Предполагалось, что оно должно быть пятиэтажным. Клуб можно было поместить на первом этаже, салон красоты и салон причесок – на втором, а остальные этажи распределить между арендаторами и нашей семьей. Это должно было принести доход.
Также я хотела позаботиться о будущем гейко и всех тех, за кого окия нес ответственность. Я собиралась устраивать встречи для женщин, мечтающих выйти замуж, или найти новое место работы, или же начать собственный бизнес.
Позже я решила, как и когда уйду в отставку. По утверждению прессы, я была самая успешная гейко за последние сто лет. Мне хотелось использовать это в своих целях. Отставка должна была послужить большим ударом для системы. Я надеялась, что мой уход и все последствия, с ним связанные, послужат звонком для консервативного руководства и заставят его задуматься об изменениях. Мне хотелось дать им понять, что Гион Кобу безнадежно отстал от времени и, если не проведут реформы, у него не будет будущего.
С моей точки зрения, такая судьба карюкаи была неизбежной. Организация умирала, несмотря на то, что была крайне богата (имела ценности) и фактически была заповедником. На деле же уже тогда количество окия и очая в Гион Кобу уменьшалось. Владельцы окия и очая думали только о существующей выгоде, но не умели заботиться о будущем.
Мне было невыносимо сидеть и наблюдать, как Гион Кобу исчезает в никуда. Возможно, у меня еще было время, чтобы что-то изменить, и я приняла радикальное решение. Я подам в отставку прежде, чем мне исполнится тридцать. Необходимо было срочно искать пути получения доходов.
К счастью, мне позвонил Кейсо Саджи, президент «Сантори».
– Минеко, – сказал он, – мы собираемся снимать кое-что для «Сантори Олд», и я подумал, не смогла бы ты порепетировать с майко? Если ты свободна, мы могли бы встретиться завтра в ресторане «Кьёямото» в четыре часа и все обсудить.
Мистер Саджи был прекрасным клиентом, и я с радостью согласилась.
Я надела летнее светло-голубое шелковое кимоно с нарисованной белой цаплей и пятицветный оби в золотистых разводах.
Когда я приехала, две майко уже готовились к выходу. Он должен был состояться в одной из отдельных комнат с татами в ресторане национального стиля. На низеньком столике у окна стояла бутылка виски «Сантори Олд», ведерко со льдом и стакан. Я показывала молодым женщинам, шаг за шагом, всю последовательность смешивания напитка, и они повторяли каждое мое движение. Режиссер поинтересовался, не возражаю ли я сняться в пробном рекламном ролике.
Он провел меня по длинному коридору ресторана и попросил замедлить шаг перед камерой. Солнце было на востоке, и горизонт пылал ярким цветом. Мы повторили эту сцену несколько раз, а затем они попросили меня открыть фусума в отдельную комнату. Они так точно рассчитали время, что звон колокола на башне Чионин раздался тогда, когда я открывала дверь.
Присев у столика, я начала готовить напиток. Импровизируя, полушутя, я спросила у одного из актеров:
– Не хотите ли немного покрепче?
Когда пробы закончились и они начали снимать, я извинилась и ушла.
Несколько дней спустя я сидела в комнате, готовясь одеваться на работу. Работал телевизор, и я услышала звук колокола и слова: «Не хотите ли немного покрепче?»
«Где-то я уже это слышала», – подумала я, но не обратила внимания.
Тем же вечером, придя на озашики, один из моих клиентов поинтересовался:
– Вижу, ты изменила свою позицию?
– В каком смысле? – не поняла я.
– Не участвовать в коммерции.
– Я и не участвовала. Только помогла мистеру Саджи – дала пару советов его моделям. Было забавно.
– Думаю, он остановился на тебе.
И тут меня осенила догадка – это была я!
«Старый мошенник, – мысленно рассмеялась я, – так меня обмануть! Не зря мне показалось странным, что он тогда не пришел...»
Мне не было обидно и действительно было все равно. «Не хотите ли немного покрепче?» – стала фразой дня, а вся ситуация – шагом к освобождению. Решив, что нет ничего плохого в том, чтобы принимать коммерческие предложения, я стала появляться в качестве фотомодели в телевизионных передачах, рекламе, журналах и ток-шоу. Кроме того, что я была рада дополнительным доходам, я всегда, когда была возможность, делилась своими мыслями о системе гейко.
