Только Гилберт совсем не такой: он похож на темнокожего англичанина Потрясающе!
– Я бы не сказал, что это основание, чтобы выходить за него замуж.
– Нет конечно! Просто мне нравится такой тип мужчины. По характеру, я хочу сказать. Он вмешивается в мои дела. Велит делать одно и не велит другое.
– Да уж, мужчина с характером!
– Вот именно!
– Мне казалось, мы все прошли через этот этап.
– Оказывается, не все!
В этот момент нам принесли кофе, и я тут же выманил счет. Из прошлого вечера возникло воспоминание, а с ним и объяснение: я думал тогда о Пенни решительней прежнего, подспудно предчувствуя коренной и неблагоприятный (лично для себя) поворот в судьбе Вивьен. Но все же мне еще трудно было в это поверить.
– Все это вовсе не означает, что я хочу, чтобы мной все время управляли, – пояснила Вивьен. – Но если тебе кто-то нравится, необходимо время от времени внедряться в его жизнь. Это естественно. Кое в чем я внедряюсь в его жизнь. Скажем, он немного психует из-за своего цвета кожи, ну а я стараюсь, чтобы это ему в жизни не мешало.
– Послушаешь тебя, вы с ним по крайней мере полгода как вместе.
– И мне так кажется. Мы вместе провели весь вчерашний день.
– Так ты брала выходной? Ничего подобного раньше с тобой не случалось.
– С тобой – нет. Ты никогда об этом не просил. И еще вот что я хочу сказать. Ведь у меня отвратительный вкус – в одежде, во всем, правда? Ну, ответь же честно, Дуг! Теперь уже можно.
– Это верно.
– Но ты мне этого никогда не говорил, потому что не проявлял себя как мужчина с характером. Ни во что не вникал. А Гилберт мне сразу все честно сказал. Он просмотрел весь мой гардероб и отобрал вещей пять, не больше, которые я могла бы носить, при этом полностью отказавшись от остальных. То же с моими украшениями и всем прочим.
Мы помолчали, потом я спросил:
– А все-таки зачем тебе эта помолвка?
– Ну, чтоб сразу освободиться от того бородатого типа.
– А теперь от меня?
– Надеюсь. Хотя, Дуг, дело в том, ты ведь знаешь, как я люблю совмещать, потому что мне нужно много, ты ведь знаешь, потому что я немножко…
– Слишком сексуальная?
– Мне кажется, да. Словом, Гилберт не одобряет того, что я люблю совмещать. Считает это декадансом. Он утверждает, безотносительно, с ним я или нет, что все равно не изменит на этот счет своего мнения, и я ему верю. И даже, по сути дела, с ним согласна. Поэтому наша помолвка продлится три месяца, и, если за это время я ни с кем его не совмещу или не буду чересчур страдать без совмещения, тогда мы с ним поженимся.
– Понятно.
Я опять помолчал, потом произнес, как мог наиболее сердечно:
– Надо полагать, эти ребята в своем деле большие мастера, ведь так? Ведь у них, должно быть, прямо скажем, есть чем…
За все время наших взаимоотношений Вивьен смеялась довольно часто, но в основном, как мне казалось, по причине веселого настроения или же в ответ на какую-нибудь шутку с бородой, в кино и так далее; теперь ее смех звучал совсем иначе:
– Подумать только, ты заговорил об этих вещах! Нет, это многих интересует. Девушек, например. Гилберт утверждает, что за ним увивается целая туча, потому что догадываются, что… ну, ты понимаешь. Если хочешь знать, – покраснев, она уставилась в свою кофейную чашечку, тихонько хихикнув, – у него точно такой, как у тебя, только черный!
Я отсчитал официантке деньги.
– Ну, если так, могла б помолвиться и со мной!
– Могла бы, только ты мне ни разу не предложил, и я всегда знала, что ты этого никогда не сделаешь. Наверное, я и к отцу тебя водила для того, чтобы навести на эту мысль. Хотя ведь у тебя есть Пенни, правда? Гилберт мне все про это рассказал. Он от нее ушел, можешь занять его место. Или она займет мое.
Я молча обдумывал ее слова. Техническая перестановка и с той и с другой стороны, безусловно, исключалась; перспектива некоего романа с Пенни казалась мне привлекательной, но какой-то несообразной, как будто мне кто-то бесплатно предлагал роскошную новую стереосистему.
– Гилберт считает это отличной идеей. Ему не хочется, чтобы она оставалась совершенно одна. Его очень беспокоит ее судьба.
– Видно, не слишком, раз он способен ее бросить!
