После дисков метали копья, ну а затем начались приготовления к бегу колесниц. Тут уж Геракл не удержался! Оставив Софоклюса на трибуне, он проворно сбежал вниз и вскоре подвел свой золотой экипаж к белой линии старта.
— Ге-ра-кл, Ге-ра-кл! — скандировала толпа.
Сын Зевса величественно кивнул.
Трое соревнующихся (включая Михаэлюса Шумахериса) тут же отказались от участия в забеге, умчавшись на своих колесницах прочь. Могучий герой при этом даже бровью не повел, восприняв бегство соперников как что-то само собой разумеющееся.
Раздался удар гонга.
Колесницы рванули с места.
Одна из повозок, вместо того чтобы поехать вперед, резко дала назад и врезалась в клетки с тиграми. Возница спрыгнул на землю и, пошатываясь, зигзагами бросился наутек от ругающихся солдат, вооруженных сетью. Бедняга был настолько пьян, что попытался оседлать вырвавшегося из сломанной клетки сытого тигра.
В итоге на них обоих была искусно накинута крепкая сеть. Зрелище веселящимся эллинам сильно понравилось, и они проводили уносивших пьяного возницу солдат гулом всеобщего одобрения.
А Геракл тем временем уже здорово обогнал опасливо жавшихся к обочине арены соперников, залихватски вскрикивая и напевая что-то олимпийско-героическое.
Но за два круга до финиша сына Зевса стал нагонять некий весьма несознательный юноша на небольшой черной колеснице. Геракл недовольно покосился на обнаглевшего соперника, глаза могучего героя гневно сверкнули.
— Не может быть! — яростно прошептал сын Зевса. — Ведь это же тот самый наглец, который безнаказанно оскорбил меня на дороге в Арголиду, когда я ехал убивать лернейскую гидру!
Без сомнения, это был тот самый мерзавец. Геракл отлично запомнил его черные локоны и медные боевые доспехи.
Могучий герой зловеще усмехнулся, старательно припоминая правила спортивной гонки на колесницах.
Через пару минут сын Зевса пришел к выводу, что никаких правил на самом деле не существует. Устроители Олимпийских игр о такой банальной мелочи элементарно забыли. Это развязывало Гераклу руки. В конечном счете именно руками могучий герой и воспользовался, выдернув из паза притороченное к борту золотой колесницы боевое копье и метнув его прямо в правое колесо обгоняющей повозки.
Толпа на трибунах восторженно взвыла. Черная колесница содрогнулась. С треском разлетелись деревянные спицы, и заносчивый юноша ласточкой взлетел в небо, опустившись аккурат на ряды бессменных судей.
— Никто… — бешено проревел сын Зевса, мчась к очередной победе, — никто не смеет побеждать великого сына владыки Олимпа…
Так Геракл завоевал второй золотой олимпийский приз. А после спортивных скачек произошла кульминация первого дня Олимпийских игр, а именно: греческие кулачные бои.
* * *
Критский Бык взошел на спортивное возвышение в самом конце боев, когда взмокшие солдаты унесли со спортивной арены бесчувственные тела прочих соревнующихся, многих из которых так и не удалось расцепить.
— Ну кто? — грозно выкрикнул знаменитый боксер свою ритуальную, заученную наизусть фразу. — Кто хочет бросить мне вызов?
Желающие пока не спешили, а Геракл решил слегка поиспытывать терпение чемпиона, тем более что об их поединке было объявлено заранее. Многие греки только ради этого редкого зрелища и приплыли на остров Крит.
Выглядел Пукилус очень даже внушительно, поменьше, конечно, Геракла, но в плечах, пожалуй, такой же. Гладко выбрит, длинные волосы завязаны на затылке в жесткий пучок. На талии олимпийский пояс (ярко-красная набедренная повязка с вышитым посередине золотым львом). Мощные бицепсы так и лоснятся.
«Небось тоже себя розовым маслом от комаров натирает», — подумал скучающий на трибуне Софоклюс.
— Ну кто? Кто? — всё не унимался знаменитый боксер. — Кто… э… э… э… посмеет бросить мне вызов?
— Я! — жалко пропищало с северной трибуны, и над спортивной ареной повисла могильная тишина.
Все зрители ошеломленно смотрели на ковыляющего через зеленое поле лысого дистрофика в драной собачьей шкуре.
— Опаньки… — только и нашелся что сказать обескураженный Геракл.
— Э… э… э… — в замешательстве прохрипел Критский Бык, непонимающе таращась на тщедушного психа.
— Он всё-таки опередил тебя, Геракл, — покачал головой Софоклюс, дивясь безрассудной отваге чокнутого грека.
