Он и сам не мог объяснить почему, но мысли его обратились к маленькому Каролюсу, воспоминания о котором до сих пор причиняли ему жгучую боль. Долф знал наверняка, что маленький король Иерусалима ни за какие сокровища мира не согласился бы оставить своих подданных в беде. «Каролюс, помоги мне, — обратился он к погибшему другу. — Я не знаю, что делать, если снова получу такое письмо». Он был уверен, что на этом доктор Симиак не прекратит свои поиски.Он перечитал записку и задумался над словами: «…ни в коем случае не меняй порядок цифрового кода». Этот код так важен потому, что ученые отправили такие же сообщения и во множество других мест…«Если это так, — все еще теряясь в путанице мыслей, размышлял он, — то им должно быть известно, что я шел дальше вместе с маленькими крестоносцами, они пытаются нащупать мой след по всему пути крестового похода детей.Увидеть меня они не могут, вот и подбрасывают такие контейнеры по маршруту крестоносцев, надеясь, что когда-нибудь одна из посылок все же попадется мне на глаза. Но все-таки… Откуда они знают, что я иду с крестоносцами?» «Тот мальчишка! — осенило его. — Парень, что вскочил вместо меня на камень и был заброшен в двадцатый век. Он рассказал им о крестовом походе детей, с которым шел сам. Неужели они догадались, что у меня не было иного выхода, кроме как пойти с этой колонной? Но известно ли в двадцатом веке что-нибудь о нашем безумном предприятии? Маршрут похода, города, в которых мы побывали? В школе мы такого не проходили».Как бы там ни было, контейнер у него на ладони неоспоримо свидетельствовал о том, что транслятор материи восстановлен и работает вовсю. Долф заставил себя рассуждать логически.«Леонардо наткнулся на него у входа в церковь святого Николая. Предположим, что базилика сохранилась до нашего времени. Мой отец мог сказать им, что моя слабость — старинные храмы. Ну и что? Станут они забрасывать свои контейнеры во все церкви Европы, чтобы отыскать меня? Чушь какую-то несу… — вздохнул он. — Наверняка в двадцатом веке известно о крестовом походе детей. Возможно, они пригласили консультанта-историка или перерыли библиотеки. Навряд ли это письмо попало в Бари по чистой случайности. Интересно, повторят ли они свою попытку в Бриндизи?»В зал влетела Марике и бросилась к нему, опустилась на колени и с тревогой выпалила:— Леонардо сказал, ты болен. — Она положила руку ему на лоб. — Да ты весь горишь.— Нет, со мной все в порядке.— А у нас новости, — возбужденно поведала Марике, — дон Тадеуш получил приглашение от епископа, который завтра утром ожидает у себя наших предводителей: Рудолф, я боюсь, что горожане просто хотят избавиться от нас.— Ничего удивительного, — огорченно бросил Долф.— Куда же нам деваться? Можно ли идти дальше?— Не знаю.— Ты заметил, что Леонардо тоже расстроился? Мне кажется, и он не знает, куда идти дальше.Долф подавил тяжелый вздох.— Но он же не бросит нас тут совсем одних, — продолжала тараторить Марике, — он сам это говорил. А еще он говорил, что Франк, Петер и Берто поступят к нему на службу и он отправит их учиться.— Здорово.— Еще бы. А ты почему прячешься здесь? Смотри, какая чудесная погода.Он потрепал девочку по плечу, не отрывая глаз от полоски солнечного света, в которой кружился столб пыли. «Малышка, что же с тобой будет? Не могу я взять тебя с собой…»— Почему ты плачешь, Рудолф?— Я не плачу.Это была неправда. Как все опять запуталось!Вечером Долф решился. Когда все собрались за ужином, он достал ящичек, принесенный Леонардо, и показал его ребятам.— Посмотрите как следует на эту вещицу. Если кому-нибудь из вас попадется такая же, где бы вы ее не нашли, тут же возьмите ее, обязательно пометьте место, где она лежала, и сразу же несите мне…Дети ничего не поняли, но каждому хотелось поближе рассмотреть таинственный предмет, который переходил из рук в руки, удивляя всех своей невесомостью.— Что это такое? Зачем это тебе? Для чего нужно замечать место?Вопросы сыпались, а ответить ему было нечего.— А вдруг это колдовство какое?— Да нет же, дети, ничего подобного. Просто кто-то из моих земляков обронил здесь этот ларчик.