Садясь в лодку, Микулен оглянулся на дочь, и две глубокие складки резко обозначились в углах его рта.
Уже пять дней неистовствовал мистраль, холодный северо-восточный ветер. Накануне к вечеру он стих, с восходом подул снова, пока еще слабо. В этот утренний час на море, исхлестанном накануне резким ветром, была сильная зыбь; волны отливали всеми оттенками густой синевы, первые косые лучи солнца разбрасывали по их гребням огненные блики. Кристально-прозрачное небо казалось почти белым. Марсель в глубине залива был виден как на ладони, можно было сосчитать окна в домах. На вершинах прибрежных скал заиграли необыкновенно нежные розовые краски.
— Когда пойдем обратно, нас поболтает, — сказал Фредерик.
— Пожалуй, что и так, — отозвался Микулен.
Старик греб молча, не поворачивая головы. С минуту молодой человек смотрел на его напряженную спину, думая о Наис. Он видел загорелую шею старика да мочки красных ушей с продетыми в них золотыми серьгами. Затем он нагнулся, с интересом всматриваясь в морскую глубь, убегавшую из-под лодки. Море потускнело, длинные стебли водорослей разметались по волнам, словно волосы утопленниц. Фредерику стало тоскливо, даже страшновато.
— Послушайте, папаша Микулен, а ветер-то крепчает, — сказал он после долгого молчания, — будьте осторожны, я ведь плаваю как топор.
— Знаю, знаю, — сухо ответил старик.
И продолжал равномерно взмахивать веслами. Лодка плясала на волнах. Огненные блики погасли. Под резкими порывами ветра пена фонтаном взлетала вверх. Фредерику не хотелось выказывать страх, но на душе у него было неспокойно. Он многое бы дал, чтобы лодка повернула к берегу. Наконец, потеряв терпение, он воскликнул:
— Где, к черту, поставлены у вас верши? В Алжир вы меня везете, что ли?
— Теперь уже близко, — не спеша ответил папаша Микулен.
Вдруг он бросил весла, выпрямился и начал внимательно вглядываться в берег, отыскивая ориентир; пришлось грести еще минут пять, пока лодка очутилась меж двумя пробковыми буйками, указывавшими, где поставлены верши. Но он не сразу принялся их вытаскивать, сначала обернулся и посмотрел в сторону Бланкарды. Фредерик, следя за его взглядом, увидел под соснами белое пятно. Это Наис в своем светлом платье все еще стояла, облокотившись о парапет.
— Сколько у вас вершей? — спросил Фредерик.
— Тридцать пять... прохлаждаться не приходится. Он схватил ближайший буек и вытащил первую вершу. Здесь было очень глубоко, и веревке, казалось, не будет конца. Наконец вынырнула плетеная корзина с привязанным к ней большим камнем, который удерживал ее на дне; как только вершу вытащили из воды, три рыбы затрепыхались в ней, словно птицы в клетке. Казалось, слышится шорох крыльев. Вторая корзина была пуста, в третьей лежала довольно редкая находка — маленькая лангуста, которая изо всех сил била хвостом. Теперь Фредерик увлекся, позабыл свои страхи и, перегнувшись через борт, с бьющимся сердцем ожидал появления вершей. Стоило ему услышать шум, похожий на шорох крыльев, как его охватывал азарт охотника, подстрелившего дичь. Вода ручьями текла с вершей, возвращавшихся в лодку. Вскоре одна за другой были подняты все тридцать пять. В них было не менее пятнадцати фунтов рыбы — богатый улов для тех мест, ибо в марсельской бухте, по многим причинам, а в особенности из-за того, что рыбаки ставят там сети с мелкими ячейками, рыбы с каждым годом становится все меньше.
— Кончили! Теперь можно и восвояси, — проговорил Микулен.
Он аккуратно уложил верши на корме. Увидя, что папаша Микулен собирается поднять парус, Фредерик снова встревожился и сказал, что по такому ветру куда благоразумнее возвращаться на веслах. Старик пожал плечами. Нечего его учить. И прежде, чем поднять парус, он еще раз взглянул в сторону Бланкарды. Там над обрывом по-прежнему белело платье Наис.
Катастрофа разразилась с быстротой молнии. Позднее, когда Фредерик попытался уяснить себе, как все случилось, в его памяти всплывало лишь одно: налетел внезапный шквал, и лодка опрокинулась. А дальше он ничего не помнил, только ледяной холод и безумный страх. Он спасся чудом — упав на парус, надутый ветром, удержался на нем. Рыбаки, бывшие неподалеку, поспешили на помощь и спасли его, а также подобрали плывшего уже к берегу Микулена.