Дойдя до боксерского возвышения, Херакл довольно безуспешно попытался на него забраться. После седьмой провальной попытки, завершившейся падением головой оземь, самозванца забросили на ринг подоспевшие солдаты, но Херакл к тому времени был уже без сознания, здорово приложившись затылком о валявшийся в траве каменный диск, позабытый кем-то из рассеянных спортсменов.
— Э… э… э… — снова неуверенно прохрипел Критский Бык, с недоумением рассматривая бесчувственное тело у своих ног.
Подбежал запыхавшийся судья, пощупал у Херакла пульс, удовлетворенно крякнул и громко возвестил:
— Победил Критский Бык!
— У-а-а-а… — радостно взревел чемпион, прыгая на жалобно скрипящем помосте.
— Виртуальный нокаут! — сообщил Зевсу сидевший у телескопией Эрот.
— Это как? — обалдело переспросил Зевс.
— Ну… — Эрот задумчиво пошевелил пальцами, — мысленный хук сопернику на расстоянии…
Тщедушное тело Херакла солдаты копьями столкнули с помоста и без особого труда уволокли самозванца в лазарет.
— Пора заканчивать весь этот балаган, — недовольно пробурчал сын Зевса и, поведя могучими плечами, спустился вниз на арену.
Зрители тут же стихли.
Критский Бык затравленно заозирался, ища глазами тренера. Но тот сбежал, как только увидел приподнимающегося со своего места Геракла.
Великодушно приветствуя в очередной раз взорвавшуюся криками толпу болельщиков, сын Зевса величественно взошел на спортивное возвышение.
Критский Бык неуверенно переминался с ноги на ногу в углу тесного ринга.
— Ну что? — с легкой иронией спросил его Геракл. — Ты ведь, кажется, хотел с кем-нибудь сразиться?
— Э… э… э… — неопределенно отозвался чемпион, здорово смущенный.
Грянул гонг.
Сын Зевса наклонился к уху снующего рядом судьи и горячо зашептал:
— Я начисто забыл правила, что нужно делать-то? — Судья судорожно сглотнул.
— Вы как почетный гость Крита имеете право на первый удар, — тоже шепотом ответил он.
Могучий герой кивнул и пальцем поманил набычившегося соперника.
Чемпион нехотя приблизился.
Геракл поплевал на правый кулак, размахнулся и… остановил занесенную для удара руку еще в полете, ибо сдавленно ойкнувший Критский Бык рухнул, сраженный внезапным героическим обмороком.
Судья попробовал у чемпиона пульс и, посчитав на всякий случай до десяти, радостно возвестил:
— Нокаут! Победил Геракл Олимпийский!
Толпа любителей спорта грянула так, что зависший точно над спортивным амфитеатром Олимп прилично содрогнулся.
Сняв с поверженного Критского Быка чемпионский пояс, судья торжественно передал его несколько разочарованному стремительностью кулачного боя сыну Зевса.
— Для начала постирайте! — гневно гаркнул могучий герой, неприязненно глядя на поверженного слабонервного соперника.
— Что, очередной виртуальный нокаут? — рассмеялся, глядя вниз через телескопис, Тучегонитель.
— Ага! — весело подтвердил Эрот. — Спущусь-ка я вниз к царю Миносу, получу наш выигрыш!
— Да-да, разумеется, — кивнул Зевс и тихонько про себя добавил: — Бедный-бедный Посейдон…
Глава тринадцатая
ПОДВИГ ВОСЬМОЙ: ИШАКИ ДИОМЕДА
— Ты мне, главное, сейчас не мешай, — строго предупредил Софоклюс, доставая свежую восковую дощечку. — Да и лошадей приструни, что они несутся у тебя как угорелые?
— А чего это ты вдруг раскомандовался? — возмутился Геракл. — Наверное, завидуешь мне, потому что я сегодня за один-единственный день получил сразу три великолепных приза.
— Кто завидует? — изумился историк. — Это я-то тебе завидую?!
— Угу, конечно, черной завистью!
— Ой, не смешите мои сандалии, люди добрые. Все эти твои спортивные победы липовые!
— Но-но…
— Да-да, липовые, голос правды не задушишь. Ведь все греки, включая устроителей критских Олимпийских игр, до смерти боятся гнева богов, а в особенности твоего эгидодержавного папашу.
— Да, это так! — довольно кивнул могучий герой. — Но я не вижу совершенно никакой связи между моими блистательными спортивными победами и этим патологическим страхом смертных перед Олимпом.