— Так-таки обронил? — заинтересовался Леонардо. Студент был слишком умен, чтобы верить его россказням. — Интересно, как это можно просто обронить такую дорогую вещь?— Этот ларчик ценен лишь для того, кто понимает в нем толк, — отозвался Долф. — Ты прав, Леонардо, подобные вещи просто так не роняют. Это означает, что мой отец ищет меня. Он не знает, где я, и его люди повсюду оставляют такие знаки, смысл которых понятен только мне. Отец надеется, что я вернусь, понимаешь?— Твой отец?— Ребята, выручайте меня! — обратился к ним Долф. — Я помогал вам чем мог, а теперь мне нужна ваша помощь. Это очень важно для меня.Ребята, у которых не было причин не доверять Долфу, согласно закивали, один лишь студент с большим сомнением смотрел на мальчика. По-видимому, ему представлялся довольно странным способ искать человека, разбрасывая по всему свету таинственные ларчики. Он прав: этот способ не из лучших, но что же делать, если в распоряжении ученых нет ничего, кроме машин времени, и необходимо отыскать человека, затерявшегося во времени больше семисот шестидесяти лет тому назад?На следующий день дон Тадеуш, Долф, Леонардо, Франк и Бертo отправились на аудиенцию к епископу, а Петер со своими рыбаками — на берег моря.Франк и Берто остались на страже у входа в резиденцию епископа, скромную каменную постройку. Внутрь вошли только Долф, священник и студент. Почтенный прелат ожидал их в своем кабинете в окружении секретарей, нескольких торговых людей и моряков.После традиционных почтительных приветствий и целования руки епископа гостям было задано несколько вопросов, а затем преподобный отец перешел к сути дела. Он объяснялся на латыни, и спутникам Долфа не составляло труда понять его, но сам мальчик потерял нить разговора. Пришлось Леонардо выступить переводчиком.— Ясно как божий день, — говорил епископ, — что дети, нашедшие пристанище в руинах аббатства, не могут продолжать свой поход, ибо дороги ведут только до Бриндизи. Да и возможно ли, чтобы семьсот малолетних детей переплыли море и приступом взяли Иерусалим? Какой здравомыслящий человек поверит в это? Таким образом, им остается одно — возвратиться туда, откуда они пришли.«Так я и думал, — с беспокойством размышлял Долф, — избавиться от нас хотят. Куда же нам деваться?»В разговор вступил дон Тадеуш:— Монсеньор, ваши слова свидетельствуют о мудрости и благоразумии, но все дело в том, что у этих детей нет на родной земле дома, куда они могли бы вернуться, — большинство из них неприкаянные сироты.— Мне известно об этом, — негромко заметил епископ. — Обратный путь в преддверии зимы чреват многими опасностями. Детям не удастся перевалить через горы на севере до первых снегов, но и у нас в Бриндизи им более оставаться непозволительно. Мы достаточно позаботились о них, но целую зиму кормить сотни детей мы не можем. Расселить их в городе нельзя, ибо у нас собственных жителей в избытке, да и некуда нашему городу расти: Бари мешает нам.Леонардо кивнул. Лицо его, всегда сохранявшее насмешливое выражение, было очень серьезно. Дон Тадеуш в бессильном отчаянии поднял сжатые руки к небу.— И все же, — продолжал епископ, — помочь этим детям — наш христианский долг.Он указал на купцов и мореплавателей, стоявших поодаль.— Мы сговорились с богатыми купцами и надежными капитанами судов, которые перевезут детей в Венецианскую республику на своих кораблях. С детей не возьмут платы, достаточно, если они будут помогать команде. Их разместят на восьми кораблях, груженных товаром. В Венеции вы перезимуете, я вручу вам рекомендательные письма к епископу и правителям республики с просьбой приютить детей в городе до будущей весны и, поелику возможно, снарядить их в обратный путь на родину. Тем, кто пожелает навсегда поселиться в Венеции, это будет позволено. Мне известно, что среди вас есть много способных и разумных детей, которые не чураются любой работы, хоть за время долгого пути вы и отвыкли от послушания старшим…Епископ остановился. Леонардо быстро переводил Долфу основное.— Другого выхода у нас нет, — твердо закончил епископ.Дон Тадеуш опустился на колени и припал губами к перстню прелата.— Благодарю вас, монсеньор, — проговорил он, — Господь да вознаградит вас за вашу доброту.