Госпожа Ростан еще не вставала. От нее скрыли, какой опасности подвергался сын. На берегу, у подножия террасы, Фредерика и Микулена, промокших до нитки, встретила Наис, которая была свидетельницей разыгравшейся драмы.
— Экая незадача, — ворчал старик, — вытащили все верши, уже собрались в обратный путь... Так на тебе!.. Не повезло!
Наис, очень бледная, в упор смотрела на отца.
— Да, да, не повезло... — пробормотала она. — Только когда ставишь парус против ветра, знаешь, чем это пахнет.
Микулен вспылил.
— Чего зря языком треплешь, бездельница!.. Не видишь разве, что у господина Фредерика зуб на зуб не попадает. А ну, ступай, помоги ему.
Молодой человек отделался испугом и всего один день пролежал в постели. Матери он пожаловался на мигрень. На другой день его поразил мрачный вид Наис. Она больше но выходила на свидание. Но как-то вечером, повстречавшись с ним в передней, она сама обняла его и осыпала жаркими поцелуями. Наис не открыла возлюбленному своих подозрений, но с того дня она стала охранять его. Прошла неделя, ее взяло сомнение, — отец вел себя, как всегда. Он даже как будто смягчился и реже бил ее.
Каждый год Ростаны устраивали пикник где-нибудь на берегу моря, близ Ниолона, и варили там под защитой скал буябессу. В горах водились куропатки, и мужчины не упускали случая пострелять. На сей раз г-жа Ростан решила взять с собой Наис, чтобы та им прислуживала; она не пожелала слушать возражений арендатора — старый нелюдим был явно недоволен и сердито хмурился с досады.
Отправились спозаранку. Утро было восхитительное. Под ласковыми лучами солнца раскинулась зеркальная гладь синего моря; в тех местах, где проходили течения, море слегка рябило, синева сгущалась, отсвечивая фиолетовым. А там, где не было ряби, синева бледнела, море становилось опаловым. И казалось, вплоть до самого горизонта расстилается гигантское атласное покрывало, переливающееся всеми цветами радуги. Лодка бесшумно скользила по уснувшим волнам.
Высадились на узком песчаном берегу у входа в ущелье и расположились среди камней на небольшой площадке с выжженной травой, решив устроить тут завтрак.
Буябесса на свежем воздухе — это целое событие. Сначала Микулен снова сел в лодку, чтобы вытащить верши, поставленные накануне. К его возвращению Наис нарвала тимьяну, лаванды, принесла большую охапку сухого кустарника, чтобы разжечь костер. Старику в этот день предстояло священнодействовать над буябессой — знаменитой рыбной похлебкой, секрет приготовления которой у рыбаков передается от отца к сыну. Это очень острая, донельзя наперченная похлебка, сильно пахнущая растертым чесноком. Ростанов весьма забавляло ее приготовление.
— Надеюсь, папаша Микулен, в этом году ваша стряпня не уступит прошлогодней,— сказала г-жа Ростан, снисходившая в подобных случаях до шуток.
Микулен казался очень веселым. Пока Наис доставала из лодки котел, он вычистил в воде рыбу. Дело спорилось, котел с рыбой, залитой водой и приправленной луком, чесноком, пригоршней перца, помидорами и прованским маслом, поставили на такой жаркий огонь, что впору было быка изжарить. Рыбаки говорят, что вкус буябессы зависит от варки: пламя должно быть такое большое, чтобы котел исчезал в нем. Тем временем Микулен, преисполненный важности, нарезал в миску ломти хлеба. Через полчаса в миске уже дымился бульон, а рыба была подана отдельно.
— Кушайте, все готово, — пригласил старик. — Пока горячо, только и вкусно.
За едой сотрапезники отпускали обычные шуточки.
— А ведь признайтесь, Микулен, вы подсыпали в буябессу пороху.
— Вкусна-то она вкусна, только глотка должна быть луженая.
Старик знай себе ел, отправляя в рот огромные куски хлеба, смоченные бульоном. Но сидел он несколько в отдалении, желая этим показать, что для него большая честь завтракать вместе с господами.
После буябессы никто не двинулся с места, ожидая, пока спадет жара. Ярко освещенные утесы, будто забрызганные ржавыми пятнами, отбрасывали черные тени. Кусты вечнозеленого дуба испещрили камни темными прожилками, а по склонам стройными рядами поднимался целый лес мощных сосен, словно армия марширующих солдат. В знойном воздухе стояла гнетущая тишина.
