Марк кивнул и записал подробности в тетрадь.Между тем Аристид, дожидавшийся Джорджа, осведомился:– Кто у тебя в Лондоне?Тот озадаченно уставился на старика. Что это значило? Чего он добивался?Разгадав выражение его лица, Аристид спросил:– Ты что, не понимаешь?– Нет.– Кто рассказал тебе о нас в Лондоне? Кто дал тебе этот адрес? Если у тебя нет покровителя, Марк тебя не пустит.Джордж все понял и, поколебавшись, ответил:– Луиджи Феттони.Имя произвело на Аристида впечатление разорвавшейся бомбы. Он схватил Джорджа в объятия, обдав его при этом волной чесночного запаха, и возопил:– Луиджи Феттони – мой старый друг! Нет, не может быть! Добрый старый Луиджи!Марк записал это имя.– Какой номер у Феттони? – спросил он, обращаясь к Джорджу.– Какой номер?! – взревел Аристид. – Даже я его помню! Это номер шесть! – Он повернулся к Джорджу: – Верно? Я прав или нет? Память у меня как у слона. Эх, мне бы еще и его силу!– Да, шесть, – подтвердил Джордж.Марк, как ни в чем не бывало, записал и номер, откинулся на спинку стула, выдвинул ящик стола и достал толстую амбарную книгу. Полистав страницы, заполненные, как заметил Джордж, именами и адресами, он наконец остановился, ткнул пальцем в какую-то одним им читаемую строчку и важно подтвердил:– Шесть. Правильно.Закрыв книгу, он сунул ее обратно в ящик и, задвинув его, кивнул на дверь.Аристид, взяв Джорджа под руку, повел его к двери, говоря:– Как серьезно Марк относится к своим обязанностям! Простим его. Лично я от этих игр уже устал. Да, устал, ведь после войны здесь все переменилось. Теперь я прихожу сюда лишь по привычке. Но сегодня – другое дело. Ради Луиджи я стану твоим другом. Мы вместе выпьем, а потом, если хочешь, я устрою тебе свидание с Рене. Ее муж – мой приятель. Могу устроить тебя на целую ночь – и ты запомнишь ее надолго.Он распахнул дверь, Джордж переступил порог и подумал, что сегодняшнюю ночь он, очевидно, тоже надолго запомнит, но не из-за Рене. Итак, чем же занимаются эти «Бьянери»?Комната, в которой оказался Константайн, его не удивила. Она была просторная, с низким потолком и рядом плотно занавешенных окон. Выходили они, решил Джордж, на Сену и набережную. У окон стоял бильярд, на котором четверо играли в снукер, а сидящие рядом на диванчиках мужчины следили за игрой: их лица белели в свете больших ламп, висевших над зеленым сукном. Остальную часть комнаты занимали карточные столы, по большей части занятые. За стойкой вдоль левой стены напитки подавал молодой человек в белом пиджаке.Аристид, поминутно отвечая на приветствия, провел Джорджа меж столов к небольшому углублению, где стоял свободный мраморный столик, жестом пригласил Константайна сесть, сходил к стойке, принес бутылку белого вина и пару рюмок.– Здесь принято пить белое вино, – сказал он по-английски. – Вот почему большинство из нас пропускают сначала по паре рюмочек чего-нибудь покрепче внизу, в баре. Марку разрешено пить джин – но только там, в коридоре. Так повелось со времен войны, когда, кроме вина, ничего из спиртного достать было невозможно.Он вынул из кармана маленький штопор и ловко раскупорил бутылку.– В «Бьянери» я недавно. И о многом не знаю, – пояснил Джордж.– Откуда же тебе знать наши французские обычаи, друг мой? В Италии мы пьем только кьянти. В Англии – там ведь все всегда лучше – виски или джин. Были времена, когда мы с Феттони здорово надирались. Кстати, как он?– Не жалуется, – ответил Джордж.Аристид кивнул и наполнил рюмки. Выпили, старикан выпятил нижнюю губу, причмокнул и заметил:– В войну тут все было по-иному. Мы сражались в Сопротивлении, нас объединяла настоящая цель. Когда-нибудь я расскажу тебе о том, что подчас происходило в этой комнате. Однажды вон на том столе голый немецкий майор от страха перед тем, что мы могли с ним сделать, как какой-нибудь последний мальчишка, выдавал все известные ему военные тайны. Гестапо о нас, Бьянери, конечно, слышало. Но найти так и не смогло. – Он поднял недопитую рюмку, осушил ее и наполнил вновь.– А что теперь? – спросил Джордж. – Когда война кончилась?– И слава Богу. – Аристид кивнул. – Хотя тогда было лучше. Тогда мы, официанты и портье, занимались делом, важным делом. А теперь все вернулось к старому.