Виктор Каннинг: «Письма Скорпиона»

Виктор Каннинг
Письма Скорпиона



MCat78
«Микки Спиллейн, Виктор Каннинг»: Фидес; Нижний Новгород; 1992

ISBN 5-89958-002-XОригинал: Victor Canning,
“The Scorpio letters”

Перевод: В. Ю. Саввов
Аннотация Произведение представителя старшего поколения мастеров детективного жанра. В романе англичанина Виктора Каннинга «Письма Скорпиона» умело выстроенная интрига, сложные сюжетные перипетии. В центре произведения – сильная личность героя-одиночки, вступившего в борьбу с хорошо организованной криминальной системой и вопреки обстоятельствам победившего. Виктор КаннингПисьма Скорпиона

ПРОЛОГ Июнь 1964 г.
Антонио Барди прошел из спальни в небольшой кабинет, из окон которого открывался вид на Средиземное море и мыс, с возвышающимся на нем маяком и зданиями службы береговой охраны. Письменный стол с крышкой, обтянутой бледно-золотистой кожей, кресло с такой же обивкой, сейф в стене позади стола, сбоку от двери картина – очень хороший натюрморт Босшерта: ирисы, тюльпаны, розы, – это было все, что составляло привычное убранство кабинета.Барди нажал вделанную в стол кнопку звонка, повернулся, открыл сейф и вынул потертый пузатый портфель. Вошел Лодель – высокий, темноволосый мужчина лет сорока, с бесстрастным, словно замороженным, землистого цвета лицом.Он поставил на стол серебряный поднос с хрустальным графином, сифоном и стаканом. Не вымолвив ни слова, налил в стакан виски и чуть-чуть плеснул туда содовой из сифона.Барди вынул из портфеля несколько папок и, не поднимая головы, сказал:– Когда Мария закончит, вы отвалите на весь вечер. И прихватите Джана.Он говорил по-английски с едва заметным акцентом, доставая слова как будто глубоко из груди – они гулко отдавались в воздухе.Лодель кивнул и, бросив мимолетный взгляд на папки на столе, посмотрел в большое лицо хозяина.– Пришли ко мне Марию, – сказал Барди и, не дожидаясь, когда Лодель уйдет, взял верхнее досье, помеченное на обложке красным карандашом. В папке хранились газетные вырезки и с десяток листов белой форматной бумаги. На первом, словно заглавие, стояло имя: «Роналд П. Дин». Барди не спеша перелистал досье. Один из последних листов делился на колонки, куда были вписаны даты, а напротив – суммы в фунтах. Барди внимательно просмотрел цифры. Его большое лицо при этом сохраняло бесстрастное выражение: голубые, цвета льда, глаза оставались по-прежнему холодными.В дверь легонько постучали. Вошла женщина в зеленом шелковом платье, с карандашом и блокнотом в руках. Привлекательная, лет тридцати, с длинными, зачесанными на уши волосами.Барди улыбнулся ей.– Надо написать несколько писем, Мария. Совсем коротеньких. А потом можешь быть свободна.Женщина кивнула. От предзакатного солнца за окном на море лежал пурпурно-голубой ковер, надвигавшиеся с востока сумерки оставляли на нем лилово-серые разводы.– Первое письмо, – продолжал Барди, – предназначается профессору Роналду П. Дину, доктору наук, члену Королевского общества содействия развитию естествознания. Он живет в усадьбе Лауэр Лодж, что в Годстоу, Великобритания.Барди поднялся, заходил вокруг стола и, потягивая виски, начал диктовать: «Мой дорогой Дин! В этом году я немного припозднился с посланием к Вам, но, поверьте, совсем не потому, что забыл о Вас. Просто последние месяцы я был очень занят. Впрочем, время от времени до меня доходили новости о Вас. Прочел я и Ваш обзор собранных на Мадагаскаре растений, который появился в последнем номере «Вестника Королевского общества садоводов». Чрезвычайно интересно. Вынужден несколько разочаровать Вас: в этом году Вам придется увеличить выплату мне на 25 процентов. Не стану объяснять, почему. Новую сумму перечислите как обычно на счет «Скорпион Холдингз» в конце этого месяца. С наилучшими пожеланиями. Искренне Ваш».
