Возможность восстановления всех пленных в их прежнем виде, по крайней мере тех, кого не устраивает их теперешняя виртуальная жизнь, тех, кто пожелает вернуться обратно в повседневное реальное существование, полное житейских трудностей и проблем… Не факт, что все этого пожелают, совсем не факт. И значит, встречи с прошедшими через врата колонистами не избежать.
Казалось, рэнитка, занятая своим поединком с капризничавшей машиной, перестала обращать на него внимание, но, возможно, она просто давала ему возможность подумать, прежде чем прийти к какому-то решению.
В конце концов, Ротанов нашел приемлемую, обтекаемую форму для продолжения их сложного разговора.
— Мне непонятна ваша роль в судьбе жителей земной колонии, уже после того как произошла катастрофа. Чем вызван ваш повышенный интерес к этим несчастным людям, потерявшим своих близких, свои дома и все средства к существованию?
— Прежде всего — состраданием. Мы считали себя в какой-то мере ответственными за их судьбу. Ведь, в конце концов, война с гарстами — это наша война, мы ее начали, мы ее вызвали к жизни, объединив своими непродуманными действиями в единое целое миллионы биологических единиц, рассеянных по всей планете, которые так и оставались бы в спящем состоянии, если бы не наше вмешательство, не создание на их родной планете активных накопителей энергии, в которой они нуждались сами. Люди случайно попали под колеса вызванной к жизни военной машины гарстов.
— Но вы говорили о том, что это именно люди спровоцировали нашествие гарстов!
— В известной степени так и есть, если иметь в виду их непосредственный выход из моря именно в районе земной колонии, но первопричина конфликта была заложена задолго до того, как на Ароме появились земляне.
— Мне неясно, почему вы выбрали такой странный способ помощи — обманом уводить людей из их родного мира…
— Никакого обмана не было. Выбор каждый осуществлял совершенно добровольно!
— Ну, разумеется, добровольно! Поманить сладким пряником исполнения любых желаний, пообещать жизнь в беспроблемном мире тем, у кого ничего не осталось, — в таких условиях нетрудно предвидеть, какой выбор сделает человек!
— В известной мере вы правы, — неожиданно согласилась с инспектором рэнитка. — Нам пришлось пойти на это, поскольку мы не могли гарантировать безопасность людей во внешней среде Аро-мы. Наши песчаники пытались оградить их новое поселение от вторжения гарстовских роботов, но это им плохо удавалось, прежде всего потому, что люди принимали их за врагов и постоянно вступали в схватки с нашими машинами.
«Ничего удивительного. Эти милые создания были настолько агрессивны, что нападали на все движущееся…» Ротанов вспомнил, как песчаники набросились на планетарный катер и какие борозды оставили их коготки на броне этой машины. «Я был прав. Все-таки песчаники — создание рэнитов». Он попытался скрыть свою последнюю мысль, но плохо в этом преуспел. Рэнитка отреагировала мгновенно.
— Разумеется, это мы создали песчаников. Эти машины слишком примитивны, они предназначались для конкретной задачи — и представляют собой всего лишь упрощенные боевые роботы. В тех случаях, когда они слишком удаляются от управляющего центра, связь обрывается, и они начинают действовать самостоятельно, в соответствии с заложенными в них простейшими программами. Отсюда все недоразумения.
— Хорошенькие недоразумения. — По крайней мере, его скрытый сарказм она не понимала или делала вид, что не понимает. — Но вы так и не ответили на мой вопрос. Почему вы проявили такой интерес к уцелевшим после катастрофы людям? А для некоторых из них, я имею в виду Гранта, создали даже совершенно уникальные условия, не считаясь ни с какими затратами.
— К дому Палмеса мы не имеем никакого отношения.
— Не хотите же вы сказать, что его построили безмозглые гарсты?
— Кто сказал, что они безмозглые? Они редко проявляют свою разумность, очевидно потому, что события внешнего мира их мало интересуют до тех пор, пока не затрагивают условий их существования. К тому же их логика слишком сильно отличается от гуманоидной, и с нашей точки зрения часто выглядит каким-то бредом. Те существа, с которыми вам до сих пор приходилось иметь дело, — это ведь не сами хорсты. Это их такие же боевые машины, как наши песчаники.