Я внесла коммерческую работу в свой график и остановилась на этом до восемнадцатого марта 1980 года, дня, в который умерла мама Сакагучи. Ее смерть была переломным моментом в моей жизни. Я чувствовала себя так, будто самый яркий свет Гион Кобу погас навсегда. К сожалению, она была последним мастером музыкальной традиции. Традиция умерла вместе с ней.
На следующее утро, в 8:20, я пришла на уроки в Нёкоба. Старшая учительница работала со мной над танцем «Остров Яшима», одним из тех, который позволено танцевать только тем, у кого есть сертификат. Урок затянулся надолго. Когда я сошла со сцены, она посмотрела мне в глаза и вздохнула.
Все было уже сказано.
Придя в себя, я низко поклонилась. «Это все, – подумала я, – нет пути назад. Все кончено».
Я взяла второй урок танцев у одной из младших учительниц, затем урок танцев Но и урок чайной церемонии. В конце концов я поклонилась всем на прощание в гэнкане и вышла через дверь Нёкоба в последний раз. Мне было двадцать девять лет и восемь месяцев, карьера гейко была окончена.
Как я и ожидала, моя отставка отразилась на всей системе. Но, к сожалению, не совсем так, как я ожидала. Спустя три месяца после моего ухода, работу оставили еще семьдесят других гейко. Я оценила их жест, однако на этом этапе было уже поздно показывать солидарность со мной. И ничего не изменилось.
37
Утром двадцать пятого июля я проснулась свободной, как птица. Блаженствуя, я растянулась на кровати и взяла книгу. Мне больше не надо было ходить на уроки. Я позаботилась обо всех женщинах, живущих в доме, и теперь нужно было заботиться исключительно о тех, кто по-настоящему от меня зависел, – Кунико и маме Масако.
Кунико мечтала открыть ресторан, и я обещала поддерживать ее в течение трех лет, пока идет организация нового предприятия. Если бы бизнес получился успешным, она могла продолжать самостоятельно. Если же нет – просто закрыть. Она решила назвать ресторан «Офукуро но Аджи», или «Мамина домашняя стряпня».
Единственным человеком, кто не хотел идти своей дорогой, была мама Масако. Я терпеливо объясняла ей свои планы снова и снова, но она ничего не понимала. Привыкнув зависеть от других, она не хотела иной жизни. Ей в общем-то нравилось, как обстоят дела. Что мне было делать? Я не могла выгнать ее на улицу. Некогда провозгласив себя членом семьи Ивасаки, я взяла на себя серьезную ответственность. Дело чести – ее выдержать.
Мы с мамой имели диаметрально противоположные мнения о том, что значит быть атотори. Я понимала так, что тетушка Оима имела в виду то, что я буду носить фамилию Ивасаки дальше и сохранять непрерывность династии. Я не считала, что должна вести окия. Мама Масако хотела вести окия дальше.
– Мине-тян, ты не становишься моложе. Ты начала уже думать, кто будет твоей атотори? – как-то спросила она.
Пришло время поговорить откровенно:
– Мама, пожалуйста, пойми. Мне не хочется руководить окия. Я устала от этого бизнеса и хочу уйти. Если бы это зависело только от меня, я бы закрыла его уже завтра. Однако есть альтернатива. Если ты хочешь, чтобы окия продолжал работать, я откажусь от наследства, и ты сможешь найти другую атотори. Я дам тебе денег, и вы сможете продолжать заниматься этим, а я снова стану Танака.
– О чем ты говоришь? Ты моя дочь. Как я могу заменить тебя? Если ты хочешь закрыть окия, значит, так и будет.
Это было не совсем то, что я хотела услышать. Наполовину я надеялась, что она примет предложение и снимет с меня ответственность за нее и за окия. Однако жизнь никогда не бывает легкой.
– Хорошо, мама, – сказала я, – я понимаю. Давай договоримся. Ты можешь остаться со мной, но при одном условии. Мне хочется, чтобы ты пообещала никогда не вмешиваться в мои дела. Даже если ты считаешь, что я совершаю ошибку. Ты должна позволить мне делать так, как я считаю нужным. Если ты пообещаешь это, я буду заботиться о тебе всю жизнь.
Она согласилась и наконец дала разрешение снести окия и построить дом моей мечты. У меня не было чувства вины, когда я закрывала окия. Я отдала Гион Кобу все, что имела, но он уже не давал ничего того, что мне было нужно. У меня не было никаких сомнений.