– Ну, это же не прямо сейчас! Просто он считает, что ты сможешь ее потом слегка утешить. Мне пора, Дуг!
После этих завершающих холодных фраз ее поведение на улице снова сделалось значительно теплее. Вивьен взяла меня под руку.
– Завтра к шести папа пригласил кое-кого из друзей и соседей, нечто вроде неофициального торжества и помолвки. И торжество неофициальное, и помолвка. Ты смог бы прийти?
– Да зачем я вам там нужен, тебе и Гилберту?
– Ну как же! Мне – потому что мы с тобой не чужие, а ему – потому что, как он считает, он перед тобой очень виноват.
– Виноват передо мной?
– Ну как же, ведь он увел у тебя девушку, разве не так?
Я увидел перед собой ее ясные карие глаза и плотно сжатые губы.
– Ну да, ну да, виноват! Но скажи ему, что я не сержусь.
Мы остановились на краю тротуара как раз через дорогу от ее конторы, оказавшись между пешеходами и движущимся транспортом.
– Так ты придешь завтра?
– Там посмотрим! – сказал я. (Посмотреть мне надо было, дома ли Пенни и можно ли с ней увидеться завтра вечером, когда в результате посещения этого неофициального торжества и т. п. я смог бы оказаться почти на полпути к ней по линии метро «Норт-Вестерн».) – Если смогу, зайду.
– Так не забудь! Не беспокойся, я сама перейду через дорогу: давай простимся тут. Разумеется, я не имею в виду окончательно, а… ну ты понимаешь!
– Ну да, разумеется!
– Спасибо, что ты всегда был такой милый!
– Да какой уж там милый!
– Не спорь! Спасибо за все, что ты мне сейчас не сказал и чем не испортил мне настроение! Слыхал бы ты, что наговорил мне тот тип, который с бородой. Сам был в кусках, и я в кусках! Думаю, ты можешь себе представить!
– Думаю, что да.
Мы обнялись и на ходу поцеловались. Она отвернулась, и выражения ее глаз я не видел, но рот ее утратил прежнюю жесткость. Ее фигурка, подтянутая в форме оливкового цвета и обретшая силу, которой я прежде в ней не замечал, уверенно двинулась к противоположному тротуару, после чего, поспешно махнув мне от подъезда рукой, Вивьен скрылась в здании.
Я вернулся к себе домой и написал то, что полагалось для газеты: половину материала – о новой, готовящейся к постановке опере, половину, причем более объемную, – об «Элевациях № 9».
Глава 10
Теперь все свободны
– Неужели все было так ужасно, как вы пишете? – спросил Гарольд.
– Ну да! Просто хуже не придумаешь. Я уж не говорю о том, как он использовал классику, чтобы…
– Насколько мне известно, все прочие отзывы исключительно благоприятные.
– Вовсе нет! Сегодняшний «Хранитель» весьма зло прошелся насчет случившегося.
Гарольд перевел свой взгляд с моей рукописи на еще какой-то машинописный текст, лежавший рядом с ней у него на столе:
– «По поводу этого образчика… попсовой музыки, за которую юнцы голосуют руками и ногами, и только лишь из чувства профессионального долга я не стану вдаваться в подробности… мешанина стилей никогда не приводит к сенсации… сидение разом на трех стульях». Так пишет этот юноша Болсовер.
– Я знаю, он был…
– Я специально направил туда вас двоих, чтобы отразить одно событие с двух различных точек зрения, а получилось, что вы оба придерживаетесь одного и того же мнения.
– Это не совсем так. Мы, исходя из различных точек зрения, решили независимо друг от друга и по разным причинам, что никакой ценности это произведение не представляет.
– Но это мнение расходится с общей оценкой! Мы уже беседовали как-то с вами об опасностях излишнего оригинальничанья. Независимость независимостью, но неужели нельзя найти здесь некий компромисс? Скажем, в смысле техники исполнения или чего-либо еще в этом роде?
– Нельзя же говорить о технике в отрыве… Нет, Гарольд, не думаю, что вам и Терри удастся убедить что-нибудь изменить!
– Ладно, ладно!
– Ведь вы же его не выносите! Я имею в виду Роя.
– Я главный редактор газеты! Кстати, как он?
– Сегодня его должны выписать из больницы.
– Весьма прискорбно это слышать. Уж если врачи занялись его мозгами, должны были их ему вправить! И все же, в целом, дурь ему слегка повыбило.