— Где находится управляющий этими роботами центр?
— У него нет постоянного места. Он создается, когда в этом возникает необходимость, и распадается на миллиарды составляющих его живых молекул, как только выполнит свою задачу.
— Вы так и не ответили на мой вопрос о проявленной вами заинтересованности в жителях земной колонии. Альтруизм не объясняет всего. Что-то вы от меня скрываете… Не забывайте о том, что если вы можете сейчас читать некоторые мои мысли, то и мне предоставлена та же возможность. Зачем вам понадобилось заманивать моих соотечественников в свой компьютерный мир?
— А вы представьте себя на моем месте.
— Сейчас я как раз нахожусь рядом с вами, и представить это нетрудно.
— Так вот представьте, что вы находитесь здесь в течение тысячелетий… Внутренние программы давно изучены. Конфликт с гарстами перешел в вялую стадию. Их изучение зашло в тупик. На планете ничего не происходит. То есть вообще ничего. И дни, выстраиваясь в столетия, тянутся бесконечно… У вас нет никаких потребностей, никаких желаний, ничего, кроме воспоминаний…
Представить все это Ротанов, разумеется, не мог. Но даже поверхностное знакомство с внутренним миром сидевшей напротив него компьютерной копии некогда живого человека повергло его в ужас. Хотя слова, сорвавшиеся с губ инспектора, не свидетельствовали о его сочувствии.
— Вам стало скучно?
— Можно назвать это и так. Хотя моему народу изначально свойственно любопытство. Мы собиратели информации. Недаром своим основным достижением рэнитская цивилизация считает создание аромского планетарного банка данных. Так что, когда здесь появились представители иной, незнакомой нам раньше цивилизации, мы проявили к ним вполне естественный интерес.
— Им пришлось дорого заплатить за ваш интерес.
— Но и получить немало. Многим из них здесь нравится. Особенно тем, кого привлекло в наш мир не стяжательство, а стремление к знаниям.
— Я хотел бы в этом убедиться. Убедиться в том, что те, кто прошли через ваши врата и вынуждены были остаться здесь навсегда, довольны своей судьбой и находятся здесь добровольно.
С минуту она не отвечала, делая вид, что всецело поглощена управлением машиной, и, когда он уже начал думать, что ответа не будет вообще, рэмитка резким движением откинула назад свои роскошные волосы и повернулась к нему на своем вращающемся кресле.
— Знаете, Ротанов, почему я так неохотно поддерживаю разговор на эту тему?
— Хотел бы это узнать. — Он выдержал взгляд ее сверкающих глаз, и ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одна мысль, выдающая бушевавшую на дне его сознания бурю чувств, не всплыла наружу.
— Это слишком опасно.
— Опасно для кого? Какую опасность вы имеете в виду?
— Передвигаться по виртуальным пространствам, созданным внутри нашей машины, весьма опасное занятие. А ведь именно туда вы уже готовы ринуться очертя голову.
— Разве вы не контролируете этот процесс?
— Нельзя полностью контролировать слишком сложные системы. На определенном уровне они становятся автономными, их слишком много, мы не в состоянии держать под контролем их все. Каждый, кто попал сюда, создает свой собственный мир, и эти миры, даже своим создателям подконтрольны не в полной мере…
Но это еще не все… Я вижу, вы с недоверием относитесь к моим словам, и совершенно напрасно, — мы с вами находимся в таком положении, когда стоит забыть о собственных амбициях и предрассудках. Только искреннее стремление к сотрудничеству и максимальная степень доверия могут нам помочь разрешить ту сложную ситуацию, в которой мы оказались.
Ротанов все время забывал о том, что беседует не с живым человеком, а с машиной. Эта женщина казалась слишком реальной, он с трудом подавлял в себе желание протянуть руку и коснуться ее, чтобы в этом убедиться, хотя и знал, что это ничего не даст. Ощущение прикосновения может быть таким же иллюзорным, как и все остальное в этом мире.