Купив большую квартиру, мы жили в ней, пока строился новый дом. Упаковав все драгоценные костюмы и предметы, бывшие собственностью окия, я бережно хранила их в новом доме. Пятнадцатого октября 1980 года здание было построено. По совету мамы Масако мне пришлось изменить первоначальные планы, и дом получился трехэтажным вместо пятиэтажного. Хотя это было намного лучше, чем ничего.
На первом этаже я открыла новый «Холлихок Клаб», а Кунико – свой ресторан. Мы переехали в квартиру на втором этаже. Я все еще надеялась открыть на третьем этаже салон красоты, но пока мы использовали его частично для гостей и в качестве хранилища.
Я наслаждалась непринужденностью своей новой жизни. От одного из своих бывших клиентов я узнала о гольфе. Несколько недель я брала частные уроки и вскоре набрала до 80-90 очков. Никто не мог поверить, но я думаю, что, как и баскетбол, гольф не был для меня сложным, поскольку танцы отточили мое чувство равновесия и дали удивительную способность чувствовать собственное тело.
Начав серьезно изучать бизнес салонов красоты, я составляла собственные планы. Мне удалось протестировать огромное количество товаров и встретиться с различными экспертами в этой области. Один из моих клиентов предложил представить меня первоклассному стилисту в Токио, который мог оказаться полезным. Его жена организовала встречу и согласилась провести знакомство. Приехав в Токио, я позвонила миссис С, чтобы окончательно обговорить детали. Она предложила зайти поболтать, и, чтобы убить время, я приняла приглашение. Миссис С. встретила меня очень радушно и проводила в гостиную. Там на стене висел самый прекрасный из всех виденных мной ранее рисунков. На картине была изображена девятихвостая лисица.
– Кто рисовал это? – поинтересовалась я, интуитивно чувствуя важность происходящего.
– Не правда ли она хороша? Она принадлежит художнику. Его зовут Джиничиро Сато. Я учусь вместе с ним. Его карьера только начинается, но он очень и очень талантлив.
Я покачнулась от неожиданной мысли: «Я должна представить миру этого художника». Я точно знала, что именно это я и собираюсь сделать. Будто кто-то назначил меня.
Я засыпала миссис С. вопросами о художнике, но вскоре наступило время встречи с Тошё, пригласившим меня на ужин. К счастью, на протяжении последних пяти лет мы сумели сохранить свою дружбу. Миссис Сия встречались со стилистом позже в этот же вечер.
– Встретимся в пабе «Кардинал» в Роппонджи в десять тридцать, – сказала я, поблагодарила ее за гостеприимство и ушла.
Тошё и я хорошо поужинали, и он привез меня в свой офис. Ему хотелось знать мое мнение о том, над чем он работал в настоящий момент. Мы смотрели запись на видео и обсуждали ее. Затем он настоял на том, чтобы самому отвезти меня в Роппонджи. Я опоздала всего на несколько минут. Мне показалось, что я ошиблась, что вижу миссис С. (как и Кунико, я близорука), так как женщина сидела с двумя мужчинами, а не с одним, как я ожидала. Они стали махать мне, и, улыбнувшись, я пошла к ним. Один из молодых людей был очень молод и красив.
Миссис С. представила меня стилисту. Это был первый незнакомец. Затем она повернулась ко второму мужчине.
– А это Джиничиро Сато, художник, чья картина вам так понравилась, – сказала она.
– Но вы так молоды! – вырвалось у меня.
– Я не так сильно уверен в этом, – усмехнулся он. (Ему было двадцать девять.)
– Мне очень понравилась картина, – без колебаний, заявила я, – можно ли купить ее у вас?
– О, можете просто взять ее, – ответил он. – Берите. Она ваша.
Я была ошеломлена.
– Нет-нет, я не могу принять такой подарок, – сказала я, – он слишком дорогой. Кроме того, если я не заплачу, то не почувствую картину своей.
Он даже слышать об этом не хотел.
– Если вам нравится картина, я хочу, чтобы она была вашей, – его голос звучал абсолютно искренне.
Миссис С. была с ним согласна. – Дорогая, думаю, вам стоит принять его предложение, – сказала она.
– Хорошо, – решилась я, – в таком случае, я с благодарностью принимаю картину, но обязательно отблагодарю вас в будущем.