— Ну-ну… — только и нашелся Софоклюс. — Что ж, не буду с тобой спорить, только еще раз попрошу по возможности мне не мешать. Если тебе не трудно, объезжай на дороге ямы, а то у меня что ни слово, то троеточие… Потомки, чего доброго, подумают, что я пьяный был.
— Да успокойся, Софоклюс, что-то ты сегодня не в меру перевозбужден.
— Дело в том, — ответил историк, — что мне следует описать сразу два твоих подвига. И если ты думаешь, что это легко, то очень сильно заблуждаешься…
— Ладно, всё, молчу… — согласился Геракл, но всё-таки не удержался и дурным голосом пропел: — О, птичка, птичечка-а-а-а…
— Всемогущие боги! — простонал Софоклюс, с тоскою глядя на девственно чистую дощечку.
Вдохновение, как назло, решительно отсутствовало. Видно, ветреная муза Клио вместо Софоклюса посещала отдыхающего на Аргосе Геродота.
Вот она где, несправедливость!
Но ничего не поделаешь, история не терпит промедления, тем более ВЕЛИКАЯ.
Хронист тяжко вздохнул и решительно взялся за работу…
И вот шестое задание.
Гераклу приказано было очистить от навоза скотный двор сына лучезарного бога Гелиоса, царя Авгия. Гелиос дал своему сыночку огромные богатства и, в частности, многочисленные стада всяческих копытных животных. Были тут и единороги, и свиньи, и вообще совершенно непонятные уроды с рогами на носу. Как видно, коллекционировал Авгий разных травоядных животных.
Пришедший к царю Геракл решил совместить приятное (насколько это было возможно при подобном задании) с полезным: и подвиг, так сказать, совершить, и подзаработать малость. Думал о будущем великий герой и правильно делал.
— Хорошо, Авгий, — так сказал царю сын Зевса, — я очищу твой скотный двор всего за один день, но в награду ты отдашь мне десятую часть своих стад.
— Что?! — бешено вращая глазами, вскричал Авгий. — Какая неслыханная наглость. Да знаешь ли ты, кто мой отец?
— Ха, удивил, — усмехнулся Геракл, — а знаешь ли ты, кто мой папаня ?
— Ну и кто же он? — ехидно осведомился царь. — Какой-нибудь портовый пропойца, нарвавшийся в один прекрасный день на разбойничий нож?
— Ты почти угадал, — кивнул могучий герой, — я сын великого Зевса.
Царь Авгий мгновенно поник, как-то скукожился и, осторожно поглядев на синее небо, видневшееся в вентиляционном отверстии потолка, пробормотал, что, дескать, согласен на сделку. В любом случае очистить стойла за один день было физически невозможно.
Но недооценил Авгий хитроумного героя.
— А вот про ум это ты правильно написал! — похвалил управлявший колесницей Геракл.
…Сын Зевса нанял (за полпифоса вина) двух жутко ленивых, но сильно пьющих циклопов, которые, не особо напрягаясь, разворотили небольшую речную дамбу, расположенную прямо у грязных конюшен. Мощная волна холодной воды обрушилась на скотный двор царя Авгия, очищая местность не только от навоза, но и от мычащей, блеющей, хрюкающей, мекающей (нужное подчеркнуть) живности.
Куча народа утопла в тот день (в частности, пастухи), солдаты же Авгия шли ко дну особенно эффектно, ибо доспехи у них были самые тяжелые в Греции. К слову сказать, погибла и царица (на нее прямо с гребня мощной волны спикировал небольшой носорог), но подобному раскладу царь Авгий только обрадовался.
Почти весь скот потонул в разбушевавшейся, изменившей свое русло речке. Осталась лишь десятая часть от некогда огромного, невиданного стада. Та самая часть, что требовал себе в награду за проделанную работу великий герой.
И вот явился Геракл за причитающимся вознаграждением.
— Ни сатира ты от меня не получишь, — кричал и плевался царь, подпрыгивая на троне, — хотя… за жену спасибо.
— Но ведь… я честно выполнил условие сделки! — безмерно удивился сын Зевса. — Боги свидетели, я всего лишь за одни сутки очистил твой скотный двор!
Услышав упоминание о богах, которые к тому же наверняка были свидетелями всего, что происходило в землях смертных, Авгий немного успокоился и так ответил Гераклу.
— Ни хрена я тебе, братец, не дам, и точка!
Пришлось герою с пустыми руками вернуться в Тиринф.