Пожалуй, впервые за все время нашего знакомства я ощутил в голосе Гарольда некоторую теплоту, и, тут уж действительно впервые, он задержал свой взгляд непосредственно на мне. Кажется, приподнялась завеса над очередной крохотной тайной: я был включен тогда в список приглашенных на званый обед в клуб «Траншея» вовсе не случайно, а вполне намеренно, чтобы мог лицезреть собственными глазами поражение своего приятеля.
– Вы его совсем не знаете, – сказал я. – Вам не…
– Единственное, что вы можете для меня сделать, – Гарольд снова втиснулся в свою глухую раковину, – так как я не желаю иметь с ним никаких отношений, скажите ему, что он победил. Больше я ни во что не вмешиваюсь.
Я стоял и ждал, имея все основания надеяться, что Гарольд в своей обычной манере устного потока сознания отметит-таки, что мое любопытство удовлетворено.
– То, что произошло, оказалось почище, чем статейка, которую я грозился напечатать. Должно быть, тут они вдвоем потрудились. Ни одна газета не взялась бы это печатать, а «Проныра Том» – это не газета? Помните, что они в прошлом году устроили тому актеру, причем тот не получил с них ни гроша? Даже если вы выиграете, им нечем с вами расплачиваться. Можете искать себе другое место.
– Ну да, могу себе представить, – сказал я, восприняв последние слова как легкое обобщенное выражение всяческих мытарств, связанных с попыткой возбудить тяжбу против «Проныры Тома».
– Нет, вы не поняли! Это вы… ищите себе другое место!
– Ах так!
– Я вам выпишу чек на месячный оклад и вышлю на ваш адрес.
– Благодарю! Ну вот и еще один удачный способ досадить Рою. Хотя и не слишком удачный.
– Лучше, чем ничего. Но это еще не все. Всему свое время. Мне ваша писанина не требуется. Как вам известно, я с самого начала был против вашего зачисления к нам в газету.
– Нет, Гарольд, впервые слышу! Вы уверяли, что как раз ваша была идея!
– Чушь, вам это приснилось! Итак, всего наилучшего!
Придя в редакцию, я поделился с Коутсом и Болсовером своими новостями.
– Как дерьмо он настолько многогранен, что остается только снять шляпу перед его изобретательностью! – припечатал Коутс.
– Да, увольнять одновременно и меня ему уже как бы не так интересно, – заметил Болсовер. – Скажите, Дуг, вам он здорово подгадил?
– Ни в малейшей степени! Вполне могу переключиться на небольшую колонку в «Дисках и слушателях». И еще у меня контакты с фирмой «Бранденбург Рекорде». Хотя все-таки противно.
– Пошли-ка в «Руно», угощаю пивом! – предложил Коутс.
– Я уж и так вам должен. И не один раз.
– Присоединюсь к вам, как только будет одобрен мой материал, – сказал Болсовер.
– Я все сделал как надо тогда вечером? – спросил меня Коутс в зале «Руна».
– Все отлично! Благодаря вам мне как раз хватило на все времени.
– Я боялся, он догадается, что это розыгрыш, и повесит трубку. Ну, и как у вас все потом образовалось с вашей затеей?
– Все прошло, как было задумано.
– Так это же просто замечательно!
– В какой-то степени можно сказать, что да.
Домой я вернулся примерно к трем часам, порядком накачавшись пивом с сосисками, и уселся играть «Вариации» Брамса – Генделя. После одного-двух фальстартов исполнил произведение в стремительном темпе и с большим чувством, хотя и непривычно часто для себя попадая мимо нот. «Ладно-ладно, – думал я, погружаясь в дремоту на своей кушетке, – Шнабель в свое время еще не так мазал». К пяти я уже выпил чаю с тостом, принял ванну и приоделся, и наконец после долгого пути быстрым шагом, поездки в метро, а потом еще пути покороче быстрым шагом я оказался у дома Коупса в самом начале седьмого.
Мистер Коупс собственной персоной, обряженный в пиджак в розово-белую полоску, вызывавший в памяти допотопные музыкальные комедии из сельской жизни, встретил меня и препроводил в свой кабинет. Там уже маячило около дюжины гостей выше среднего возраста, некий грубоватый подбор типажей, державших в руках бокалы с каким-то непонятного вида питьем. Я заметил Гилберта, беседовавшего лицом к лицу с жестикулирующим служителем Церкви. Потом из-за чьей-то спины вынырнула Вивьен, одарила меня сестринским поцелуем и представила своему (старшему) брату с невесткой, их я сразу узнал по фотографиям, а также какой-то молчаливой толстухе, по-видимому тетке. Вивьен немедленно снова куда-то скрылась, и ее место занял мистер Коупс, вручивший мне небольшой стаканчик, наполненный жидкостью, от которой я мысленно попытался с некоторым успехом отогнать сходство с анализом мочи, взятым у тяжелобольного. Подошел мистер Коупс в сопровождении человека, которого по виду вполне можно было принять за исполненную шаржистом левой ориентации карикатуру на отставного майора и которого действительно кто-то назвал «майор».