– К старому грязному ремеслу? – спросил Джордж. Он закурил и огляделся. На бильярде щелкали шары; слышалась приглушенная речь игроков; время от времени с карточных столов доносились возгласы играющих, изумленных раскладом. Но все это лишь подчеркивало царившую в комнате атмосферу скрытности и ожидания. Джордж неожиданно для себя догадался наконец, что было общего в окружавших его людях. На таких обычно смотришь, не замечая их. Они прислуживают за столом, приносят в номер завтрак – тихие, проворные, никогда не попадутся под руку, движутся молча, но слышат и замечают много полезного для таких, как Скорпион.Аристид налил себе еще вина и сердито подтвердил:– Да, к старому грязному ремеслу. Но спрос есть и на него. Ты еще молод и пока не ожесточился. Но подожди – скоро ты выберешься из кухни, начнешь разносить еду в номера. И вот ты заходишь в комнату, а там какой-нибудь остолоп, у которого денег больше, чем мозгов, сидит бок о бок с чужой женой, а тебя в упор не видит, потому что в мыслях у него нечто совсем другое. И тогда ты ожесточаешься. Начинаешь выискивать на него компромат, который можно продать за хорошие деньги. Так поступал и я… в прошлом, конечно. Да, теперь здесь опять занимаются грязными делами. Но я завязал. А сюда наведываюсь лишь по привычке. Но, как говорится, коготок увяз – всей птичке пропасть.– Верно.– Еще бы. А мы – мы i bianchi е neri, вот кто мы, Бьянери, черно-белые. Ты бывал в Италии? – И, не дожидаясь ответа, Аристид продолжил: – Обязательно туда съезди – золото, а не страна. Я пару лет прожил в Портофино, чуть не женился на одной официантке. Какая женщина!.. Крупная шатенка с теплой кожей и фигурой, достойной бушприта корабля. Видимо, самый красивый бюст бывает у итальянок… – Он покачал отяжелевшей от выпитого головой.«Так вот кто такие Бьянери! – догадался Джордж. – Черно-белые! Официанты. Члены крепко сколоченной организации, действующей внутри сети гостиниц по всей Европе. Находка для такого, как Скорпион! Во время войны он использовал ее в целях разведки, а после – для шантажа, покупки и продажи всевозможных сведений. Ведь на официантов никто не обращает внимания. Они, как тот почтальон из честертоновского рассказа «Невидимка», могут передвигаться незаметно. Считал ли кто-нибудь, сколько неблаговидных дел происходит в любом отеле хотя бы за неделю? Сколько супружеских измен? И никакое «инкогнито» не в состоянии спасти известных политиков, актеров, бизнесменов. А за стойкой бара сколько говорится лишнего – о биржевых делах, о скачках, о женщинах, о политических скандалах! И не только знаменитости, но и самые простые люди могут на глазах официанта или портье совершить роковую ошибку. Скажем, окажись на террасе одинокая, скучающая домохозяйка, молодой простак или старый дурак, очутившиеся вдали от дома и вдруг поведшие себя вопреки своему характеру, и вот какой-нибудь портье продает пикантные сведения кому-то из Бьянери».Джордж решил пойти ва-банк и спросил:– Но кто же все это начал? И когда?– Кто? – Аристид глупо уставился на него. – Разве такое бывает известно? Да никого это и не интересует. И ты не любопытствуй, друг мой. Тут порядок сохранился еще с военных времен: ты знаешь только своих ближайших начальника и подчиненного, так что если тебя схватят, рассказать врагу ты почти ничего не сможешь. – Он постучал пальцем по стакану Джорджа. – Пей. Я принесу еще бутылочку.С этими словами он встал и, пошатываясь, стал пробираться меж столиков.Когда отворилась дверь и вошел Марк с тетрадью под мышкой, а за ним еще двое, Джордж поначалу не особенно насторожился. Но вот они вышли из полумрака в полосу света от бра, висевших за стойкой, и Джордж вжался в стул, закрыв ладонью нижнюю часть лица: за спиной Марка стояли Доротея Гюнтэм и Франсуа Лаборд.На Доротее был коричневый берет и просторный плащ такого же цвета. Сверкнули толстые стекла очков. Лаборд, в зеленой шляпе пирожком, казавшейся крошечной на его огромной голове, и в сером костюме свободного покроя с ярким пятном белого носового платка, торчавшего из нагрудного кармана, курил сигару. Все трое подошли к стойке, и молодой бармен начал разливать им спиртное. Так они стояли спиной к столикам, и никто не обращал на них никакого внимания.