— Опять полную чушь пишешь! — возмутился Геракл. — Во-первых, я никогда не позволил бы царю разговаривать со мной в столь возмутительном тоне. Во-вторых, я ни за что бы не стал возвращаться в Тиринф с пустыми руками на потеху трусливому мерзавцу Эврисфею. Уж что-нибудь да прихватил бы с собой. Ну, скажем… голову царя Авгия.
— Погоди-погоди, — усмехнулся Софоклюс, — дальше тебе должно понравиться…
Ужасно отомстил сын Зевса царю Авгию.
— Ага, вот это уже значительно лучше! — оживился Геракл, чуть не въехав в огромную канаву, ибо одновременно править колесницей и следить за историческими каракулями Софоклюса было весьма проблематично.
В один прекрасный день к тому времени уже освободившийся от службы у Эврисфея герой вторгся во владения Авгия с могучим войском и победил в кровопролитной битве жадного царя, снеся тому голову.
— Убив отравленной стрелой! — поправил Софоклюса сын Зевса.
«…убив отравленной стрелой », — переправил хронист.
Геракл отомстил и всем союзникам Авгия, его родственникам (в том числе и престарелому внучатому троюродному деверю), любовницам, друзьям, слугам, домашним животным, случайным знакомым и просто не имеющим никакого отношения к царю людям.
— Да-да, я такой! — усмехнулся герой. — Иногда могу быть очень кровожадным.
— В мечтах, — буркнул Софоклюс, но спутник его, к счастью, не услышал.
Особенно за военную помощь Авгию (партию набедренных повязок) поплатились царь Пылоса Налей и сто шестнадцать его сыновей.
— Однако какое отличное у этого царя имя! Софоклюс, ты сам его придумал или перепер из нашего древнего эпоса?
— Придумал! — огрызнулся историк. — Да у меня уже несколько дней во рту и капли не было.
— Так ты в своих хрониках тонко намекаешь мне на небольшую попойку! — догадался Геракл. — Что ж, обещаю тебе грандиозную пьянку, как только справлюсь с восьмым заданием недоноска.
Услышав сие, историк приободрился и застрочил пуще прежнего, исправив царя Налея на Нелея.
…От мести великого героя не спасся и старший сын Нелея Периклимен, который был великим волшебником и мог превращаться по своему желанию в любое животное. Трижды обращался чародей то в змею, то в пчелу, то в орла, и все три раза убивал его могучий Геракл. Наконец превратился Периклимен в бабуина и, получив по голове от сына Зевса копьем, начисто забыл все свои заклинания. Видя такое дело, Геракл отпустил волшебника восвояси, обрекая того на весьма комфортную жизнь: сидение на дереве, поедание разнообразных плодов, философствование.
Хоть и мстителен был сын Зевса, но справедлив…
Прочтя последнюю строку, могучий герой не удержался и поцеловал хрониста прямо в блестящую мудрую плешь. Колесница в этот момент стала совершенно неуправляемой, вследствие чего с оглушительным грохотом врезалась в придорожное дерево.
* * *
— Что, коротышка, собрался в Тиринф? — спросил Эврисфей своего посланца, увидев его одетым в серый дорожный хитон. — Вижу, ты поправился.
Конечно, Эврисфей слегка кривил душой. Если кого и напоминал сейчас переболевший ветрянкой Копрей, так это эфиопского монстра Чупокабру. Хотя Чупокабра, пожалуй, был (была?) посимпатичней.
Общая основательная припухлость еще не покинула лицо посланца, перемазанное зеленой лечебной мазью, которую Гермес принес прямо с Олимпа.
— Можно я уволюсь с этой проклятой работы? — с робкой надеждой спросил Копрей, стараясь близко не подходить к бациллоносному хозяину.
— Об этом, идиот, даже и не думай! — отрезал Эврисфей, глотая какой-то непонятный серый порошок. — Ты мне нужен сейчас как никогда. Боги с Олимпа передали для Геракла очередное дебильное задание.
Эврисфей показал свежую восковую дощечку.
— Подойди и возьми! — Копрей не сдвинулся с места.
Как сказал ему (по большому секрету) горбатый слуга, Эврисфей болел сейчас инфекционным шелушением кожи на ушах.
— Ладно, — прорычал болезный, — я понимаю твой страх. Что ж, я ее тебе швырну…
Хорошо прицелившись (правым более-менее рабочим глазом), Эврисфей метнул в своего посланника тяжелую дощечку, целя Копрею аккурат в лоб. Но Копрей был уже тертый овощ, поэтому он ловко увернулся от дощечки, поймав ее на лету зубами.
Эврисфей сокрушенно цокнул языком и принял для успокоения нервов непонятную мутную микстуру из баночки, на которой было написано:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33