– Интересно, Дуг, что вы скажете! Это в какой-то степени мое личное изобретение.
Под немыми взглядами пяти присутствовавших я, упредив буквально на долю секунды ожидаемые прожекторы и барабанный бой, принял в себя содержимое стаканчика. Жидкость оказалась одновременно и сладкой, и горькой, и эти два ощущения ни в малейшей мере не сливались воедино, и был в ней некий сильный привкус чего-то, даже отдаленно не напоминавший ни один из известных мне напитков, какая-то смесь жареных каштанов с камфарой, при этом напиток слегка пузырился и был тепловат на вкус.
– Любопытно, – произнес я.
– Любопытно? До ужаса лаконичное словцо, не так ли? Сегодня мы бродили по этнографическому музею; было очень любопытно. Шампанское из Испании, «Ангостура» и что-то в этом роде, плохо помню. Так вот, по-моему, «любопытно» – это именно то самое слово. Видали, как выступал на днях тот тип из Замбии, а? Или из Малавии…
Поскольку мистер Коупс смотрел на меня, пришлось ответить мне:
– Нет, кажется, не видел.
– Вот-вот, уверяю вас! Наш премьер-министр был хуже Гитлера! Клянусь! Это наш-то премьер-министр!
– Да, но надо же было ему это сказать, – вставил Коупс-младший, – про внутреннее потребление! Не стоит воспринимать все так серьезно.
– Мы с Южной Африкой замышляем массовое уничтожение черного населения Африки!
– Вот-вот, давно бы так! – произнес майор на кокни с таким немыслимым привыванием, что даже мне тут же захотелось спросить название полка, в котором он служил.
– Нет, вы шутите! – воскликнул Коупс-младший.
– Да какие тут, черт побери, шутки, парень! Обезьяны они, обезьяны и есть!
– Вы уж извините нашего майора, – сказал мистер Коупс, – он у нас немножко реакционер! Лично я считаю, что самое большее, что мы себе можем позволить, это ввести туда опять свои войска и превратить их снова в колонии. И, знаете ли, они нам за это спасибо скажут! Я исхожу исключительно из их собственных интересов. Наш майор иного мнения. Скажите, Дуг, вы бы свою дочь за чернокожего отдали?
– Отдал бы, если бы ей захотелось.
– Вот, в этом-то вся и соль!
– Уж я бы, если б у меня была дочь, – буркнул майор, – скорей заставил бы ее корову грамоте учить!
– Ну-ну, майор! – Мистер Коупс поднес было свой бокал к губам, но снова быстро опустил вниз. – Ну что вы, что вы, тут спорить глупо, верно? В наши дни детей не остановишь. Хотя все же кое-какие методы воздействия еще имеются. Но не для меня. Я определенно хочу, чтобы моя дочь вышла замуж за чернокожего – кстати, он сейчас здесь, – и скажу вам почему!
– Послушай, папа, может быть, в другой раз?…
– Я могу повторить это многократно, детка! Я уже высказал свое мнение Гилберту. Вот как я рассудил. Дочь моя действительно так решила, так как она достаточно умна, чтобы предвидеть всякие осложнения, и так как она всегда отлично ладила и со мной, и со своими братьями, и вообще, и так как она никогда своим родным не пеняла, что имеет то, что имеет. А значит, она приняла решение не просто чтоб мне что-то доказать, или, как утверждает майор, чему-то научить, или просто всем назло. То есть я хочу сказать, что она не демонстративно так поступает. И этого мне вполне достаточно. А теперь прошу меня извинить, примусь наполнять наши кубки!
Его порыв был, по-видимому, неоправдан, если иметь в виду, что все бокалы в поле зрения были полны по крайней мере на три четверти, и все же, взявшись за глиняный кувшин, мистер Коупс принялся за дело. Налитые кровью глаза майора сверкнули на меня. Произведя неторопливые подергивания головой и плечами, он проблеял:
– Видите ли, я не то чтобы из вредности наседаю на этого малого. Дело в том, что с этим народцем у меня связано немало бед. Помнится, я однажды…
Безупречно вовремя уловив ситуацию, что завидно отличало ее от всех известных мне женщин, Вивьен подошла ко мне как раз в этот момент и, взяв под руку, увлекла к двум своим молоденьким сослуживицам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Я бы не сказал, что это основание, чтобы выходить за него замуж.