— Встаньте, дон Тадеуш, не меня нужно вам благодарить, но всевышнего, что просветил нас мудрым решением. Через три дня корабли уйдут в море. Подготовьте детей к плаванию. Подробности вам сообщат хозяева судов. Прощайте. Да благословит вас Бог…На том и завершилась аудиенция. Долф был на седьмом небе от счастья. Теперь, когда будущее ребят устроено, он может со спокойной совестью вернуться домой, если только…Франк и Берто с нетерпением ожидали появления друзей, и ребята поспешили обрадовать их известием о предстоящем отъезде.— Я не поеду с вами в Венецию, — быстро сказал Леонардо, — я собираюсь в Палермо ко двору императора Фридриха.Вместе с купцами и моряками они направились в гавань осмотреть корабли, которые показались Долфу утлыми суденышками, зато отца Тадеуша их вид вполне удовлетворил. Видно, ему эти калоши представлялись достойными бороздить моря..Долф не был уверен, как ему поступить: расстаться с Леонардо и отплыть в Венецию или задержаться в Бриндизи, на случай если послание доктора Симиака снова придет сюда? Колебания друга не укрылись от Леонардо.— Ты скорчил такую мину, будто Венеция тебе не подходит. Пойдем тогда со мной.— Я еще не знаю, — признался Долф. — Отец разыскивает меня, а если я уйду отсюда, он никогда не найдет меня.— А ты хочешь, чтобы тебя нашли? — серьезно спросил студент.— Да, теперь да.— Тогда оставайся здесь и жди.— Пожалуй, ты прав… А как же Марике?— А в чем дело?— Отец отыщет меня, и я вернусь домой, но я не смогу взять с собой Марике, то есть я очень хочу этого, но просто не могу.— В этом нет нужды, — невозмутимо отрезал Леонардо. — Она остается со мной.— Ты серьезно? Дружище…Изумлению Долфа не было пределов, когда студент, отвернувшись, заговорил снова:— Ты хоть раз внимательно посмотрел на нее, Рудолф? Милее ее на свете не сыскать. Я привезу ее в дом своих родителей, ей нужно учиться. Затем вместе с Франком и Петером я отправлюсь в Палермо и, если мои услуги понадобятся императору, вызову туда же Марике. Мы поженимся с ней.— А если она не захочет?— Захочет, когда ты не будешь крутиться поблизости.Смысл этих слов не сразу дошел до его сознания, затем на мгновение его захлестнула ревность, вполне понятная в таких обстоятельствах, но потом он рассудил, что лучшей доли для Марике и пожелать нельзя. Она превратится в хорошенькую девушку, миловидную, заботливую, сообразительную. К Леонардо она относится почти с такой же нежностью, как к Долфу.— Она совсем девочка еще…— Одиннадцать. Через три года она достигнет брачного возраста.Долф знал, что в те времена выдавать замуж тринадцати — и четырнадцатилетних девушек было самым обычным делом, особенно в знатных домах.— Твоя семья не будет против? У нее же ничего нет.Леонардо усмехнулся:— У нее есть золотое сердечко, а это лучшее приданое.Долф потупился. На душе было тяжело. Через несколько дней он простится с ними навсегда. Он вздохнул и отвернулся. К нему спешил Франк.— Рудолф!..— Погоди, — перебил его Долф, — не хочу ни о чем говорить сейчас.— Но…Долф направился было в аббатство — ему хотелось повидаться с Марике. Франк схватил его за руку:— Ты же сам говорил вчера, как это важно.— Ну что еще?— Ларчик.Долф застыл на месте.— Ларчик? — спросил он, и у него перехватило дыхание.Маленький подмастерье-кожевник достал коробочку из легкого металла.— Ты о таком говорил?Долф порывисто схватил коробочку.— Где ты ее взял?— Нашел сегодня утром.— Где? Место запомнил?— В городе. Я увидел ее под ногами, когда мы с Берто ждали вас у дворца епископа.— Когда это было?— Точно не могу сказать — вы были на приеме у епископа.«Часов десять утра», — лихорадочно соображал Долф.Едва сдерживая дрожь, он подцепил крышку и открыл коробочку. Внутри была записка, в точности такая же, как и в первый раз. Только цифры другие.— Наверно, сразу было нужно показать тебе, — оправдывался Франк, — но, когда вы вернулись и рассказали нам о Венеции, я позабыл обо всем на свете.— Не беда. Думаешь, мы сможем найти это место?— Конечно.— Тогда пошли.— Что ты собираешься делать?— Пойдем в город, я должен посмотреть, где лежал этот ларчик.Не прошло и получаса, как ребята опять появились на Соборной площади Бриндизи. Франк показал на улочку, выходившую на площадь. Улочка вела к резиденции епископа.