков ливня.Глядя на Каролюса, остальные тоже перенимали это искусство. Долф смотрел на вереницу мальчиков и девочек, которые с песнями шлепали по лужам, по четыре в ряд, раскинув над собой плетеные навесы, и не мог сдержать улыбку. Маленький Каролюс стал ему теперь еще ближе.Однажды прохладным, но сухим днем юный король со своим отрядом отправился на охоту. В лесной чаще ребята нашли трех овец, отбившихся от стада. Каролюс не позволил убить их. Овец торжественно доставили в лагерь.— Мы будем стричь их, а девочки наткут шерсть, — объяснил он Николасу. — Вот из чего надо шить одежду.— А мясо зажарим, — без промедления отозвался Николас.Каролюс решительно возразил:— Нет уж, оставим их, пусть идут с нами. Большие расстояния овцам не страшны.— Хочу, чтобы их закололи, — упрямился Николас в предвкушении жаркого.Охота в тот день не удалась, местность была безлюдной, и Каролюс велел позвать Долфа. Несмотря на то что походом распоряжался Николас, маленький король гораздо больше доверял Рудолфу ван Амстелвеен. Разобравшись в споре, Долф горячо поддержал Каролюса.— Разумеется, мы сохраним животных, — громко, чтобы все слышали, заявил он. — Лишь в самом крайнем случае, если в горах нам будет угрожать голод, заколем их на мясо.Николас вовсе не был глуп, а его невежество объяснялось тем, что всю жизнь его учили только двум вещам — молиться и пасти овец. Рослый парень из северных краев внушал ему страх. Николасу было известно, что в течение непродолжительного времени Долф приобрел множество друзей, готовых пойти за ним в огонь и воду. Отметил Николас и то, что, благодаря новшествам, заведенным Долфом, потери в стане крестоносцев сильно уменьшились, а беспорядочную толпу в какие-нибудь несколько дней заменили хорошо организованные отряды, где каждый отвечал за порученное ему дело. Николас терялся в догадках. Как объяснить превосходство этого чужеземца, почти мальчишки? Что он хочет сказать своим девизом: «Один за всех, все за одного?» Суеверный Николас понимал только, что с такими людьми, как Долф, не считаться нельзя и упаси боже перечить им. Овцы были временно спасены.В этот вечер Николас состригал густую овечью шерсть, занятие привычное для него. Шерсть легко отделялась и аккуратно ложилась на землю. Затем девочки, мастерицы прясть, как следует промыли, вычесали ее и распределили между собой. Долф с любопытством наблюдал за движениями прях. Каждая намотала клок шерсти на спицу, зажатую в левой руке, и, аккуратно теребя нити, скатывала их между пальцами в одну толстую нитку, которая была гораздо прочнее, чем казалось на первый взгляд.Подружка подхватывала эту нитку и снова наматывала на спицу, пока не получался толстый клубок.«Разве так прядут шерсть? — мысленно удивился Долф. — Я-то думал, что без прялки не обойтись». Мысль о том, что прялка еще не была изобретена в одна тысяча двести двенадцатом году, не сразу пришла ему в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36