– Нет конечно! Просто мне нравится такой тип мужчины. По характеру, я хочу сказать. Он вмешивается в мои дела. Велит делать одно и не велит другое.
– Да уж, мужчина с характером!
– Вот именно!
– Мне казалось, мы все прошли через этот этап.
– Оказывается, не все!
В этот момент нам принесли кофе, и я тут же выманил счет. Из прошлого вечера возникло воспоминание, а с ним и объяснение: я думал тогда о Пенни решительней прежнего, подспудно предчувствуя коренной и неблагоприятный (лично для себя) поворот в судьбе Вивьен. Но все же мне еще трудно было в это поверить.
– Все это вовсе не означает, что я хочу, чтобы мной все время управляли, – пояснила Вивьен. – Но если тебе кто-то нравится, необходимо время от времени внедряться в его жизнь. Это естественно. Кое в чем я внедряюсь в его жизнь. Скажем, он немного психует из-за своего цвета кожи, ну а я стараюсь, чтобы это ему в жизни не мешало.
– Послушаешь тебя, вы с ним по крайней мере полгода как вместе.
– И мне так кажется. Мы вместе провели весь вчерашний день.
– Так ты брала выходной? Ничего подобного раньше с тобой не случалось.
– С тобой – нет. Ты никогда об этом не просил. И еще вот что я хочу сказать. Ведь у меня отвратительный вкус – в одежде, во всем, правда? Ну, ответь же честно, Дуг! Теперь уже можно.
– Это верно.
– Но ты мне этого никогда не говорил, потому что не проявлял себя как мужчина с характером. Ни во что не вникал. А Гилберт мне сразу все честно сказал. Он просмотрел весь мой гардероб и отобрал вещей пять, не больше, которые я могла бы носить, при этом полностью отказавшись от остальных. То же с моими украшениями и всем прочим.
Мы помолчали, потом я спросил:
– А все-таки зачем тебе эта помолвка?
– Ну, чтоб сразу освободиться от того бородатого типа.
– А теперь от меня?
– Надеюсь. Хотя, Дуг, дело в том, ты ведь знаешь, как я люблю совмещать, потому что мне нужно много, ты ведь знаешь, потому что я немножко…
– Слишком сексуальная?
– Мне кажется, да. Словом, Гилберт не одобряет того, что я люблю совмещать. Считает это декадансом. Он утверждает, безотносительно, с ним я или нет, что все равно не изменит на этот счет своего мнения, и я ему верю. И даже, по сути дела, с ним согласна. Поэтому наша помолвка продлится три месяца, и, если за это время я ни с кем его не совмещу или не буду чересчур страдать без совмещения, тогда мы с ним поженимся.
– Понятно.
Я опять помолчал, потом произнес, как мог наиболее сердечно:
– Надо полагать, эти ребята в своем деле большие мастера, ведь так? Ведь у них, должно быть, прямо скажем, есть чем…
За все время наших взаимоотношений Вивьен смеялась довольно часто, но в основном, как мне казалось, по причине веселого настроения или же в ответ на какую-нибудь шутку с бородой, в кино и так далее; теперь ее смех звучал совсем иначе:
– Подумать только, ты заговорил об этих вещах! Нет, это многих интересует. Девушек, например. Гилберт утверждает, что за ним увивается целая туча, потому что догадываются, что… ну, ты понимаешь. Если хочешь знать, – покраснев, она уставилась в свою кофейную чашечку, тихонько хихикнув, – у него точно такой, как у тебя, только черный!
Я отсчитал официантке деньги.
– Ну, если так, могла б помолвиться и со мной!
– Могла бы, только ты мне ни разу не предложил, и я всегда знала, что ты этого никогда не сделаешь. Наверное, я и к отцу тебя водила для того, чтобы навести на эту мысль. Хотя ведь у тебя есть Пенни, правда? Гилберт мне все про это рассказал. Он от нее ушел, можешь занять его место. Или она займет мое.
Я молча обдумывал ее слова. Техническая перестановка и с той и с другой стороны, безусловно, исключалась; перспектива некоего романа с Пенни казалась мне привлекательной, но какой-то несообразной, как будто мне кто-то бесплатно предлагал роскошную новую стереосистему.
– Гилберт считает это отличной идеей. Ему не хочется, чтобы она оставалась совершенно одна. Его очень беспокоит ее судьба.
– Видно, не слишком, раз он способен ее бросить!