— Наше положение неравноправно. Хотя бы потому, что за пультом этой машины находитесь вы, а не я.
— Хотите попробовать?
— Изволите шутить? Это для меня слишком сложно. Расскажите лучше об опасности. Раз уж вы можете читать мои мысли, то знаете о том, что мое намерение навестить соотечественников, попавших в плен… — он вовремя изменил формулировку на более обтекаемую: — прошедших через врата, остается неизменным.
— Когда вы шли сюда, в машинном зале вы не заметили ничего странного?
— Вы имеете в виду какие-то летающие электрические пузыри, похожие на шаровые молнии?
— Именно. Мы называем их электрелами. То, что вы видели, всего лишь отражение их тел в реальном мире. Эти существа появились внутри нашего виртуального мира не по нашей воле.
— Откуда же они взялись?
— Трудно сказать… Причина может заключаться в сбое одной из наших сложнейших программ, возможно, и заражение машин внешним вирусом.
— Откуда ему здесь взяться?
— Не забывайте о гарстах. На протяжении столетий, пока шла война, они использовали любые способы, чтобы навредить нам. Сейчас уже не важна причина появления электрел. Важно то, что бороться с ними крайне трудно. Попадая в виртуальное пространство одного из наших миров, они начинают его разрушать. Они способны стирать любую часть памяти внутри нашей машины. Понимаете, что из этого следует?
— Они способны уничтожить любую индивидуальность, находящуюся в виртуальном мире?
— Совершенно верно. Причем так, что восстановление ее ни в каком виде уже невозможно.
— И вы до сих пор не придумали способов противодействия этим тварям?
— Они боятся мощных электрических разрядов, разрушающих их структуру. Но такие разряды одинаково опасны как для них, так и для нашей машины.
Рэнитка закончила свои объяснения и теперь, полностью оторвавшись от управления машиной, облокотилась о пульт и с интересом разглядывала Ротанова, словно только что увидела его.
— Я чувствую, вы хотите задать мне еще один вопрос…
— Нет. я не собираюсь этого делать! — он возразил слишком яростно, чем вызвал на губах прекрасной рэнитки лишь легкую усмешку.
— Не пытайтесь мне лгать, Ротанов, это бесполезно. Мы не можем создавать структуры живых существ. Они слишком сложны даже для нас. Все, что мы можем, — это оживлять воспроизведенные с сознания конкретных живых людей копии. Здесь у нас все-таки ненастоящий рай. Не заблуждайтесь на этот счет.
— Как раз насчет этого я не заблуждаюсь!
— В таком случае вы должны понимать, что надежда встретить здесь вашу погибшую женщину иллюзорна, Линда Гердт, так ее звали? Она сама виновата в своей гибели. Те, кто надеятся получить от гарстов часть их силы, платят за это дорогую цену.
— Как я могу перейти в одно из созданных вами пространств, в которых обитают наши люди?
— Вам надоела откровенная беседа? Что же… Сделать это нетрудно. Просто представьте себя движущимся в нужном направлении. Хотя наш рай и синтетический — простые желания в нем исполняются мгновенно.
ГЛАВА 40
Совершив переход через врата в предыдущее луностояние, фермер Хрунов опередил появление Ротанова в раю на целый месяц. Проходя через врата, он пожелал стать ханом, поскольку считал, что именно жизнь хана более всего соответствует его неудовлетворенным потребностям.
О жизни древних правителей, именуемых ханами, Хрунов знал не слишком много, — но был уверен, что они не испытывали недостатка в еде и не утруждали себя изнурительным трудом, а именно эти обстоятельства, постоянный голод и тяжелый труд, побудили Хрунова совершить переход.
После катастрофы Юрию Хрунову пришлось стать фермером вовсе не по собственному желанию. Обстоятельства вынудили заниматься натуральным хозяйством практически всех уцелевших колонистов.
