Денис
«Барбара Майклз. Хозяин Чёрной башни»: Центрполиграф; Москва; 2003
ISBN 5-9524-0421-9
Оригинал: Barbara Michaels, “The Master of Blacktower”
Перевод: Д. Евгеньев
Аннотация
Дамарис Гордон после смерти отца устроилась секретарем к Гэвину Гамильтону, хозяину знаменитого шотландского поместья Блэктауэр. Юная красавица не догадывалась, какие мысли скрывает бесстрастное лицо Гэвина, изуродованное шрамом, и какой дьявол сорвался с цепи, когда стало ясно, что страсть Дамарис к сэру Гамильтону может развеять древние суеверия горной Шотландии, ядовитым туманом окутавшие поместье...
Барбара Майклз
Хозяин Черной башни
Глава 1
Черная башня Данниха... Впервые я увидела ее в сумерках, когда вершины шотландского высокогорья отливали лиловым, а небо на западе походило на сверкающий, вышитый золотом гобелен. Северный закат пылал, и разрушенная башня вздымалась на его фоне зазубренным силуэтом, охраняя с высоты Блэктауэр, тянувшийся внизу по склону холма.
Карету трясло и качало – остаток пути лошади проделали крупной рысью. Но я едва ли чувствовала эту тряску, да и пронизывающий ветер, теребивший ледяными пальцами бархатную бахрому обивки. Меня сковал холод совсем иного рода; я вздрогнула и плотнее запахнула полы своей накидки.
Я была утомлена, и самые нервические фантазии без труда могли бы овладеть мною. Проделав долгий путь из Лондона, я впервые попала в этот затерянный уголок, похороненный в самом сердце высоких шотландских гор, и путь мой измерялся не только милями, но и опытом; я чувствовала себя так, словно очутилась в ином мире.
То был апрель 1853 года. Весна еще не сделала даже робкой попытки вторгнуться в высокогорье. Утесник и вереск будто съежились до голых коричневых кустиков, а белые ветви берез казались выточенными изо льда. Здесь трудно было себе представить, что в Лондоне уже повсюду расцвели цветы – лавандовые крокусы, ярко-желтые нарциссы и бледно-желтые первоцветы. И что молодая трава уже сверкает нежной апрельской зеленью – та самая трава, во дворе церкви Святой Клотильды, которую я видела всего две педели назад.
Воспоминание об этом было словно острый нож. Закрыв глаза, я снова увидела нежную зелень, расчерченную мраморными крестами и фигурами рыдающих ангелов, прикрытую серой вуалью дождя, и прямо у моих ног – строгий прямоугольник свежей могилы. В этой освященной земле упокоился мой отец, и вместе с ним был погребен весь мой мир. Скорбящих было не так много – только слуги и несколько престарелых коллег отца, которые отважились, несмотря на сырость, отдать последнюю дань уважения знаменитому ученому и антиквару. “Я есмь Воскресение и жизнь; верящий в меня...” Священник торопился, и слова его едва можно было разобрать. Священнику хотелось побыстрее покончить со всем этим и вернуться к домашнему очагу и стакану с портером.
Мистер Дауни стоял рядом со мной. Он не был родственником – только поверенным моего отца, просто некому больше было занять это место. На свой юридический манер он был достаточно добр, однако сразу же по окончании заупокойной службы он весьма твердо взял меня под руку и отвел к уже поджидавшему экипажу. Нам следовало обсудить кое-какие дела – не слишком приятное занятие, – и мне, так же как и ему, хотелось побыстрей со всем этим покончить.
К тому времени, как мы добрались домой, слуги уже развели огонь в библиотеке. Комната была теплой и покойной; на большом отцовском столе была зажжена лампа с красным абажуром, за ним стояло потрескавшееся отцовское кресло, обитое кожей, стены были заставлены книгами. Мои глаза наполнились слезами при виде знакомой комнаты и пустого кресла за неестественно опрятным столом. Я отвернулась от поверенного под предлогом, что хочу предложить ему стакан вина. Взяв стакан и для себя, я залпом выпила. Теперь я была готова. Я стащила свой чепец, опустилась на стул и, наконец, повернулась лицом к мистеру Дауни.
Тот несколько секунд пристально смотрел на меня. Потом быстро отвел глаза, но я догадалась, что его смутило, и поправила руками волосы, приглаживая выбившиеся завитки.