– Ну, это же не прямо сейчас! Просто он считает, что ты сможешь ее потом слегка утешить. Мне пора, Дуг!
После этих завершающих холодных фраз ее поведение на улице снова сделалось значительно теплее. Вивьен взяла меня под руку.
– Завтра к шести папа пригласил кое-кого из друзей и соседей, нечто вроде неофициального торжества и помолвки. И торжество неофициальное, и помолвка. Ты смог бы прийти?
– Да зачем я вам там нужен, тебе и Гилберту?
– Ну как же! Мне – потому что мы с тобой не чужие, а ему – потому что, как он считает, он перед тобой очень виноват.
– Виноват передо мной?
– Ну как же, ведь он увел у тебя девушку, разве не так?
Я увидел перед собой ее ясные карие глаза и плотно сжатые губы.
– Ну да, ну да, виноват! Но скажи ему, что я не сержусь.
Мы остановились на краю тротуара как раз через дорогу от ее конторы, оказавшись между пешеходами и движущимся транспортом.
– Так ты придешь завтра?
– Там посмотрим! – сказал я. (Посмотреть мне надо было, дома ли Пенни и можно ли с ней увидеться завтра вечером, когда в результате посещения этого неофициального торжества и т. п. я смог бы оказаться почти на полпути к ней по линии метро «Норт-Вестерн».) – Если смогу, зайду.
– Так не забудь! Не беспокойся, я сама перейду через дорогу: давай простимся тут. Разумеется, я не имею в виду окончательно, а… ну ты понимаешь!
– Ну да, разумеется!
– Спасибо, что ты всегда был такой милый!
– Да какой уж там милый!
– Не спорь! Спасибо за все, что ты мне сейчас не сказал и чем не испортил мне настроение! Слыхал бы ты, что наговорил мне тот тип, который с бородой. Сам был в кусках, и я в кусках! Думаю, ты можешь себе представить!
– Думаю, что да.
Мы обнялись и на ходу поцеловались. Она отвернулась, и выражения ее глаз я не видел, но рот ее утратил прежнюю жесткость. Ее фигурка, подтянутая в форме оливкового цвета и обретшая силу, которой я прежде в ней не замечал, уверенно двинулась к противоположному тротуару, после чего, поспешно махнув мне от подъезда рукой, Вивьен скрылась в здании.
Я вернулся к себе домой и написал то, что полагалось для газеты: половину материала – о новой, готовящейся к постановке опере, половину, причем более объемную, – об «Элевациях № 9».
Глава 10
Теперь все свободны
– Неужели все было так ужасно, как вы пишете? – спросил Гарольд.
– Ну да! Просто хуже не придумаешь. Я уж не говорю о том, как он использовал классику, чтобы…
– Насколько мне известно, все прочие отзывы исключительно благоприятные.
– Вовсе нет! Сегодняшний «Хранитель» весьма зло прошелся насчет случившегося.
Гарольд перевел свой взгляд с моей рукописи на еще какой-то машинописный текст, лежавший рядом с ней у него на столе:
– «По поводу этого образчика… попсовой музыки, за которую юнцы голосуют руками и ногами, и только лишь из чувства профессионального долга я не стану вдаваться в подробности… мешанина стилей никогда не приводит к сенсации… сидение разом на трех стульях». Так пишет этот юноша Болсовер.
– Я знаю, он был…
– Я специально направил туда вас двоих, чтобы отразить одно событие с двух различных точек зрения, а получилось, что вы оба придерживаетесь одного и того же мнения.
– Это не совсем так. Мы, исходя из различных точек зрения, решили независимо друг от друга и по разным причинам, что никакой ценности это произведение не представляет.
– Но это мнение расходится с общей оценкой! Мы уже беседовали как-то с вами об опасностях излишнего оригинальничанья. Независимость независимостью, но неужели нельзя найти здесь некий компромисс? Скажем, в смысле техники исполнения или чего-либо еще в этом роде?
– Нельзя же говорить о технике в отрыве… Нет, Гарольд, не думаю, что вам и Терри удастся убедить что-нибудь изменить!
– Ладно, ладно!
– Ведь вы же его не выносите! Я имею в виду Роя.
– Я главный редактор газеты! Кстати, как он?
– Сегодня его должны выписать из больницы.
– Весьма прискорбно это слышать. Уж если врачи занялись его мозгами, должны были их ему вправить! И все же, в целом, дурь ему слегка повыбило.