Исключение составляла небольшая группа охотников, занимавшихся, с риском для жизни, опасным промыслом по доставке товаров из покинутого города. Процветали еще и администраторы, довольно быстро возродившиеся из когорты прежних высокопоставленных бюрократов. Ни к тем, ни к другим Хрунов не принадлежал. Хотя в охотники принимали всех желающих, Хрунов сразу же решил, что подобный риск ему не подходит. Из каждой экспедиции в поселение не возвращались обратно больше половины ее участников.
Он не успел захватить во время исхода из города ничего ценного, если не считать переносного видео, и потому все хозяйство ему пришлось начинать с нуля.
Для человека, не привыкшего к физическому труду, задача оказалась невероятно сложной. Кое-как построив плетеную загородку из сухих стволов местных горных растений, Хрунов решил заняться разведением кур, просто потому, что этот вид живности казался ему наиболее нетребовательным. Тем не менее перед ним сразу же встал вопрос, откуда взять производителей?
Некоторые наиболее удачливые поселенцы захватили с собой скотину и птицу, которую приобрели еще до катастрофы в генетическом банке, охотно снабжавшем всех желающих за символическую плату зародышами различных сельскохозяйственных животных и аппаратурой, необходимой для их выращивания.
Эти счастливцы сразу же заняли в новой колонии особое, привилегированное положение. Купить у них пару кур в принципе было возможно — вот только деньги в новой колонии больше не имели никакой цены. Хрунову пришлось согласиться на два месяца каторжного труда на ферме одного из таких счастливцев. В конце концов, получив в качестве оплаты за свой труд полдюжины цыплят, он сумел вырастить их и наладить небольшое производство яиц, но даже после этого вынужден был жить впроголодь.
Одними яйцами сыт не будешь, а для натурального обмена, способного реально поправить положение дел, требовалось гораздо больше продукции, чем могли произвести его хохлатки.
До катастрофы Хрунов занимал незаметную должность в министерстве культуры старой колонии. Бюрократическая машина, попав на новое место, немедленно начинала разрастаться и использовала для своего роста хорошо освоенные земные методы и названия. Так что получить должность в министерстве, в котором работал его дальний родственник, Хрунову удалось без труда.
В непосредственном ведении Юрия находилось распределение заказов на изготовление семейных портретов. На первый взгляд работа, не сулившая никакой выгоды, но это только на первый, поверхностный взгляд незнакомого с ее скрытыми механизмами человека.
Живопись «Семейного портрета» испытывала в то время настоящий подъем не только в колониях, но и в самой метрополии. Людям осточертели голо-графические муляжи, созданные с помощью совершенной компьютерной графики, и их потянуло к старине. Создание семейного портрета живым художником считалось престижным, и, чем дороже стойл такой портрет, тем выше поднимался престиж его обладателя.
Находясь, что называется, у первоисточника «художественных ценностей», Хрунов получил возможность проникнуть в самые сокровенные секреты современных живописцев, и, в конце концов, решил попробовать улучшить свой семейный бюджет, самостоятельно занявшись живописью.
Его вдохновили на этот шаг примеры многих предшественников. В метрополии не было ни одного редактора, который, получив право отбора рукописей, пригодных для публикации, немедленно не становился бы писателем. Некоторые из ложной скромности публиковались под псевдонимами, но многие входили во вкус и совершенно искренне полагали, что создание любого художественного произведения не требует от человека ничего, кроме умения писать грамотно, а так называемый талант — это всего лишь звание, присваиваемое удачливому чиновнику его восторженными почитателями.
Что же касается живописи, то на самом деле создание семейного портрета не требовало от художника никакой особой техники. На холст предварительно накладывалось цифровое фото клиента, а далее, от руки, его раскрашивали так, чтобы не слишком изуродовать оригинал.
Сложность обналичивания подобных заказов состояла только в том, что их должен был утверждать так называемый «Творческий союз свободных художников». Хрунову удалось обойти эту преграду, договорившись с никому не известным молодым живописцем о создании «семейных шедевров» под его именем. Но, во-первых, часть гонорара все же приходилось отстегивать этому юноше, а во-вторых, распределяя заказы и хорошо зная, каким образом создаются шедевры, Хрунов каждый раз испытывал странное чувство, словно отдавал людям деньги из своего собственного кармана и при этом знал, что они уже никогда к нему не вернутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Казалось, рэнитка, занятая своим поединком с капризничавшей машиной, перестала обращать на него внимание, но, возможно, она просто давала ему возможность подумать, прежде чем прийти к какому-то решению.