Аристид вернулся с новой бутылкой, искусно вынул пробку и счастливо, по-детски улыбнулся Джорджу, когда тот прикрыл ладонью свой стакан.– Может, ты и прав, – сказал он. – Молодому человеку надо беречься. Слишком много выпитого вина лишает его сил в постели. Ну а мне? Мне уже терять нечего. – Он наполнил свою рюмку до краев и сел.– А может, вы тоже правы, – откликнулся Джордж. – Стоит ли мне терять время здесь? Не лучше ли спуститься в бар и повидаться с Рене?– Значит, я тебе зубы заговариваю, а ты сидишь и думаешь о ней? – Аристид рассмеялся. – Впрочем, это не удивительно. У нее есть немало того, о чем мужчине стоит помечтать. Но торопиться не будем. Подожди немного, и я отведу тебя к ней. – Джордж хотел встать, но Аристид жестом удержал его. – Терпение, дружок. Еще по рюмочке, и пойдем.Джордж опустился на стул и позволил Аристиду наполнить обе рюмки. Ведь выбраться из комнаты нужно без лишнего шума. Он уже выведал у Аристида больше, чем рассчитывал узнать. И каждая лишняя проведенная среди Бьянери минута теперь была для Джорджа чревата смертельной опасностью.Однако не успел Константайн подумать обо всем этом, как троица у стойки повернулась к столикам. Марк раскрыл тетрадь и передал ее Доротее Гюнтэм. Лаборд постучал рюмкой по стойке бара, призывая всех к вниманию:– Месье!Игроки в снукер прекратили игру, оперлись на кии, разговоры за карточными столиками тоже разом оборвались. Все смотрели на троицу у стойки.Медленно, четко выговаривая слова, так что Джордж без труда понял его французский, Лаборд сказал:– Господа, мне очень жаль прерывать ваш отдых, однако возникли два вопроса, не терпящие отлагательства. Потому мы, с вашего позволения, проведем коротенькое заседаньице. Согласны?Послышались одобрительные возгласы. Тут Джордж склонился к Аристиду, схватил его за локоть, крепко сжал и прошептал:– Послушайте. Если поднимется буча, сделайте мне одно одолжение. Сходите к мадемуазель Нэнси Марден и расскажите ей обо всем. Вот. – Он оторвал стенку от пачки сигарет и, пока Лаборд говорил, написал псевдоним Николя, ее адрес и подтолкнул картонку в сторону Аристида.На лице старика застыло изумление, но записку он с любопытством взял жилистой рукой.– Первый вопрос касается члена нашего сообщества, который, к несчастью, пал жертвой… – заговорил Лаборд.Но тут его прервал Марк, шепнув ему что-то на ухо. Краем глаза Константайн заметил, как Марк склонился к Доротее, тыкая пальцем в раскрытую тетрадь. Джордж посмотрел на Аристида, державшего картонку так, будто ее краешек горел и пламя могло вот-вот обжечь ему пальцы.– Сделайте мне это доброе дело, чтобы искупить все грехи разом, – прошептал Джордж.А затем послышался громкий, четкий голос Доротеи Гюнтэм:– Прежде чем продолжить, сообщу, что среди нас есть гость из Лондона. А по закону он не вправе присутствовать на собраниях комитета. Не соблаговолит ли этот господин покинуть нас на несколько минут?– Речь идет о тебе, – сказал Аристид. – Понял? Но что это такое? – Он помахал картонкой и по-дурацки надул щеки.Снова зазвучал голос Доротеи, она прочла из тетради:– Номер 137, Эрнст Смит, помощник повара, отель «Савой», Лондон. Будьте любезны, удалитесь. – Она обвела взглядом комнату, и стекла ее очков при этом зловеще сверкнули.Джордж медленно поднялся, будто в смущении, прикрыл рот рукой, поклонился троице у стойки и, полуотвернувшись, направился к двери. Ему предстояло пройти всего пятнадцать шагов между карточными столиками. Картежники провожали Константайна взглядами, сочувственными улыбками, жалея, что его вечер испорчен. Джордж, отворачиваясь от стойки, пожимал плечами, кивал в ответ на улыбки. Так он прошел шесть шагов. Дверь приближалась. Джорджа так и подмывало побежать, но он заставлял себя идти не спеша. Еще три шага. Джордж был уже у самой двери. Он положил ладонь на ручку, повернул ее. Но дверь не открылась.За спиной Джорджа раздался смех, зазвучал исполненный добродушной иронии голос Лаборда: «Это педант Марк виноват. Он свято соблюдает правило о проведении собраний при закрытых дверях. Одну минутку, месье».