– Мне бы хотелось просто взять их и отрезать! Или выкрасить в черный цвет – ради соответствия моему платью... Отец мои волосы так любил, называл их золотисто-рыжими... он цитировал Гомера... Простите, мистер Дауни. Вы были так добры ко мне. Я больше не стану злоупотреблять вашим временем. Что вы хотели мне сказать?
Желтое худощавое лицо мистера Дауни осталось бесстрастным, черты его были заморожены долгими годами юридических тяжб; но, похоже, моя вспышка его встревожила. Он не желал, чтобы у него на руках очутилась рыдающая женщина.
– Может быть, сейчас не самое подходящее время. Ваш отец говорил, что вы приучены помогать ему в делах; однако вы так молоды... – Он задумчиво изучал меня, поглаживая свой длинный костлявый нос, а потом, к моему изумлению, сказал: – Должно быть, для молодой девушки это была довольно странная жизнь... Ведь ваша мать умерла, когда вы были еще младенцем, и у вас никогда не было компаньонки...
– Я в ней нисколько не нуждалась, – холодно ответила я, усмотрев в этой фразе намек на критику. – Папа дал все, что было мне нужно. Пожалуйста, мистер Дауни, не... не напоминайте мне. Скажите мне правду, и покончим с этим. Я осталась без всяких средств к существованию, не так ли?
– Две сотни в год – это еще не нищета.
– Но и независимости они тоже мне дать не могут.
– Юная леди восемнадцати лет от роду в независимости не нуждается. – В устах мистера Дауни это прозвучало почти как злобный выпад. – Ваша тетушка, без сомнения, готова предложить вам свой дом.
– Моя тетушка терпеть меня не может – с тех самых пор, как в возрасте пяти лет я сообщила ей, что она похожа на своего собственного мопса.
Мистер Дауни в раздражении шмыгнул носом. – Я подозревал, что вы легкомысленны, мисс Гордон, но чтобы в такой день, как сегодня... А как насчет сына вашей тетушки – вашего кузена?
– Кузен Рэндэлл? Да... я знаю, что все вокруг только и ждут того дня, когда мы с Рэндэллом поженимся. Именно поэтому, мистер Дауни, я так мечтала о том, что буду независима.
– Но... Но, моя дорогая мисс Гордон, ваш кузен – чрезвычайно респектабельный молодой человек! Мистер Рэндэлл Гордон – молодой джентльмен вполне современных и весьма либеральных взглядов!
Я ответила с притворной скромностью:
– Насколько я поняла, мистер Дауни, Рэндэлл желает жениться на мне для того, чтобы на практике продемонстрировать свои современные, либеральные взгляды?
Но я недооценила мистера Дауни. Он лишь крепче сжал губы, чтобы удержаться от улыбки.
– Мисс Гордон, вы достаточно часто смотритесь в зеркало, чтобы знать, почему молодой человек может пожелать жениться на вас – вне всякой зависимости от своих взглядов. Правду сказать, – продолжал он более сухо, – я получил письмо от мистера Рэндэлла Гордона только сегодня утром. Он выражает свои сожаления по поводу слабого здоровья его матери, которое не позволило ей вовремя прибыть из Европы на похороны.
Я не сдержалась и фыркнула. Мистер Дауни нахмурился.
– Дорогой мистер Дауни, – я наклонилась вперед и коснулась его руки, – я не могу выйти замуж за Рэндэлла. Даже из чувства признательности к вам.
– Что вы предлагаете в таком случае? – Мистер Дауни вздохнул, но в его голосе вполне могло бы прозвучать гораздо больше тревоги.
– Ну... – без напряжения произнесла я. – Я приищу себе работу.
– Господи, но в каком же качестве вы намерены зарабатывать себе на жизнь? В качестве компаньонки? Или гувернантки?
– Вам нет нужды проявлять свой сарказм, мистер Дауни. О да, я знаю – если ты порядочная женщина, то выбор невелик. И вы назвали те немногие виды деятельности, которые для меня открыты. Но это так несправедливо! Несколько лет я была секретарем и помощницей своего отца. Он обучил меня; он говорил, что никакой мужчина не смог бы работать лучше. Почему я не могу использовать этот свой опыт?
Одеревеневшая челюсть мистера Дауни отвалилась. Я по-настоящему шокировала его; и только его убежденность в том, что мое душевное здоровье пошатнулось от горя, избавила меня от немедленной – и весьма строгой – отповеди.
– Дитя мое, мы не можем изменить мир, даже если хотим этого. Я уверен, что вы умны – так же как и любая девушка в Англии. Но вам никогда не удастся занять должность секретаря.
– Почему бы и нет?