В конце концов, Ротанов нашел приемлемую, обтекаемую форму для продолжения их сложного разговора.
— Мне непонятна ваша роль в судьбе жителей земной колонии, уже после того как произошла катастрофа. Чем вызван ваш повышенный интерес к этим несчастным людям, потерявшим своих близких, свои дома и все средства к существованию?
— Прежде всего — состраданием. Мы считали себя в какой-то мере ответственными за их судьбу. Ведь, в конце концов, война с гарстами — это наша война, мы ее начали, мы ее вызвали к жизни, объединив своими непродуманными действиями в единое целое миллионы биологических единиц, рассеянных по всей планете, которые так и оставались бы в спящем состоянии, если бы не наше вмешательство, не создание на их родной планете активных накопителей энергии, в которой они нуждались сами. Люди случайно попали под колеса вызванной к жизни военной машины гарстов.
— Но вы говорили о том, что это именно люди спровоцировали нашествие гарстов!
— В известной степени так и есть, если иметь в виду их непосредственный выход из моря именно в районе земной колонии, но первопричина конфликта была заложена задолго до того, как на Ароме появились земляне.
— Мне неясно, почему вы выбрали такой странный способ помощи — обманом уводить людей из их родного мира…
— Никакого обмана не было. Выбор каждый осуществлял совершенно добровольно!
— Ну, разумеется, добровольно! Поманить сладким пряником исполнения любых желаний, пообещать жизнь в беспроблемном мире тем, у кого ничего не осталось, — в таких условиях нетрудно предвидеть, какой выбор сделает человек!
— В известной мере вы правы, — неожиданно согласилась с инспектором рэнитка. — Нам пришлось пойти на это, поскольку мы не могли гарантировать безопасность людей во внешней среде Аро-мы. Наши песчаники пытались оградить их новое поселение от вторжения гарстовских роботов, но это им плохо удавалось, прежде всего потому, что люди принимали их за врагов и постоянно вступали в схватки с нашими машинами.
«Ничего удивительного. Эти милые создания были настолько агрессивны, что нападали на все движущееся…» Ротанов вспомнил, как песчаники набросились на планетарный катер и какие борозды оставили их коготки на броне этой машины. «Я был прав. Все-таки песчаники — создание рэнитов». Он попытался скрыть свою последнюю мысль, но плохо в этом преуспел. Рэнитка отреагировала мгновенно.
— Разумеется, это мы создали песчаников. Эти машины слишком примитивны, они предназначались для конкретной задачи — и представляют собой всего лишь упрощенные боевые роботы. В тех случаях, когда они слишком удаляются от управляющего центра, связь обрывается, и они начинают действовать самостоятельно, в соответствии с заложенными в них простейшими программами. Отсюда все недоразумения.
— Хорошенькие недоразумения. — По крайней мере, его скрытый сарказм она не понимала или делала вид, что не понимает. — Но вы так и не ответили на мой вопрос. Почему вы проявили такой интерес к уцелевшим после катастрофы людям? А для некоторых из них, я имею в виду Гранта, создали даже совершенно уникальные условия, не считаясь ни с какими затратами.
— К дому Палмеса мы не имеем никакого отношения.
— Не хотите же вы сказать, что его построили безмозглые гарсты?
— Кто сказал, что они безмозглые? Они редко проявляют свою разумность, очевидно потому, что события внешнего мира их мало интересуют до тех пор, пока не затрагивают условий их существования. К тому же их логика слишком сильно отличается от гуманоидной, и с нашей точки зрения часто выглядит каким-то бредом. Те существа, с которыми вам до сих пор приходилось иметь дело, — это ведь не сами хорсты. Это их такие же боевые машины, как наши песчаники.