Покончив с первым письмом, Барди, остановившись позади Марии, протянул руку к дальнему краю стола и взял следующую папку. Открыл ее и не спеша перелистал.– Второе письмо будет к Александеру Сайнату, – сказал он, – на адрес: «Лотон-Хауз», Керзон-стрит, Лондон. Он попал ко мне в сеть задолго до тебя, Мария, – помолчав, добавил Барди. – Ему хотелось заполучить свой первый миллион уж слишком быстро.Отклика Барди не ждал, да Мария и не собиралась ничего отвечать. Он диктовал письмо за письмом, по мере надобности сверяясь с содержимым досье. А однажды, не прерывая работы и стоя позади Марии, опустил руку на ее шею и легонько обхватил ее смуглыми пальцами, рассеянно приласкал. На миг губы женщины тронуло подобие улыбки, но она тут же исчезла, стерлась с лица – как все воспоминания о днях, когда-то проведенных с Барди.Напоследок он сказал:– Письма вместе с конвертами оставь у себя. Я ими займусь позже. Желаю тебе приятного вечера. И не позволяй Джану напиваться. Его, по-моему, что-то гложет.Мария остановилась на полпути к двери и вдруг с нежностью произнесла:– Он еще так молод. Жизнь для него – настоящий фейерверк, а искры сыплются ему прямо в волосы. Разве сам ты не был таким?Барди в задумчивости пригубил виски и спросил, не сводя с Марии глаз:– Ты не преувеличиваешь?– Ничуть. Я не могу его остановить. Да и не стоит. Он это перерастет.– Однако пока научи его осторожности, иначе как бы шутихи не начали взрываться у него в руках. Есть предел, за которым начнет ревновать даже Лодель.Мария пожала плечами и вышла.Час спустя, сидя в гостиной за свежей «Дейли Телеграф», Барди услышал, как уехала машина с прислугой. Один из мужчин в ней пел, и Антонио догадывался – это не Лодель. Он поднялся и прошел в комнату Марии. Письма она уже перепечатала и аккуратно сложила на конторку. Надев лежавшие на пишущей машинке тонкие хлопчатобумажные перчатки, Барди сел, внимательно перечитал все письма и подписал их одним словом: «Скорпион». Окна столовой выходили в крошечный сад, ютившийся за чугунной оградой с низким кирпичным основанием. Прутья ее кое-где были поломаны. По другую сторону ограды шла улица, заставленная по обеим сторонам автомобилями, а дальше начинался асфальтированный теннисный корт, на скамейке которого в это раннее летнее утро переобувались двое молодых людей.Миссис Луиджи Феттони взяла с дивана сумочку и сказала:– Ну, я ухожу. Надеюсь, несколько дней ты и без меня обойдешься.– Конечно, – ответил сидевший на диване пожилой мужчина и пошевелил ногами, которые только что, сняв шлепанцы, он положил на стул. Мужчина с помощью большого увеличительного стекла читал «Дейли Мейл».– Что «конечно»? – переспросила жена.– Конечно обойдусь, душечка, – пояснил он, не поднимая глаз. – Спасибо. – Мужчина говорил с иронией, но без раздражения.Миссис Феттони взглянула на него так, словно собиралась высказать что-то в ответ. Но передумала. Вместо этого она подошла к зеркалу на стене и поправила шляпку легкими толчками пальцев – так лесной голубь клювом подправляет гнездо, которое после этого все равно остается неопрятным.– Ну тогда пока, – сказала миссис Феттони, направляясь от зеркала к двери.– Чао, – ответил муж, помолчал и с едва заметной улыбкой добавил по-итальянски: – дорогая.Жена потопталась у двери, словно еще могла передумать и остаться. Луиджи, заметив ее колебания, поднял на нее глаза и вдруг решительно заявил:– Поезжай. Если надо, я и шестьсот человек сумею накормить роскошным обедом. А здесь что? Я да кошка! Так чего ты суетишься?– Тогда ладно. Я ухожу. Пока… – С последним звуком последнего слова она и вышла. Луиджи услышал, как хлопнула входная дверь, а немного погодя заскрипели ворота.Феттони был почти лысый, с лицом аскета и глубокими бороздами по обеим сторонам подбородка, которые обычно очень мешали ему бриться. Вот и сегодня к началу правой борозды был приклеен кусочек покрасневшей ваты. На Луиджи была дешевая коричневая спортивная куртка, выцветшая голубая рубашка без воротника и мятые черные штаны. На шее повязан черный шелковый шарф, а на ногах надеты цветастые носки, один из которых наизнанку.