– Почему... почему... потому что, мисс Гордон, гувернантку нанимает хозяйка дома, а секретаря нанимает джентльмен. Секретарь многие часы проводит наедине – наедине! – со своим хозяином. За закрытыми дверьми, мисс Гордон! Должен ли я сказать больше?
Я испытала острое искушение попросить его предоставить дальнейшие объяснения. Пошире раскрыть глаза и умолять объяснить мне... Но у меня не хватило духу и дальше досаждать ему.
– Нет, – вздохнула я, – вам нет нужды делать это. Но я думаю, что вы только что незаслуженно оскорбили всех джентльменов Англии.
– Мистер Рэндэлл Гордон выразил желание, чтобы вы оставались здесь до возвращения его и вашей тети, которое ожидается в течение двух недель, – сникшим голосом сообщил мистер Дауни. – К тому времени, я убежден, простое здравомыслие подскажет вам, каким образом действовать дальше.
Я покорно улыбнулась и не сказала ни слова. Провожая моего гостя взглядом до двери, я продолжала улыбаться. Ну а потом вернулась в кабинет и уселась в большое отцовское кресло. Это было не кресло, а просто античная руина; долгие месяцы я билась за то, чтобы, наконец, выбросить его. Но теперь была рада, что мне это не удалось. Некоторое время я просто сидела в кресле, водя пальцами по растрескавшейся коже. А потом придвинула к себе лист бумаги, опустила отцовское перо в ониксовую чернильницу, которую он привез домой из Греции, и стала писать.
* * *
Понадобилась примерно педеля, чтобы по почте пришли первые ответы на мои письма. Я написала коллегам моего отца, которые хорошо знали его, а также меня. Все они ответили – весьма вежливо – и сообщили о том, что не нуждаются в секретаре. Здесь я потерпела поражение. Но отец обладал недюжинным упрямством, которое проявлял со свойственной ему мягкостью и спокойствием, а я была его дочь. Я дала объявление в газеты.
Это было ошибкой. Мистер Дауни был прав, а я ужасно, ужасно ошибалась. Объявление только дало повод к неправильному истолкованию. Я получила два ответа. Когда я возвращалась со второго собеседования, мои пальцы просто жгло огнем после пожатий “джентльмена”, который искал “обученного секретаря по антиквариату”.
Сумерки спустились раньше, чем мне удалось добраться до дому. Я была слишком утомлена и слишком унижена, чтобы позвонить и приказать зажечь огонь и подать чай. Поэтому я сразу же отправилась в библиотеку и бросилась в отцовское кресло. Я безуспешно пыталась вернуть себе отцовское мужество и чувство юмора. Я думала о своем будущем. Без сомнения, другие варианты были куда хуже Рэндэлла.
Мне представилась мисс Миллз, компаньонка моей тети – сухая палка в образе женщины, всегда одетая в поношенные коричневые платья. Она постоянно моргала, а одна ее щека дергалась в нервном тике. Еще была девушка – мисс Аллеи? – которая служила гувернанткой в семье лорда А. Наша горничная рассказывала мне о ней; слухи ходили по всему Лондону. Мисс сбежала с младшим сыном, и лорд А. оставил мальчика без гроша. Тогда галантный юноша отказался жениться и бросил гувернантку.
Мисс Миллз или мисс Аллен – рабство или позор. Я подумала, что по большому счету предпочитаю позор. Но ни та, ни другая судьба не казалась мне привлекательной.
Мисс Миллз, мисс Аллен или – Рэндэлл. Я не видела его несколько месяцев, и мне было трудно вспомнить, как он выглядит. Я знала, что он высок, что его каштановые волосы редеют на макушке, что у него густые усы, которыми он непомерно гордится, но я не могла собрать его черты воедино. Его лицо было круглым и вечно покрыто румянцем; одевался он элегантно. Может быть, даже слишком элегантно? Его перчатки были чересчур тугими. А может быть, это его руки были слишком пухлыми – пухлыми и мягкими, словно тесто, а при прикосновении оказывались неприятно холодными. Если я выйду замуж за Рэндэлла, думала я, он получит право когда только захочет трогать меня своими холодными руками.
Я шагала взад и вперед, в отчаянии сжимая пальцы, когда Эллен внесла записку, которую только что передал ей гонец. Я не торопилась прочесть ее. Я полагала, что это – приглашение от мистера Дауни, который уже предлагал мне пожить некоторое время с ним и его женой. Но самое ужасное, что в записке могло быть сообщение о прибытии Рэндэлла. Я попросила Эллен зажечь огонь и принести мне чай и выпила две чашки, прежде чем посмотрела на записку. И только тогда я поняла, что она написана незнакомой рукой.