Я не представляла, насколько пророческими оказались мои слова. Однако я так мало поговорила со стилистом, что нам пришлось назначать еще одну встречу на следующий вечер.
На протяжении нескольких следующих недель, я еще несколько раз встречалась с Джином.
Казалось, он появляется везде, где я встречаюсь с миссис С. В начале ноября меня пригласили на домашнюю вечеринку, и он был там. Он долго смотрел на меня, но я не слишком над этим задумывалась. Он был очень остроумным и веселым. Шестого ноября мне позвонила миссис С.
– Минеко-сан, – проговорила она, – мне надо побеседовать с вами о важном деле. Мистер Сато попросил меня поговорить от его имени. Он просит вас стать его женой.
Я думала, она шутит, и что-то саркастично ответила. Но она настаивала, что говорит совершенно серьезно.
– В таком случае, – ответила я, – передайте ему, что я даже не буду думать о его предложении.
Но она продолжала мне звонить каждое утро ровно в десять часов, чтобы повторить его предложение. Это начинало надоедать. Однако она делала то же самое и с ним! Она была умной женщиной. В конце концов Джин позвонил мне и прокричал, чтобы я оставила его в покое. Я проорала, что ничего не делала и что это он должен оставить меня в покое. Наконец мы разобрались, что это дело рук миссис С. Мы расстроились. Джин попросил о встрече, чтобы извиниться.
Вместо того чтобы извиниться, он сделал мне предложение. Я отказалась. Он вернулся через несколько дней, приведя с собой миссис С, и снова сделал предложение. Я снова отказалась. Должна признаться, я была заинтригована его дерзостью. Но мои отказы, кажется, не смущали его. Он пришел снова. И снова сделал предложение.
Вопреки самой себе, я стала задумываться. Я почти не знала этого человека, но у него было то, что я искала. Мне хотелось удержать эстетический блеск угасающей фамилии Ивасаки. Введение в семью великого художника было одним из путей, а Джин был невероятно талантлив. В этом я не сомневалась ни минуты. Я верила тогда и верю сейчас, что однажды Джин будет удостоен звания «Здравствующего Сокровища Нации». Дело не только в том, что он талантлив. У него есть степень магистра по истории искусств одной из лучших школ Японии, школы Гэйдай в Токио, и он обладает обширными знаниями в своей области.
Я не становилась моложе. Мне хотелось иметь детей и узнать, что значит быть замужем. Джин был таким милым. В нем не было ничего, что вызывало бы протест.
Я решила взять новый старт.
На его четвертое предложение я дала согласие, но при одном условии. Я заставила его пообещать мне, что он даст мне развод через три месяца, если я не буду счастлива.
Мы поженились второго декабря, через двадцать три дня после знакомства.
Эпилог
Что случилось дальше?
Я должна была стать главой семьи, и мама Масако усыновила Джина, он взял имя Ивасаки.
Я не остановилась на достигнутом и получила лицензию художественного эксперта. Я поговорила со своими финансистами в клубе и объяснила свою позицию. Все они дали мне свое благословение. Я встретила на удивление небольшое сопротивление со стороны мамы Масако. Поскольку Джин был человеком обаятельным и симпатичным, мама Масако быстро нашла ему место в своем сердце. Впрочем, как и всегда.
Я так никогда и не открыла салон красоты. Как только я увидела картины Джина, мой план испарился и на его месте возник другой. Та картина полностью изменила мою жизнь.
Продав новое здание и закрыв клуб, мы с Джином переехали жить в Ямашина. Я забеременела.
Мама продолжала жить в Гион Кобу и работать гейко. Кунико оказалась не слишком успешной в своем деле и не добилась успеха. Покорно приняв действительность, она переехала в мой дом. Она была безмерно рада предстоящему появлению ребенка.
Моя красавица дочь Косукэ родилась в сентябре.
Мама продолжала работать, но каждую неделю приходила к нам и была частью нашей семьи.
Джин не просто хороший художник. Он также эксперт по реставрации картин. Меня восхищал этот аспект его работы, глубокие познания в искусстве и его техника. Я попросила научить меня, и он взял меня в ученицы. Кунико тоже хотела учиться и присоединялась к урокам после того, как укладывала ребенка спать. Мы обе получили сертификаты.
В 1988 году мы построили великолепный дом в Ивакура, северном пригороде Киото, с большими мастерскими для всех нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28