— Где находится управляющий этими роботами центр?
— У него нет постоянного места. Он создается, когда в этом возникает необходимость, и распадается на миллиарды составляющих его живых молекул, как только выполнит свою задачу.
— Вы так и не ответили на мой вопрос о проявленной вами заинтересованности в жителях земной колонии. Альтруизм не объясняет всего. Что-то вы от меня скрываете… Не забывайте о том, что если вы можете сейчас читать некоторые мои мысли, то и мне предоставлена та же возможность. Зачем вам понадобилось заманивать моих соотечественников в свой компьютерный мир?
— А вы представьте себя на моем месте.
— Сейчас я как раз нахожусь рядом с вами, и представить это нетрудно.
— Так вот представьте, что вы находитесь здесь в течение тысячелетий… Внутренние программы давно изучены. Конфликт с гарстами перешел в вялую стадию. Их изучение зашло в тупик. На планете ничего не происходит. То есть вообще ничего. И дни, выстраиваясь в столетия, тянутся бесконечно… У вас нет никаких потребностей, никаких желаний, ничего, кроме воспоминаний…
Представить все это Ротанов, разумеется, не мог. Но даже поверхностное знакомство с внутренним миром сидевшей напротив него компьютерной копии некогда живого человека повергло его в ужас. Хотя слова, сорвавшиеся с губ инспектора, не свидетельствовали о его сочувствии.
— Вам стало скучно?
— Можно назвать это и так. Хотя моему народу изначально свойственно любопытство. Мы собиратели информации. Недаром своим основным достижением рэнитская цивилизация считает создание аромского планетарного банка данных. Так что, когда здесь появились представители иной, незнакомой нам раньше цивилизации, мы проявили к ним вполне естественный интерес.
— Им пришлось дорого заплатить за ваш интерес.
— Но и получить немало. Многим из них здесь нравится. Особенно тем, кого привлекло в наш мир не стяжательство, а стремление к знаниям.
— Я хотел бы в этом убедиться. Убедиться в том, что те, кто прошли через ваши врата и вынуждены были остаться здесь навсегда, довольны своей судьбой и находятся здесь добровольно.
С минуту она не отвечала, делая вид, что всецело поглощена управлением машиной, и, когда он уже начал думать, что ответа не будет вообще, рэмитка резким движением откинула назад свои роскошные волосы и повернулась к нему на своем вращающемся кресле.
— Знаете, Ротанов, почему я так неохотно поддерживаю разговор на эту тему?
— Хотел бы это узнать. — Он выдержал взгляд ее сверкающих глаз, и ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одна мысль, выдающая бушевавшую на дне его сознания бурю чувств, не всплыла наружу.
— Это слишком опасно.
— Опасно для кого? Какую опасность вы имеете в виду?
— Передвигаться по виртуальным пространствам, созданным внутри нашей машины, весьма опасное занятие. А ведь именно туда вы уже готовы ринуться очертя голову.
— Разве вы не контролируете этот процесс?
— Нельзя полностью контролировать слишком сложные системы. На определенном уровне они становятся автономными, их слишком много, мы не в состоянии держать под контролем их все. Каждый, кто попал сюда, создает свой собственный мир, и эти миры, даже своим создателям подконтрольны не в полной мере…
Но это еще не все… Я вижу, вы с недоверием относитесь к моим словам, и совершенно напрасно, — мы с вами находимся в таком положении, когда стоит забыть о собственных амбициях и предрассудках. Только искреннее стремление к сотрудничеству и максимальная степень доверия могут нам помочь разрешить ту сложную ситуацию, в которой мы оказались.
Ротанов все время забывал о том, что беседует не с живым человеком, а с машиной. Эта женщина казалась слишком реальной, он с трудом подавлял в себе желание протянуть руку и коснуться ее, чтобы в этом убедиться, хотя и знал, что это ничего не даст. Ощущение прикосновения может быть таким же иллюзорным, как и все остальное в этом мире.
— Наше положение неравноправно. Хотя бы потому, что за пультом этой машины находитесь вы, а не я.