Почерк принадлежал мужчине, в этом не было сомнений – тяжелые черные буквы были небрежно начертаны поперек страницы:
“Если Д.Г., которая характеризует себя как опытного секретаря по антиквариату, прибудет завтра в отель “Тревеллерз”, в 10 часов утра, она сможет представить свои рекомендации. Спросить мистера Гэвина Гамильтона”.
“Тревеллерз” оказался тихой, респектабельной гостиницей в Блумсбери, недалеко от музея. Я спросила мистера Гамильтона, и клерк направил меня на второй этаж. Когда я стучала в дверь, то почувствовала, как вспотели мои руки под перчатками. Через минуту низкий мужской голос приказал мне войти.
Комнату наполнял свет, лившийся из окна напротив двери. Он ослепил меня, так что я могла видеть лишь очертания человека, с которым говорила. Он был высок и держался как джентльмен, но больше я почти ничего не разглядела.
Довольно долго он стоял без движения и не говорил ни слова. Молчание становилось странным. Нервничая, я уже решилась было заговорить, когда, странным образом дернув квадратным плечом, он шагнул вперед и вышел из луча света. Тут я в первый раз ясно увидела его: это был мистер Гэвин Гамильтон, хозяин Блэктауэра.
При виде этого лица я лишилась дара речи. Я была приучена к уродливым лицам; никого из друзей моего отца нельзя было счесть образчиком мужской красоты. Но лицо, которое смотрело на меня, было не просто уродливо – оно было ужасно. Оно было изуродовано. По одной стороне лица – от брови до подбородка – шел синевато-серый шрам, который морщил его плоть и нарушал линию рта.
В остальном же его лицо было вполне обычным, хотя его черты были слишком резки, чтобы его можно было назвать красивым. Это лицо было длинным и худым, с высокими скулами и прямым, выдающимся вперед носом. Его глаза были темны и широко посажены под тяжелыми бровями. Усов он не носил, и его густые черные волосы были подстрижены короче, чем того требовала мода. Какой-нибудь другой мужчина, имеющий подобный шрам, постарался бы, насколько возможно, спрятать его под волосами. Но только не мистер Гэвин Гамильтон.
Он дал мне достаточно времени, чтобы привыкнуть к его внешности, прежде чем начал говорить.
– Садитесь, – сказал он довольно хриплым голосом. – Вы, насколько я понимаю, и есть Д. Г. Как расшифровываются эти инициалы?
– Дамарис Гордон. – Я села, по милости Божьей стул оказался здесь же, под рукой, не думаю, что я смогла бы сделать хотя бы шаг. – Мой отец... мой отец был... доктор Эндрю Гордон.
– Так я и думал. Я слышал о смерти вашего отца. Правду сказать, мы находимся в отдаленном родстве. Упоминал ли он когда-нибудь о своей связи с Гамильтонами из Данноха?
– Нет, думаю, что нет.
– Если вы сомневаетесь, покопайтесь в генеалогии. Я буду откровенен, мисс Гордон. Если бы я не сообразил, что под инициалами “Д.Г.” скрывается дочь вашего отца, я не стал бы откликаться на ваше объявление.
– Я понимаю. – Даже после того, как первоначальный шок прошел, мне все еще было трудно смотреть в это лицо. Я перевела взгляд на его руки, и это был еще один удар. Хотя он и был одет в домашний костюм – на нем был темно-серый утренний сюртук и белая рубашка, – руки его были затянуты в перчатки – не обычные мужские перчатки, но черные шелковые, которые так облегали его руку, что были похожи на нарисованные.
Он заметил, что я крайне неохотно поднимаю на него глаза, и потому уселся на стул, где солнечный свет безжалостно освещал его изуродованную шрамом щеку.
– Похоже, вы испытываете неловкость, мисс Гордон. Видите ли вы дверь справа от вас? В соседней комнате находится женщина, в обязанности которой входит прислуживать мне. Миссис Кэннон!
В дверном проеме, на который он указал, появилась леди. Ее морщинистое лицо и седые волосы принадлежали пожилой женщине, но ее платье павлинье-синего цвета, отделанное сливочного цвета бархатными бантами, скорее подошло бы молодой девушке. Вскоре мне предстояло узнать, что бесстыдная любовь к пышным платьям была болезненным свойством миссис Кэннон. В тот, первый, раз ее вид просто потряс меня, но вскоре я успокоилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19