Госпожа Ростан захватила с собой нескончаемое вышиванье, с которым она не расставалась. Наис, сидевшая рядом, казалось, с интересом наблюдала за движением иголки, однако она исподтишка следила за отцом. Он дремал в нескольких шагах от нее. Немного поодаль мирно спал Фредерик, закрыв лицо соломенною шляпой.
К четырем часам оба проснулись. Микулен божился, что в глубине ущелья высмотрел выводок куропаток. Он их видел собственными глазами три дня тому назад. Фредерик не устоял перед искушением, и оба взялись за ружья.
— Прошу тебя, будь осторожен!.. — крикнула им вдогонку г-жа Ростан. — Не дай бог, поскользнешься и сам себя подстрелишь.
— Бывает, — спокойно заметил старик.
Они ушли и вскоре скрылись за скалами. Наис вскочила и побежала вслед за ними на некотором расстоянии.
— Пойду посмотрю, — пробормотала она.
Она сошла с тропинки, убегавшей в глубь ущелья, свернула влево, и, все ускоряя шаг, бросилась напрямик через кустарник, стараясь не задеть ногой камешки. Наконец на повороте дороги она заметила Фредерика. Очевидно, он уже вспугнул куропаток и теперь шел быстро, пригнувшись и держа ружье наготове. Отца все еще не было видно. Но вдруг Наис заметила его на другом склоне ущелья — там, где стояла сама. Он присел на корточки и, казалось, чего-то ждал. Дважды он вскидывал ружье. Если бы в этот миг куропатки пролетели между ними, охотники, выстрелив, могли бы попасть друг в друга. Пробираясь от куста к кусту, встревоженная девушка остановилась наконец за спиной отца.
Прошло несколько минут. Фредерик исчез за выступом скалы. Потом появился вновь и мгновение стоял неподвижно. Тогда Микулен, все еще сидя на корточках, стал не спеша целиться в него. Но тут Наис ногой ударила по стволу, и ружье разрядилось в воздух. Раздался оглушительный выстрел, эхом прокатившийся в горах.
Старик вскочил и, увидя Наис, схватил за дуло дымящееся ружье, будто хотел убить ее ударом приклада. Наис не шелохнулась, она стояла перед отцом бледная, со сверкающими глазами. Старик не посмел ее ударить и лишь пробормотал на местном наречии, дрожа от бешенства:
— Погоди, погоди, я все равно его убью. От выстрела Микулена куропатки поднялись в воздух, и Фредерику удалось подстрелить двух птиц. К шести часам Ростаны возвратились в Бланкарду. Старик спокойно греб, с его лица не сходило выражение тупого упрямства...
V
Прошел сентябрь. После сильной грозы повеяло осенним холодком. Дни становились короче, и Наис больше не выходила ночью к Фредерику, отговариваясь усталостью, тем, что они могут простудиться на мокрой от росы траве. Каждое утро, к шести часам, Наис приходила в господский дом, и так как мать Фредерика не вставала раньше девяти, девушка поднималась в спальню к молодому человеку и проводила с ним несколько минут, прислушиваясь через приотворенную дверь к малейшему шороху.
Это была пора их самой пылкой любви. Наис расточала возлюбленному нежные ласки. Она обвивала руками его шею, приникала к его лицу и глядела на него с такой самозабвенной страстью, что на глазах у нее выступали слезы. Ей все казалось, что она больше его не увидит. Она осыпала его градом поцелуев, как бы давая торжественную клятву взять его под свою защиту.
— Что творится с Наис, — часто говорила г-жа Ростан, — она тает прямо на глазах.
И действительно, девушка худела, щеки у нее ввалились, глаза сверкали еще более мрачным огнем. Теперь она подолгу молчала, и когда ее окликали, у нее был такой растерянный вид, будто она очнулась от сна или грез.
— Уж не захворала ли ты, голубушка, побереги себя, — не раз говорила хозяйка.
Но Наис лишь улыбалась.
— Да нет, барыня, я здорова и счастлива, очень счастлива.
Как-то утром девушка помогала хозяйке считать белье и, набравшись храбрости, спросила:
— Вы еще долго пробудете здесь?
— До конца октября...
Наис замерла на мгновение, уставившись в одну точку, затем произнесла, не замечая, что говорит вслух:
— Еще двадцать дней.