Пожалуй, впервые за все время нашего знакомства я ощутил в голосе Гарольда некоторую теплоту, и, тут уж действительно впервые, он задержал свой взгляд непосредственно на мне. Кажется, приподнялась завеса над очередной крохотной тайной: я был включен тогда в список приглашенных на званый обед в клуб «Траншея» вовсе не случайно, а вполне намеренно, чтобы мог лицезреть собственными глазами поражение своего приятеля.
– Вы его совсем не знаете, – сказал я. – Вам не…
– Единственное, что вы можете для меня сделать, – Гарольд снова втиснулся в свою глухую раковину, – так как я не желаю иметь с ним никаких отношений, скажите ему, что он победил. Больше я ни во что не вмешиваюсь.
Я стоял и ждал, имея все основания надеяться, что Гарольд в своей обычной манере устного потока сознания отметит-таки, что мое любопытство удовлетворено.
– То, что произошло, оказалось почище, чем статейка, которую я грозился напечатать. Должно быть, тут они вдвоем потрудились. Ни одна газета не взялась бы это печатать, а «Проныра Том» – это не газета? Помните, что они в прошлом году устроили тому актеру, причем тот не получил с них ни гроша? Даже если вы выиграете, им нечем с вами расплачиваться. Можете искать себе другое место.
– Ну да, могу себе представить, – сказал я, восприняв последние слова как легкое обобщенное выражение всяческих мытарств, связанных с попыткой возбудить тяжбу против «Проныры Тома».
– Нет, вы не поняли! Это вы… ищите себе другое место!
– Ах так!
– Я вам выпишу чек на месячный оклад и вышлю на ваш адрес.
– Благодарю! Ну вот и еще один удачный способ досадить Рою. Хотя и не слишком удачный.
– Лучше, чем ничего. Но это еще не все. Всему свое время. Мне ваша писанина не требуется. Как вам известно, я с самого начала был против вашего зачисления к нам в газету.
– Нет, Гарольд, впервые слышу! Вы уверяли, что как раз ваша была идея!
– Чушь, вам это приснилось! Итак, всего наилучшего!
Придя в редакцию, я поделился с Коутсом и Болсовером своими новостями.
– Как дерьмо он настолько многогранен, что остается только снять шляпу перед его изобретательностью! – припечатал Коутс.
– Да, увольнять одновременно и меня ему уже как бы не так интересно, – заметил Болсовер. – Скажите, Дуг, вам он здорово подгадил?
– Ни в малейшей степени! Вполне могу переключиться на небольшую колонку в «Дисках и слушателях». И еще у меня контакты с фирмой «Бранденбург Рекорде». Хотя все-таки противно.
– Пошли-ка в «Руно», угощаю пивом! – предложил Коутс.
– Я уж и так вам должен. И не один раз.
– Присоединюсь к вам, как только будет одобрен мой материал, – сказал Болсовер.
– Я все сделал как надо тогда вечером? – спросил меня Коутс в зале «Руна».
– Все отлично! Благодаря вам мне как раз хватило на все времени.
– Я боялся, он догадается, что это розыгрыш, и повесит трубку. Ну, и как у вас все потом образовалось с вашей затеей?
– Все прошло, как было задумано.
– Так это же просто замечательно!
– В какой-то степени можно сказать, что да.
Домой я вернулся примерно к трем часам, порядком накачавшись пивом с сосисками, и уселся играть «Вариации» Брамса – Генделя. После одного-двух фальстартов исполнил произведение в стремительном темпе и с большим чувством, хотя и непривычно часто для себя попадая мимо нот. «Ладно-ладно, – думал я, погружаясь в дремоту на своей кушетке, – Шнабель в свое время еще не так мазал». К пяти я уже выпил чаю с тостом, принял ванну и приоделся, и наконец после долгого пути быстрым шагом, поездки в метро, а потом еще пути покороче быстрым шагом я оказался у дома Коупса в самом начале седьмого.
Мистер Коупс собственной персоной, обряженный в пиджак в розово-белую полоску, вызывавший в памяти допотопные музыкальные комедии из сельской жизни, встретил меня и препроводил в свой кабинет. Там уже маячило около дюжины гостей выше среднего возраста, некий грубоватый подбор типажей, державших в руках бокалы с каким-то непонятного вида питьем. Я заметил Гилберта, беседовавшего лицом к лицу с жестикулирующим служителем Церкви. Потом из-за чьей-то спины вынырнула Вивьен, одарила меня сестринским поцелуем и представила своему (старшему) брату с невесткой, их я сразу узнал по фотографиям, а также какой-то молчаливой толстухе, по-видимому тетке. Вивьен немедленно снова куда-то скрылась, и ее место занял мистер Коупс, вручивший мне небольшой стаканчик, наполненный жидкостью, от которой я мысленно попытался с некоторым успехом отогнать сходство с анализом мочи, взятым у тяжелобольного. Подошел мистер Коупс в сопровождении человека, которого по виду вполне можно было принять за исполненную шаржистом левой ориентации карикатуру на отставного майора и которого действительно кто-то назвал «майор».