— Хотите попробовать?
— Изволите шутить? Это для меня слишком сложно. Расскажите лучше об опасности. Раз уж вы можете читать мои мысли, то знаете о том, что мое намерение навестить соотечественников, попавших в плен… — он вовремя изменил формулировку на более обтекаемую: — прошедших через врата, остается неизменным.
— Когда вы шли сюда, в машинном зале вы не заметили ничего странного?
— Вы имеете в виду какие-то летающие электрические пузыри, похожие на шаровые молнии?
— Именно. Мы называем их электрелами. То, что вы видели, всего лишь отражение их тел в реальном мире. Эти существа появились внутри нашего виртуального мира не по нашей воле.
— Откуда же они взялись?
— Трудно сказать… Причина может заключаться в сбое одной из наших сложнейших программ, возможно, и заражение машин внешним вирусом.
— Откуда ему здесь взяться?
— Не забывайте о гарстах. На протяжении столетий, пока шла война, они использовали любые способы, чтобы навредить нам. Сейчас уже не важна причина появления электрел. Важно то, что бороться с ними крайне трудно. Попадая в виртуальное пространство одного из наших миров, они начинают его разрушать. Они способны стирать любую часть памяти внутри нашей машины. Понимаете, что из этого следует?
— Они способны уничтожить любую индивидуальность, находящуюся в виртуальном мире?
— Совершенно верно. Причем так, что восстановление ее ни в каком виде уже невозможно.
— И вы до сих пор не придумали способов противодействия этим тварям?
— Они боятся мощных электрических разрядов, разрушающих их структуру. Но такие разряды одинаково опасны как для них, так и для нашей машины.
Рэнитка закончила свои объяснения и теперь, полностью оторвавшись от управления машиной, облокотилась о пульт и с интересом разглядывала Ротанова, словно только что увидела его.
— Я чувствую, вы хотите задать мне еще один вопрос…
— Нет. я не собираюсь этого делать! — он возразил слишком яростно, чем вызвал на губах прекрасной рэнитки лишь легкую усмешку.
— Не пытайтесь мне лгать, Ротанов, это бесполезно. Мы не можем создавать структуры живых существ. Они слишком сложны даже для нас. Все, что мы можем, — это оживлять воспроизведенные с сознания конкретных живых людей копии. Здесь у нас все-таки ненастоящий рай. Не заблуждайтесь на этот счет.
— Как раз насчет этого я не заблуждаюсь!
— В таком случае вы должны понимать, что надежда встретить здесь вашу погибшую женщину иллюзорна, Линда Гердт, так ее звали? Она сама виновата в своей гибели. Те, кто надеятся получить от гарстов часть их силы, платят за это дорогую цену.
— Как я могу перейти в одно из созданных вами пространств, в которых обитают наши люди?
— Вам надоела откровенная беседа? Что же… Сделать это нетрудно. Просто представьте себя движущимся в нужном направлении. Хотя наш рай и синтетический — простые желания в нем исполняются мгновенно.
ГЛАВА 40
Совершив переход через врата в предыдущее луностояние, фермер Хрунов опередил появление Ротанова в раю на целый месяц. Проходя через врата, он пожелал стать ханом, поскольку считал, что именно жизнь хана более всего соответствует его неудовлетворенным потребностям.
О жизни древних правителей, именуемых ханами, Хрунов знал не слишком много, — но был уверен, что они не испытывали недостатка в еде и не утруждали себя изнурительным трудом, а именно эти обстоятельства, постоянный голод и тяжелый труд, побудили Хрунова совершить переход.
После катастрофы Юрию Хрунову пришлось стать фермером вовсе не по собственному желанию. Обстоятельства вынудили заниматься натуральным хозяйством практически всех уцелевших колонистов.
Исключение составляла небольшая группа охотников, занимавшихся, с риском для жизни, опасным промыслом по доставке товаров из покинутого города. Процветали еще и администраторы, довольно быстро возродившиеся из когорты прежних высокопоставленных бюрократов. Ни к тем, ни к другим Хрунов не принадлежал. Хотя в охотники принимали всех желающих, Хрунов сразу же решил, что подобный риск ему не подходит. Из каждой экспедиции в поселение не возвращались обратно больше половины ее участников.