В ее душе происходила непрерывная борьба. Ей не хотелось расставаться с Фредериком, и в то же время она ежеминутно порывалась крикнуть ему: «Уезжай поскорее». Для нее он был потерян. Пора любви не вернется. Наис знала это с первого же свидания. Однажды вечером, когда ее одолевали черные думы, ей даже пришло в голову, что лучше бы отец убил Фредерика, тогда он, по крайней мере, не достанется другой. Но разве можно допустить, чтобы он умер, он, такой нежный, такой беленький, больше, чем она, похожий на барышню. От этой мысли содрогалось все ее существо. Нет, нет, она спасет его, и он об этом никогда не узнает, — скоро он разлюбит ее, но ей радостно будет сознавать, что он жив.
Нередко по утрам она ему говорила.
— Сиди дома, не ходи в море, на дворе непогода. А иногда уговаривала его съездить в Марсель, поразвлечься.
— Тебе, должно быть, скучно со мной. Я знаю, ты меня скоро разлюбишь. Поезжай на несколько дней в город.
Его удивляла такая смена настроений. Наис не казалась ему уже столь привлекательной, как прежде, лицо ее осунулось, поблекло. Он уже пресытился ее пылкой страстью. Его тянуло к веселым девицам из Марселя и Экса, благоухающим одеколоном и рисовой пудрой.
В ушах Наис звучали слова отца: «Я убью его, убью». Она просыпалась среди ночи — ей чудились выстрелы. Она стала пугливой, вскрикивала, когда у нее из-под ног выскальзывал камешек. Она постоянно тревожилась о Фредерике, если он не был у нее на глазах. Но больше всего ее пугало упорное молчание отца, — с утра до вечера ей слышалась угроза: «Я убью его». Ни единым намеком, ни единым словом, ни единым жестом старик не выдавал своих замыслов. Но весь его облик, движения, взгляды красноречивее слов говорили ей, что, как только представится случай безнаказанно убить хозяйского сына, он это сделает. Затем он расправится с Наис. А пока он награждал ее пинками, словно провинившуюся собаку.
— Что отец, по-прежнему дерется? — спросил ее однажды утром Фредерик.
Лежа в постели, он покуривал папиросу, а она наводила в комнате порядок.
— Да, он совсем рехнулся, — ответила Наис, показывая на свои ноги все в синяках от побоев.
Потом глухим голосом в сотый раз пробормотала:
— Скоро этому конец... скоро конец.
Подошел октябрь, и она совсем помрачнела. С отсутствующим видом девушка шевелила губами, словно что-то шептала. Фредерик не раз замечал, как, стоя над обрывом, она испытующе всматривается в деревья, измеряет взглядом глубину пропасти. За несколько дней до этого он застал ее с горбатым Туаном в одном из уголков фермы, где они вдвоем рвали винные ягоды. Туан иногда помогал Микулену, когда у того было много дела. Горбун стоял под деревом, а Наис, забравшись на толстый сук, смеясь, приказывала ему открыть рот и бросала ему ягоды прямо в лицо. Бедняга с восторгом раскрывал рот, закрывал глаза, его широкое лицо выражало беспредельное блаженство. Фредерик, конечно, был далек от ревности, но не удержался, чтобы не отпустить шуточку.
— Туан готов за нас в огонь и в воду, — отрывисто проговорила Наис, — не надо ото обижать, он еще нам пригодится.
Горбун ежедневно наведывался в Бланкарду. Он рыл на прибрежной круче канаву, чтобы подвести воду в конец сада, где хотели разбить огород. Время от времени Наис навещала его, и они оба оживленно о чем-то болтали. Он так тянул с этой работой, что папаша Микулен не раз угощал его, как и дочь, пинками и обзывал лодырем.
Два дня лил дождь. Фредерик на следующей неделе возвращался в Экс и решил перед отъездом отправиться с Микуленом на рыбную ловлю. Заметив, как побледнела девушка, Фредерик засмеялся и принялся ее уверять, что на этот раз выберет неветряный день. Зная о близкой разлуке, Наис обещала возлюбленному прийти еще раз на ночное свидание. Около часу они встретились на террасе. Дождь омыл землю, в воздухе разливался аромат освеженной зелени. Стоит этому засушливому краю утолить жажду, как все вокруг начинает благоухать, оживают краски, красная глина истекает кровью, сосны отливают изумрудом, скалы блещут ослепительной белизной свежевымытого белья. Но в темноте любовники лишь ощущали терпкий запах лаванды и тимьяна.
По привычке они направились к оливковой роще, где не раз находили приют своей любви. Фредерик приблизился было к старой оливе, но Наис, будто очнувшись, схватила его за руку и увлекла подальше от этого места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51