Джордж стоял боком к двери и думал: «Если открывать дверь пошлют Марка, я спасен». Он стоял, не решаясь повернуться и посмотреть, кто же подойдет к нему с ключом в руке. А по комнате уже раздавались шаги, бармен, звеня рюмками приводил в порядок стойку.К Джорджу приблизился мужчина, по-дружески обнял его за плечи, склонился к двери, намереваясь ее открыть. Это был Лаборд. Он вставил ключ в замочную скважину и, улыбаясь, заглянул в лицо Джорджа.Константайн встретился с ним взглядом. Сначала широкое лицо Франсуа выразило замешательство, потом он нахмурился, а глаза его холодно сверкнули – он узнал Джорджа. Начал вытаскивать ключ из замка, но Константайн успел схватить его за руку. Лаборд резко вывернулся, ткнул Джорджа локтем в бок и с криком отпрыгнул.От этого крика вся комната словно ожила. Уже загремели отодвигаемые столы, а Лаборд с побелевшим лицом все кричал по-французски. В отчаянии Джордж бросился к нему, пытаясь завладеть ключом. Но на него навалились сразу трое, приперли спиной к двери. Шум разом стих, и все замерло, Джордж смотрел на скрутивших ему руки, за их спинами выглядывала голова Аристида, он глупым, полупьяным взглядом таращился на Константайна. Доротея у стойки целилась в Джорджа из маленького пистолета, а Марк, подняв тетрадь до самого подбородка, неодобрительно качал головой.Потом Лаборд спокойно, с улыбкой сказал:– Значит, вы и есть Эрнст Смит из отеля «Савой»? По-моему, господин Смит, вам следует объясниться.Сидя в гостиной отельного номера, Антонио Барди писал сыну в Англию, куда более года назад он послал его учиться. Если Барди кого и любил, так только сына. Он хотел, чтобы у того было все, чего недоставало ему самому. С детства Барди подрабатывал вечерами на кухне. А после окончания школы несколько лет был официантом, дослужился до метрдотеля. Именно тогда он и начал то дело, которым занимался сейчас, и если к нему он давно уже относился бесстрастно, то слушать от сына упреки в том, что отец ограничивал его возможности, ему не хотелось. И пусть за образование сына платили другие и не по своей воле, но мальчик ничего этого не узнает, а деньги, как говорится, не пахнут.Барди быстро писал добрые слова и представлял себе сына… Пусть мальчик никогда не познает того, с чем приходилось сталкиваться отцу – с греховной и полной своеволия человеческой душой, с вонью и жаром кухни, когда ресторан переполнен, а шеф-повар издергался и в любую минуту готов надавать пощечин поварятам, с работой портье, когда заходишь в номер и какой-нибудь букмекер или член городского совета скатывается с девицы и помыкает тобой, ни на миг не допуская, что у тебя, черно-белого существа, есть чувства… Как много гадости в мире! Но сын, слава Богу, этого не узнает.Когда письмо было почти готово, Барди оторвал перо от бумаги и задумался над тем, как лучше его закончить. Он любил, сообщив все новости и побалагурив, завершить послание мыслью, над которой мальчику стоило задуматься.Сегодня он написал: «Научись разбираться в людях не только быстро, но и правильно. Достичь этого нелегко, но возможно. Тогда внимание нужно обращать не на слова, а на мелочи в поведении. Присмотрись к своим товарищам – ты их уже хорошо знаешь и понимаешь, кто ленив или жаден, умен или добр, а кто задирист. А теперь вообрази, будто видишь их впервые, и подумай, что выдает их характер. По-моему, просто удивительно, сколь ясна становится натура человека, стоит лишь внимательно оглядеть его. Грязные ногти, неглаженая рубашка, стиль речи, тембр голоса, то, как человек произносит «да, сэр» или «нет, сэр». Все это…» Его прервал телефонный звонок. Барди снял трубку, сказал: «Да», – и стал слушать, слегка кивая. Звонила женщина. Он дал ей закончить и спросил:– Чья это была карточка?– Фрагонара. Он изменил номер, а своим покровителем в Лондоне назвал Феттони.– Но Феттони умер. Может, это и к лучшему. Он был уже слишком стар. Его задавило… – Барди смолк, потянулся к сигаретам и закурил. Потом продолжил: – Что думает Лаборд?– ' Считает, допрашивать Конвея не стоит. Он не из тех, кому легко развязать язык – если только не пойти на крайние меры.– Тогда игра не стоит свеч. Передайте Лаборду, что можно начинать. Он знает, как действовать. Пусть воспользуется канализационным стоком кафе «Цезарь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25