– Интересно, Дуг, что вы скажете! Это в какой-то степени мое личное изобретение.
Под немыми взглядами пяти присутствовавших я, упредив буквально на долю секунды ожидаемые прожекторы и барабанный бой, принял в себя содержимое стаканчика. Жидкость оказалась одновременно и сладкой, и горькой, и эти два ощущения ни в малейшей мере не сливались воедино, и был в ней некий сильный привкус чего-то, даже отдаленно не напоминавший ни один из известных мне напитков, какая-то смесь жареных каштанов с камфарой, при этом напиток слегка пузырился и был тепловат на вкус.
– Любопытно, – произнес я.
– Любопытно? До ужаса лаконичное словцо, не так ли? Сегодня мы бродили по этнографическому музею; было очень любопытно. Шампанское из Испании, «Ангостура» и что-то в этом роде, плохо помню. Так вот, по-моему, «любопытно» – это именно то самое слово. Видали, как выступал на днях тот тип из Замбии, а? Или из Малавии…
Поскольку мистер Коупс смотрел на меня, пришлось ответить мне:
– Нет, кажется, не видел.
– Вот-вот, уверяю вас! Наш премьер-министр был хуже Гитлера! Клянусь! Это наш-то премьер-министр!
– Да, но надо же было ему это сказать, – вставил Коупс-младший, – про внутреннее потребление! Не стоит воспринимать все так серьезно.
– Мы с Южной Африкой замышляем массовое уничтожение черного населения Африки!
– Вот-вот, давно бы так! – произнес майор на кокни с таким немыслимым привыванием, что даже мне тут же захотелось спросить название полка, в котором он служил.
– Нет, вы шутите! – воскликнул Коупс-младший.
– Да какие тут, черт побери, шутки, парень! Обезьяны они, обезьяны и есть!
– Вы уж извините нашего майора, – сказал мистер Коупс, – он у нас немножко реакционер! Лично я считаю, что самое большее, что мы себе можем позволить, это ввести туда опять свои войска и превратить их снова в колонии. И, знаете ли, они нам за это спасибо скажут! Я исхожу исключительно из их собственных интересов. Наш майор иного мнения. Скажите, Дуг, вы бы свою дочь за чернокожего отдали?
– Отдал бы, если бы ей захотелось.
– Вот, в этом-то вся и соль!
– Уж я бы, если б у меня была дочь, – буркнул майор, – скорей заставил бы ее корову грамоте учить!
– Ну-ну, майор! – Мистер Коупс поднес было свой бокал к губам, но снова быстро опустил вниз. – Ну что вы, что вы, тут спорить глупо, верно? В наши дни детей не остановишь. Хотя все же кое-какие методы воздействия еще имеются. Но не для меня. Я определенно хочу, чтобы моя дочь вышла замуж за чернокожего – кстати, он сейчас здесь, – и скажу вам почему!
– Послушай, папа, может быть, в другой раз?…
– Я могу повторить это многократно, детка! Я уже высказал свое мнение Гилберту. Вот как я рассудил. Дочь моя действительно так решила, так как она достаточно умна, чтобы предвидеть всякие осложнения, и так как она всегда отлично ладила и со мной, и со своими братьями, и вообще, и так как она никогда своим родным не пеняла, что имеет то, что имеет. А значит, она приняла решение не просто чтоб мне что-то доказать, или, как утверждает майор, чему-то научить, или просто всем назло. То есть я хочу сказать, что она не демонстративно так поступает. И этого мне вполне достаточно. А теперь прошу меня извинить, примусь наполнять наши кубки!
Его порыв был, по-видимому, неоправдан, если иметь в виду, что все бокалы в поле зрения были полны по крайней мере на три четверти, и все же, взявшись за глиняный кувшин, мистер Коупс принялся за дело. Налитые кровью глаза майора сверкнули на меня. Произведя неторопливые подергивания головой и плечами, он проблеял:
– Видите ли, я не то чтобы из вредности наседаю на этого малого. Дело в том, что с этим народцем у меня связано немало бед. Помнится, я однажды…
Безупречно вовремя уловив ситуацию, что завидно отличало ее от всех известных мне женщин, Вивьен подошла ко мне как раз в этот момент и, взяв под руку, увлекла к двум своим молоденьким сослуживицам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28