Он не успел захватить во время исхода из города ничего ценного, если не считать переносного видео, и потому все хозяйство ему пришлось начинать с нуля.
Для человека, не привыкшего к физическому труду, задача оказалась невероятно сложной. Кое-как построив плетеную загородку из сухих стволов местных горных растений, Хрунов решил заняться разведением кур, просто потому, что этот вид живности казался ему наиболее нетребовательным. Тем не менее перед ним сразу же встал вопрос, откуда взять производителей?
Некоторые наиболее удачливые поселенцы захватили с собой скотину и птицу, которую приобрели еще до катастрофы в генетическом банке, охотно снабжавшем всех желающих за символическую плату зародышами различных сельскохозяйственных животных и аппаратурой, необходимой для их выращивания.
Эти счастливцы сразу же заняли в новой колонии особое, привилегированное положение. Купить у них пару кур в принципе было возможно — вот только деньги в новой колонии больше не имели никакой цены. Хрунову пришлось согласиться на два месяца каторжного труда на ферме одного из таких счастливцев. В конце концов, получив в качестве оплаты за свой труд полдюжины цыплят, он сумел вырастить их и наладить небольшое производство яиц, но даже после этого вынужден был жить впроголодь.
Одними яйцами сыт не будешь, а для натурального обмена, способного реально поправить положение дел, требовалось гораздо больше продукции, чем могли произвести его хохлатки.
До катастрофы Хрунов занимал незаметную должность в министерстве культуры старой колонии. Бюрократическая машина, попав на новое место, немедленно начинала разрастаться и использовала для своего роста хорошо освоенные земные методы и названия. Так что получить должность в министерстве, в котором работал его дальний родственник, Хрунову удалось без труда.
В непосредственном ведении Юрия находилось распределение заказов на изготовление семейных портретов. На первый взгляд работа, не сулившая никакой выгоды, но это только на первый, поверхностный взгляд незнакомого с ее скрытыми механизмами человека.
Живопись «Семейного портрета» испытывала в то время настоящий подъем не только в колониях, но и в самой метрополии. Людям осточертели голо-графические муляжи, созданные с помощью совершенной компьютерной графики, и их потянуло к старине. Создание семейного портрета живым художником считалось престижным, и, чем дороже стойл такой портрет, тем выше поднимался престиж его обладателя.
Находясь, что называется, у первоисточника «художественных ценностей», Хрунов получил возможность проникнуть в самые сокровенные секреты современных живописцев, и, в конце концов, решил попробовать улучшить свой семейный бюджет, самостоятельно занявшись живописью.
Его вдохновили на этот шаг примеры многих предшественников. В метрополии не было ни одного редактора, который, получив право отбора рукописей, пригодных для публикации, немедленно не становился бы писателем. Некоторые из ложной скромности публиковались под псевдонимами, но многие входили во вкус и совершенно искренне полагали, что создание любого художественного произведения не требует от человека ничего, кроме умения писать грамотно, а так называемый талант — это всего лишь звание, присваиваемое удачливому чиновнику его восторженными почитателями.
Что же касается живописи, то на самом деле создание семейного портрета не требовало от художника никакой особой техники. На холст предварительно накладывалось цифровое фото клиента, а далее, от руки, его раскрашивали так, чтобы не слишком изуродовать оригинал.
Сложность обналичивания подобных заказов состояла только в том, что их должен был утверждать так называемый «Творческий союз свободных художников». Хрунову удалось обойти эту преграду, договорившись с никому не известным молодым живописцем о создании «семейных шедевров» под его именем. Но, во-первых, часть гонорара все же приходилось отстегивать этому юноше, а во-вторых, распределяя заказы и хорошо зная, каким образом создаются шедевры, Хрунов каждый раз испытывал странное чувство, словно отдавал людям деньги из своего собственного кармана и при этом знал, что они уже никогда к нему не вернутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43