— Мы с Берто стояли вон там, спиной к стене, вдруг я вижу: блестит под ногами, поднял, и вот…— Так, понятно. Ты уверен, что он лежал именно там, у стены, и ни на метр дальше? — настойчиво расспрашивал Долф. Он с сомнением посматривал на выщербленную мостовую — куски засохшей грязи, пыль, мусор и никаких особых примет.— Я стоял здесь, — продолжал Франк, — точно помню, что выступ стены приходился мне как раз между лопатками, ноги вот так… да. И вдруг вижу: блестит у левой ноги. Все точно, на этом камне.Палец Франка уперся в грязь. Наклонившись, Долф разгреб слой грязи и удовлетворенно кивнул.— Нужно пометить это место, чтобы завтра я сразу нашел его.Он оглянулся в раздумье. Скромный вход в канцелярию епископской резиденции подсказал ему, как поступить.— Подержи-ка здесь руку, Франк, и жди меня так. Я мигом.Долф распахнул дверь и влетел в канцелярию. Он спросил секретаря епископа и после долгих объяснений был допущен к нему.— Синьор, — заговорил Долф на своем ломаном итальянском, — позвольте обратиться к вам с просьбой. Нельзя ли мне воспользоваться вашим письменным прибором? Мне необходимо отправить письмо своему отцу.— Ты обучен грамоте? — изумился монах, косясь на лохмотья мальчишки.Он подвинул Долфу чернильницу, стоявшую перед ним, и вручил гусиное перо. Раскрыв рот, монах следил, как нищий оборванец достал из кармана белый листок, погрузил перо в чернила и начал старательно выводить буквы неизвестного языка.— Не могли бы вы сказать мне, какое число… день у нас послезавтра?— Послезавтра? Святого Маттеуса, разумеется.— Ах, да…На самом деле Долф и представления не имел, что это за дата такая, пусть они там дома разбираются. На другой стороне листочка, который прислал ему доктор Симиак, Долф написал: «Нахожусь в Бриндизи, координаты на обратной стороне. Через сутки, после того как получите ответ, буду находиться на этом же месте. День святого Маттеуса, числа не знаю. Заберите меня отсюда. Долф».Получилось не очень аккуратно: гусиное перо царапало бумагу и разбрызгивало чернила, слишком густые для тонкой бумаги, ведь ими писали на плотном пергаменте. Затем пришлось долго ждать, пока чернила высохнут.— Это письмо для епископа? — любопытствовал секретарь. — И что это за пергамент, столь мягкий и тонкий?— Мы называем его бумагой, — уклончиво пояснил Долф. — Синьор, не могу ли я позаимствовать у вас эту чернильницу на короткое время?— Позаимствовать?Подозрительность итальянца была понятна Долфу.Еще бы! Такой изящный алебастровый сосуд. Он умоляюще сложил руки.— Прошу вас! Мне нужно лишь немного чернил, а чернильницу я верну вам в целости и сохранности.— Зачем тебе чернила?— Хочу начертить крест, вон там, перед домом.— Как, на улице?— Пойдемте со мной, увидите сами, что ничего дурного я не делаю. У меня на родине так поступают благочестивые люди.— Что ж, пошли.Долф появился на улице с алебастровой чернильницей под мышкой, сердце его радостно билось, секретарь поспешал за мальчиком. Долф приблизился к Франку.— Ну-ка взгляни, — позвал он мальчишку.Он тщательно очистил кусочек мостовой от наслоения грязи — руками естественно, — затем приподнял чернильницу и осторожно наклонил ее так, чтобы чернила перелились через край, оставляя несмываемую отметину на том месте, где Франк только что держал руку. Он постарался придать своему знаку очертания креста, зная отношение людей средневековья к знакам благочестия. Затем он поднялся и вернул чернильницу недоумевающему монаху.— В вашей стране молятся Господу на улицах? — спросил тот.Ну как было Долфу объяснить ему свой странный поступок? Он лишь дружелюбно улыбнулся и поблагодарил секретаря, которому ничего не оставалось, как удалиться.Долф еще немного постоял рядом с Франком.— Подождем, пока высохнет как следует.— Что все это значит? — прошептал его верный друг. — Ты делаешь такие непонятные вещи.Долф молча смотрел на черный крест. Завтра утром он положит контейнер на это место и будет наблюдать за ним.Если все пройдет благополучно, через день он сам будет стоять на этом же камне и тогда, может быть…Он продолжал стоять, ожидая, пока высохнут чернила;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36