Через полчаса Феттони покончил с газетой, отложил на диван и ее, и увеличительное стекло и посмотрел на свои ноги. Покачал головой, усмехнулся и надел носок правильно. Вытащил из-под стола башмаки. Они были черные, шнурки сначала вдевались в дырочки, а потом цеплялись за металлические крючки. «Году в восемнадцатом такие в каждой лавке продавались, а теперь их только в музее найдешь», – подумал Луиджи и занялся поисками шляпы. Она, довольно поношенная, из коричневого велюра, оказалась на подоконнике, под складками тюлевой занавески. Потом Феттони взял со шкафа большой конверт, пришедший с утренней почтой, вскрыл его и вытряхнул четыре конверта поменьше, которые составляли все его содержимое. Из маленького горшочка за зеркалом Луиджи вынул книжечку марок, оторвал четыре трехпенсовые и аккуратно наклеил на конверты. Последний, – а надписаны все письма были на машинке, – предназначался профессору Роналду П. Дину, доктору наук, члену Королевского общества содействия развитию естествознания, жившему в усадьбе «Лауэр Лодж» в Годстоу. На конверте стояла пометка: «Лично, в собственные руки».Положив письма в карман, Феттони поджег большой конверт от спички и, когда пламя разгорелось, бросил в камин.Потом Луиджи взял шляпу, вышел на Фентиман-роуд, остановился, посмотрел, как двое молодых людей играют в теннис в Воксхолл-парке, и не торопясь двинулся к Саут-Ламберт-роуд, что лежала всего в нескольких шагах. Повернув за угол, он вынул из-за уха сигарету и закурил. Попыхивая ей, прошел к набережной Альберта, решая про себя, по какому мосту перейти Темзу – по Воксхолл или Ламберт. Наконец решил воспользоваться последним, а там сесть на автобус. Неважно, где именно отправлять письма, лишь бы подальше от собственного дома. Таковы были указания, и Луиджи уже много лет выполнял их неукоснительно.Он шел, наслаждаясь солнечным утром, не обращая внимания на шум машин на набережной, и смотрел себе под ноги.Пройдя от дома около мили, он добрался до автобусного кольца у моста Ламберт. На переходе, собираясь пересечь набережную и подойти к реке, посмотрел налево, направо и уже ступил было на дорогу, как вдруг его внимание привлекли вспорхнувшие над рекой голуби. В груди приятно екнуло, Феттони вспомнил о голубятне на заднем дворе дома в Брайтоне, которой владел много лет назад, вспомнил живо и ясно. Потом шагнул на мостовую, отвел взгляд от птиц. И только тут заметил неудержимо надвигавшийся на него красный лондонский автобус, огромный, изогнутый, похожий на рельсу, бампер. Однако было уже слишком поздно…Феттони умер, не приходя в сознание, от многочисленных переломов черепа в больнице Св. Томаса. Документов при нем не обнаружили. Никто его не знал. Вообще, если кого-либо задавит в Лондоне в миле от собственной квартиры, можно считать, что он погиб в чужой стране. Во всяком случае, родственников известят о смерти не раньше, чем через несколько дней.При себе у Феттони оказались только полупустая пачка сигарет, коробка спичек, два фунта ассигнациями, три шиллинга и семь с половиной пенсов мелочи, грязный носовой платок без метки прачечной, дешевый перочинный нож, небольшая, в плексигласовой обложке, засаленная карточка с напечатанным словом «Бьянери» и цифрой 6, написанной под ним авторучкой, да четыре неотправленных письма. Как потом выяснила полиция, никакого Бьянери в лондонском телефонном справочнике не значилось. Таким образом, у полицейских оказалась всего одна зацепка – письма. На одном из двух, предназначенных лондонцам, стоял адрес человека, к которому с докладами частенько наведывался начальник районного полицейского управления.Так погиб Луиджи Феттони, пока его жена ездила к сестре в Рединг; погиб, потому что его отвлекла пестрая стайка лондонских голубей и вызвала в нем воспоминания, сыгравшие такую злую шутку. Глава 1 Джордж Константайн прошел по садовой дорожке с клюшкой для гольфа в одной руке и холщовым мешком с шарами в другой. Кто-то оставил все это в раздевалке.Краешек солнца уже скрывался за тополями, которые окружали сад: с дороги на Оксфорд смутно доносился шум движущихся автомобилей.Джордж Константайн был тридцатилетним крупным мужчиной (телосложением он подошел бы на роль футбольного защитника), с песочного цвета волосами, загорелым квадратным лицом и почти задиристым взглядом. Как раз в тот момент, когда он подходил к воротам сада, около них остановилась полицейская машина. Она была надраена до ослепительного блеска, и потому особенно бросалось в глаза, что фуражку водитель сдвинул на затылок, явно не в соответствии с уставом. Но жарким июньским вечером это было вполне извинительно.Из двери, дальней к Константайну, выбрался полицейский офицер и приблизился к воротам.– Извините, вы не профессор Дин? – спросил он. Джордж покачал головой:– Нет, мне до него лет двадцати с гаком недостает. Да и первоклассных мозгов. Дин в доме.Офицер, стараясь не выглядеть чересчур изумленным, прошел мимо Джорджа в дом. А Константайн обратился к водителю:– Что же натворил наш старикан? Прикарманил казенное серебро?– Не могу знать, сэр, – сухо ответил тот.– Они что, вам не доверяют?Водитель бросил надменный взгляд – такой хорошо сочетается с полицейским мундиром и патрульной машиной, а Джордж, улыбаясь своей шутке, прошел в сад. На дороге показалась темноволосая велосипедистка, ее летнее платье развевалось на ветру. Джордж оглядел ее, подумал: «Да, девочки на велосипедах и в летних платьях. Ну что ж, вернуться в Англию – это совсем неплохо». Потом он взглянул на патрульный автомобиль и обнаружил, что водитель тоже разглядывает велосипедистку. Джордж покачал ему головой и вошел в сад.Между рядами яблонь нашлась ровная дорожка, и Джордж попробовал погонять по ней мячи. Оставшись недовольным результатом, он закурил, прилег под дерево и решил, что день сегодня выдался замечательный. Вспомнил, как в детстве объедался недозрелыми яблоками из этого сада, поразмыслил о крупной жирной форели, которая притаилась в реке под мостом. Замечательно! Все просто замечательно! Так всегда бывало в первые две недели его возвращения.В тот день Джордж увиделся с профессором только за ужином. Миссис Дин не было, мужчины трапезничали вдвоем, и Константайну все время казалось, что с профессором что-то случилось: тот был заметно веселее обычного.Ему было за шестьдесят, он почти облысел – тощий застенчивый старикан из тех, кто как будто ни разу в жизни голоса не повысил. Если бы не жена, он давно бы зачах в какой-нибудь заводи. Джордж любил их обоих. После гибели отца они заботились о нем, относились как к сыну. «Жаль, – подумал он, – что я их так редко вижу».Когда горничная убрала приборы, профессор вынул из буфета графин с портвейном. После первого же глотка Джордж в изумлении поднял брови. Это был «Уорре» урожая 1927 года, во всей Англии его оставалось не больше полдюжины бутылок.– Что празднуем? – спросил с недоумением Константайн.Профессор снял очки и протер стекла концом скатерти. Вернув их на место и негромко крякнув, ответил:– Надеюсь, я прав. Весь день думаю только об этом. Но, увы, ничего не могу рассказать Люси.Джордж, давно знакомый с привычкой профессора сначала говорить вслух с самим собой, а уж потом объяснять свои мысли собеседнику, сказал:– Мне все ясно как Божий день, сэр.– Как это похоже на тебя, Джордж, – улыбнулся профессор. – Стремишься к самой сути, да поскорее. Впрочем, ничего плохого в этом нет. Видишь ли, Джордж… Моей душе только что дали передышку. После долгих лет мрачной тюрьмы.– Как интересно! И за что же она туда угодила? Профессор наполнил рюмку, держа графин за горлышко тонкой и хрупкой, словно фарфоровой, рукой.– За что? – он усмехнулся. – За наивность, романтическую наивность и неопытность.Джордж молчал, поигрывая рюмкой. Профессор вздохнул, достал из кармана конверт и протянул его Константайну со словами:– Прочти. Из всех моих друзей ты единственный, с кем я могу поделиться. К тому же ты, возможно, в состоянии избавить меня от беспокойства полностью.Константайн вытащил из конверта письмо, прочел его и спросил:– В чем тут дело? Зачем вам ежегодно приплачивать какому-то Скорпиону?– Теперь уже незачем. В том-то и штука. А раньше приходилось, и продолжалось это так долго, что даже вспоминать неприятно. Видишь ли, Джордж, меня долгие годы шантажировали.– Шантажировали? Вас?! – От изумления Джордж помимо воли повысил голос.– Не кричи, голубчик, – осадил его профессор, – горничная, возможно, стоит у самой двери.– Я просто ушам своим не верю. Чем, черт возьми, вас можно шантажировать? Неужели полиция приезжала к вам сегодня в связи с этим?– Да. Офицер привез мне письмо, которое ты держишь в руках. Его нашли у человека, попавшего в Лондоне под автобус. Офицер сказал, что это случилось два дня назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25